Все, кто присутствовал на репетиции, в конце дружно зааплодировали, а Андрей с самодовольным видом раскланялся и, обратившись к Петровне, заявил:
– Я вижу, ваша Юля играет так же, как выглядит! – а потом вполголоса пробормотал: – То есть никак!
Петровна шлепнула его по руке и возмущенно заявила:
– Я поставила Юле задачу, которую она выполнила выше всяческих похвал! Если тебе что-то не нравится, говори с ней, объясняй и ставь свои задачи, а уж за ней дело не станет!
– То есть вы хотите, чтобы я ей все разжевывал? – поморщился Андрей. – А сама она соображать не умеет?
– Она соображает не хуже тебя, – прошипела Петровна и еще сильнее шлепнула его по руке. – А у тебя, Андрюша, мышление не режиссерское! Актер, к твоему сведению, не сам придумывает, как ему играть, а выполняет установку режиссера! Чем внятнее ты ей объяснишь, что тебе от нее нужно, тем лучше она выполнит твои условия. И заруби себе на носу: ты – молодец, но ты не один на сцене! Нужно уметь работать в коллективе, особенно в паре, когда играешь любовь! Если ты такой умный и красивый – задавай тон, а уж Юлька-то под тебя всегда подстроится!
– Как скажете, – насмешливо проговорил Андрей и отошел в сторону.
Затем, проглядев еще раз свои листки, он приблизился ко мне и, поглядывая свысока, заявил:
– Мне нужно, чтобы ты внимательно слушала меня до конца моих реплик. Не отвлекайся от меня и не отдыхай, когда я говорю, а хотя бы делай вид, что тебе интересно меня слушать. Можешь иногда смотреть мне в глаза, но не нужно слишком пялиться – это меня сбивает. Пока всё. Потом посмотрим, что получится, может быть, еще что-нибудь добавим. – И, не дожидаясь моего ответа, Андрей повернулся к Петровне и спросил: – Прогоним еще разок?
Меня немного покоробило его пренебрежительное обращение, но уж очень хотелось научиться играть так же здорово, как Андрей, поэтому я постаралась забыть о самолюбии и послушно сделала все, как он велел. Тем не менее в середине сцены Андрей вдруг остановился и выдохнул:
– Нет, это все не то. Ваша Юля на меня смотрит пустыми глазами. Разве так нужно смотреть?
– А ты подскажи ей, как нужно! – встряла Петровна.
– Да что я ей подскажу? – раздраженно махнул рукой Андрей. – Все равно она ничего не поймет! Этого не объяснишь.
– Ну почему же «не объяснишь»? – усмехнулась Петровна. – Все можно объяснить при наличии ума и терпения. Юлёк, слушай меня внимательно: когда ты общаешься с Жанной, вы часто понимаете друг друга с полуслова, так?
Я кивнула, не догадываясь, куда она клонит.
– Иногда вы даже перебиваете друг друга и договариваете друг за другом фразы, верно?
– Бывает, – неуверенно ответила я.
– А в те моменты, когда ее нет рядом, ты все равно думаешь о ней: мысленно с ней беседуешь, шутишь или споришь. Правильно я говорю?
Я потрясенно закивала. Откуда Петровне это известно?
– Так вот, сейчас ты должна изобразить то же самое! – удовлетворенно заключила Петровна. – Представь, что ты заглянула в будущее и можешь недолго пообщаться с любовью всей своей жизни! Не будешь же ты равнодушно помалкивать, пока он говорит! Наоборот, будешь ловить каждое слово, мысленно тянуться к нему и цепляться за него взглядом!
– Но он просил, чтобы я не слишком пялилась на него, – улыбнулась я, указав на Андрея.
– А ты и не пялься! – пожала плечами Петровна. – Но не забывай мысленно с ним общаться и про себя отвечать ему на каждое его слово! Об этом приеме еще дедушка Станиславский говорил!
– Хорошо, я поняла, – с улыбкой ответила я и поглядела на Андрея. – Играем дальше?
Но в этот момент из-за огромной поваленной сосны, на которой сидели зрители нашей репетиции, показалась темно-каштановая голова Жанки и огненно-рыжая – Васи. Они пришли поддержать меня, кроме того, Вася должен был отрепетировать одну из ключевых сцен пьесы: дуэль Меркуцио и Тибальта, которого играл его хороший приятель. При виде них у Андрея явно и безнадежно испортилось настроение. Он не то чтобы совсем бросил играть, но от прежнего очарования его образа не осталось и следа. А ведь я так старалась ему подыграть! Слушала его, затаив дыхание, с радостным нетерпением подхватывала каждое его слово, поднимала на него полные невысказанных чувств глаза и, глядя на него, мысленно обращалась к неведомому, но неизменно светлому образу того человека, который когда-нибудь в ближайшем будущем заметит меня, узнает мое лицо в толпе чужих людей и полюбит меня всем сердцем, а потом заберет меня из интерната и увезет далеко-далеко! В какой-то момент эти мечты настолько меня закружили, что я позабыла и о Петровне, и о зрителях, да и об Андрее тоже и говорила уже как в волшебном сне. Проснулась только от громкого возгласа Петровны:
– Умница! Какая же ты умница, Юлька!
– А по-моему, она безбожно переигрывает, – пренебрежительно бросил Андрей. – Такая же унылая бездарность, как и ее подружка!
– На кого это ты намекаешь, Ромео недоделанный? – вскинулся Вася.
– Закрыли рот оба! – возвысила свой могучий вибрирующий голос Петровна, отчего задрожали иголки на сосновых ветках, а все присутствующие невольно пригнулись. – Василий, твоя репетиция еще не началась! Чего тебе здесь надо?
– Пришли посмотреть на нашу Юльку, – мрачно ответил Вася.
– Раз уж пришел – помалкивай! – распорядилась Петровна. – Или к поварам отправлю картошку чистить!
– Кстати, о еде, – спохватился Вася, принимая легкомысленный и лукавый вид. – Светлана Петровна, у меня к вам вопрос кулинарного характера: почему у вас при виде меня все время щи закипают, а? Того и гляди крышку сорвет!
Все дети так и ахнули, не осмеливаясь засмеяться. Петровна молчала с каким-то неопределенным выражением лица, как будто изо всех сил пыталась скрыть улыбку, и наконец ответила:
– Ты бы, Василий, лучше о своих щах беспокоился! Как бы их тебе не разбили ненароком!
На поляне грянул хохот. Сдержанно смеялась какая-то особенно красивая сегодня Жанка, смеялся, широко разинув рот, неунывающий Вася, покатывались со смеху зрители, широко улыбалась железная Петровна, а вот Андрей даже и бровью не повел, отошел в сторону и с отстраненным видом разглядывал листочки с текстом своей роли.
– Продолжим? – бесстрастно предложил он, когда все более-менее успокоились и притихли.
– Сначала объясни мне и Юльке, чем ты недоволен на этот раз, – придержала его Петровна.
– Разве вы не понимаете? – Андрей со злостью скомкал листок. – Или вы полагаете, что я должен скакать от радости при виде блеклой серой мыши, которая не умеет играть, не умеет думать, не умеет самостоятельно принимать решения и на все про все ждет от меня разъяснений и подсказок? Одно утешает, что эта Джульетта при всей ее убогости хотя бы спокойнее предыдущей и четко знает свое скромное место!
– Зато ты, Андрюша, берегов не видишь! – спокойно и иронично парировала Жанка, крепко удерживая Васю от очередного рывка. – Сходи к врачу, попей галоперидол! Говорят, всем помогает, даже гениальным актерам!
– Это что такое… – громогласно начала Петровна.
Но я неожиданно для себя самой вдруг выступила вперед и, с наигранным отчаянием указав дрожащим пальцем на Андрея, пафосно процитировала Джульетту:
– «Видал ли кто столь чудный переплет на книге с столь позорным содержаньем?»
Никто ничего не понял, кроме усмехнувшейся Жанки, с интересом наблюдающей за нами Петровны и растерявшегося Андрея. Между тем я медленно подошла к своему Ромео. Он смотрел на меня недоверчиво и с некоторым удивлением.
– Можно мне сказать тебе кое-что по секрету? На ушко? – мягко попросила я.
Андрей недоуменно приподнял бровь, но все же кивнул. Я шагнула прямо на него, так что мне пришлось ухватить его за плечи, чтобы не упасть ему на грудь, встала на цыпочки, потянулась и незаметно для всех больно укусила его за ухо. Я подсмотрела этот фокус у кошек, которые иногда прихватывают зубами заигравшихся и обнаглевших котят, чтобы привести их в чувство, но не была уверена, что с Андреем все выйдет как надо. Однако получилось: когда я отстранилась и с улыбкой заглянула ему в лицо, опешивший Андрей густо покраснел, невольно приоткрыл рот и уставился на меня такими ошеломленными глазами, что мне стало смешно.
– Закрой рот, – одними губами произнесла я и отступила.
Андрей закрыл рот и быстро покосился на Петровну (заметила или нет?), но Петровна, если и увидела что-то, благоразумно сделала вид, будто рассматривает собственные руки. А я повернулась к ней и в наступившей тишине громко и отчетливо произнесла:
– Светлана Петровна, отпустите меня, пожалуйста, с репетиции! Я подготовлюсь и завтра выступлю намного лучше!
– Да, конечно, иди, – очень мягко, почти нежно пропела Петровна, но, едва она от меня отвернулась, ее голос тут же посуровел: – А ты, Андрей, марш в летнюю кухню! Побеседуем с глазу на глаз, обсудим твои манеры!
После репетиции я убежала в лес – мне хотелось побыть в одиночестве – и долго бродила там среди длинных сосновых стволов, таких ярких и светлых, будто солнечные лучи, пропущенные сквозь частое сито пушистых, похожих на тени ветвей. Отколупнув от дерева кусочек прозрачной золотистой смолы, я немного полюбовалась им, а потом сунула в рот, разжевала до горечи и вдруг расплакалась. Не знаю, что вызвало эти слезы, но сердце у меня нестерпимо горело, а внутри как будто бы поднималась огромная, страшной силы волна и куда-то меня волокла с бешеной скоростью. И я, громко плача, понеслась на этой волне как сумасшедшая и летела сквозь лес, пока не наткнулась с разбегу на валежник и не упала плашмя на прогретую сухую землю, густо усыпанную жесткими пахучими иглами. Мне казалось, я лежала так целую вечность – даже солнце успело созреть и изменить свой цвет.
Вдруг неподалеку раздался шорох и хруст. Я испуганно вскочила на ноги и схватила первую попавшуюся ветку, но из леса мне навстречу вышел не дикий зверь, а Ромео, то есть, конечно, Андрей собственной персоной. На нем была новая темно-синяя футболка с рисунком белой лошади на груди.