как ты думаешь, Мак, почему наша атмосфера непрозрачна? Почему у неё такой гигантский коэффициент рефракции, какого ни у одного газа не бывает при нормальных условиях? А это они сделали. Иносаракшиане. Они так маскируются. Скажешь, бред?
— Ну… — Максим до сих пор не научился хорошо скрывать свои чувства. — Пока не знаю, что и сказать, — совершенно честно ответил он. — Мне непонятно, как это следует из твоей модели?
— О! — Зогу уважительно поднял палец. — Попал в самую точку! Ответ: никак. Это следует из другой моей модели. О которой сейчас и расскажу.
Он аккуратно подтёр тарелку хлебом, съел, вдумчиво прожевал и продолжил:
— Я решил проанализировать историю. Думал, может, фактор всё-таки внутренний, но с длинным характерным временем, и чтобы выявить его, надо взять данные за несколько веков. Всю гуманитарную мутотень насчёт прогресса и культуры, конечно, читать не стал, а поднял большой справочник по хронологии и просто тупо посчитал частоту событий по временным промежуткам. Вычислил автокорреляции, сделал спектральное разложение… тебе эти слова вообще что-нибудь говорят? Ох, темнота… Короче, вывод такой: вся история наша — липовая. Реально достоверные события начались лет полтораста назад. Всё, что было раньше — фантазии, причём по ограниченному набору повторяющихся шаблонов. Каковые шаблоны мой метод и выявил. Понимаешь, что это значит?
— Пока не очень.
— Кто-то нас, короче, привёз на этот саракш извне, с какого-то другого саракша, атмосферу закрыл и всю нашу предыдущую историю сочинил. И этот мой неизвестный фактор, вносящий непредсказуемость в экономику — это как раз они. Иносаракшиане. Они воздействуют на наше общество. Они среди нас. А точнее, среди них. — Зогу указал пальцем в потолок.
Максим смотрел на него молча. Он не знал, что сказать. Рассказ старого инженера казался смесью удивительных прозрений с параноидальным бредом… а может, не бредом? Несколько секунд Максим боролся с искушением сказать о себе правду… в конце концов, Зогу единственный на Саракше, кто может ему поверить хотя бы теоретически…
— Ты считаешь, они нами правят? — наконец нашёлся он с вопросом. — Эти твои иносаракшиане?
— Как минимум у них есть влияние, — веско ответил Зогу. — И очень серьёзное.
— А зачем? Что им от нас надо?
— Почитай книжку, там написано. — Инженер, кажется, подустал от разговора. Он был сыт и расслаблен. — Я там анализирую всякие мифы, сказки… но если в двух словах, ничего хорошего. Скорее всего, пьют кровь. Необязательно в буквальном смысле. Может быть, получают энергию из наших страданий или типа того. Сам посуди — развалили империю, устроили столько войн, грохнули экологию…
Максим огляделся. Кроме них, никого в закусочной не было. Официантка за барной стойкой что-то считала, лязгая арифмометром, и даже не глядела в их сторону. Максим наклонился к Зогу, понизил голос:
— Как ты предлагаешь с ними бороться?
— Бороться? — Инженер хихикнул. — Ты спятил? Это невозможно. У них всё схвачено, абсолютно всё.
— Но говорят, есть… — Максим перешёл на шёпот: — …Подполье…
— Ты как ребёнок, Мак. Подполье! Есть у меня один хороший знакомый из пятого управления. Довольно серьёзную должность занимает, и как раз по этим делам. Так вот, сидели мы с ним тоже за кружкой пива, выпил он чуток лишнего, да и проговорился: «Все главари подполья — наши люди, все на зарплате, многие при званиях. Мелкота — распропагандированные дурачки на развод, а главари — все до одного провокаторы, других туда не пускаем в принципе, так что имей в виду, держись подальше от этой мрази…» Вот и я тебе посоветую — держись подальше…
— Ну а что тогда делать?
Зогу похлопал по своему портфелю.
— Распространять информацию. Купил книжку — прочитай, расскажи знакомым, пусть тоже купят. Кстати, могу продать сразу партию, хочешь со скидкой?
— Распространять информацию, — повторил Максим, проигнорировав предложение, — о том, что у них всё схвачено, что они всесильны, что сопротивление невозможно и что подпольщикам верить нельзя? Информацию прямо из пятого управления?
Зогу уловил сарказм. Его глаза неприязненно сощурились.
— Есть идеи получше? Я в общем-то много лет работаю над этой проблемой. Кто ты вообще такой, чтобы на меня наезжать, Мак?
Максим наконец не выдержал.
Искушение было слишком, слишком велико.
— Я один из них, — сказал он. — Иносаракшианин. Ты прав, мы действительно среди вас. Смотри.
Он небрежно вытер салфеткой нож и резанул поперёк запястья. Выступила кровь, казавшаяся чёрной в полутьме. У Зогу отвисла челюсть… да так и не захлопнулась, когда рана за несколько секунд затянулась, не оставив даже шрама, а только блестящую чёрную лужицу на столе.
— Мас-са-ракш… — пробормотал он. — Это какой-то фокус? Нож не настоящий?
— Попробуй сам порежь, — Максим протянул ему нож и подставил ладонь.
Зогу отдернул руку от ножа, как от огня.
— Массаракш и массаракш! Верю! Верю! Я всегда это знал! — Впервые за этот вечер глаза инженера по-настоящему загорелись. — Я был прав… да! Вы все-таки на меня вышли! Все-таки, значит, удостоили вниманием! И, наверное, не для того, чтобы ликвидировать? А то бы грохнули сразу без разговоров, да? — Забывшись от радости, Зогу уже говорил в полный голос. Максим покосился на официантку, но та всё возилась с арифмометром и не слушала. — Ну давай, иносаракшианин! Рассказывай! Зачем я вам нужен?
Максиму хотелось встать и уйти, но теперь уже надо было доиграть роль до конца.
— Ты нам нужен как инженер, — сказал он. — Как первоклассный инженер. — Рот Зогу расплылся в такой счастливой улыбке, что Максиму даже стало его жалко… но он не мог оставить ситуацию неопределённой. Надо было заставить старика раскрыться полностью, и тогда уже сказать себе: «Этот безнадёжен» — и уйти со спокойной душой. — Знаешь, мы ведь действительно пьем кровь, — сказал он непринуждённо. — Да, в буквальном смысле. Проектируется установка для извлечения у людей крови в промышленных масштабах. Возьмешься её программировать?
Зогу опешил, и у Максима вспыхнул проблеск надежды.
— Это что, шутка?… А, понимаю. Проверка! Готов ли я на ВСЁ. Слышал, в органах при вербовке тоже такие вопросы задают, с подковырочкой. А знаешь, Мак? Да, готов. — Зогу снова похлопал по своему портфелю. — Я ведь почему этой дурью маюсь, никому не нужные книжечки продаю? Потому что нет настоящего дела. Настоящего большого проекта. Посади меня считать хоть аэродинамику бомбовоза, хоть скорость забора крови у младенцев — вот это моё. И больше мне ничего не надо. Так что да, Мак. Доложи своим, что вербовка прошла успешно. Я в деле. — Инженер будто помолодел, осанка выправилась, и даже голос стал звонче, утратив сиплость. — У вас уже есть техзадание? Контракт? Смета?
— Детали обговорим завтра. — Максим встал, положил на стол деньги. В этот момент он остро, как никогда, ненавидел себя. — Сейчас важно твоё принципиальное согласие. Завтра это же время на этом же месте, хорошо?
Дождь кончился. Уже стемнело. Тусклые фонари горели через один. Башни как раз включили вечерний усиленный сигнал, и редкие прохожие стояли, кто распевая гимн, кто просто плача от патриотического восторга. Максим помедлил и оглянулся на окно закусочной. Он ожидал увидеть, как Зогу бьется в корчах, но нет, инженер стоял навытяжку со счастливым лицом и разевал рот. Максим развернулся и пошёл своей дорогой.
Он всё ещё держал свёрнутую в трубочку брошюру, положить её было некуда. Некоторое время Максим по земной привычке искал глазами контейнер-рециклер, а потом плюнул, смял брошюрку и по-саракшиански бросил на тротуар.