Театр травмы — страница 6 из 8

А Берия - это, оказывается, тоже псевдоним. Настоящая его фамилия была Ежов. А настоящая фамилия Ежова - Ягода. А Ягоды - Дзержинский. А Дзержинского - Бенкендорф. А настоящая фамилия Бенкендорфа - ЦРУ. Сокращенно - ЦСКА. Центральная Спортивная Кузница Америки.

Знал я и Хрущева. Бывало, встречу его на улице на стенке - и сразу говорю жене, хорошенько прежде подумав: "Это - Хрущев. Или - Подгорный. В крайнем случае - Ломоносов". Она говорит: "Какой же это Ломоносов, если у него на пиджаке орден Ленина присобачен?!"

Я говорю: "Тогда спорим на рубль, что это - Громыко. Арвид Янович".

Она говорит: "Какой же это, к черту, Громыко, если у него - парик! Как у Ломоносова".

Тогда читаю подпись под фотографией: "Кавалер ордена Ленина, работница ликеро-водочного завода им. Мусоргского у бюста Ленина. Ленин справа. Такой молодой".

А вот Брежнева я не только знал, но и лично слушал Леонида Ильича по радио, смотрел по телевизору, читал о нем в одной газете. Многие тогда не понимали, почему речи у Брежнева были такие длинные, а произносил он всего два слова: вступительное и заключительное, которые отличались друг от друга только названием. И еще многие не понимали, почему он говорил всегда одно и то же, а бумажки ему писали каждый раз новые. А я сразу догадался: это он все наизусть читал, а в бумажках ему другое писали, для развлечения: стихи там какие-нибудь или прозу юмористическую, чтобы он не заснул на трибуне. Теперь понимаете, почему он ни одно слово не мог произнести сразу, в один прием, а произносил его по частям, с перерывами на вдох, выдох, глотание, сморкание и покашливание. Он же про себя совсем другое читал. Поэтому вдруг смеялся в том месте, где нам грустно было.

Но все-таки Брежнев из них был самый человечный человек. Помните, как он целовался? Никого не обидит. И президента поцелует. И посла. И жену посла. Его уже за пиджак дергают: "Леонид Ильич, остановитесь! Это же почетный караул! Восемьсот солдат..." Да, так смачно целовался, что вполне мог заменить дюжину банок на спине больного.

А вот другие наши деятели не любили целоваться. Сталину трубка мешала. Ленину - Крупская. А у Хрущева трудно было сразу разобраться, куда целовать. Его куда ни целуй - вс° щеки.

Ну, а Горбачева СПИД пугал. Поэтому он ни с кем не целовался. Ни с Рейганом. Ни с Ельциным. Ни даже с Ритой Тэтчер. Хотя она вроде бы женщина.

Да, забыл еще о Суслове с теплотой вспомнить. Серый Кардинал его называли. А я думаю: почему только он Серый Кардинал? Все они были кардиналы. И все - серые. Серые - потому, что с головой было плохо. А кардиналы - потому, что с сердцем. У них одна была линия - прямая! Как извилин, так и кардиограммы!

Да, многих я знал. Только они меня не знали.

1825 - 1998

Взятие Бастилии Из недавнего прошлого

- За что двойку-то получил, сынок?

- За взятие Бастилии.

- А это что такое?

- Это крепость такая.

- Сколько градусов?

- Не знаю. Ее штурмом брали.

- Крепкая, значит. Раз ее так брали.

- Да, папка, там такая битва была! С солдатами!

- Конечно, солдатам же тоже надо.

- Но народ все-таки прорвался!

- То есть взяли Бастилию-то эту?

- Взяли, папка. И устроили такой праздник!

- Конечно, это всегда праздник, когда взял.

- А потом они ее разбили.

- Целую?!

- Да. Только уже пустую.

- Ну, слава богу! Пустую не жалко. Ее всегда разбивают. Или сдают.

- А потом они еще генерала захватили.

- Так уж и генерала! Полковничка, наверно. Три звездочки. А Наполеон, кстати, там был?

- Наполеона не было.

- Ты внимательно читал? Наполеон - он такой маленький, пузатенький.

- Там Вольтер был. Томился.

- Потому что дорогой, наверно. Как Наполеон.

- Нет, он потому томился, что вольные мысли пробуждал.

- Так вольные мысли не только Вольтер пробуждает. Но и Смирнофф тоже. И Распутин. И Менделеев с Горбачевым.

- А еще там гильотина была.

- Тоже вольные мысли будит?

- Наоборот, голову отрубает. В момент.

- Хорошая штука, значит, если так моментально отрубаешься.

- Короче, скоро Бастилии не стало.

- То есть быстро ее разобрали?

- Быстро, папка. Когда все ушли, там одни развалины остались.

- Ну, развалились-то, наверно, только те, кому досталось?

- Да, папка, те, кому досталось, подняться уже не смогли.

- Конечно, сынок. Самому подняться, без мильтона, очень трудно. А мильтон, он тебя и подымет, и отвезет, и обмоет, и обчистит.

- А Мильтон - это кто, писатель?

- Писатель, сынок, писатель. На работу тебе такое напишет.

- В общем, с историей у меня плохо, папка.

- Ну, почему же, сынок? Хорошую историю рассказал.

В город, или Напутствие

- А пуще всего, бабка, бойся рэкиту.

- Ракиту?! Это - которая у пруда?

- Нет, бабка, - рэ-ки-ту. Это когда деньги берут и не возвращают. Вот, для примеру, Анфиска у тебя руб попросила до получки. А ты, не будь дура, - сразу в милицию беги. Они Анфиску-то и накроют. С автоматами. И все у ней анфискуют.

- Да, дед, не думала я, что Анфиска-то наша такая... рэкитутка.

- А еще, бабка, бойся парнухи.

- А это от чего бывает? Краснухой болела, желтухой тоже.

- Парнуха, бабка, - это такое кино, что просто цирк! Когда эту парнуху смотришь, пар идет!

- Парилка - значит?

- Нет. В парилке - как? Сперва - мужики, а после - бабы. А в парнухе - все вместе.

- Парятся?

- Да, бабка, иной раз так спарятся - водой не разольешь!

- Поняла, дед. Чтоб я еще раз в баню...

- А еще, бабка, бойся спиду.

- Аспид?! Гад, что ли, ползучий?

- Хуже, бабка. Спид - это гадость такая иностранного производства. Чтобы ее не подцепить, у тебя все должно быть одноразовое. И ложки, и тарелки.

- Так это ж сколько ложек на одну тарелку уйдет?!

есть один раз - с одним, другой раз - с другим.

- А у Анфиски мужик как раз многоразовый. Значит, как? - они друг от дружки уже спидцепили?

- Может, и спидцепили. Спид, он же, родимый, через что угодно передается.

- И через рукопожатие?

- А это, бабка, смотря - что пожимать. Ежели обнаженную руку, тогда да. А ежели в рукавице, тогда - прощай спид!

- Ну, значит, у Анфиски спиду нема. Она со своим мужиком никогда за руку не здоровается.

- А болезнь эту, бабка, принесли голубые.

- Голубки?

- Нет, бабка, - голубые. Это - мужики, которые без бабы живут.

- Как сторож Михеич?

- Вряд ли, бабка. Их тогда двое должно быть сторожей.

- А почто двое-то, дед, когда у нас и одному охранять нечего? Все уже растащили! Как голуби.

- В общем, бабка, увидишь - два мужика идут, - знай: это - голубые. Сразу домой беги и запирайся!

- Так что ж мне там, в городе, всех бояться?

- Нет, бабка, не всех. Вот, например, зеленые. Это - наши ребята.

- Алкаши, что ли?

- Нет, зеленые они не потому, что пьют, а потому, что природу охраняют. То есть вот перед тобой болото лежит - не смей его лапать грязными пальцами! Или шапку на тебе увидят из кролика - прощай шапка!

- А что, там, в городе, других-то цветов нет? Получше?

- Есть, бабка. Оранжевые. Это - тетки такие, в оранжевых жилетках. Вот их ты не боись. Это - рельсоукладчицы. Одной рельсой она может десятерых мужиков уложить!

- В постель?

- Эх, испортили тебя, бабка! На асфальт.

- Совсем я в этих цветах запуталась! Раньше, помню, были только красные и белые. А теперь - и голубые, и зеленые, и оранжевые, и коричневые...

- Эх, бабка, серая ты! Куда тебе - в город? Оставайся лучше в деревне!

По брачному объявлению Разговор двух дам

- И вот он мне говорит, что он - молодой, высокий, блондин.

- Ну, не пугайся. Нормальный мужик.

- Да, но он это мне говорит, сидя напротив меня.

- Ну, может, он так шутит.

- Но я же вижу, что он - старый, маленький, лысый и пузатый.

- Ну, может, у него душа тонкая.

- Да, такая тонкая, что ее не заметно. Я говорю: "Вы какую музыку любите?" А он говорит: "Классическую. Под нее засыпаешь быстрей".

- Значит, правдивый. Все о себе рассказывает.

- Правдивый, как же! Он мне говорит: "Я так решил. Если вы мне понравитесь, совру, что я - известный артист. А если - нет, совру, что я - на учете в психдиспансере".

- Ну, тогда он - настоящий джентльмен! Не хотел тебя обидеть.

- Да, джентльмен! Я когда с ним по телефону договаривалась, спросила, где мы встретимся: "В кафе или ресторане?" То есть дала ему полную свободу выбора. А он говорит: "Где хотите. У меня все равно денег нет".

- Значит - не транжира. Все деньги - в дом. Мамочке.

- Короче говоря, встретились с ним в какой-то забегаловке. Я говорю: "Вы пьете?" Он говорит: "Завязал". Я говорю: "Давно?" Он говорит: "С утра. Три часа уже не пью, как последняя скотина".

- Значит, волевой, раз завязал.

- Да нет. Он говорит: "Пить не на что". Я говорю: "Так вы бы что-нибудь продали. Из мебели". Он говорит: "Я и так уже все продал. На полу сплю. А ночью забываю, что не на кровати, и не могу слезть".

- Видишь, как он один на этом голом полу мучается! Без любимого человека.

- Я говорю: "А вы хоть были женаты?" Он говорит: "Почему - был? Я до сих пор женат".

- Ну, ничего, разведется. Детей-то нет?

- "Детей нет, - говорит. - Они сейчас в лагере отдыхают".

- Заботливый, значит. Отправил детей в пионерлагерь.

- Да лагерь-то - исправительно-трудовой строгого режима! Он говорит: "Еле туда их устроил. Ограбил квартиру, а вину на них свалил".

- Ну, это уж... За это надо... Хотя - как сказать... Иван Грозный вообще своего сына...

- Так то - царь. А этот - олух царя небесного! Поспорил со своей девушкой на доллар, что прыгнет с парашютом. Только с самолета прыгать испугался, а прыгнул из окна третьего этажа. С парашютом. В общем, на свидание со мной он в коляске приехал инвалидной.