А Берия - это, оказывается, тоже псевдоним. Настоящая его фамилия была Ежов. А настоящая фамилия Ежова - Ягода. А Ягоды - Дзержинский. А Дзержинского - Бенкендорф. А настоящая фамилия Бенкендорфа - ЦРУ. Сокращенно - ЦСКА. Центральная Спортивная Кузница Америки.
Знал я и Хрущева. Бывало, встречу его на улице на стенке - и сразу говорю жене, хорошенько прежде подумав: "Это - Хрущев. Или - Подгорный. В крайнем случае - Ломоносов". Она говорит: "Какой же это Ломоносов, если у него на пиджаке орден Ленина присобачен?!"
Я говорю: "Тогда спорим на рубль, что это - Громыко. Арвид Янович".
Она говорит: "Какой же это, к черту, Громыко, если у него - парик! Как у Ломоносова".
Тогда читаю подпись под фотографией: "Кавалер ордена Ленина, работница ликеро-водочного завода им. Мусоргского у бюста Ленина. Ленин справа. Такой молодой".
А вот Брежнева я не только знал, но и лично слушал Леонида Ильича по радио, смотрел по телевизору, читал о нем в одной газете. Многие тогда не понимали, почему речи у Брежнева были такие длинные, а произносил он всего два слова: вступительное и заключительное, которые отличались друг от друга только названием. И еще многие не понимали, почему он говорил всегда одно и то же, а бумажки ему писали каждый раз новые. А я сразу догадался: это он все наизусть читал, а в бумажках ему другое писали, для развлечения: стихи там какие-нибудь или прозу юмористическую, чтобы он не заснул на трибуне. Теперь понимаете, почему он ни одно слово не мог произнести сразу, в один прием, а произносил его по частям, с перерывами на вдох, выдох, глотание, сморкание и покашливание. Он же про себя совсем другое читал. Поэтому вдруг смеялся в том месте, где нам грустно было.
Но все-таки Брежнев из них был самый человечный человек. Помните, как он целовался? Никого не обидит. И президента поцелует. И посла. И жену посла. Его уже за пиджак дергают: "Леонид Ильич, остановитесь! Это же почетный караул! Восемьсот солдат..." Да, так смачно целовался, что вполне мог заменить дюжину банок на спине больного.
А вот другие наши деятели не любили целоваться. Сталину трубка мешала. Ленину - Крупская. А у Хрущева трудно было сразу разобраться, куда целовать. Его куда ни целуй - вс° щеки.
Ну, а Горбачева СПИД пугал. Поэтому он ни с кем не целовался. Ни с Рейганом. Ни с Ельциным. Ни даже с Ритой Тэтчер. Хотя она вроде бы женщина.
Да, забыл еще о Суслове с теплотой вспомнить. Серый Кардинал его называли. А я думаю: почему только он Серый Кардинал? Все они были кардиналы. И все - серые. Серые - потому, что с головой было плохо. А кардиналы - потому, что с сердцем. У них одна была линия - прямая! Как извилин, так и кардиограммы!
Да, многих я знал. Только они меня не знали.
1825 - 1998
Взятие Бастилии Из недавнего прошлого
- За что двойку-то получил, сынок?
- За взятие Бастилии.
- А это что такое?
- Это крепость такая.
- Сколько градусов?
- Не знаю. Ее штурмом брали.
- Крепкая, значит. Раз ее так брали.
- Да, папка, там такая битва была! С солдатами!
- Конечно, солдатам же тоже надо.
- Но народ все-таки прорвался!
- То есть взяли Бастилию-то эту?
- Взяли, папка. И устроили такой праздник!
- Конечно, это всегда праздник, когда взял.
- А потом они ее разбили.
- Целую?!
- Да. Только уже пустую.
- Ну, слава богу! Пустую не жалко. Ее всегда разбивают. Или сдают.
- А потом они еще генерала захватили.
- Так уж и генерала! Полковничка, наверно. Три звездочки. А Наполеон, кстати, там был?
- Наполеона не было.
- Ты внимательно читал? Наполеон - он такой маленький, пузатенький.
- Там Вольтер был. Томился.
- Потому что дорогой, наверно. Как Наполеон.
- Нет, он потому томился, что вольные мысли пробуждал.
- Так вольные мысли не только Вольтер пробуждает. Но и Смирнофф тоже. И Распутин. И Менделеев с Горбачевым.
- А еще там гильотина была.
- Тоже вольные мысли будит?
- Наоборот, голову отрубает. В момент.
- Хорошая штука, значит, если так моментально отрубаешься.
- Короче, скоро Бастилии не стало.
- То есть быстро ее разобрали?
- Быстро, папка. Когда все ушли, там одни развалины остались.
- Ну, развалились-то, наверно, только те, кому досталось?
- Да, папка, те, кому досталось, подняться уже не смогли.
- Конечно, сынок. Самому подняться, без мильтона, очень трудно. А мильтон, он тебя и подымет, и отвезет, и обмоет, и обчистит.
- А Мильтон - это кто, писатель?
- Писатель, сынок, писатель. На работу тебе такое напишет.
- В общем, с историей у меня плохо, папка.
- Ну, почему же, сынок? Хорошую историю рассказал.
В город, или Напутствие
- А пуще всего, бабка, бойся рэкиту.
- Ракиту?! Это - которая у пруда?
- Нет, бабка, - рэ-ки-ту. Это когда деньги берут и не возвращают. Вот, для примеру, Анфиска у тебя руб попросила до получки. А ты, не будь дура, - сразу в милицию беги. Они Анфиску-то и накроют. С автоматами. И все у ней анфискуют.
- Да, дед, не думала я, что Анфиска-то наша такая... рэкитутка.
- А еще, бабка, бойся парнухи.
- А это от чего бывает? Краснухой болела, желтухой тоже.
- Парнуха, бабка, - это такое кино, что просто цирк! Когда эту парнуху смотришь, пар идет!
- Парилка - значит?
- Нет. В парилке - как? Сперва - мужики, а после - бабы. А в парнухе - все вместе.
- Парятся?
- Да, бабка, иной раз так спарятся - водой не разольешь!
- Поняла, дед. Чтоб я еще раз в баню...
- А еще, бабка, бойся спиду.
- Аспид?! Гад, что ли, ползучий?
- Хуже, бабка. Спид - это гадость такая иностранного производства. Чтобы ее не подцепить, у тебя все должно быть одноразовое. И ложки, и тарелки.
- Так это ж сколько ложек на одну тарелку уйдет?!
есть один раз - с одним, другой раз - с другим.
- А у Анфиски мужик как раз многоразовый. Значит, как? - они друг от дружки уже спидцепили?
- Может, и спидцепили. Спид, он же, родимый, через что угодно передается.
- И через рукопожатие?
- А это, бабка, смотря - что пожимать. Ежели обнаженную руку, тогда да. А ежели в рукавице, тогда - прощай спид!
- Ну, значит, у Анфиски спиду нема. Она со своим мужиком никогда за руку не здоровается.
- А болезнь эту, бабка, принесли голубые.
- Голубки?
- Нет, бабка, - голубые. Это - мужики, которые без бабы живут.
- Как сторож Михеич?
- Вряд ли, бабка. Их тогда двое должно быть сторожей.
- А почто двое-то, дед, когда у нас и одному охранять нечего? Все уже растащили! Как голуби.
- В общем, бабка, увидишь - два мужика идут, - знай: это - голубые. Сразу домой беги и запирайся!
- Так что ж мне там, в городе, всех бояться?
- Нет, бабка, не всех. Вот, например, зеленые. Это - наши ребята.
- Алкаши, что ли?
- Нет, зеленые они не потому, что пьют, а потому, что природу охраняют. То есть вот перед тобой болото лежит - не смей его лапать грязными пальцами! Или шапку на тебе увидят из кролика - прощай шапка!
- А что, там, в городе, других-то цветов нет? Получше?
- Есть, бабка. Оранжевые. Это - тетки такие, в оранжевых жилетках. Вот их ты не боись. Это - рельсоукладчицы. Одной рельсой она может десятерых мужиков уложить!
- В постель?
- Эх, испортили тебя, бабка! На асфальт.
- Совсем я в этих цветах запуталась! Раньше, помню, были только красные и белые. А теперь - и голубые, и зеленые, и оранжевые, и коричневые...
- Эх, бабка, серая ты! Куда тебе - в город? Оставайся лучше в деревне!
По брачному объявлению Разговор двух дам
- И вот он мне говорит, что он - молодой, высокий, блондин.
- Ну, не пугайся. Нормальный мужик.
- Да, но он это мне говорит, сидя напротив меня.
- Ну, может, он так шутит.
- Но я же вижу, что он - старый, маленький, лысый и пузатый.
- Ну, может, у него душа тонкая.
- Да, такая тонкая, что ее не заметно. Я говорю: "Вы какую музыку любите?" А он говорит: "Классическую. Под нее засыпаешь быстрей".
- Значит, правдивый. Все о себе рассказывает.
- Правдивый, как же! Он мне говорит: "Я так решил. Если вы мне понравитесь, совру, что я - известный артист. А если - нет, совру, что я - на учете в психдиспансере".
- Ну, тогда он - настоящий джентльмен! Не хотел тебя обидеть.
- Да, джентльмен! Я когда с ним по телефону договаривалась, спросила, где мы встретимся: "В кафе или ресторане?" То есть дала ему полную свободу выбора. А он говорит: "Где хотите. У меня все равно денег нет".
- Значит - не транжира. Все деньги - в дом. Мамочке.
- Короче говоря, встретились с ним в какой-то забегаловке. Я говорю: "Вы пьете?" Он говорит: "Завязал". Я говорю: "Давно?" Он говорит: "С утра. Три часа уже не пью, как последняя скотина".
- Значит, волевой, раз завязал.
- Да нет. Он говорит: "Пить не на что". Я говорю: "Так вы бы что-нибудь продали. Из мебели". Он говорит: "Я и так уже все продал. На полу сплю. А ночью забываю, что не на кровати, и не могу слезть".
- Видишь, как он один на этом голом полу мучается! Без любимого человека.
- Я говорю: "А вы хоть были женаты?" Он говорит: "Почему - был? Я до сих пор женат".
- Ну, ничего, разведется. Детей-то нет?
- "Детей нет, - говорит. - Они сейчас в лагере отдыхают".
- Заботливый, значит. Отправил детей в пионерлагерь.
- Да лагерь-то - исправительно-трудовой строгого режима! Он говорит: "Еле туда их устроил. Ограбил квартиру, а вину на них свалил".
- Ну, это уж... За это надо... Хотя - как сказать... Иван Грозный вообще своего сына...
- Так то - царь. А этот - олух царя небесного! Поспорил со своей девушкой на доллар, что прыгнет с парашютом. Только с самолета прыгать испугался, а прыгнул из окна третьего этажа. С парашютом. В общем, на свидание со мной он в коляске приехал инвалидной.