– Это да, – согласился Валерий. – Слушай, Игорь, тут разве два выхода?
– Как – два? Один, в переулок... – Игорь потянул Валерия к калитке.
– Постой, – сказал Валерий. – Куда ж это они тогда? – Он указал на мальчишек, судя по росту, наверное, пятиклассников, которые один за другим огибали школу и скрывались за нею. – Посмотрим?
– У пацанят свои дела, – пожал плечами Игорь, но все-таки – правда, вялой и расслабленной походкой – зашагал за Валерием.
За школой ребятишки, помогая друг другу, переправлялись через высокий сплошной забор прямо на широкую и людную улицу. Секунду посидев на двухметровой ограде, они перекидывали ногу и храбро срывались вниз.
– Урок гимнастики, а, пацаны? – громко спросил, подойдя, Игорь.
– Большие ребята, – шепнул с опозданием один из мальчиков тем, кто стоял лицом к забору.
Все в замешательстве посмотрели на Игоря и Валерия. Переправа приостановилась.
– Зачем вы? Расшибиться ж можете, – сказал Валерий.
– Не, не расшибемся! – беспечно сказал мальчишка, подставлявший товарищам плечи, когда те перелезали через забор.
– Тут убиться не убьешься, – успокоил старших другой мальчик и, видя, что те не таят никакой угрозы, стал взбираться на плечи товарищу.
– Стоп! – приказал Гайдуков, прикинув на глаз вышину забора. – Кости тут переломаешь свободно. Ну, кто ж это догадался... таким путем возвращаться по домам?
И тогда худенький маленький мальчик, который даже в новенькой форменной тужурке и фуражке с высоким околышем выглядел вовсе не бравым, а каким-то совсем домашним, ответил, переглянувшись с другими:
– Там, в переулке, стоят такие... больше вас. И отнимают у нас по пятьдесят копеек... у каждого. А то не пропустят.
– По шее накладут, – пояснил мальчишка, подставлявший товарищам плечи.
– Пошли вместе! – предложил ребятишкам Валерий. – Не тронут. Пошли!
Минуту ребятишки внимательно разглядывали Валерия и Игоря.
– Нет, – сказал наконец самый маленький. – Их там много, лучше мы здесь...
...Идя переулком, Игорь Гайдуков и Валерий Саблин поравнялись с горсткой парней, стоявших у ворот большого проходного двора.
– Вы не из восемьсот первой? – окликнул один из парней.
– Из нее, – ответил Валерий.
– Что ж, мальцы учатся еще?.. – Парень выругался.
– Налог подоходный собирать хочешь? – усмехнулся Гайдуков.
– А что? – Парень отделился от своих, сплюнул под ноги Игорю. – И с тебя можем взять. – Он загородил Игорю дорогу.
– Игорь, держи портфель, – спокойно сказал Валерий. – Ты, беги к своим, разобью челюсть! Ну! – Он отвел назад правую руку и по-боксерски выставил левую вперед.
– Ребя-я, сюда! – крикнул парень, отступая к тротуару.
В это время на мостовую упал резкий свет фар, и рядом послышалось тарахтение моторов: из-за угла выехали два милиционера на мотоциклах. Парни отошли в подворотню. Валерий и Игорь поспешили вперед. Они были уже на широкой улице, когда из переулка им вдогонку донеслось:
– Саблин, свидимся скоро!
– Странно, откуда они меня знают? – в недоумении произнес Валерий.
Ребята, задумавшись, шли молча.
– Неужели с ними был кто-нибудь из наших? – сказал наконец Гайдуков.
Назавтра Валерий после уроков зашел в учительскую. Он с порога попросил разрешения войти и, только войдя, увидел директора. Валерий попятился было (редкий школьник не испытывает перед директором смущения!), но Андрей Александрович, разговаривавший с какой-то женщиной, уже заметил его. Валерий поздоровался, Андрей Александрович ответно кивнул и спросил, какое дело привело к нему Валерия.
Дело у Валерия было одно: он хотел рассказать о малышах, лазающих через забор. Но он не готовился говорить об этом именно с Андреем Александровичем. Поэтому рассказ его, сдобренный бесчисленными «в общем», получился довольно бессвязным. Он сам чувствовал это и, как всегда, когда «язык слов не вяжет», злился на себя за невнятицу.
Женщина, с которой директор беседовал до его прихода, – вероятно, это была мать кого-то из учеников, – глядела на него сострадательно: трудно было угадать, сочувствует ли она малышам, которым докучают хулиганы, или запинающемуся девятикласснику. А на лице директора все более твердело, прочнело, если можно так сказать, досадливое выражение. Когда Валерий предположил, что малышей, возможно, обирают старшеклассники из их же школы, Андрей Александрович прервал его.
– Думаю, это маловероятно, – сказал он. – Кроме того, не очень хорошо бросать тень на своих товарищей, когда вам не известно ничего определенного.
Валерий представил себе, что со стороны выглядит ябедником, и залился краской.
– Я на товарищей не бросаю, – неловко выговорил он. – Мои товарищи подобным не занимаются.
– Надеюсь, – сказал директор. – Вы, кстати, из девятого «А»?
– Да.
– Ну, вам пока не приходится гордиться своими товарищами, – заметил Андрей Александрович и, не отпуская Валерия, поведал незнакомой женщине, слушавшей их разговор, историю «самовольства» в 9-м «А». – И это произошло в начале урока одной из лучших наших преподавательниц – Ксении Николаевны, – подчеркнул он, делая жест в сторону Ксении Николаевны, которая проверяла тетради за маленьким столом в глубине учительской.
Ксения Николаевна ниже склонилась над чьим-то сочинением.
– Вот чем приходится радовать товарища инспектора, – закончил Андрей Александрович, с укоризной подняв глаза на Валерия. («Так это инспектор вовсе...» – подумал тот.) – Что можете сказать?
Валерий ничего не мог сказать. Он только понял вдруг, что строгость, с которой директор говорил сейчас о самочинстве, – напускная; что директору едва ли кажется ужасным и беспримерным переселение его товарищей на соседние парты. Просто Андрей Александрович хвалится сейчас перед инспектором, но не открыто, а очень хитро: ведь если даже такое пустяковое происшествие для его школы – чрезвычайное, то как же замечательна – должен подумать инспектор – эта школа!
Валерий повернулся, чтобы выйти из учительской, но Ксения Николаевна остановила его:
– Подождите меня, Саблин, одну минуту.
Она сложила тетради в портфель и вышла вместе с Валерием. В коридоре она сказала:
– Не пойти ли нам с вами без долгих отлагательств туда, где вас вчера остановили эти... удальцы-молодцы?
– А зачем, Ксения Николаевна? – удивился Валерий.
– Как – зачем? Если есть в этой компании наши старшеклассники – узнаю их. Что-нибудь им подходящее скажу. Если не наши – разведаю, что за молодцы такие.
Валерий замялся. Она спросила просто и не обидно, как о житейском:
– Может быть, вы побаиваетесь? Тогда не стоит, конечно.
– Так я не за себя – за вас, – ответил Валерий.
Он вообразил себе на минуту, как грузная, седая Ксения Николаевна, в своем тяжелом пенсне с очень толстыми стеклами, пытается усовестить хулиганов...
Ему захотелось как-нибудь предотвратить эту бесполезную встречу. Пока он подбирал слова, Ксения Николаевна сказала:
– Давайте условимся: вы, что бы ни было, ни во что не ввязывайтесь. Предоставьте уж все мне.
...У ворот двора, где накануне остановили его и Игоря, никого не было. Валерий был немного разочарован. К тому же слегка беспокоило: не подумает ли Ксения Николаевна, что он все придумал?
– Никого нету, – сказал он виновато.
– И запал наш зря пропал, – заметила Ксения Николаевна, коротко, устало рассмеявшись. – Что же... значит, в другой раз.
– Да, конечно... – Валерию все-таки неловко перед учительницей. – А вам вообще-то не в эту сторону нужно было?
– Это совсем неважно, – говорит Ксения Николаевна бегло и другим голосом продолжает: – На будущее давай условимся: нужно что-нибудь – обращайся ко мне. Если я не в школе, то дома. И вот мой телефон. – Она записывает номер на листочке, приблизив к нему стекла пенсне. – Пожалуйста.
– Спасибо... А вы – наш классный руководитель?
– Да, взяла ваш класс, верно. Всего хорошего, Валерий.
– До свидания.
– Будь здоров!
Они расходятся в разные стороны. Один раз Валерий оглядывается вслед учительнице, потом идет быстрее.
...Дома Валерий застает мать.
Он знает наперед, что она спросит:
«Все благополучно?»
Мать всегда осведомляется об этом со жгучим, но мгновенно гаснущим, едва он ответит утвердительно, интересом. Подробности ей неважны. А Валерий иногда не прочь бы – сегодня особенно – поговорить подробно. Поэтому на всегдашнее: «Все благополучно?» – он пожимает плечами и, точно раздумывая, произносит:
– Я бы, пожалуй, мам, на завод работать пошел...
(Уходить из школы на завод он не собирается. Это просто попытка заинтересовать, вызвать расспросы о школе.)
Для Ольги Сергеевны его слова – совершенная неожиданность. Но она спокойно спрашивает только:
– На какой же завод?
– Ну, на какой... На Второй часовой, например, учеников набирают.
Мать нарезает круглый домашний пирог (сегодня суббота), наливает чаю себе и Валерию.
– Ты решил стать часовщиком? – спрашивает она, напирая на слово «решил».
И Валерий еще раз убеждается: с матерью можно говорить только напрямик.
Он сказал о заводе – значит, она станет расспрашивать, в каком цехе он будет учеником, долго ли продлится его ученичество, сколько времени займет езда до Второго часового. Вопроса «Тебя тянет на завод или тебе не по душе в школе?» она не задаст: она никогда не задает наводящих вопросов и сама не отвечает уклончиво.
– Понимаешь ли... – тянул Валерий, соображая, как бы перевести разговор на свою школу. – Вообще-то говоря...
Мать вдруг перебила его:
– Может, тебе просто не терпится приносить в дом заработок? Да?
Он покраснел, жалея, что на самом деле не думал об этом, и наклонил голову.
Мать потрепала его по щеке, по затылку, на мгновение притянула к себе.
– Тебе нечего об этом думать, – проговорила она, поднимаясь из-за стола. – Ведь нам хватает.