— Интересное у вас обо мне мнение, если вы меня с Калигулой сравниваете, — жестко сказал Брежнев, заставив Пономарева побледнеть.
— Да я не это имел ввиду… — тут же сдал назад Пономарев. — Я же образно, пошутил неудачно.
— Как говорил товарищ Сталин: шутка — дело серьезное, — подлил масла в огонь Шеварднадзе. Одного упоминания генералиссимуса было достаточно, чтобы все собравшиеся подобрались и изменились в лице. Но Шеварднадзе на этом не успокоился. — А товарищ Медведев, как я понимаю, теперь отвечает за внутреннюю безопасность в наших органах. Так что неизвестно еще, кто в итоге конем окажется, а кто сенатором.
— Смотрю, веселое у вас настроение, Эдуард Амвросиевич, — прошипел Пономарев.
— Это хорошо, товарищи, что вы шутите, а не ругаетесь. Приятно смотреть, — с иронией сказал Брежнев. — Но пока кандидатуру товарища Медведева выдвигать действительно преждевременно. Вначале его предстоит избрать в Центральный Комитет, а после уже посмотрим. Итак, возвращаемся к назначению товарища Машерова на должность первого заместителя Генерального секретаря ЦК. У кого-то есть еще вопросы? Нет? Тогда переходим к голосованию.
— Кто «За»? — и Леонид Ильич первым поднял руку.
Следом за ним потянул вверх руку Кунаев. Как я понял из его мыслей, первый секретарь ЦК Компартии Казахстана в вопросе не разбирался и сделал это исключительно из личной преданности Брежневу. Более того, он мысленно вернулся во времена Хрущева, когда тот, передав Украине Крым, хотел «прирастить» РСФСР казахскими землями. Отрезать от республики весь Северный Казахстан, включая Рудный Алтай. Именно Брежнев, после своего избрания генеральным секретарем, закрыл этот вопрос и никогда его больше не поднимал.
Рашидов, хоть вначале и возражал, тоже поднял руку за Машерова. Но думал в это время почему-то обо мне: «Вах, шайтан, надо с ним что-то думать, надо как-то решить с ним. Опасный человек, совсем опасный».
Все, кто имел право голоса, проголосовали «За». Кандидатура Петра Мироновича Машерова прошла единогласно.
Если и дальше все пойдет как надо, то после Брежнева новым Генсеком станет, на мой взгляд, весьма достойный человек.
— Следующий вопрос на рассмотрении — визит в Англию делегации Верховного совета СССР. Давайте посмотрим. Материалы у вас есть. Все с ними ознакомились? Предлагаю сейчас задать вопросы, если они имеются. Потом вызовем с отчетом Михаила Сергеевича.
Леонид Ильич обвел взглядом участников совещания:
— Если вопросов нет, прошу пригласить Михаила Сергеевича.
Горбачев вошел с видом оскорбленного и незаслуженно обиженного. Это не понравилось Леониду Ильичу, он подумал: «Смотри-ка, ему даже не стыдно? Каяться должен, а он тут изображает оскорбленную невинность».
Глава 3
— Позвольте доложить об итогах визита нашей делегации, — начал тот сходу. — Я считаю, что итоги очень положительные, несмотря на отдельные недостатки и «инцындент»…
Я вспомнил, что Горбачев всегда неправильно говорил это слово. Так же вспомнилось еще одна речевая особенность Горбачева: он произносил «Азербаржан» вместо «Азербайджан». Пожалуй, из тех слов, которые он исковеркал, можно составить небольшой юмористический словарь.
— … на таможне в аэропорту Шереметьево, я хочу все-таки сказать прежде всего о положительном. С большим успехом прошло мое выступление перед парламентом Соединенного Королевства. Представители старейшей представительной демократии, — после этой тавтологии поморщился Шеварднадзе, который говорил на хорошем русском языке и очень любил русскую литературу. — И она была выслушана с большим вниманием и неоднократно была прервана аплодисментами. Я отношу, товарищи, эти аплодисменты к нашему общему успеху, их заслужил не только я, но все члены ЦК и Политбюро! Ибо это они уполномочили меня произнести слова мира в колыбели представительной демократии.
— Михаил Сергеевич, вы же не на трибуне, что вы нас агитируете? Мы и речь вашу и так читали, — остановил его Брежнев. — По существу можете еще что-то добавить?
Горбачев не смутился, продолжил с тем же энтузиазмом докладчика:
— Также были проведены встречи с премьер-министром Соединенного Королевства Великобритании и Северной Ирландии Джеймсом Каллагэном, лидером оппозиции Маргарет Тэтчер и представителями британских деловых кругов. И вот тут я должен коснуться возмутительного и некомпетентного вмешательства в дипломатический процесс отдельных представителей органов государственной безопасности, — и он со значением посмотрел на меня. — Вместо того, чтобы обеспечивать безопасность делегации, они бесцеремонно вмешивались в работу делегации. Пытались влиять на порядок и время проведения официальных мероприятий. Не пресекли несанкционированное интервью британской газете неуполномоченного для подобных заявлений члена делегации.
— Так понимаю, Михаил Сергеевич, вы намекаете на товарища Медведева? — Брежнев нехорошо усмехнулся. — Единственное, что ему можно поставить в вину, так это то, что он не сумел пресечь ваш собственный поход по магазинам. Или это у вас тоже было официальным мероприятием?
— Я должен сказать, что это было в свободный день, который члены делегации использовали по собственному усмотрению.
— А вы, уважаемый Михаил Сергеевич, как я правильно понял, использовали личное время для собственного обогащения? — Алиев нехорошо посмотрел на Горбачева. — И на какую сумму вы обогатились во время официального визита?
— Я не понимаю этих исинуаций! — от волнения Горбачев допускал все больше ошибок в словах. А он сильно волновался, это было видно, даже вспотел. — Мы с Раисой Максимовной действительно получили ценные подарки. Но не для себя, а для всей страны. И дарили их в знак уважения к Советскому народу, народу-победителю!
— Интересно, а зачем народу-победителю бриллиантовое колье и… сейчас, секундочку, я посмотрю в перечне… — Алиев пролистал пару страниц лежавших на столе документов. — Пять комплектов женского белья от фирмы «Кристиан Диор». Стоимость каждого комплекта двести фунтов стерлингов. Как думаете, товарищи, наш народ-победитель будет очень счастлив получить их⁈
Шеварднадзе хохотнул. Алиев читал дальше:
— Часы швейцарские, «Патек Филипп», три экземпляра. Я не понимаю, у вас три руки, Михаил Сергеевич? Как вы их носить собирались? Но да ладно, это ваше дело. И потом, вы же не для себя брали, а для советского народа. Теперь обувь. Перечислять не буду, очень хорошая, качественная обувь известных фирм и ее очень много.
Алиев с презрением посмотрел на Горбачева. Горбачев «поплыл»: лицо стало растерянным, в глазах появилось какое-то детское выражение. Он пытался что-то говорить, но каждый раз, когда его резко одергивали или прерывали, Михаилу Сергеевичу было трудно начать снова. Я вспомнил, как однажды, в реальности Владимира Гуляева, смотрел по ТВ заседание Верховного Вовета СССР. Горбачев не хотел подписывать указ о роспуске Компартии и конфискации всего партийного имущества. Тогда Михаил Сергеевич пытался держаться, но стоило только Ельцину надавить на него, как Горби «поплыл» — вот так же, как сейчас…
Кое-как взяв себя в руки, Горбачев пролепетал:
— Я все-таки считаю, что оглашать весь список не имеет смысла, ведь это полностью будет передано в доход государства, а компетентные органы определят, какой подарок куда отправить. Что-то, возможно, попадет в музеи…
Показательными в этот момент были мысли Громыко: «А я еще за него заступиться хотел. Хорошо, что не успел ничего серьезного сказать. Такой позор! В который раз убеждаюсь, что молчание — золото!».
Собравшиеся в зале зашумели, обсуждая поведение Горбачевых и, конечно же, их покупки. В основном подшучивали и насмехались, хотя некоторые смотрели на провинившегося «дипломата» осуждающе и даже грозно.
— Это провокация! — Горбачев попытался перекричать шум. — Большинство предметов нам подкинули! Спрашивается, почему товарищ Медведев не позаботился о нашей безопасности и не пресек эту провокацию? А если бы нам наркотики подкинули? Или что-то более другое? Представляете, как тогда враги опорочили бы нашу страну?
— Не страну, а лично вас, Михаил Сергеевич, — поправил Брежнев, недовольно сморщившись от слов Горбачева.
— Вы, товарищи, сегодня Сталина вспоминали. Так вот, Сталин бы расстрелял за такое, и я бы полностью с ним согласился! У меня всё! — Гейдар Алиев отодвинул от себя документы, достал платок и брезгливо вытер руки, будто прикасался не к бумаге, а к чему-то мерзкому, нечистому.
Брежнев поднял руку, привлекая внимание.
— Прошу тишины, товарищи. Как я понимаю, больше вопросов по товарищу Горбачеву нет? Тогда давайте решать, каким образом мы поступим с ним.
Алиев поднял руку, хотел взять слово, но Брежнев остановил его:
— Ваше мнение мы уже выслушали, Гейдар Алиевич, пусть выскажутся другие.
И тут будто проснулся до сих пор дремавший в кресле Кириленко. Он достал шпаргалку и прочел:
— Я считаю, что все это происки врагов. Горбачев — наша надежда и наше будущее, и все его действия были на благо народа. Очевидно, что это завистники стараются его опорочить.
Наступила тишина. Несколько человек переглянулись многозначительно. Были бы это дружеские посиделки, наверняка еще кто-нибудь и пальцем у виска покрутил бы. Именно это желание я уловил в некоторых чужих мыслях.
— И что вы предлагаете, Андрей Павлович? Медаль ему вручить? — Брежнев устало вздохнул, подумав: «И этому старику пора уже на покой. Только вот зама подобрать бы хорошего. А после надо бы прикинуть, как его побыстрее, но аккуратно отправить на пенсию…»
— А что я предлагаю? — Кириленко задумался, глядя в пустоту перед собой. Потом принялся искать шпаргалку, но она благополучно упала на пол и лежала рядом с его стулом. — Я предлагаю… это… объявить порицание. И поставить на вид.
— Хорошо, — Брежнев кивнул. — Кто еще хочет высказаться?
Алиев не стал брать слова, он резко сказал с места:
— Гнать его из секретарей. И из партии. А еще начать расследование на тему взяток и несогласованных встреч с представителями западных сил. Думаю, по итогам расследования получится лет десять в местах не столь отдаленных.