– Мой отец был там. – Эта мысль полнилась чистым ужасом. – Он видел, как она умирала. Это он выкрикнул ее имя.
Итан тяжело кивнул:
– Он ждал ее внизу, в бальном зале. У них была совместная сцена.
– Почему он не сказал полиции? – спросила Джульетта. – Если ему хоть немножко была дорога моя мать…
– Ты не понимаешь, – оборвал ее Итан. – Ты не знаешь, каково это – жить здесь. Рабочие сцены погрязли глубже, чем большинство из нас. Стивен, может, и не чувствовал себя обязанным ни Шоу, ни Дейнсу, но предать их значило предать своих. – Он покачал головой. – Ну, Дейнс, наверное, состряпал бы какую-нибудь историю, но все случилось слишком стремительно. Режиссер привык сначала на досуге, не торопясь, просчитывать каждое движение, а уж потом дергать за ниточки. Но полиция явилась в мгновение ока.
– Он показал им Лунарию, – сказала Джульетта. – И назвал ее Мадлен.
– Ему не пришлось, – ответил Итан. – Дейнс говорил, Катерина была чудовищно спокойна. Посмотрела на Мансфилда, и Дейнс уже решил, что сейчас она признается, но она улыбнулась и сказала, что ее зовут Мадлен. И больше никогда не называлась Катериной. Может, своего рода епитимья, а может, где-то в глубине души она верила, что, если упорствовать, это обернется правдой и Стивен полюбит ее взамен той Мадлен, не знаю.
Джульетта ощутила болезненный проблеск понимания. Она знала, как легко затуманить, сместить собственный образ у себя в голове: раз – и ты, как гирлянда бумажных кукол, бесконечно растягиваешься вереницей своих «я», других жизней, которые могли бы стать твоими, если бы чуть-чуть иначе щелкнули ножницы.
– Мой отец, – сказала она. – А с ним что случилось?
Итан пожал плечами:
– Я знаю не больше твоего. Он просто бросил все и ушел.
– Не все, – сказала Джульетта. – Почему он взял меня? Он меня не хотел.
– Дейнс упоминал, что у них был какой-то уговор, – ответил Итан. – Может, про тебя тоже. Или, может, он запоздало понял, что совершил ошибку.
Джульетта впилась ногтями в ладони. Ошибка. Уговор. Вот к чему сводится вся ее жизнь? В голове возникла картинка: мачеха сидит за старым отцовским столом над письмами стряпчих, которые забрала у Джульетты, – подбивает старые счета, производит взаимозачеты: многолетние выплаты против многолетних забот о нежеланном ребенке Стивена.
– Почему Дейнс позволил мне вернуться? – спросила она. – Столько лет прошло – наверняка он думал, что все закончилось.
Итан покачал головой:
– Это Округ. Ничего не заканчивается. Шоу полно отзвуков минувших событий. Даже ночные двойники по-прежнему рассеяны по театру. Если знаешь, куда смотреть, можно сложить все эти потерянные жизни заново. Лунария была величайшей одержимостью Дейнса. У него были грандиозные планы на ее историю, но после смерти твоей матери Катерина выступила всего несколько раз.
Джульетте привиделись очертания финального фрагмента этой истории.
– Она покончила с собой.
– Не совсем, – ответил Итан. – Она допилась до состояния, когда от нее не осталось уже ничего, кроме бутылки и памяти о том, как она любила Стивена. Она говорила о нем так, словно он вышел ненадолго и рано или поздно вернется. Она умерла, все еще ожидая его возвращения, за несколько дней до твоего приезда.
– Но зачем делать меня двойником? – спросила Джульетта.
Итан цинично усмехнулся:
– Потому что Дейнс непревзойденный рассказчик, а это же идеальная история, такая прекрасная, совершенная симметрия. Лунария и ее двойник. Дочь Лунарии и дочь ее двойника. Могу только воображать, сколько удовольствия он получил, сплетая эти оборванные концы в новый сюжет. – Улыбка пропала. – Но я тоже должен взять на себя ответственность. Другие двойники знают, кто они, даже если не вполне осведомлены о своем предназначении. Я думал, Дейнс тебе скажет, но, когда он сообразил, что ты не видела Девушку в Серебряных Туфлях, что ты думаешь, будто Девушка в Серебряных Туфлях – это ты и есть, он решил скрыть от тебя правду.
– Зачем? – спросила Джульетта.
– Ради великой сцены, – ответил Итан. – История Лунарии проигрывается еще раз посредством Девушки в Серебряных Туфлях.
– Я должна умереть во время Шоу.
Слова, почти лишенные смысла. Невозможно, чтобы она такое сказала, невозможно, чтобы это она стояла сейчас на этой крыше над огромным городом, далеким и незнакомым.
– Я должна упасть, как она. – Джульетта посмотрела на Итана. – Почему? Зачем ему, чтобы это повторилось?
– Я бы никогда этого не допустил. – От волнения его лицо исказилось. – Пожалуйста, поверь мне, Джульетта. Как только я вычислил, что он задумал, я понял, как нам обернуть его план против него. – Он схватил ее за плечи. – Мы можем его свалить. Пусть ставит свой великий спектакль, но финал срежиссируем мы. В финале мы его разоблачим.
– Я не понимаю, – ответила Джульетта. – Ты же сам говоришь, что, если кому-нибудь рассказать, Округу конец.
– И поэтому никто никому ничего не расскажет. Ни слова.
Джульетта уставилась на него в недоумении, и он резко нагнулся и ее поцеловал. Просто теплое касание губ, почти не разомкнутых, как в первые дни обычного ухаживания.
– Тебе лучше не знать всего. – Она открыла было рот, но он замотал головой. – Я не могу, Джульетта. Безопаснее, если ты будешь знать ровно столько, чтобы сыграть свою роль. – Он чуть улыбнулся. – А больше тебе делать ничего не нужно. Вечером сыграй роль. Будь Девушкой в Серебряных Туфлях. Выложись подчистую. И больше ни о чем не думай. Рабочие сцены приведут тебя, куда надо.
– Нет. – Джульетта судорожно тряхнула головой. – Я не могу. Мне нужно бежать. А ты должен мне помочь.
– Нельзя. – Итан сильнее сжал ей плечи. – Все готово. Честное слово, тебе ничего не угрожает – ни Режиссер, ни Спонсоры. Ни на секунду.
– Но Девушка в Серебряных Туфлях не я, – возразила Джульетта. – А она. Моя сестра. Завтра играет она.
– Нет, – тихо сказал Итан.
– Но… – Джульетта запнулась.
А, ну да. Если учесть, как все должно закончиться, Оливия завтра играть не может.
Оливия завтра не будет играть, потому что Оливия имеет значение.
Итан легонько ее встряхнул:
– Джульетта, у нас все получится. Если ты поможешь, мы с ним покончим.
– И Режиссером станешь ты, – медленно проговорила Джульетта.
Он кивнул:
– Я же говорю, пора все менять. И мы все изменим. Мы можем построить другое будущее. – Он снова поцеловал ее, а потом развернул лицом к городу. – Округ – огонь, который горит, когда война, и чума, и голод, и самые страшные времена. Вот почему мы должны. Чтобы никто не потушил этот огонь. – Он обнял ее крепче. – У нас всего один шанс, и без твоей помощи ничего не выйдет. – Его дыхание грело ей шею, его голос ласкал ее ухо. – Я люблю тебя.
Джульетта отчаянно хотела поверить, но она промерзала до мозга костей, несмотря на его объятия, и все, что он сказал, все, что она видела, слышала и старалась не знать, дребезжало у нее в голове.
Сквозь фальшивый скрип пробился голос. Твой племянник эту якобы давнюю транзакцию усердно старается освежить.
Итан провел губами вдоль ее челюсти и прошептал на ухо:
– Поверь мне, Ливи. У нас получится.
Крошечная трещина открылась внутри и стала расти – так первый разлом на замерзшем озере смертоносной паутинной сетью разбегается по льду. Джульетта очень остро чувствовала, до чего здесь высоко, до чего узок карниз. Если упасть, она не уплывет в небо. Она разобьется о камни внизу, и на этом все кончится.
Она закрыла глаза. Она знала, что всего несколько ударов сердца отделяют ее от роли, которую ей предстоит сыграть. Джульетта хорошо знала эту роль, хотя, казалось бы, забросила ее давным-давно. Роль девочки, которой она была когда-то. Ясноглазая, полная надежд, охвачена ужасом оттого, что все вот-вот ускользнет из рук. И верит, несмотря ни на что, в истории, где любовь настоящая.
Вдохнув как можно медленнее и осторожнее, она обернулась к Итану и без тени обмана в глазах встретила его взгляд.
– Я тебе помогу, – сказала она.
Глава 32
На крыше было холодно, легкий туман превратился в морось.
Когда за Итаном закрылась дверь в мансарду, Джульетта рухнула на колени и разрыдалась.
Оливия.
Она не была другим «я» Джульетты, или девушкой в зеркале, или историей, которую выдумал старик. Она из плоти и крови, она здесь своя, и Джульетте такой никогда не стать. Все эти почти-воспоминания – хождение по проволоке, Девочка в Серебряных Туфлях, – все это ненастоящее. А если и настоящее, то принадлежит не ей. Оливии.
И Итан тоже принадлежит Оливии.
Ливи, назвал он Джульетту, и в его голосе она услышала нежность, близость. Поверь мне.
Он что, говорил эти слова столько раз, что воспоминания смазались, слились в одно и он уже не помнит, какую именно девушку обнимает? Джульетта не знала, о чем еще он солгал, но это было не важно. А важно то, что в финале ей из Округа не уйти. Она слишком многое узнала. Слишком многого хотела.
Режиссер полагает, что реальность – не то, что мы думаем, но правда в том, что реальность вообще ничего не значит. Вон даже звезды на небе… откуда нам знать, что они – то, что все говорят? Можно рассчитать самостоятельно, проверить все эти сложные углы падения света, и расстояния, и земную орбиту. А если нет, можно придумывать о них истории, говорить себе, что их предназначение – светить с небес, чтобы всегда можно было посмотреть наверх и увидеть, что они на месте. Но узнать все равно нельзя.
А если нельзя знать, и доверять, и верить, что остается? Ответ был мрачный и холодный, но принес с собой некоторое спокойствие.
Я.
Она сама – вот и все, что у нее было и есть, ее единственная определенность.
Джульетта встала, напряженная и неловкая от холода. Позади нее вздымался стеклянный купол, гладкий и блестящий, – там не спастись. Под ней к набережной по дуге уходили крыши, перекрестья балок и дымоходов – точно сеточка старых шрамов. В темноте неподалеку что-то слабо замерцало. Люк, такой же, как в мансарде под ней. Сердце забилось быстрее. Она не знала, откроется ли он и что ждет ее внизу, но, если удастся сбежать из тюрьмы театра, есть шанс, что она найдет выход из Округа.