Почему-то Сашу не смущало, что до регистрации брака нашу семью содержу фактически я. Собственно, из всех материальных благ у Краснова была только квартира, которую ему купили родители.
Они, кстати, ко мне относились очень тепло и боялись, что я Сашку брошу. Всячески подчеркивали, что на эту квартиру у них никаких планов нет. Это все для нашей с ним семьи. Приданое Краснова, чтоб его! И я, как лохушка, вкладывалась в квартиру, ожидая со дня на день предложения руки и сердца. Обустраивала. Уют создавала. Дура.
После скандала, когда я ушла, хлопнув дверью, и вернулась в квартиру, которую мне оставила бабушка, я, посмотрев на свое жилье, до ремонта которого у меня никак не доходили руки, и все время не хватало денег, потому что я все тратила на квартиру Краснова, я психанула.
На следующий день взяла на работе еще один отгул, заказала грузчиков и вывезла из Сашкиной квартиры ценные вещи, которые покупала я.
Ой, что было!
Он звонил и орал в трубку, что я — воровка и меркантильная стерва! Что он заявит на меня в полицию.
Как в этих мерзких визгах Саша был не похож на себя обычного, но, видимо, именно такой он настоящий. Просто лицемерить ему больше не было нужды, и он показал свое настоящее гнилое нутро, а не тщательно выверенный образ непонятого окружающими интеллигента.
И ведь я ни подарки свои не забрала, и ничего из его вещей. Только стиралку, кофеварку и новый, купленный мной, неделю назад диван. Он стоял еще не освобожденный от пленки, потому что у Краснова после тяжелого рабочего дня за переводами болит спина, и он никак не может этот диван двигать.
Остались ему и плэйстейшн, и золотая печатка, о которой он так мечтал, и все полотенца-вазы-безделушки. Но Краснов, как баба, орал в трубку из-за того, что я забрала старую кофеварку, которую, на минуточку, я покупала для себя и еще до знакомства с ним.
Честно говоря, я хоть и была готова к претензиям, но такого не ожидала. Я искренне считала, что такие типажи и такие мужские истерики бывают только в любовных романах, и придуманы они только для того, чтобы оправдать уход героини к другому мужчине.
Говорю же. Дура.
Зато теперь поумнела.
Кто-то скажет, что я поступила мелочно. Все равно ведь и зарплата у меня больше, и должность лучше. Купила бы себе все свое. Новое.
Но когда я стояла посреди облезлой бабушкиной квартиры, которую хотела отремонтировать еще два года назад, даже денег отложила, но они почему-то ушли на Сашины нужды, меня взяла такая злость.
И я посчитала, что это — небольшая компенсация за потраченные годы, за ложь, за предательство, за холодные ночи, за то, что он меня использовал, за растоптанные надежды.
А теперь Краснов меня замуж зовет?
После того, чему я стала свидетелем?
Глава третья
— Пошел вон!
Если Краснов еще хоть раз посмеет открыть свой рот, я его приласкаю этой бутылкой текилы. И мне не будет стыдно. Вот вообще. Не после того, как он поливал меня грязью перед моими друзьями.
— Ты стала грубая? На тебя так влияет твой новый?
Краснова спасает провидение.
В очередной раз заглянувшая на кухню Аня все-таки замечает нашу пару. Мы с ней знакомы давно, и по выражению моего лица она понимает, что до взрыва остаются секунды.
Удачливый ты мудак, Краснов!
— Саш, можно тебя?
Краснов, состроив лицо несчастного влюбленного, откликается на Анин призыв.
— Саша, помоги девочкам повесить гирлянду, — выпроваживает его она.
Ха. У нас все гирлянды вешала я. И гвозди забивала, и сумки таскала. Похоже, что и диван мне предстояло двигать в одиночку. Но Саша не может публично признаться в своем нежелании делать хоть что-то.
— Ань, это все-таки женская работа…
У Аньки на это заявление брови ползут вверх.
— Саш, — мягко подсказывает она. — А ты не членом. Ты руками попробуй, и все получится.
Хохотнув, я опрокидываю в себя третью рюмку. С членом у нас тоже не очень. Скромненько так у нас с писюном.
Судя по комментарию и интонации, которой он был произнесен, Аня все-таки не в восторге от приезда Краснова. Тогда за каким хреном она его позвала?
А Сашок гнет свое. Он переходит на громкий шепот:
— Ань, ты нам мешаешь. Мы уже почти помирились!
При этих словах мои глаза вылезают из орбит.
— Она просто не может так сразу признаться, что давно меня простила!
Ане тоже надоедает слушать этот бред.
— Сань, не хочешь помочь, иди просто прогуляйся.
— Но…
— Иди, Христом богом, прошу. Я не хочу становиться соучастницей преступления!
Поджав губы и смешно задрав подбородок, Краснов обиженно нас покидает.
Господи, где были мои глаза раньше?
Аня бочком подбирается ко мне. Я салютую ей четвертой рюмкой текилы.
— Кать, ну ладно тебе! Не злись! — жалобно заглядывая в глаза, уговаривает меня Аня.
Сказать, что я злюсь, не сказать ничего.
— Не злись? — можно подумать, это пустяк какой-то! — А как бы себя чувствовала на моем месте?
Анька мрачнеет.
— Вот, а мне предлагается не злиться, чтобы не портить всем праздник!
Такой подставы от друзей я не ожидала.
Мы так долго планировали эту поездку, предусмотрели все, хотели оторваться как в старые добрые времена. Всем хотелось наконец вырваться и собраться прежней компанией, а на январских каникулах это не так-то просто.
Кому-то некуда пристроить детей, кто-то уезжает на эти дни к родителям в другой город, кого-то ждут с праздничными визитами свекрови и прочие жуткие родственники.
Сложно, короче. А собраться все же хочется, давно не встречались всей ватагой. Было решено во что бы то ни стало воплотить общее желание на старый новый год. И мы долго подгадывали, составляли программу, меню…
Я так по всем соскучилась.
Для меня это был долгожданный выезд на турбазу с близкими друзьями, я планировала хорошенько повеселиться, посплетничать и наконец развеяться.
Но все пошло прахом.
И у меня есть полное право злиться! Потому что сегодня праздник у всех кроме меня!
— Да не хотела я его звать, — в отчаянии она всплескивает руками. — Я не понимаю, как это получилось! Прям как затмение на меня нашло. Он меня в торговом центре подловил. Весь такой жалкий. Ныл, что он один на праздниках совсем. Баба эта его бросила, когда поняла, что к чему. Родители отказались приезжать, как узнали, что вы расстались. Сказали, что пока не готовы с ним разговаривать. Друзей своих, сама понимаешь, у него нет. Только наша компания. Я пыталась от него отвязаться… Но он просто преследовал меня по пятам! И нудил, нудил, нудил… Прости!
Да, брать измором Краснов умеет.
— Он клялся, что не будет никому мешать, — в голосе Ани я слышу сомнение. Надо сказать, обоснованное. Саше обязательно надо быть в центре всего, он мнит себя звездой компании! И всегда перетягивает внимание на себя. Каждой бочке затычка.
— Насчет мешать, не знаю, но помогать точно не будет, — усмехаюсь я. — Можешь ему такое больше даже и не предлагать. Если только помочь что-нибудь сожрать. Кстати, там корыто с форшмаком, я для Эльки готовила на завтрак, поставь утром от него на столе подальше. Иначе он сметет и ей ничего не оставит.
Аня настораживается:
— Ты так говоришь, как будто тебя за столом не будет.
— Я не могу его выносить. Физически. И настроения у меня праздновать тоже больше нету. Проснусь и вызову такси. Выходные испорчены бесповоротно.
— Ну, Кать. Не горячись, давай, мы лучше его завтра с утра пораньше спровадим? Сегодня за порог прям жестоко гнать, а утром пускай чешет в город. Я сплоховала, но я не со зла. Растерялась, и он меня окрутил. Словно черт попутал. Меня уже Антон пропесочил.
Пропесочил он!
Мог бы его не везти, или хотя бы оставить в каком-нибудь сугробе подальше отсюда.
Ну, что тут говорить. Учитывая, что Краснов успешно мной манипулировал пять лет, трудно винить Аньку, что она попалась на его удочку. Только мне от этого не легче.
Свежеупомянутый Антон влетает на кухню:
— Там Эльку крадут!
И снова исчезает.
Не обратив внимания, что голос у Тохи какой-то одобрительный, мы срываемся за ним вслед. А на крыльце толпа народа уже наблюдает за представлением.
Огромный бритый мужик, закинув Эльку на плечо, несет ее в машину. Эля — барышня темпераментная и всячески процессу пытается препятствовать. И действиями — она изо всех лупит громилу, куда дотянется, и словесно:
— Отвали, деспот! Оставь меня в покое, ирод! Я останусь здесь!
Но куда там.
Товарищ, видать, опытный. Он с завидной сноровкой запаковывает Элю в авто, слышу, как щелкают блокираторы на дверях, чтобы не дать ей совершить побег, пока похититель обходит машину. И махнув нам на прощанье рукой, Раевский, а если верить Элькиным описаниям, то это именно он, увозит нашу подругу в непроглядную снежную тьму.
Парни одобрительно галдят: мол, вот как с вами, бабами, надо. На плечо и в пещеру. Даже Тоха не удерживается и отвешивает хозяйский шлепок по Анькиной попе. В глазах подруги мелькает заинтересованный огонек, и они с мужем заговорщицки переглядываются. Некоторые девчонки возмущаются, конечно: дескать, как это мы позволили Элю забрать, но у незамужних в глазах белая зависть.
Романтика, конечно, в стиле "Кавказской пленницы", но что-то в ней есть.
Вот и я смотрю вслед машине Раевского с горькой тоской. Кому-то везет с мужиками, но не мне.
Да знаю-знаю, все у них было сложно. И сейчас еще не все утряслось, но я в Раевского верю. Даже больше, чем в Элю.
— Погодите, — запоздало соображает Таня. — А машина Элькина как же?
Терентьев хохочет:
— Ты хахаля ее видела? Он или уж найдет, как машину перегнать, чтоб зазноба на морозе зад не морозила, или новую ей купит. Пошли пить, Танюха! Скоро старый новый год, пора разогреться!
Все уже зашли, а еще некоторое время стою на крыльце в одиночестве, рассуждая о несправедливости, допущенной судьбой по отношению к моей женской доле.