чшую сторону.
А пока не стоит недооценивать Горбачева, который, казалось бы, уже побежден. Первым делом он побежит жаловаться. Ему хорошо известно, что виноват всегда тот, кто не успел первым обвинить другого. Как в том анекдоте про разницу между врачом и сумасшедшим: психиатр тот, кто первым надел белый халат. Так и здесь. Несмотря на раннее время, Горбачев наверняка сейчас уже пытается дозвониться до своих покровителей.
Поэтому сначала я напишу рапорт, а вот за завтраком мне хватит времени, чтобы, как говорится в бюрократических кругах, создать мнение.
— Поехали, — вернувшись в машину, кивнул Николаю.
В Завидово сразу прошел в домик охраны.
— О, а ты чего вдруг в такую рань? — Солдатов выпучил на меня глаза. — Только сделал обход, готовлюсь сдавать смену.
— Да так сложилось…
Прошел к чайнику, включил его в розетку. В кружку бухнул две ложки растворимого кофе, кинул кусок рафинада. Подождал, пока закипит вода и залил кофе. Все-таки растворимый кофе — суррогат, почти не пахнет. Нет того сносящего крышу аромата, который заряжает энергией. Сделал глоток, поморщился.
— Какие новости? — спросил у Солдатова. — Как Леонид Ильич?
— Да нормально, бодрячком. Готовит речь к празднованию шестидесятилетия революции. Основные тезисы заучивает. Волнуется, хочет выступать без текста доклада. Помощники в шоке, боятся, что опять начнет анекдотами сыпать. Александров-Агентов пытался его отговорить. Мол, как так, мало ли что… Текст, видите ли, сложный, много теоретических положений и каждое слово выверено.
— А Леонид Ильич что?
— А Леонид Ильич отмахивается, — Солдатов рассмеялся. — Говорит, вы на Фиделя посмотрите. Он часами без шпаргалки шпарит, и ведь не повторяется, и аудиторию держит.
— Ну ведь и вправду молодец Леонид Ильич! Кстати, он уже встал?
— Да. Ты не поверишь — на пробежку в сад вышел. Потом зарядку сделает — и в душ. Начал холодной водой обливаться.
Солдатов покачал головой, удивляясь переменам в Генсеке, которого еще буквально год назад едва не под руки водили на встречу с рабочими ЗИЛа.
Так и не допив кофе, я вылил остаток, сполоснул кружку. Пожал Солдатову руку на прощание и вышел, направившись к секретарям.
Помимо личного помощника Александрова-Агентова, при Брежневе (как и при любом Генсеке) имелся целый штат секретарей. Работали они в две смены. Даже ночью всегда кто-нибудь из них дежурил. А сейчас уже начало восьмого, так что в моем распоряжении оказалось даже несколько работников на выбор. Рапорт не стал писать от руки, надиктовал секретарю. Через десять минут с бумагами в руках уже выходил из кабинета.
В дверях столкнулся с Александровым-Агентовым.
— О, на ловца и зверь бежит! — Андрей Михайлович протянул мне руку. Я ответил на рукопожатие. — Леонид Ильич вот только вчера интересовался, как проходит ваша командировка и что там нового по визиту в Англию. Мы ему постоянно делали газетные подборки. И, скажу по секрету, одна из публикаций его очень возмутила.
— С туфельками? — я усмехнулся.
— С ними самыми, — Андрей Михайлович нахмурился, не разделяя моего веселья. — Вопиющая нескромность! И самое неприятное, что Горбачев так хорошо выступил, такими правильными словами о мире говорил, такая великолепная речь — и все смазывается статьей Мастерса. И думается мне, что одними туфлями Раисы Максимовны мы не ограничимся. Я уже получил отчет об инциденте на таможне. Даже не знаю, как Леониду Ильичу о подобном докладывать.
— Не торопитесь, лучше все сразу преподнести.
— А есть еще что-то похуже таможни? — всполошился Александров-Агентов.
— Да. Статьи в западной прессе. Я попросил Лунькова поторопиться с сегодняшней прессой. Скорее всего по фототелеграфу переслали утренние номера «Таймс», «Обсервер» и других английских газет. В ТАСС уже делают обзор. «Вестник информации ТАСС» разойдется по всем советским газетам. Позволите совет?
— Конечно, Владимир Тимофеевич, — Александров-Агентов был очень напряжен. Ситуация складывалась сложная, хотя, я уверен, подобных ситуаций за время его работы на этой должности было много.
— Придержите публикацию «Вестника» до того, как Леонид Ильич ознакомится с зарубежной прессой.
— Я вас услышал, Владимир Тимофеевич, — Андрей Михайлович кивнул мне и вошел в кабинет. Через минуту из-за двери секретарской послышался его сердитый голос. Александров-Агентов настоятельно рекомендовал кому-то на другом конце провода придержать западную прессу до особого распоряжения.
— А, Володя, рад тебя видеть! — по коридору мне навстречу шел Брежнев.
На нем были легкие домашние туфли, широкие мягкие брюки и рубашка защитного цвета. Леонид Ильич выглядел бодрым, улыбался. Лицо его после физкультуры на свежем воздухе и обливаний раскраснелось, глаза блестели. Жаль портить Генсеку такое хорошее настроение, но придется.
— Присоединишься к нам за завтраком? — предложил Брежнев.
— Конечно, Леонид Ильич, — я не стал отказываться, тем более, что вчерашний ужин в советском посольстве я проигнорировал, ограничившись чаем.
Завтракали втроем. Леонид Ильич, Виктория Петровна и я. Михаил Солдатов, который обычно присутствовал за завтраком, сегодня сослался на служебные дела и отказался, хотя как я подозреваю, на самом деле он не хотел мешать моему доверительному разговору с Брежневым.
Леонид Ильич похвалился успехами, рассказал, что похудел еще на два килограмма. Осталось скинуть шесть — и вес будет совсем в норме. На завтрак подали омлет и салат, но у меня вдруг пропал аппетит. Я слушал Брежнева и не знал, как перевести разговор на текущие дела.
Но помогла Виктория Петровна.
— Владимир, мы очень расстроились из-за статьи про Горбачева, неужели все так и было? — спросила она. — Просто не верится, что сразу, только ступив на английскую землю, супруга Михаила Сергеевича понеслась по магазинам. У нее что, обуви нет что ли? Вроде бы одевается со вкусом. Или может быть я, по старости лет, что-то не понимаю?
— Да какая же ты у меня, Витя, старая? Ты у меня молодая и вполне современная, — Леонид Ильич тепло посмотрел на супругу и накрыл ее ладонь своей. Виктория Петровна благодарно улыбнулась в ответ.
— Все вы правильно понимаете, Виктория Петровна. И все действительно так и было. Даже не доехав до посольства, они по дороге завернули в магазин. Я сам присутствовал при покупке этих злосчастных туфель. К сожалению, остановить ни Горбачева, ни его супругу не смог. Леонид Ильич, боюсь, эта статья только цветочки.
— Ну что ж, будем принимать меры. Хотя не хотелось бы жизнь человеку портить. Все-таки Горбачев молодой еще, мог разок ошибиться. Может быть, как-то получится сгладить?
«Ох, Леонид Ильич, знали бы вы сколько „разков“ ошибался этот человек, когда стал Генсеком, тогда бы не были столь милостивы» — подумал я, а вслух сказал:
— Леонид Ильич, думаю, прежде вам надо ознакомиться с моим рапортом о происшествии на Шереметьевской таможне.
— Что ж, — Брежнев промокнул губы салфеткой, бросил ее на пустую тарелку и встал, — тогда пойдем в кабинет. Не будем откладывать неприятные дела в долгий ящик.
Леонид Ильич в домашней одежде смотрелся в строгом кабинете неорганично. Но лишь до тех пор, пока не начал читать мой отчет. Лицо его помрачнело, знаменитые брови сошлись одной линией, лоб прорезала глубокая морщина. Передо мной сидел жесткий политик, который ничем не напоминал того жизнерадостного человека, с которым я только что разделил завтрак.
— А на какие средства все это было куплено? — спросил он. — Давай-ка, Володя, рассказывай своими словами, что стряслось в Англии.
Глава 2
Но рассказывать ничего не пришлось — подоспел Александров-Агентов со сводкой основных публикаций. Леонид Ильич передал мне бумаги и попросил:
— Прочти, Володя.
Я кашлянул, прочищая горло и начал читать:
— Таймс… «Заключительный шоппинг самого молодого секретаря ЦК КПСС вызвал шок в информационном сообществе британской столицы. По подсчетам наших корреспондентов, драгоценности были приобретены на сумму, превышающую сотню тысяч фунтов стерлингов. Помимо посещения ювелирных магазинов на Сохо, чета Горбачевых в последний день визита также посетила магазины известных домов моды, где тоже оставили солидные суммы. Возникает вопрос: сколько зарабатывают партийные бюрократы, если даже недавно занявший должность чиновник из провинциального Ставропольского края позволяет себе потратить в один день сумму, на которую несколько лет может жить не одна семья советских трудящихся?»…
Остальное все в том же духе. И вишенкой на торте — фоторепортаж нашего давнего знакомого Джона Мастерса. Я рассмотрел снимки — надо отдать должное Мастерсу — он действительно талантливый фотограф. Ему всегда удавалось одним кадром передать всю внутреннюю сущность человека, которая обычно пряталась за фальшивыми улыбками и ханжеством. Алчность Раисы Максимовны, с которой она смотрела на драгоценности, была весьма показательной. Как и самодовольство Михаила Горбачева, присутствующего почти на каждом снимке.
— А я эту мерзость даже смотреть не буду, — Леонид Ильич только мельком взглянул на фото и тут же отодвинул в сторону бланки фототелеграфа. — Эх, Миша, Миша, мы так на него надеялись… Так хорошо выступил в парламенте, и одним махом все просрал. Прошу прощения за резкое слово, но оно здесь будет самым точным.
— Не так все плохо, — Александров-Агентов выудил из стопки бумаг номер «Морнинг стар». — Вот что пишут британские коммунисты: «Большое интервью члена советской делегации, простого рабочего Захара Берегового показывает новый облик советского рабочего класса. Умный, образованный, хорошо разбирающийся в тонкостях внутренней и мировой политики. Этот человек произвел большое впечатление на наших однопартийцев. Это не зажатый, боящийся сказать лишнее слово, советский гражданин. А простой, сердечный и открытый человек, который смотрит в глаза будущему и готов его менять». Или вот, шотландская газета «Глазго мейл»: «Член советской делегации Зинаида Фомина сама доит коров на ферме в Шотландии. Со слов фермера Вилли Маккейна, это удивительно простая и сердечная женщина, хорошая работница, которую 'я бы взял не только партнером к себе на работу, но и партнером в мою дальнейшую жизнь. Такой женщине хочется отдать сердце».