— Понятно. Разрешите идти?
— Все бы тебе шутить, Володя, — Рябенко вздохнул. — Иди уже.
От Рябенко я направился прямиком в кабинет Брежнева, как и пообещал ему при встрече. Генсек сидел за столом, перебирал какие-то бумаги.
— Не отвлекаю? — с порога спросил я. — Вы хотели видеть меня, Леонид Ильич?
— Проходи, Володечка. Не задержу тебя надолго.
Леонид Ильич, даже не предложив мне присесть, спросил сразу же прямо в лоб:
— Володя, как я понимаю, сейчас Рябенко тебе поручил проследить за тем, чтобы Буряца не болтал лишнего про Галю, верно?
Я прямо опешил от этих его слов:
— Леонид Ильич… откуда вы знаете?
— У меня свои источники информации, — загадочно усмехнулся Брежнев. — Я могу не знать о том, кого сняли с должности в Ямало-Ненецком округе или кого поставили на должность в Средней Азии. Держу, конечно, руку на пульсе, но не всегда удается сразу проконтролировать. Но здесь дело другое, про свою семью я знаю все.
Он постучал кончиком карандаша по столу и продолжил:
— Сейчас будешь на Лубянке, позаботься о том, чтобы Буряца не наговорил лишнего. И обрати внимание на то, чтобы мой зять… — Леонид Ильич недовольно поморщился, — … мой очередной зять не стал свидетелем по этому делу. Ни в коем случае. Чурбанов глуповат, под стать фамилии. Вообще не понимаю, что в нем Галя нашла.
— Хорошо, Леонид Ильич, я вас понял.
— А что Рябенко говорить мне не стал, так я на него не обижаюсь. Бережет мое здоровье, старый друг. Но я знаю, что все будет в порядке, вы справитесь. За вами я, как за каменной стеной. Иди, Володя, потом лично мне доложишь подробности.
Когда покидал Заречье, думал, что Брежневу в очередной раз удалось удивить меня. Интересно, на какие собственные источники информации он ссылался? Наверное, я бы мог прочитать это в его мыслях, но в данном случае получится как-то подленько, по-шпионски. Мне до сих пор трудно разделять, где рабочее, а где личное. Во второе совать свой нос я не имел права, должно ведь хоть что-то личное оставаться в мыслях у Генсека. Иначе я потом сам себя уважать перестану за такие регулярные «подглядывания».
Пока ехал в Москву, размышлял, кто же покрывает Буряцу, если он готов так рисковать? Самому явиться и признаться в подобном преступлении лишь для того, чтобы замарать репутацию семьи Брежневых? Цыганский принц до такого бы не додумался, да и незачем ему. Кто-то надоумил, пообещал что-то взамен. Но вот кто? Понятно, что человек не простой. Играет по-крупному: одно дело, когда дочь у Генсека алкоголичка, а уже совсем другое — воровка и грабительница…
На Лубянке я практически сразу же столкнулся с Удиловым.
— Вы уже здесь, Владимир Тимофеевич, отлично. Как я понимаю, уже проинформированы?
— Да, Александр Яковлевич ввел в курс дела.
Пока шли в следственное управление КГБ, Удилов рассказывал:
— Как удалось выяснить, Буряца давно облизывался на драгоценности Бугримовой. Вышел на личного водителя Ирины Николаевны. Тот сообщил, когда ее не будет дома. Водитель был сильно обижен на дрессировщицу. Незадолго до этого просил у нее денег в долг, та отказала, хотя до этого частенько помогала ему. Вот и решил отомстить, а заодно и получить свою долю. Взломщики — братья Разимовы, молодые, но уже с серьезным «послужным» списком. Но не так интересны они, как гражданин, через кого собирались вывозить драгоценности за границу. Его сегодня утром арестовали в аэропорту. Лицо еврейской национальности. Кушнер Андрей Викторович, сотрудник ФИАН — физического института Академии наук. Ехал в научную командировку, вез на выставку в Цюрих большую коллекцию фианитов. Все честь по чести, документы в порядке. И, собственно, остановлен был случайно — вызвал подозрение именно своей нервозностью при прохождении контроля.
— Только ограбили — и, вместо того, чтоб залечь на дно, сразу же повезли за границу… Словно бы специально хотели «засветить»… — прокомментировал я.
— Именно так, Владимир Тимофеевич. Я тоже думаю, что специально. Потому что перевозчик, как вы уже поняли, совершенно неопытный, от страха чуть в обморок не упал. Его пригласили на личный досмотр и при обыске обнаружили зашитые в пальто несколько черных бриллиантов из коллекции Бугримовой. Но где остальные драгоценности — а список там внушительный — он не знает. Так же, как не знают и Разимовы. Буряца настаивает, что передал их Галине Брежневой.
— Она в Щеглах, лечится. Как он мог их передать? Журнал посещений смотрели?
— Естественно. Сегодня рано утром следователи ездили в Щеглы. Но тут небольшая проблема — Галины Леонидовны в Щеглах не оказалось. Она сбежала, и ни персонал, ни охрана ничего вразумительного о ее побеге не могут сказать.
Я, конечно, знал, что Галина на многое способна. Авантюристка та еще. Но чтоб так…
— Уже выяснили, кто последний посещал Галину Леонидовну? — я задал вопрос спокойно, но в то же время старался подавить подступившее раздражение. Да ёлки-палки, детский сад, ясельная группа! Как можно вообще допустить подобное⁈
— Выяснили, конечно. Ее муж. Но охрана в Щеглах клянется, что уезжал он один, и Галины Леонидовны с ним в машине не было, — Удилов пожал плечами и развел руки в стороны. — Конечно, могла просто прилечь на заднем сиденье, укрывшись пледом. Обыскивать машину замминистра внутренних дел никто не стал. С охраной теперь разбираются. Грубое нарушение инструкций, пока отстранены.
— Чурбанов один был?
— Да. Вчера разговаривал с ним, клянется, что не знает, где супруга. Но солгал, я это и без детектора лжи могу сказать, — уверенно заявил Удилов.
— Кажется, я знаю, где она может быть. И подозреваю, что там же могут найтись и остальные украденные драгоценности. Кстати, о детекторе… А Буряцу на нем проверяли?
— Нет, пока не было оснований. Явился сам, общается охотно. Кроме того, что в чистосердечном, предъявить ему больше нечего. В ограблении он принимал участие исключительно как посредник между Галиной Леонидовной и исполнителями.
— Ну это он так заявляет, — уж кому-кому, а верить этому цыгану я не собирался. — Заказать ограбление из Щеглов проблематично.
Мы вошли в комнату для допросов — в ту ее часть, которая «спрятана» по другую сторону зеркала.
За столом сидел следователь, напротив на стуле — Буряцо, закинув ногу на ногу. Выглядел цыган по-прежнему наглым и скользким, но при этом умудрялся строить из себя оскорбленную невинность.
— Ну что, товарищ начальник, я жду когда вы меня освободите и принесете извинения. Жили бы мы в цивилизованной стране, тут уже был бы мой личный адвокат и мы бы вместе выстроили линию защиты, — я удивлялся его спокойной уверенности. — Но поскольку вы допускаете правовые нарушения, я думаю по выходу из этих стен, из этого узилища… — он сделал драматическую паузу, — жалобы на вас пойдут во все надзорные органы. В том числе и в комитет партийного контроля.
Следователь, немолодой майор, устало потер лоб и тяжело вздохнул, явно уже не в первый раз.
— Вот что, Борис, давайте начнем сначала. Вы выяснили, когда Бугримовой не будет дома…
— И ничего я не выяснял, я просто перекинулся парой фраз с водителем Ирины, а в разговоре что только не всплывет, — цыган облокотился на спинку стула локтем и постарался принять еще более вызывающую позу.
— Вас никто не тянул за язык, вы ведь сами явились в милицию с чистосердечным признанием…
— Я был под влиянием эмоций, глупостей наговорил! — презрительно фыркнул Буряца. — А потом на меня надавили следаки ментовские…
— Так значит, Галина Леонидовна Брежнева к этому делу не имеет никакого отношения? — терпеливо уточнил следователь, наверняка уже раз в десятый.
— И вот так у них уже полтора часа, — покачал головой Удилов. — Я не я, и хата не моя. То он утверждает, что является посредником, то отказывается от сделанного заявления. А потом снова заявляет, что все это преступление спланировано Галиной Леонидовной, а он лишь посредник.
— Время тянет. Переключает на себя внимание, чтобы мы подольше искали Галину Леонидовну.
Я сосредоточился, стараясь «прислушаться», о чем сейчас думает Буряцо.
«Как же ты уже задрал, черт старый… — донеслись его мысли. — Надеюсь, теперь Галку минимум месяц не найдут. У нее запои обычно дольше длятся».
Вслух же он заявил, нагло глядя следователю в глаза:
— Галина не имеет? еще как имеет! Я требую с ней очной ставки. Это она попросила меня достать ту брошь Бугримовой и гарнитур. Приказала прямо. Вчера с ней встречались.
— Вчера вы находились в КПЗ, — напомнил ему следователь. — А Галина Леонидовна в больнице.
«Ага, в больнице, как же! Вчера она уже часов с двенадцати коньячок у Джуны потягивала. А я в милицию в два пришел сдаваться», — Буряцо прокрутил в голове последовательность событий.
— Все вы путаете, товарищ следователь, — цыган продолжал ломать комедию. — Но если Галина в больнице, так и привезите ее сюда. Она сама вам все расскажет и подтвердит мои слова.
— Тогда вы сейчас пишете, что отказываетесь от поданного ранее заявления, и что написали его под давлением. Иначе, если выяснится, что вы оклеветали Галину Леонидовну, то вдобавок понесете ответственность еще и за это.
— Нет-нет, ну зачем же? Я не отказываюсь от сделанного чистосердечного признания! Но требую очной ставки с заказчицей преступления. Я ведь сам не преступник, а всего лишь артист! — и цыган, нагло взглянув на следователя, громко запел:
— В лунном сиянии свет золотится, вдоль по дорожке троечка мчится…
— Время тянет… — я задумчиво смотрел на цыгана. — Нужна санкция прокурора для содержания его в СИЗО еще на месяц. И все-таки детектор лжи необходим — в первую очередь для того, чтобы снять подозрения с Галины Леонидовны.
— Во всем этом чувствуется чужая постановка, — Удилов прошел к двери, потом снова вернулся ко мне. — Сам Буряцо умом не вышел, мелкие аферы — это максимум, на который он способен.
— Я с вами согласен, Вадим Николаевич. Причем цель всей этой постановки даже не драгоценности Бугримовой, а возможность обвинить дочь Брежнева в уголовном преступлении и перед седьмым ноября устроить скандал с привлечением западной прессы.