Я еле удержался от довольной ухмылки — приятно, что у нас с Алиевым по вопросу Горбачева схожее мнение.
— Не думаю, что за глупость нужно сажать. А здесь, товарищи, я вижу просто недалекого человека, совершившего глупость, — Леонид Ильич с сочувствием посмотрел на Горбачева. — Предлагаю снять Михаила Сергеевича Горбачева с должности секретаря ЦК, но из партии не исключать. Объявить выговор по партийной линии за личную нескромность. И трудоустроить согласно полученному образованию и имеющемуся опыту. Кто «За»?
Проголосовали единогласно.
После завершения заседания, когда члены Политбюро разъехались, Леонид Ильич уже в расслабленной дружеской атмосфере обратился к Рябенко:
— Саша, я снова поступил слишком мягко?
— Лень, ты все правильно сделал. Дураков учить надо, — успокоил друга Александр Яковлевич. — Куда ты его пристроить думаешь?
— Директором совхоза куда-нибудь. Если мозги на место встанут — поднимется.
— После такого не поднимаются. Хотя, этот шустрый, ужом пролезет. — Рябенко вдохнул и вдруг рассмеялся. — Анекдот вспомнил, — пояснил он, в ответ на вопрос в глазах Леонида Ильича.
— Про Биробиджан, Александр Яковлевич? — догадался я.
— Про него, — кивнул Рябенко.
— Что за анекдот? Я не знаю, ну-ка просветите! — потребовал Брежнев.
— Это очень старый анекдот, Лёня, еще годов тридцатых. Да ты должен был его слышать. Но ладно, слушай. Значит, так: выделили евреям автономную область, они всей мишпухой выехали в Биробиджан, а Рабиновича назначили ответственным за организацию колхозов. Через пару месяцев в правительство приходит телеграмма: «Колхозы организованы. Можете присылать колхозников. Рабинович».
Брежнев после анекдота не засмеялся, а задумался.
— Биробиджан, говоришь? А это мысль… — Генсек повернулся к Александрову-Агентову. — Андрей Михайлович, соедините-ка меня с Шапиро.
Андрей Михайлович немедленно выполнил просьбу.
С Шапиро — первым секретарем Еврейской автономной области — Брежнев разговаривал по громкой связи.
— Лев Борисович, тут у меня кадр есть. Хорош в организации сельского хозяйства. Большой практик. Думаю, с него толк будет, ты только за ним приглядывай. Главное, на трибуну его не выпускай. Поговорить любит так, что не заткнешь. У тебя там совхоз «Октябрьский» недавно организован. Поставь его директором.
Лев Борисович задал вопрос, который сделал бы честь всем евреям:
— Таки вы мне его работать присылаете или таки, напротив, не работать?
— Работать, Лев Борисович, работать. Можешь на нем пахать, если тебе это будет нужно, — Брежнев усмехнулся, но усмешка вышла грустной. — Горбачев Михаил Сергеевич. Слышал про такого?
— Про него на сегодняшний день только глухой не слышал, а я очень хороший слух имею, — без особой радости ответил Шапиро. — В Биробиджан, значит, отправляете… Что, телеграмма Рабиновича, таки, дошла до Москвы?
Леонид Ильич наконец-то рассмеялся:
— Вот люблю тебя, Лева, всей душой! За твой юмор.
— Таки не думал, что анекдоты настолько воплощаются в жизнь, — усмехнулся Шапиро. — Не могу сказать вам спасибо, Леонид Ильич, за такого колхозника, но попытаемся перевоспитать.
Брежнев поблагодарил Льва Борисовича и вскоре закончил разговор, задав напоследок пару дежурных вопросов о положении дел в сельском хозяйстве.
Рябенко, как только Леонид Ильич нажал кнопку «Отбой», хлопнул ладонями по коленям.
— Вот восхищаюсь евреями! — смеясь, воскликнул он. — Все-то они так тонко и правильно понимают!
В комнату вошел Григорьев, прервав веселье.
— Время к обеду, — напомнил он. — На кухне спрашивают, на сколько человек накрывать?
— Леонид Ильич, простите, я откажусь от обеда. На учебу опаздываю, — сообщил я, вставая с места.
— К Удилову загляни. Он просил чтобы сразу, как вернешься, заехал, — Рябенко посмотрел на меня и добавил: — А учебу сегодня лучше отложи, я разрешаю. Тем более, что официально у тебя еще до завтрашнего утра командировка, а завтра выходной.
— Хорошо, Александр Яковлевич. Есть заглянуть к Удилову.
Я попрощался со всеми и вышел.
Вот и кончилась эпопея Горбачева. Без жестокости и насилия, но со смехом и громким позором. Странно, что особой радости от своей «операции» я сейчас не испытываю. Думал, буду до потолка прыгать, убрав с политической арены эту гниль, но эмоций особых почему-то и нет. Типа совершил, что должен — убрал мусор или раздавил таракана, не более. Кем был на самом деле Горбачев? Лишь трусливым, тщеславным человечком, которого сильные мира сего использовали в собственных целях. Та же Маргарет Тэтчер. Тот же Эванс. Да много кто еще… А наивный дурачок Горби лишь прикидывался очень умным, а на самом деле даже не замечал подвоха. Возможно даже, что и сам свято верил в бред, который нес с трибун.
Уже сидя в машине, я подумал, что проголодался. И даже пожалел, что не остался у Леонида Ильича на обед, учеба ведь все равно на сегодня отменяется.
— Коля, останови-ка у той столовой, — пришла в голову мысль, — помнишь, где тебе официантка понравилась? Там еще булки классные.
— С удовольствием! — Николай обрадовался и даже прибавил газу.
На кольцевой, на пересечении с Кутузовским, лейтенант остановил машину у знакомого заведения.
— Ой, Коля, привет! — та самая официантка кинулась к лейтенанту, но, увидев меня, смутилась. Хотя и без заглядывания в чужие мысли уже было понятно, что их первое знакомство имело продолжение.
— Проходите, пожалуйста, — девушка указала рукой в сторону свободного столика. — Сейчас меню принесу.
Коля придержал ее за локоть и шепнул хоть и на ушко, но так громко, что даже я услышал:
— Так что, завтра вечером встретимся?
Девушка кивнула, покраснев еще больше, и убежала за стойку.
Я присел за столик, осмотрелся вокруг. Народу было не так много, как в прошлое посещение этого небольшого семейного заведения, но все-таки прилично. Шофера облюбовали это место — несколько водил сидели за столами, на вешалке большой гроздью висели их рабочие куртки.
Я не стал рассиживаться, поел быстро и приказал Николаю отчаливать. Получилось, что обломал ему душевный разговор с любимой. А может даже и поцелуйчики где-то в укромном месте, пока полковник изволит трапезничать и нихрена не видит. Но амуры крутить надо в нерабочее время, пусть привыкает не расслабляться лейтенант.
На Лубянку прибыл в четырнадцать часов. Подумал, что у нас с Удиловым как-то само собой сложилось встречаться именно в это время.
Его кабинет, как всегда идеально чистый и правильный, сейчас показался мне единственным островком порядка в этом хаотичном мире. Место, где никогда и ничего не меняется.
— А, Владимир Тимофеевич! Наслышан о ваших подвигах, — Вадим Николаевич не стал приглашать меня к столу. Даже напротив, он сам встал и направился ко мне:
— Пойдемте, покажу вам будущий кабинет и «апартаменты» для ваших орлов. Я подумал, что вам лучше будет на первом этаже. И вход удобный — с Мясницкой.
Мы спустились по лестнице, прошли по переходам. Удилов остановился у одного из внутренних постов.
— Познакомьтесь, — сказал он дежурному, — полковник Медведев. Вы в курсе, что этот блок отдали под УСБ?
— Так точно, товарищ генерал-майор, — дежурный козырнул, — вот приказ, вот роспись. Сейчас комендант подойдет, осмотрите, примете помещения и прочее.
И дежурный тут же принялся звонить по внутреннему телефону.
— Пока ждем… — Удилов посмотрел на меня с какой-то прямо отцовской заботой в глазах. — Хотя по-хорошему вам бы отдохнуть не помешало. Вижу, что очень устали.
— Не обращайте внимания, сказывается смена часовых поясов. И вообще командировка была очень… — я помолчал, подбирая нужное слово, — насыщенной.
— Наслышан. С утра тоже ознакомился со списком покупок и «подарков». — Вадим Николаевич был серьезен, но глаза его смеялись. — Как мне доложили, членам Политбюро было сегодня весело.
— Вам правильно доложили, — я лишь вздохнул, но сил улыбнуться не оставалось.
— Ладно, не буду ждать коменданта, хозяйственные вопросы решите сами, — Удилов стряхнул с рукава невидимую пылинку. — Я распорядился, чтобы к вам в кабинет перенесли личные дела тех, кто достоин работать в Управлении собственной безопасности. Выбирайте, определяйтесь сами по конкретным кандидатурам. Когда планируете закончить обучение? Квалификацию повышать не надо, и так готовый специалист, но сами понимаете — инструкции.
— Планирую в конце ноября сдать экзамен.
— Это хорошо. Ну… тогда здесь дальше уже без меня, пора бежать, — Вадим Николаевич подал руку, прощаясь.
Почти сразу же, как он ушел, появился комендант — плотный, краснолицый мужчина. Он подошел ко мне, вытер вспотевшее лицо большим клетчатым платком и зачастил:
— Владимир Тимофеевич, я постарался все сделать удобно, думаю вам понравится!
Я расписался в актах приема-передачи и не стал задерживать коменданта, самостоятельно занявшись осмотров предоставленного блока помещений.
Столы, стулья, шкафы… Допросная, кабинеты сотрудников, приемная для работы с посетителями, мой кабинет… Пока здесь тихо, еще предстоит наполнить эти помещения жизнью. Попытался представить, как здесь будет кипеть работа, но пока ничего не получилось — я больше практик, а не фантазер.
В моем будущем кабинете мне понравилось. Вроде бы ничего лишнего, обычная рабочая обстановка. Длинный стол, за которым хватит места для десятка человек, уже завален папками с личными делами. Я сел в рабочее кресло и тут же встал, отрегулировал высоту, немного свинтив ножку. Устроился поудобнее, пододвинул поближе первую стопку…
Папок было много и я решил упростить себе задачу. Вначале рассматривал только фотографии. Те, за которые зацепился взгляд, откладывал в сторону. Сказать, что были какие-то особые критерии не могу. Просто понравился человек или нет. Вообще-то правильно говорят, что первое впечатление — самое верное. Несмотря на то, что фото было без эмоций, для документов, все равно какие-то черты характера на них считывались. У этого, вот, например, открытый взгляд, нет зажимов, характерных для жесткого человека. А этот, напротив, сжал губы в нитку, можно предположить, что педант, но морщина, вертикально прорезавшая лоб и сдвинутые к переносице брови говорят об упорстве…