Хоть голливудские гости с вечеринки ничего не заметили, Дэвид, скорее всего, услышал выстрел из своего кабинета, а может, подслушивал под дверью, – так или иначе, он почти сразу влетел в кабинет.
– Какого хрена тут происходит? – орал Волк. – Это что такое, твою мать?
Дэвид стоял спокойно, почти неподвижно, несмотря на открывшуюся ему картину: из руки Волка через белую рубашку сочится кровь, в стене – отверстие от пули, на полу, там, где я его бросила, валяется пистолет. Я стою и с ужасом гляжу на все это. Кровь у меня на платье, ладонях и лице, хотя о последнем я тогда еще не знала.
– Давайте посмотрю, – сказал он Волку. – Насколько все плохо?
Меня поразило, как быстро он смог сориентироваться, и я не понимала, почему они не вызывают полицию или хотя бы скорую. Я не сомневалась, что меня посадят. Честно говоря, ждала этого с нетерпением – хоть получится отдохнуть.
Но Волк просто снял рубашку и показался Дэвиду. На плече у него была лишь небольшая рана. Я не пытаюсь умалить тяжести собственного преступления, но травма действительно оказалась не такой уж серьезной.
– Чуть задело, – сказал Дэвид, промакивая рану окровавленной рубашкой Волка. – Жить будете.
– Что тебе рассказала Тедди? – спросил Волк, теперь уже самостоятельно зажимая рану рубашкой.
– Все, – ответил Дэвид, и я вдруг поняла, что так и есть. После всего этого замалчивания и лжи было непривычно осознавать, что Дэвиду известно все.
– Так что, думаю, вы согласитесь, – продолжил Дэвид, – что не стоит никому звонить, раз на то нет нужды. Разберемся сами.
– А с фотографией что? – спросил Волк.
– Я разберусь, – сказал Дэвид.
– А Тедди? Она сможет держать язык за зубами?
Они говорили так, будто меня не было рядом. Эти двое мужчин понимали что-то, чего не понимала я. Я считала их врагами, но внезапно они оказались на одной стороне, а я, совсем одна, – на другой.
– О Тедди не переживайте, – сказал Дэвид. – Она по уши влипла.
Я думала о картине Синьорини на вилле Таверна, о городке на скалистом берегу моря, а еще о серии картин Клода Моне, написанных в Этрета, пляжном городке Нормандии, окруженном большими меловыми скалами. Море на его работах было бирюзовым, иногда темно-зеленым, иногда оттенка «нильский синий» или «шампань». В нем отражалось рассветное небо или ранние утренние туманы – в зависимости от дня и времени года.
«Тедди по уши влипла». Я представила, как иду по пляжу во время отлива, вода ушла так далеко, что я вижу бьющуюся о песок рыбу, выброшенных на берег усоногих рачков, актинии, нити морских водорослей, спутавшиеся, как плетеные украшения, и странную пену, и морское желе. А потом наступает прилив, и бледно-зеленая вода, все еще похожая на воду с картин, холодное соленое море подкатывает к моим лодыжкам, поднимается до колен, до пояса, до ушей и захлестывает с головой, но не яростно – это не были жуткие волны, против которых я боролась и проиграла. Я сама позволила приливу случиться.
– Кто тебя нанял? – спросил Волк Дэвида. – ЦРУ таким не занимается.
Дэвид лишь пожал плечами.
– Значит, Хантли, – сказал Волк. – С самого начала? С тех пор как я сюда приехал?
Дэвид снова пожал плечами, и Волк продолжил:
– Тебе платили, чтобы ты следил, не облажаюсь ли я где-нибудь? Искал, чем меня можно прижать?
И снова Дэвид промолчал.
Если бы все ограничилось этим, у Дэвида с Хэлом была бы отличная возможность потопить Волка или шантажом заставить его выйти из президентской гонки. Но теперь придется забыть об этом, ведь я случайно выстрелила в Волка, а он узнал о шпионаже Дэвида, и я почти не сомневалась в том, что и то и другое было недопустимо.
– А ты сам? – спросил Дэвид Волка после небольшого молчания.
– Что я сам?
– «Держи друзей близко, а врагов…» – да? Не рассказывай, что проводил столько времени с моей женой, потому что ты большой фанат искусства. Мы все здесь взрослые люди, Уоррен. Тедди была для тебя козырем, которым можно было бы сыграть при удобном случае. «Послушай-ка, Хэл, что я тебе расскажу о твоей племяшке».
«Не все здесь взрослые люди! – хотелось закричать мне, – я нет!» Потому что я ничего не подозревала. Мне даже в голову не приходило, что Лина с Волком пригласили меня работать в посольстве и резиденции, чтобы приглядывать за мной, чтобы выяснить, чем я могу оказаться им полезна.
Волк пожал плечами и подмигнул мне – просто взял и подмигнул, – и внезапно я уже не так сильно жалела о том, что подстрелила его.
– Прости, детка, – сказал он.
– А те истории про Сестрицу? – спросила я. – Сесилию. Хоть что-то было правдой?
– О, все было правдой, поэтому я ее и приплетал – надеялся, что ты выдашь мне что-нибудь интересненькое. Скажи, Тедди, где она на самом деле? Я знаю, что-то случилось; Хэл держит ее в каком-то загончике.
– Что? – тупо произнесла я. – Откуда ты знаешь?
– Я всегда знал, что с ней что-нибудь случится, – сказал Волк буднично, словно это какой-то пустяк. – Она сияла слишком ярко, если понимаешь, о чем я. Ты делаешь что-то, а ей сразу хочется сделать то же, но в два раза круче. Сразу было ясно, что она плохо кончит; только того, что я видел в Калифорнии, хватило бы, чтобы потопить Хэла, решись я рассказать об этом миру. Одна проблема: я бывал на тех же вечеринках.
– Тедди, – сказал Дэвид. – Может, поедешь домой? Примешь ванну. Жди меня там, нам с послом еще есть что обсудить.
Как странно было находиться в гуще событий и не иметь совсем никакого веса.
– Ладно, – ответила я.
Я собрала вещи со стола, куда вывалил их Волк, все леденцы и невидимки, пудру, помаду. Когда я уже собиралась уходить, Дэвид нашел где-то платок и вытер кровь с моего лица, и в тех обстоятельствах этот жест показался мне очень милым. Когда я вышла за дверь, он протянул мне пиджак – мой Дэвид умеет быть вежливым – и сказал:
– Тедди, не забудь прикрыться, иначе все увидят кровь.
Чтобы выйти из здания, мне пришлось пересечь галерею. Когда я проходила мимо, Том Пфендер схватил меня за руку.
– Хантли, пойдемте танцевать! Когда-то ваша мать танцевала на пианино в клубе «Три сотни» – видел своими глазами. У вас это в крови!
Удивительно, но за те несколько минут, что я провела в кабинете Волка, голливудская компания успела напиться. Актер из фильма про гладиаторов стоял за пианино и пытался играть на нем своим… Ну, вы поняли.
Я улыбнулась Тому, выдернула руку и сказала:
– Конечно, Том, я сейчас приду.
Никто не остановил меня на выходе из посольства, хотя я только что подстрелила посла. Прекрасные морпехи в ярких мундирах помахали мне вслед.
Дэвид с Волком договорятся и приведут все в порядок – все равно что закрасят мелкую царапину на крыле белого «Ти-бёрда» с красным салоном на заказ, – а я отправлюсь домой, как и было велено.
Иди в свою комнату, Тедди. Ляг спать. Встань рано и поставь кофейник на плиту. Жди одетая, со свежевымытой головой, макияжем, в накинутом на плечи кардигане. Не переставай танцевать, кружиться, стой красиво, ведь ты самая важная статуя в коллекции. Прелестнейшая женщина Рима, прекрасное творение, «Венера целомудренная».
Но я не надела пиджак и не застегнулась на все пуговицы, как послушная девочка. Не нарочно, из неповиновения, а потому, что в тот момент не могла мыслить здраво, а еще помню, что не хотела запачкать пиджак, ведь и так уже измазала в крови свое любимое платье от Balmain.
Так что мимо гостей я шла вся в крови – Том Пфендер ничего не заметил, как и гладиатор со впалыми щеками у пианино, но кто-то точно должен был обратить внимание. Может, они и не сразу все связали – решили, что по какой-нибудь уморительной дикой причине, скажем, от большого количества шампанского, у меня пошла кровь из носа, но когда задумались и вспомнили громкий хлопок, который почти, но все же не полностью, был заглушен концертом медного духового оркестра… Тут даже блондинка из Paramount Pictures сложила бы два и два.
Сейчас
– И видимо, кто-то увидел кровь, что-то сказал или кого-то позвал, и именно так вы, джентльмены, и узнали о произошедшем? Поэтому вы здесь? И предположу, уже поговорили с Дэвидом и послом.
– Ваш муж, – говорит Реджи, – не очень-то вами доволен.
– Что ж, – отвечаю я тем же тоном, – а вы, похоже, не слишком довольны им.
Моя фраза обращена к Артуру Хильдебранду, который молчит.
– В общем, – говорю я, – больше мне добавить нечего. Я вышла из посольства и сразу отправилась сюда.
– Благодарю, миссис Шепард, – говорит Хильдебранд. – Пока это все, что нам нужно знать.
Мужчины дружно поднимаются с моего уродливого дивана.
– Ваш муж скоро вернется, – говорит Реджи так, словно я должна этого бояться. – Но, – добавляет он, – в ходе расследования нам, возможно, потребуется еще раз вас опросить. Не переживайте. Это внутриведомственное дело. Мы разберемся своими силами.
– Отлично, – говорю я и иду с ними до двери. – Спасибо, что зашли. Ну, до свидания.
– Миссис Шепард, – говорит Артур Хильдебранд, остановившись в дверном проеме. – Надеюсь, вы были предельно честны с нами, потому что если нет – мы об этом узнаем.
О, я уверена, что узнают, – более того, я на это рассчитываю.
25. Виа Венето
Кое-чего я им не рассказала: в ту ночь я не сразу отправилась домой.
Я вышла из посольства, миновала морпехов, вовремя не заметивших пятен крови, чтобы меня остановить, прошла мимо скучившихся у ворот папарацци.
И в какой-то момент – он продлился всего мгновение – я увидела, что мужчины в костюмах и с серебряными фотоаппаратами просто смотрят на меня без вспышек. Вопреки своим хищническим инстинктам, они не бросились тут же окликать меня и фотографировать. Возможно, поняли, что что-то стряслось, что-то посерьезнее пьяного певуна или похотливого режиссера, застуканного со своей любимой актрисой.