ке Хуго, которую он взял с собой, потому что она пахла его ребенком. Дайе и Юргу, переговаривающимся на переднем сиденье (разумеется, оказалось, что Дайя свободно говорит по-немецки). Она с удовольствием высказывала свои взгляды на внутреннюю политику Австрии.
Автобан и трассы помельче. Солнце и дождь. Чувство свободы и покоя, какое бывает только у людей, перед которыми стоит общая задача или которые приближаются к общему концу. У нас было и то и другое.
Миллионер, заработавший состояние на мобильных приложениях, жил в гигантской, роскошной, похожей на замок вилле, обставленной какими-то высшими силами, не иначе, в пригороде Вены. Все его существо так и источало запах недавно обретенных денег. Это был маленький толстенький мужчина с живыми добрыми глазами.
— Обожа-а-а-а-аю группу «Сеньор»! — сказал он.
— Все остальное полное дерьмо, — продолжал он по-английски. — А вот «Сеньор», то есть вы, это круто! Вы сегодня сыграете Heavy head, heavy metal?
— Конечно! — ответил Антон, который с каждым комплиментом в адрес «Сеньора» становился все бодрее и бодрее.
— А что это за песня? — спросила я Микаэля. — Я ее не знаю.
— Она из ранних, — ответил Микаэль. — На самом деле, вполне ничего. Если сравнить. Не волнуйся. Бас играет все то же, что и в остальных песнях.
— Ладно, — сказала я.
— Heavy hea-a-a-a-ad, heavy… metal! Metal! — запел миллионер, повышая голос на последнем слоге. — Знаете, я подумываю использовать эту песню в моей новой игре.
— Правда-а-а-а-а-? — произнес Антон, и в глазах у него появились значки доллара.
Разумеется, на нас, остальных, миллионеру было наплевать. Он повел Антона показывать свои владения. Порывы ветра еще долго доносили его «Metal! Metal!», выкрикиваемое тоненьким голоском с австрийским акцентом.
Мы прогуливались по усадьбе. Представляли себе, что мы богаты. В небе сгущались тучи.
— Как прикажете подать лошадиный труп, на ножке из золотых монет или на подложке из женских голов? — спросил Микаэль, делая вид, что держит в руке изящную чайную чашечку.
— Молчи, плебей. Это блюдо подают с соусом из клевера и пота рабочих, — ответила я, глядя в воображаемый монокль.
Вокруг нас возвышались деревянные конюшни, перестроенные в духе эстетики Новейшего времени: черные стены, серебристая мебель и короткие красные штрихи.
— Блин, как круто, — похвалил Пижон и принялся фотографировать.
Когда миллионер проходил мимо нас по саду, мы услышали, как он говорит:
— Обожаю эту новую песню, «Цирк ублюдков». По-моему, лучшая песня двадцать первого века.
Микаэль сделал вид, что роняет свою фарфоровую чашечку.
А потом мы услышали, как Антон говорит, что подумывает записать новую версию «Цирка ублюдков»: только гитара и вокал.
— Таким образом, текст и голос заслуженно окажутся в центре внимания.
Нам предстояло выступать в огромном пустом помещении, переделанном в бальный зал, скорее всего, исключительно для сегодняшнего праздника. Дайя долго ругалась по-шведски: это же надо, столько денег пустить на ветер, можно было, например, организовать микрозаймы бедным странам, но когда нас пригласили на ужин, замолчала: семь блюд, бесплатный бар с настоящим шампанским и даже веганская еда, имеющая не только консистенцию, но и вкус! Все гости были нарядно одеты. Антон сумел сочетать хардкор с праздничным шиком и блеском и представлял собой зрелище, достойное глаз богов: узкие костюмные брюки, черный костюмный пиджак и новая прическа, заключающаяся в выбритых в неожиданных местах фрагментах. На Дайе был золотистый топ на бретелях. Они с Антоном расстались, а потому решили, что могут позволить себе перепихнуться по-быстрому, и думали, что никто этого не заметит, хотя слышно было на весь дом. Потом она пробралась к нам, на ходу поправляя топик.
— Ну не знаю, этот стиль под рококо, — недовольным голосом сказала она, указывая на бирюзовую стену, — такая безвкусица.
— Точно, — ответила я, все еще находясь во сне Марии-Антуанетты и не имея ни малейшего желания просыпаться. Я как раз вышла из туалета, где делала селфи на фоне золотых кранов.
— Нувориши, — фыркнула Дайя.
— Мм, — промычала я.
Мы вышли покурить в сумерки австрийской глубинки.
— Вы видели эту тетку, которая сидит рядом со мной? — сказал Пижон.
— Да она помоложе тебя, — заметил Хуго. — Ну давай, рассказывай.
— По-моему, на ней настоящий бриллиант, — сказал Пижон. — Я ни о чем другом не могу думать. Боюсь что-либо сказать, вдруг я открою рот, а оттуда: «Бриллиант, бриллиант, бриллиант».
— А рядом со мной сидит пара, которая занимается оральным сексом под столом, — сказал Микаэль. — Она какая-то фотомодель, а он очередной миллионер, сделавший деньги на приложениях для айфона.
— Интересно, о чем они разговаривают между собой, эти миллионеры? — сказала я.
— Наверное, обсуждают, сколько у них миллионов и сколько приложений они продали, — предположил Пижон.
— Думаю, они и общаться-то не успевают, — сказала я. — Все время надо придумывать новые приложения и следить за своими миллионами.
— Я хочу домой, — пожаловался Микаэль.
Потом вышел Антон, прихвативший со стола бутылку самого дорогого шампанского, которую он по-братски распил с нами в темноте.
— Последнее выступление, — произнес он чуть не со слезами в голосе. — Я хочу, чтобы вы знали…
Почувствовав, что сейчас опять пойдут эмоции, Микаэль перебил его.
— Смотри, птичка! — крикнул он, указывая влево.
И там действительно оказалась птичка.
— Скоро выходим на сцену, — сказал Хуго. — Вы готовы?
— Вообще, нет, — ответила я.
— Никогда не был так плохо готов, — добавил Микаэль.
— Какой у тебя неуверенный вид, — сказала я, глядя на него испытующим взглядом.
— Ты на себя посмотри, деревенщина, — ответил Микаэль. — Да тебя местные хипстеры брендом сделают — Farmer, by Calvin Klein[7].
Мне стало получше, теперь мы были готовы.
И вот настал момент последнего в истории выступления группы «Сеньор». Миллионер поднялся на сцену и принялся разглагольствовать на плохом английском:
— А теперь… прямо из Швеции, из Скандинавии… моя любимейшая группа… Группа, представляющая ПАНК-рок с большой буквы. Молодые, свежие и веселые. Такого вы еще НИКОГДА не слышали…
(Пауза, во время которой миллионер присел на корточки, чтобы прошептать в микрофон.)
— Итак, встречайте… «Сеньо-о-о-ор»!
Под нерешительные аплодисменты Антон бодро выскочил на сцену, а следом за ним, опустив головы, плелись мы. Когда мы подошли к своим инструментам, на середину сцены выкатили огромный торт, из которого выскочила девушка в бикини и начала танцевать для миллионера.
— Мы тоже феминисты, и после шоу я расспрошу эту прекрасную танцовщицу о ее жизни и искусстве, — равнодушно произнес Антон в микрофон, а потом затянул «Heavy head, heavy metal». Миллионер с танцовщицей остались на сцене и продолжали танцевать на заднем плане.
Мы сыграли все песни «Сеньора». Большая часть из них продолжалась не больше двух минут. Антон задействовал все свои приемы: срывал с себя футболку, говорил под музыку, изображал оральный секс с микрофоном. По непонятным причинам в нашей культурной среде считается, что шведы в своих выступлениях должны быть лаконичными — не больше сорока пяти минут. Во многих других странах народ готов стоять на ушах сколь угодно долго.
— Больше крутых хитов! — крикнул миллионер по-английски, одновременно раздраженно и возбужденно.
— Это все песни, которые мы знаем, — сказал Антон.
— Больше хитов! — кричал миллионер еще громче.
Тогда мы начали играть все песни с самого начала, вставив между ними еще и кавер хита, который я терпеть не могу, — Karma Police от Radiohead. Это любимая песня Антона. В знак протеста я приглушила бас.
— Еще хитов! — снова закричал миллионер, но его помощник напомнил ему, что они выписали диджея из Лиссабона, который уже давно ждет на другой сцене со своей шапкой, виниловыми пластинками и огромными наушниками.
— Все, не надо больше хитов! — крикнул миллионер.
Меня переполняли впечатления: все эти огни, яркие детали, бирюзовые стены, оральный секс под столами с неясной динамикой превосходства. Я решила выйти подышать.
Рядом со мной оказался миллионер.
— Классное шоу, хочешь косячок? — сказал он.
— Нет-нет, — ответила я.
Я вообще не люблю говорить по-английски, а сейчас мне больше всего хотелось побыть одной и подумать о том, как плохо я играла.
Потом вышел Микаэль.
Мы долго молчали.
Наконец он сказал:
— Сколько все-таки на свете разных мест и людей.
— Да, — согласилась я. — Так много мест, и так много людей.
Из Вены мы отправились напрямую в Умео, поделили трассу по-братски, высадили Юрга в Берлине.
Дайя предложила остановиться в каком-нибудь уютном отеле Берлина, отоспаться и поужинать в одном хорошем вьетнамском ресторанчике, но нас дома ждала работа, да и Хуго истосковался по своему малышу.
— Значит, вот как, — сказала Дайя.
Пижон и Хуго всю дорогу не спали и тихонько переругивались на заднем сиденье. На этот раз они вспомнили историю о том, как в 2005 году играли музыку в стиле инди в группе под названием Hey.
— Ты заставил меня надеть ожерелье, — пожаловался Пижон.
— Потому что стремился к единообразию стиля, — ответил Хуго, который в той группе пел, а также отвечал за эстетику и название. — Это же важно, черт возьми.
— Мне всегда было все равно, как выглядит группа снаружи. Либо они умеют играть, либо нет, — проворчал Пижон.
— Вот как! — вскричал Хуго. — А Ramones? А Devo? А BEATLES?
— Слушай, как называлась та группа из города, в осиных шапочках, которые чья-то мама связала? — вдруг оживился Пижон.
— А, у них еще у ударника лишний палец на руке?
— Да прямо палец, там скорее какая-то культя.