Так что для начала буду тренировать защиту, отсекать шум, который не относится лично ко мне. Постараюсь научиться настраиваться на мысли конкретного, нужного мне человека.
Вспомнилась недавно прочитанная повесть Аркадия Стругацкого «Подробности жизни Никиты Воронцова». Там герой постоянно возвращался в прошлое и вынужден был проживать свою жизнь вновь и вновь. Пытался менять что-то, делать что-то по-другому, но итог был всегда один — смерть и возвращение в прошлое. В своё прошлое. Он пытался что-то изменить, но все перемены происходили в маленьком пространстве его личной жизни и никак не влияли на страну. Такое чувство, что система сама блокировала влияние возможных попаданцев. Как антивирусник блокирует все подозрительные файлы. Надеюсь, у меня будет по-другому.
Дверь снова открылась. Подумать не дают. Ну просто проходной двор какой-то!
В комнату без стука вошла высокая, фигуристая женщина лет сорока. Жёсткое лицо, в близко посаженных глазах — холод. Губы сжаты в тонкую злую нитку. Та самая Нина Александровна Коровякова, личная медсестра Брежнева. Меня будто накрыло волной едкой, почти болезненной, ненависти. И одновременно волной горячего желания.
И вдруг она улыбнулась — ярко, радостно. Улыбка невероятно красивая — лицо сразу стало милым, добрым, обаятельным. Такие женщины притягивают к себе, как магнит. Но со мной ее обаяние не работало. Я смотрел на Нину, как смотрел бы на танец кобры. Красиво, не спорю, грациозно, но первая реакция — схватить лопату и перебить ядовитую тварь пополам.
Я люблю женщин. Теоретически люблю всех женщин. Практически любить последнее время получалось не многих и не часто — возраст все-таки. Но сейчас-то мне меньше сорока и я полон сил! Например, Алевтину я бы с радостью затащил в постель. Но только не эту лицемерную тварь…
— Владимир Тимофеевич! Рада что вы живы! И даже, почти здоровы! — сказала она, прикидываясь искренней и душевной, и тут же подумала: «Как он выжил? Просила же убрать чисто…».
Она подошла ко мне, поправила капельницу, потом присела на край кровати.
— А вам бы хотелось другого? Чтобы раз и навсегда? — спросил я будто в шутку, с улыбкой.
— Что вы, Владимир Тимофеевич, вы же знаете, как я вас уважаю! — Нина умело изобразила негодование, а сама подумала: «Сраные профессионалы, не смогли даже нормальную аварию устроить. Вот ведь везунчик… Испорченные тормоза для тебя не проблема, оказывается».
Я просто физически чувствовал ярость, охватившую её. Но внешне… Ни одна мышца не дрогнула на лице Нины. Оно оставалось доброжелательным и улыбчивым.
«Может, надо было его отравить? Говорят же, хочешь сделать хорошо — сделай сама, — раздумывала Нина, а я, ничем себя не выдавая, продолжал слушать её мысли. — Хотя нет, опасно… Рябенко, старый пёс, не упустит возможности подловить. Посадит или под расстрел подведёт. И Лёня не спасёт».
Я молча смотрел на неё.
«Как же я его хочу!» — вдруг подумала она.
Я вздрогнул от неожиданности. Ничего себе поворот!
«Сволочь он, но как же хорош! Однако такое нельзя прощать. Прямо в лицо посмеялся надо мной, подонок. Не возбуждаю я его видите ли»…
Оказывается, она меня когда-то соблазняла, а я отказался? Вернее, не совсем меня, а прежнего Медведева. Но сути дела это не меняет. Обиженная, отвергнутая женщина, ставшая настоящим врагом. Интересно, это единственная причина такой ненависти или было что-то ещё? Со временем узнаю, но пока нужно быть с ней поосторожнее.
— Спасибо за заботу, Нина Александровна, — наконец, произнес я. Сказал спокойно, без эмоций. С ней не стоит торопиться. Здесь наверняка имеется какая-то интрига.
Коровякова поправила одеяло и будто бы нечаянно провела ладонью по моей груди, коснулась шеи. Её обуяла похоть. Не желание, и уж тем более, не любовь, а именно похоть. Я перехватил её руку быстро и жёстко, сильно сжал. Наверное, останутся синяки. Ну и пусть. Жалко, что сжимаю её ладонь, а не шею.
Она смотрела мне в глаза и улыбалась. Даже не застонала, не выдернула руку. В ответ её пальцы сильно сжали мои.
— Садо-мазо предпочитаете? — я усмехнулся.
Она зашипела, взвилась пружиной с кровати.
Поймав себя на желании свернуть любовнице Брежнева шею, вдруг понял, что желание это не моё. Это было желание настоящего Медведева.
— Выздоравливайте… — бросила она обиженно и направилась к выходу. — Выздоравливайте, Вовочка…
И, гордо вскинув голову, вышла из комнаты. В воздухе еще некоторое время витал аромат её терпких духов.
Понятно, что Коровякова просто завидует моей жене. Естественно, оскорблена моим отказом. Но убивать из-за этого? Должны быть ещё какие-то более веские причины, о которых я не знаю. Но обязательно выясню!
Чтение мыслей, оказывается, невероятно полезная вещь! Просто надо правильно настроиться. Суметь отфильтровать лишний шум, от которого голова болит, и выбрать именно тот «объект подслушивания», который тебя интересует. Надеюсь, этот дар останется со мной надолго. И еще будет время попрактиковаться и развить в себе способности телепата. Я ж теперь не просто телохранителем могу быть, а настоящим экстрасенсом, хе-хе!
А вообще, пора уже сваливать отсюда. У меня выходной. Видимо, еще и больничный добавится. Надо разобраться себе, в ситуации, обдумать всё — задач много. И понять, есть ли у меня доступ к памяти Медведева на постоянной основе, а не только короткими вспышками. Мне бы очень пригодились его знания и навыки, а не только рефлексы и мышечная память.
Я самовольно избавился от капельницы. Встал, прошёл к шкафу, достал из него рубашку. Надел поверх майки, усмехнувшись модному крою рукавов и воротника. Но в пределах нормы, почти классика. Джинсы такие же, что были на мне утром, индийские. Уже заправил рубаху в джинсы, застегнул ремень. Сел на кровать, чтобы переобуться, как снова распахнулась дверь.
В комнату вихрем ворвалась стройная, высокая девушка. Пшеничная коса растрепана, глаза красные, видно что плакала. Синее ситцевое платье в белый мелкий цветочек, поверх накинута серая кофточка. В ушах маленькие золотые серёжки с речными жемчужинами.
Она кинулась ко мне на колени. Обняла, принялась покрывать поцелуями лицо.
— Володечка, любимый, милый, солнце моё! — шептала она. — Ты живой, живой! Я так испугалась!
Поцеловала крепко, жарко. Меня давно уже так никто не целовал, и молодой, сильный организм отозвался на ласку очень красноречиво.
К такому я не был готов! Я ведь даже не знал, как зовут жену Медведева. И даже не был уверен, жена ли это? Или очередная поклонница, влюблённая в Медведева.
К сожалению, у незнакомки в голове не было ни одной связной мысли. Её обуревали страх и горечь потери, а потом тут же охватывало счастье.
Она плакала, покрывала поцелуями мое лицо и губы. И я ответил на её поцелуй, обнял крепко. Потом откинулся на кровать, увлекая прекрасную незнакомку за собой.
— Эх, погубят меня бабы… — мелькнуло в моей голове.
Да чёрт с ним, пусть губят!
Глава 3
— Светлана, понимаю, переволновалась… Но отпусти мужа, он никуда не денется, — сказал Рябенко, улыбаясь.
Увлекшись поцелуями, я и не заметил, как генерал вошел в комнату.
— Володя, машина ждет. Сейчас быстро к Чазову, пусть голову проверит. Если всё в порядке, то утром заступаешь на смену. Если нет, то отдохнешь немного. Солдатов тебя подменит, я его предупредил. Да, по пути супругу до дома подвезешь. Давайте быстро, Чазов человек занятый, работы много. Но для тебя выделил время.
Генерал не стал ждать, пока я отвечу, вышел. Я посмотрел на девушку (или правильней уже говорить «на жену»?). Она вскочила при первых словах Рябенко. Стояла, глядя в пол, красная до ушей, смущенно теребила край кофточки. Спасибо Рябенко, теперь знаю, что жену зовут Светлана.
— Пошли, машина ждёт, — сказал ей и первым вышел из комнаты.
Надеюсь, водитель знает, где я живу и куда отвезти супругу. Ибо я, сколько не пытался, вспомнить адрес так и не смог. Эх, Медведев-Медведев, погрузился ты в спячку там что ли… С другой стороны, может оно и к лучшему. Не хватало мне еще шизофрении — когда две личности в одной голове спорят. А так пока все нормально у нас распределено. Как в компьютере. Оперативное мышление целиком на мне, а в поисках информации можно покопаться на внешнем диске — в былых воспоминаниях настоящего Медведева.
Вышли тем же знакомым путем, через запасной выход. Машина уже ждала. Водитель предусмотрительно открыл заднюю дверь Волги. Я подождал, пока Светлана устроится, обошёл машину, сел рядом с ней, на заднее сиденье.
— Владимир Тимофеевич, — обратился ко мне водитель. — Сначала к Чазову или Светлану домой завезём?
— Я с тобой поеду, — вскинулась Света, положив ладошку на мою руку. — Неизвестно, что у тебя там под повязкой. Может, всё серьезно.
— У тебя там не закрытый перелом, а открытый перелом! — ответил я шутливой цитатой и прикусил язык — совершенно не помню, в каком году вышел этот фильм? Мне-то казалось, что «Бриллиантовая рука» была всегда.
Я посмотрел на жену и наткнулся на непонимающий взгляд. В её глазах мелькнул испуг, брови полезли вверх, глаза округлились.
— Володечка, какой перелом на затылке?
Водитель хохотнул.
— Светлана Игоревна, это же из Бриллиантовой руки, жена Никулина… то есть Горбункова, так переживала. Я раз десять смотрел, и каждый раз смеялся до слёз. Это ж надо было такое снять!
Спрашивать, когда вышел фильм, я не стал. Всё-таки, собственной памяти недостаточно для комфортного существования в новом мире. Трудно без интернета — сейчас бы погуглить… Боюсь, таких мелких проколов будет еще много.
И тут же всплыла картинка из воспоминаний Медведева: я и Светлана расположились дома на диване. Света улыбается, а я смотрю на нее и любуюсь. На экране финал фильма «Ирония судьбы или с лёгким паром». Слова Жени Лукашина «мама, моя Надя приехала!» растрогали супругу до слез. А я улыбаюсь не из-за того, что происходит на экране, а из-за реакции жены. Странно, я так радуюсь там, в воспоминании, что она не бледна, что настроение у неё хорошее — впервые за долгое время.