еским причинам представляется мне более здоровым – гораздо меньше напрягающим глаза, – чем похожий на автоматные очереди монтаж немого фильма[5].
Те же требования, но в еще большей мере, предъявляются к моделированию цветного фильма. Если отношение монтажа немого фильма к монтажу фильма звукового выразить показателем 2:10, то здесь мы будем иметь показатель 1:10, то есть цветной фильм работает с еще более замедленным ритмом, чем фильм звуковой. К тому же быстрые движения внутри длинного съемочного эпизода в цветном фильме должны использоваться реже, потому что по сравнению с тем, как обстоит дело в черно-белом фильме, в цветном фильме они вызывают у зрителя повышенное беспокойство и от них больше рябит в глазах.
Вообще цвет как новый элемент моделирования фильма готовит нам еще очень много сюрпризов, потому что до сих пор мы редко воспринимали кинетическую энергию цветовых значений в столь концентрированной форме. Если при динамичном монтаже черно-белого фильма приходилось заботиться только о правильности передачи движения и о приведении в соответствие черно-белых монтажных кусков, то при монтаже цветного фильма ответственность монтажера и режиссера сильно возрастает. Не говоря уже о том, что из-за цвета каждая сцена с самого начала четче определена в эмоциональном плане, будущий цветной фильм должен иметь визуальную ось, которая представляет собой осознанно встроенную в него психофизическую опору для содержания, – то есть какие-то части фильма должны быть выдержаны в красноватых, голубоватых, желтоватых, розоватых и т. д. тонах. Будут ли кинематографисты, занимаясь этой проблемой, хранить верность основополагающему принципу, разработанному уже в живописи импрессионистов, или в самом скором времени отрекутся от него, покажет практика съемок цветного кино, которая только начинается. Но есть одна вещь, которую ни в коем случае нельзя путать с упомянутой визуальной осью: это музейный оттенок старых картин! Существует опасность, что – непосредственно или по обходным путям – все цветовые значения погрузятся в какой-то определенный цветовой тон, и в результате все цвета будут прикрыты одной цветной пеленой[6]. Гораздо большее значение, чем это было до сих пор, в цветном фильме будет иметь наплыв. Не обсуждая здесь технический аспект наплыва (этот прием я годами употреблял в своих написанных красками картинах), мы можем констатировать, что скользящий переход одной сцены в другую становится возможным – без шока для глаз – именно благодаря наплыву: когда отдельные цвета теряют свою интенсивность, перед нами открывается возможность заменить их каким-то определенным, желательным для нас колоритом.
Очевидно одно: психофизическое воздействие света – даже на тематическо-содержательном уровне – по своей природе настолько элементарно, что мы уже сегодня можем предсказать для будущего цветного фильма расширенное использование чистых цветов, с теми же целями, с какими их стремится использовать новая живопись – то есть, среди прочего, и для создания абстрактных картин. Само осознание этого почти наверняка поспособствует оздоровляющему преодолению перепроизводства исторических цветных фильмов, которое нам еще предстоит. Я уверен, что самыми красивыми цветными фильмами ближайшего времени окажутся те, где все краски будут обрамлены белым. Новое переживание в новых ракурсах: фильм о катании на лыжах и снеге; цветной фильм, действие которого разворачивается в современных светлых интерьерах…
Это большая ошибка: думать, будто мы не способны выманить, выколдовать из сегодняшней жизни воздействующую на наши чувства красочность.
Лондон, 1935
Курица, она и есть курица
Киносценарий по одному мотиву из рассказа Курта Швиттерса «Августа Болте»
1.
/ Нити, образуя сетку, пересекают во всех направлениях поверхность экрана.
/ По наклонной плоскости катится много яиц – приближаясь к нам; передние яйца очень большие, следующие – всё меньше и меньше. Отдельные яйца высоко подпрыгивают.
/ Чья-то ладонь ловит подпрыгивающие яйца.
/ Мужчина – в маске – жонглирует яйцами.
/ Этот мужчина выхватывает яйца из воздуха, отбрасывает их прочь, они исчезают. Яиц все больше, и они движутся все быстрее.
/ Мужчина уже не может спастись от яиц, которые его бомбардируют.
/ Он убегает.
/ И опять, как прежде, яйца катятся по наклонной плоскости. Первыми появляются маленькие, за ними – всё более крупные. Некоторые высоко подпрыгивают, падают, снова подскакивают. Некоторые разбиваются.
/ Наплыв: плоскость превращается в оконный карниз; по карнизу – подпрыгивая – катятся яйца.
/ Опять яйцо. Высоко подпрыгнув на карнизе, оно стремительно падает вдоль фасада на тротуар.
/ Внизу еще два-три раза подскакивает.
/ Все больше яиц следует его примеру, некоторые разбиваются, но большинство, подскакивая, катится дальше.
/ Оживленная улица, по ней идут люди.
/ Между быстро переступающими ногами катятся и подскакивают яйца. Ноги у людей быстрые, но яйца катятся все быстрей и быстрей.
/ Ноги отстают, исчезают из поля зрения. Яйца катятся теперь между колесами машин и по трамвайным путям, отчасти и по рельсам, перепрыгивают через лужи.
/ Разлетаются брызги, яйца высоко подпрыгивают. Их белизна сверкает на темном фоне.
/ Теперь по улице идет мужчина. Он идет в направлении, противоположном тому, в котором движутся яйца. (Значит, если яйца до сих пор двигались справа налево, то мужчина идет слева направо. Должно быть заметно, что теперь яйца, поменяв направление, следуют по пятам за мужчиной: они, значит, теперь и прыгают в противоположном направлении.)
/ Много яиц катится вслед за мужчиной: и маленькие, и большие, – а улица очень оживленная.
/ Магазинчик детских колясок. Яйца проникают в него через открытую дверь.
/ Яйца запрыгивают в коляски.
/ Одна за другой женщины (всего их десять) через дверь выталкивают коляски на улицу.
/ Опять кругом люди, яйца катятся у них под ногами. / Впереди идет тот мужчина. Он сворачивает за угол.
/ Десять воспитанниц пансиона для девочек, под ногами у них путаются яйца.
/ Добравшись до угла, яйца встревожено подпрыгивают на месте: они потеряли мужчину.
/ Одно яйцо выкатывается из общей массы яиц, катится дальше. И в конце концов приближается к воротам жилого дома.
/ Дверь подъезда медленно закрывается за ним.
/ Привратницкая. Ошеломленное лицо толстой привратницы. Разинутый от удивления рот…
/ Дверь подъезда открывается снова – очень медленно, – и юная барышня, свеженькая и светленькая, выпархивает на улицу. Она (ритмически) отцепляет от платья яичные скорлупки. Толстая привратница бежит вдогонку за ней, протягивает ей гигантскую молочную бутылочку с соской.
/ Барышня, иронично и задумчиво улыбаясь, отстраняет соску. Идет по улице и заходит в ближайшее кафе.
2.
/ Короткие монтажные куски показывают обстановку в кафе: кельнер-эквилибрист с подносом; мелкие интеллектуальные хищники, роющиеся в ворохах газет; собаки под столиками.
/ Юная барышня заходит на террасу.
/ Садится, внимательно осматривается. Лицо ее выражает ничем не омраченную радость.
/ На улицы пешеходы – те, у кого есть время для прогулок, и другие, которым приходится торопиться.
/ Барышня смотрит на свою чашку.
/ Она поднимает чашку ко рту – в чашке шоколад со взбитыми сливками.
/ Взбитые сливки (наплыв): маленькие белые цветы – цветы мирта – сплетаются в венок.
/ Головка барышни, в подвенечной вуали и миртовом венке. / Вскоре после этого – мужчина в маске.
/ Барышня ставит чашку на столик, поднимает глаза.
/ В это мгновенье мимо кафе проходят десять мужчин в одинаковых масках. Девять из них видны очень неотчетливо.
/ Барышня вскакивает,
/ подбегает к ограждению террасы и самозабвенно смотрит вслед уходящим мужчинам.
/ Нерешительно возвращается к своему столику, беспокойно оглядывается, садится.
/ Снова вскакивает.
/ Делает несколько быстрых шагов, потом идет медленнее, пытаясь что-то сообразить.
/ Медленно разворачивается и идет обратно.
/ На полпути опять решительно разворачивается и, пробираясь между столиками, спешит к выходу.
/ Кельнер с подносами и огромным количеством посуды – вскрикнув, но без вреда для своего груза, – бросается вслед за барышней, пытаясь дикими телодвижениями привлечь ее внимание. Любитель газет, сердито выглянув из-за газетной горы, бросает на барышню разъяренный взгляд.
/ Кельнер с подносами натыкается на столик этого посетителя.
/ Газетная гора обрушивается на читателя газет; он полностью исчезает под ней.
/ Кельнер споткнулся, но ему удается устоять на ногах. Посуда, подносы – он всем этим жонглирует, да так ловко, что из кофейных чашек не выплескивается ни капли. Глазуньи на стеклянных тарелках подпрыгивают.
/ Барышня уже стоит на улице, смотрит направо и налево.
/ Барышня идет налево – туда, куда прежде направились десять мужчин.
/ Барышня бежит вслед за мужчинами.
/ Она приближается к ним, совсем запыхавшись, и очень быстро останавливается, чтобы пройти мимо них медленно, с достоинством, —
/ но:
/ мужчины как раз дошли до перекрестка.
/ Пятеро из них сворачивают налево, пятеро – направо.
/ Теперь и барышня добралась до перекрестка.
/ Долго стоит там, отчаявшаяся и растерянная. Куда же ей идти?
/ Барышня делает выбор в пользу правой пятерки и следует за ней.
/ Но на полпути нерешительно останавливается, пытаясь что-то сообразить.
/ И идет назад, вслед за левой группой.
/ Однако на полпути, снова засомневавшись, разворачивается и в быстрейшем темпе кидается вслед за правой группой.
/ Эти пятеро мужчин, ускорив шаг, идут по улице.
/ Барышня, совсем запыхавшись, снова приближается к ним и очень быстро останавливается, прежде чем пройти мимо.