– Осторожно, осторожно, – приговаривал Кустарь. Он ползал и расстегивал крепкие боковые заклепки. Эркки, придерживая за подмышки, тянул Коротышку, тот дрыгал ногами от нетерпения. – Не так резко, ты!.. Не попорти мне вещь! – Ноги застряли, запутавшись в проводках и шнуровке, Коротышка шипел, чуть не плача:
– Ну же, ну, не могу… снимите с меня это… сами лезьте в этот скафандр…
Я присел, чтобы разглядеть новый костюм получше. В теменной области шлема, хорошо впаянное в резину, сидело съемное механическое устройство, проводами и трубочками оно соединялась с баллоном литра на три, который находился на спине вместе с раструбом. Под ним таился хитрый пружинный механизм. По плечам и спине бежали ряды мелких галогенных лампочек. Сама теменная часть пристегивалась заклепками к кожуху с мордой. Морда больше походила на рыло кабана. Наверное, таким должен быть Минотавр, подумал я и потрогал ее. Отверстия для глаз с двойным крепким стеклом и металлическими оправами, дыхательные пути надежно защищены прочным забралом, похожим на звериный оскал; нос вздернутый, как и на маске Кустаря (он всем сделал одинаковые резиновые дуры, а себе отлил особенную, с вздернутым раздвоенным носом, как у вурдалака в советском фильме «Вий»).
– Ну, – сказал я с восхищением, – наворотил!
Кустарь, немного разочарованный, увидев меня, оживился:
– Да клевая штука! Как в кино, знаешь, каскадерский реквизит. Не знаю, что на него нашло. Тут все в норме – безобидно… Короче, надеваешь, идешь, когда в тебя попадают, у тебя башка разлетается… Ну, все как в кино! Натурально. В смысле, не твоя башка, а вот эта насадка с желатином… Я и смесь сделал, точно как мозг! И еще для работы ночью, чтоб все видно было, подсветку приделал на спину, сам себя освещаешь, представь! Это нечто новое, да? Для съемки будет отпад. Не надо будет заботиться об освещении в потемках, фигура будет идти в собственном свете! А?
– Да, это класс, – говорил я, – ну, ты даешь… вот это здорово…
– Да, я тоже считаю. Надо испытывать… а он чего-то не хочет…
– Да идите вы, – шипел Коротышка, спешно разоблачаясь, он был весь красный.
– И сколько за один такой трюк заплатят? Как думаешь?
– Как за три… Потому что… Съемка на видео эффектная, плюс ты не сможешь быстро переодеться и перезарядиться, как остальные… ну и требуется навык… это не очень просто…
– В нем дышать нечем, – сказал Коротышка, он был взмылен и возмущен. – За один трюк сто евро! Он стреляет хардболом…
– Да ладно, – удивился я и посмотрел на Эркки, тот поморщился отрицательно, продолжая рассупонивать горе-испытателя.
– Это кожаный костюм, и на парусине, – говорил ему Кустарь. – Прочный, как кольчуга, никакие пули не страшны. Ты ничего не мог почувствовать.
– Да я те говорю, мне в плечо, вон смотри, синячок!
– Да это тебя пчела укусила!
– Йих! – вскричал раздраженный Коротышка. – Какая пчела! Не верит. Смотри, вон кровь свежая спекается. Это точно от пули.
– Да нет, это был страйк. Я знаю – у Шпалы апгрейда нет, да и нету у него хардбола, – заверил Эркки, и Коротышка успокоился, бригадиру он поверил, только промямлил, что все равно было больно, он, дескать, не врет, зачем сочинять, вот смотри – рана есть, пусть платит…
– Да, да, точно, – подтвердил я, – новое ружье, видали?.. Для страйка – красивое…
– Ага, я ему сам с Амазона заказывал, – сказал Эркки.
– А зачем страйк? – поинтересовался я. – Почему не маркер?
– А в том-то вся и штука, – запальчиво объяснял изобретатель, – вот сюда надо попасть. – Он показал на медную пластину на шлеме. – Трюк в том, чтобы попасть в цель, вот она – медная штука во лбу, сюда попал – сработает пружинка, маленькая мембрана, от нее механизм придет в действие и – мозг во все стороны! Ах, будет жесть! Не терпится увидеть.
Мы с Эркки переглянулись. Кустарь был не в себе от ожидания.
– А если в глаз?
– Стекло двойное… пластиковый шарик не возьмет…
– Да какой шарик… хардбол!
– Иди ты в баню!.. – наконец не выдержал и вспылил Кустарь. – Уймешься ты или нет?! Уже достал! Никакого хардбола у нас нет и не будет. Перечитай Устав! И потом, на фига пуля-то? Шарика хватит, чтоб привести пружину в действие. Зачем, как ты думаешь, я три месяца думал-делал? А? Чтоб ты убился? Мне это надо – подвергать риску моих друзей? Мне надо, чтоб ты без глаз остался? Я что, идиот, по-твоему? Тупой или садист? Я все взвесил. Тут все четко продумано. Я пробовал из пистолета – работает с десяти шагов, а вот ружье… – Он перевел дух, задумался. – Ну, по моим расчетам, со ста метров можно работать, но вряд ли кто из клиентов способен, потому надо пробовать… Это любопытно, очень любопытно… Можно стрелять и стрелять… Ружье-то пристрелять нужно. По идее, чем больше дистанция, тем вкуснее. Ха-ха! Для энтертейнмента большой потенциал! Клиент может неслабо зависнуть… Только представь: ночь – идет этакий монстр в собственном освещении – идет и воет… Я тут и сирену придумал, вот она тут, потом включим… Представь, идет такая штука на тебя в поле, и ты по нему палишь, бах, бах… пять… десять выстрелов… Оно ближе, ближе. Чем ближе, тем ужасней! А? Это ж монстр! И он ближе… бах… а потом попал – бабах! Мозг во все стороны! Фонтан крови! Ой! Зрелище! Как думаешь, – обратился он к Эркки, – с пятидесяти шагов, наверное, палить можно?.. – Эркки пожал плечами, покачал головой, сказал, что посчитаем, успеется, учесть видимость, ночь, то да се. – Да, да… Ой, как интересно…
– Да, Кустарь, – согласился Эркки устало. Его заметно раздражала вся эта возня с костюмом, и крики Шпалы в рации, он хотел улизнуть и отоспаться после ночной беготни. – Чертовски интересно…
– Ты только вообрази, сколько клиентов на эту фишку подсадить можно! Я б сам полез, но костюмчик на более субтильного человечка…
– На меня пойдет? – спросил я.
Кустарь прикинул, оглядел меня.
– Да… пойдет.
– Да уж, да уж, – продолжал возмущаться Коротышка, – полезай, полезай и сдохнешь. Как пить дать! Там и дышать в этой маске нечем. На голову штука давит. Затянули так, что весь взмок. Идти невозможно, ничего не видать под ногами, да еще палят по тебе страйком… – Он встал, наконец-то свободный от шнурков и крючков, отфыркиваясь, как лошадь. – И вообще… – стряхивал он с себя пыль и мелкую стружку, сплюнул и психанул, как маленький: – Вообще неизвестно, что еще будет, когда эта пачка на голове рванет! А вдруг башку снесет, а?
– Троим не снесло, а ему снесет… Во какой!..
Мне вспомнились глаза посыльных от Кустаря – их странный стеклянный взгляд.
– Давай я попробую.
Кустарь замер в восхищении, он смотрел на меня, как пес, снизу вверх, открыв рот, будто сомневаясь, что правильно понял, в глазах его был блеск испытателя.
– Хо-хочешь… попробовать? – спросил он, от волнения у него перехватило дыхание. Он перебирал шнурки и проводки, проверяя их на ощупь – целы проводки или нет?.. пальцы думали о проводках, а глаза смотрели на меня: – Точно?..
– Да, да… – Да, черт возьми, я хотел!
– Соскучился по экшену. – Кустарь улыбнулся. – Засиделся ты в своей Инструментальной, – посмотрел на Эркки. – Он соскучился по выстрелам, бригадир! Он хочет в дело. Это же кайф!
– Кайф, да уж… Молодец, – ехидно говорил Коротышка, хмыкая, – давай, заживо изжаришься в этом бочонке. Инфаркт заработаешь, как минимум. Полезай, полезай…
Все на него посмотрели с осуждением. Коротышка сделал вид, что нас нет, он смотрел вдаль, на дорогу, на валун, он был раздражен. Коротышка старше меня, ему пятьдесят один год, хотя по нему не скажешь: человек без возраста. Уникальная весовая категория. Он с детства легко получал призы, почти не учился, все время разъезжал по всему Союзу, занимался греко-римской, дзюдо и вольной одновременно, выступал в самом легком весе, соперников у него было раз-два и обчелся, потому медали получал всегда: «Всем проиграл, но без приза не остался. Что-нибудь обязательно дадут, костюмчик, вымпелы – дрянь, ну, и девочки любили, привез безделушки из Дрездена или тряпки из Чехословакии, она и твоя», – хвастался он.
Чем больше Коротышка кудахтал и насмешничал, тем сильней мне хотелось влезть в этот ужасный мундир, похожий на водолазный костюм, напялить маску и испробовать «взрыв мозга». Прямо на глазах у Коротышки. Мне хотелось, чтоб он увидел, как я спокойно и методично прохожу все стадии саморазрушения, у него на глазах, без жалоб и стонов, с улыбочкой… Пусть взорвется мозг, пусть голову снесет к чертям собачьим. Пусть он увидит!
– Ну, ну, тогда пошли в мастерскую, – заторопился Кустарь.
– Зачем в мастерскую? Наденем тут.
– Нет, эксперимент требует пройти все стадии. Сможешь ты дойти от мастерской до поля?
– Не знаю.
– Сейчас узнаем.
– Да, да, сейчас узнаешь, – приговаривал под руку Коротышка.
– Сейчас посмотрим, годишься ты или нет.
Я знал причуды Кустаря, спорить не стал. Да и не все ли мне равно? Мы отправились в мастерскую. Я помогал нести скафандр – тяжелая была штука. Коротышка шел впереди всех и даже не оглядывался на нас. Он напрочь отказался нам помогать. Когда мы пришли, он сплюнул и пошел в Holy Gorby.
– Ну, удачи, – сказал он легко напоследок.
На меня надевают мундир, затягивают шнуровку корсета, укрепляют крепкую пластину на груди, смачно щелкают железные кнопки, сверху надевают шлем, нахлобучивают его, стараются, давят…
– Эй, полегче вы!
– Терпи, казак…
Эркки и Кустарь, наряжая меня, чуть-чуть суетятся, как старухи, собирающие внука в школу; дергая и подтягивая ремни, они словно поправляют на ребенке ранец, концы шнуровки они заправляют, как шарф в пальто, проверяют ремешок, длину каждой штанины, рукава, баллон, карманчики и проч.
– Ну как?
– Нормально.
– Дышать можешь?
– Могу…
– Громче говори!
– Могу!!!
Смеются, по-хозяйски переговариваются.
– Обязательно усовершенствую модель, – говорит Кустарь, – но пока что вот так…
– Сложно, Кустарёк, но ничего, для начала и так пойдет…