Темная Башня. Том 3 — страница 5 из 82

ВОЛКИ

Глава 1Секреты

1

За домиком Розалиты Мунос стояла высокая будка туалета, выкрашенная в небесно-синий цвет. По левую руку стрелка, вошедшего в туалет поздним утром (рассказ отца Каллагэна затянулся за полночь, да и потом они улеглись далеко не сразу), к стене крепилось металлическое кольцо, под которым в семи или восьми дюймах находился стальной диск. В этой импровизированной вазе стояли два побега «черноглазой Сюзанны»[65]. Их лимонный, чуть терпкий запах был единственным, который долетал до ноздрей стрелка. На стене над сиденьем, в рамке и повыше зеркала, висела картинка, изображающая Человека-Иисуса со сложенными в молитве руками под подбородком. Рыжие волосы падали на плечи, смотрел он вверх, на Своего Отца. Роланд слышал о племенах мутантов, которые называли Отца Иисуса Большим Небесным Папашей.

Роланда порадовало, что Человека-Иисуса изобразили в профиль. Если ли Он смотрел на него, Роланд сомневался, что сумел бы справить малую нужду, не закрыв глаз, пусть его мочевой пузырь и наполнился под завязку. «Странное место для изображения Сына Божьего», — подумал он, а потом сообразил, что ничего странного и нет. Обычно этим туалетом пользовалась только Розалита, и Человек-Иисус мог увидеть лишь ее прикрытую одеждой спину.

Роланд Дискейн расхохотался, и одновременно упругая струя полилась в очко.

2

Когда он проснулся, Розалита уже ушла и достаточно давно: ее половина кровати остыла. Теперь, выйдя из небесно-синего туалета и застегивая пуговицы, Роланд посмотрел на солнце и понял, что до полудня осталось совсем ничего. Определить время без часов, песочных или солнечных, в последние дни стало совсем не просто, но все-таки можно, при тщательности расчетов и готовности признать, что погрешность результата будет достаточно велика. Корт, подумал он, пришел бы в ужас, увидев, что один из его учеников, один из сдавших экзамен учеников, стрелок, начинает такое важное дело, проспав чуть ли не до полудня. А ведь дело начиналось именно сегодня. Прошедшие дни ушли на ритуалы и подготовку, занятия нужные, но в принципе бесполезные. Вроде танца под Песню риса. Этот этап закончился. А насчет сна допоздна…

— Никто не заслужил этого больше, чем я, — изрек он и стал спускаться по склону. Здесь тянулся забор, очерчивая границу участка Каллагэна (а может, отец считал, что это граница участка Бога). За забором без умолку журчала маленькая речка, словно девочка, делящаяся секретами с подружкой. Берега речки заросли «черноглазой Сюзанной», так что одной тайной (пусть и маленькой) стало меньше. Роланд глубоко вдохнул лимонный запах.

Он вдруг понял, что думает о ка, что случалось с ним редко (Эдди, твердо веривший, что Роланд ни о чем другом практически не думает, очень бы удивился). Собственно, ка устанавливала один-единственный принцип: «Отойди в сторону и не мешай мне работать». Тогда почему, скажите на милость, люди никак не могли заучить этот столь простой тезис? Откуда бралось неумное, глупое желание вмешаться? Все внесли свою лепту; все знали о том, что Сюзанна Дин беременна. Ролан — буквально с момента зачатия, когда Джейк «извлекался» из дома на Голландском холме. Сюзанна сама это знала, несмотря на окровавленные тряпки, которые прятала рядом с тропой. Тогда почему они так долго тянули с разговором, который состоялся только прошлой ночью? Почему никак не решались на него? Кому-нибудь этот разговор причинил дополнительные страдания?

Роланд надеялся, что нет. Но едва ли он все же мог знать наверняка.

Однако хорошо, что они все выяснили. И солнечное утро служило тому подтверждением, потому что давно уже он не мог похвастаться отличным самочувствием. По крайней мере физическим. Ничего не болело и…

— Я думал, вы уляжетесь вскоре после того, как я покинул вас, стрелок, но Розалита сказала, что ты пришел чуть ли не на заре.

Роланд отвернулся от забора и своих мыслей. В этот день Каллагэн надел черные брюки, черные ботинки и черную рубашку с воротником-стойкой. Крест висел на груди, а седые волосы не торчали во все стороны, возможно, чем-то смазанные. Какое-то время он держал взгляд Роланда, потом продолжил:

— Вчера я ездил по маленьким фермам, причащал тех, кто этого хотел. И выслушивал их исповеди. Сегодня с тем же поеду на ранчо. Многие ковбои следуют, как они здесь говорят, тропою Креста. Розалита повезет меня на двуколке, так что с ленчем и обедом вам придется управляться самим.

— Справимся, — ответил Роланд, — но сможешь ли ты уделить мне несколько минут для разговора?

— Разумеется, — кивнул Каллагэн. — Если человек не может задержаться, не следовало и подходить. Хороший совет, думаю, и не только для священников.

— Ты выслушаешь мою исповедь?

Брови Каллагэна приподнялись.

— Так ты веришь в Человека-Иисуса?

Роланд покачал головой.

— Отнюдь. Ты ее тем не менее выслушаешь? И никому не расскажешь?

Каллагэн пожал плечами.

— Насчет того, чтобы никому не сказать ни слова, это очевидно. Мы всегда так делаем. Только не путай умение хранить тайну с отпущением грехов. — Он холодно улыбнулся Роланду. — Последнее мы, католики, приберегаем только для себя, будь уверен.

Мысль об отпущении грехов никогда не приходила Роланду в голову, он находил нелепой саму идею, что оно может ему понадобиться (или этот человек может его дать). Он скрутил самокрутку, не торопясь, думая о том, с чего начать и как много сказать. Каллагэн ждал, уважая молчание собеседника.

Наконец Роланд заговорил:

— Существовало пророчество, что я должен «извлечь» троих, и мы станем ка-тетом. Не важно, кто этот пророк, не важно, что было прежде. Я не хочу ворошить прошлое без крайней на то необходимости. Было три двери. Из второй вышла женщина, ставшая женой Эдди, хотя тогда она не звалась Сюзанной…

3

И Роланд рассказал Каллагэну часть их истории, непосредственно связанную с Сюзанной и женщинами, которыми она была раньше. Особое внимание уделил спасению Джейка от привратника-хранителя и «извлечению» мальчика в Срединный мир, рассказал, как Сюзанна (а может, в тот момент Детта) держала демона круга, пока они помогали Джейку. Он знал, чем она рисковала, сообщил Роланд Каллагэну, и понял, еще когда они ехали на Блейне Моно, что она не избежала риска и забеременела. Поставил в известность Эдди, и Эдди совсем не удивился. Потом Джейк сказал ему об этом. Точнее, отругал его. И ему, Роланду, не оставалось ничего другого, как признать свою вину. Но до прошлой ночи на крыльце-веранде ни один из них в полной мере не осознавал, что Сюзанна тоже знала, и, возможно, так же давно, как и Роланд.

— Итак, отец… что ты думаешь?

— Ты говоришь, ее муж согласился хранить секрет, — ответил Каллагэн. — И даже Джейк… который ясно видел…

— Да, — кивнул Роланд. — Он тоже умеет хранить секреты. Когда он спросил меня, что делать, я дал ему плохой совет. Я сказал, что лучшее для нас — не мешать ка, и это, конечно, связывало мне руки.

— Многое выглядит яснее, когда остается в прошлом, не так ли?

— Да.

— Ты сказал ей прошлой ночью, что в ее чреве растет демонское семя?

— Она знает, что ребенок не Эдди.

— Значит, не сказал. И Миа? Ты рассказал ей о Миа, об обеденном зале замка?

— Да, — ответил Роланд. — Думаю, она опечалилась, но не удивилась. В ее теле уже жила вторая личность, Детта, с тех пор как в результате несчастного случая она потеряла обе ноги. — То был не несчастный случай, но Роланд не собирался без необходимости рассказывать Каллагэну о Джеке Морте. — Детта Уолкер хорошо пряталась от Одетты Холмс. Эдди и Джейк сказали, что она — шизофреничка[66]. — Это экзотическое для него слово Роланд выговорил очень тщательно.

— Но ты ее излечил, — сказал Каллагэн. — Столкнул обе личности лицом к лицу в одной из этих дверей, не так ли? Столкнул?

Роланд пожал плечами.

— Бородавки можно выжечь раскаленным металлом, отец, но это не означает, что они не появятся вновь у человека, предрасположенного к бородавкам.

Каллагэн удивил его громким смехом. Смеялся долго, наконец достал из заднего кармана носовой платок, вытер глаза.

— Роланд, тебе, конечно, нет равных в быстроте стрельбы и ты храбр, как Сатана в субботнюю ночь, но ты не психиатр. Сравнить шизофрению с бородавками… ну и ну!

— И тем не менее Миа — реальна, отец. Я видел ее сам. Не во сне, как Джейк, а собственными глазами.

— Именно об этом я и говорю, — кивнул Каллагэн. — Она — не часть женщины, которая родилась Одеттой Сюзанной Холмс. Она — это она.

— В этом есть разница?

— Думаю, да. Но вот что я могу сказать тебе прямо сейчас: независимо от того, как пойдут дела у тебя и твоих друзей, у вашего ка-тета, беременность Сюзанны должна храниться в строжайшем секрете от жителей Кальи Брин Стерджис. Сегодня общий настрой в вашу пользу. Но если станет известно, что женщина-стрелок с коричневой кожей вынашивает дитя демона, люди от вас отвернутся, и очень быстро. А возглавит их Эбен Тук. Я знаю, что в конце концов вы сами будете решать, что нужно сделать на благо Кальи, но вчетвером, без помощи местных жителей, Волков вам не разбить, как бы хорошо вы ни владели оружием. Их слишком много.

Ответ не требовался. Правда была на стороне Каллагэна.

— Чего ты боишься больше всего? — спросил Каллагэн.

— Развала ка-тета, — без промедления ответил Роланд.

— Ты говоришь о том, что Миа может захватить контроль над телом, которое они делят, и уйти одна, чтобы родить ребенка?

— Если это произойдет, все еще может утрястись. При условии, что Сюзанна вернется. Но вынашивает она не человека — демона. — Роланд, не мигая, смотрел на священника в черной одежде. — И у меня есть все основания думать, что жизнь свою он начнет с убийства своей матери.

— Развала ка-тета, — повторил Каллагэн. — Не смерти твоей подруги, а развала ка-тета. Интересно, знают ли твои друзья, что ты за человек, Роланд.

— Знают, — коротко ответил Роланд, одним словом закрыв тему.

— И что ты хочешь от меня?

— Прежде всего ответа на вопрос. Я знаю, что у Розалиты есть определенные врачебные навыки. Их хватит, чтобы до срока вытащить ребенка из утробы матери? Но хватит ли силы духа, чтобы не сойти с ума от того, что она может увидеть?

Они, конечно, тоже там будут, он и Эдди, и Джейк тоже, пусть Роланду это и не нравилось. Потому что тварь, сидевшая в Сюзанне, даже рожденная до срока, несла в себе немалую опасность. «А ведь срок близко, — думал он. — Наверняка я этого не знаю, но чувствую. Я…»

Он не закончил мысль, увидев, как изменилось лицо Каллагэна: на нем ясно читались ужас, отвращение, нарастающая злость.

— Розалита никогда такого не сделает. Хорошо запомни мои слова. Она скорее умрет.

— Почему? — в недоумении спросил Роланд.

— Потому что она католичка!

— Я не понимаю.

Каллагэн увидел, что Роланд говорит правду, и злость его поугасла. Однако Роланд чувствовал, что многое осталось недоговоренным.

— Ты же говоришь об аборте! — воскликнул Каллагэн.

— И что?

— Роланд… Роланд. — Каллагэн склонил голову, а когда поднял, злость исчезла. Ее место заняло ослиное упрямство, с которым стрелку уже приходилось сталкиваться. Он знал, что бороться с этим бесполезно. С тем же успехом он мог пытаться голыми руками сдвинуть гору. — Моя церковь делит грехи на две категории: мелкие, которые Господь может простить, и смертные, которые не прощаются. Аборт — это смертный грех. Это убийство.

— Отец, мы говорим о демоне, а не о человеческом существе.

— Так говоришь ты. Это дело Господа, не мое.

— А если он ее убьет? Ты скажешь то же самое и, таким образом, умоешь руки?

Роланд никогда не слышал истории о Понтии Пилате, и Каллагэн это знал. Его передернуло, все так, но позицию он не изменил.

— Тебя прежде всего заботит целостность ка-тета, а уж потом ее жизнь! Стыдись. Стыдись!

— Моя цель… цель ка-тета — Темная Башня, отец. Она спасет не только мир, в котором мы находимся, не только эту вселенную, но все вселенные. Все существующее.

— Мне все равно. Я не могу на такое пойти. А теперь слушай меня, Роланд, сын Стивена, потому что я выслушал тебя и выслушал внимательно. Ты слушаешь?

Роланд вздохнул.

— Я говорю спасибо тебе.

— Роза не сделает этой женщине аборт. В городе есть другие, кто может, я в этом не сомневаюсь. Даже в этом месте, где каждые двадцать с чем-то лет детей забирают монстры из темной страны, есть такие, кто практикует это черное дело. Но, если вы пойдете к одной из них, о Волках ты можешь уже не волноваться. Задолго до их прихода я подниму против вас всю Калью Брин Стерджис.

Роланд вытаращился на него.

— Даже зная, что мы сможем спасти сотню других детей? Человеческих детей, появляющихся на свет не для того, чтобы первым делом пожрать своих матерей?

Каллагэн словно и не слышал стрелка. Его лицо побледнело как мел.

— Я попрошу у тебя большего, понравится тебе это или нет. Я хочу, чтобы ты дал мне слово, поклялся перед лицом своего отца, что никогда не предложишь этой женщине сделать аборт.

В голове Роланда мелькнула мысль: как только он затронул эту тему, затронул сам, для этого человека Сюзанна перестала быть Сюзанной. Она стала женщиной. Ей на смену пришла другая, парадоксальная: а скольких монстров убил отец Каллагэн, собственной рукой?

И, как часто случалось в моменты крайнего напряжения, с Роландом заговорил отец: «Ситуацию еще можно выправить, но, если ты будешь продолжать в том же духе, даже если будешь думать об этом, шанс можно упустить».

— Я жду твоего обещания, Роланд.

— И ты поднимешь город?

— Ага.

— А если Сюзанна сама решит сделать аборт? Женщины идут на такое, а она далеко не глупа. Она знает, чем могут закончиться роды.

— Миа… истинная мать ребенка, ей не позволит.

— Если ты в этом уверен, то напрасно. У Сюзанны Дин очень развит инстинкт самосохранения. Не говоря уже о преданности нашей цели.

Каллагэн задумался, отвернулся, губы его превратились в тонкую белую полоску. Вновь посмотрел на Роланда.

— Ты это предотвратишь. Как ее старший.

Роланд подумал: «Пожалуй, меня загнали в угол».

— Хорошо, — ответил он. — Я передам ей наш разговор и позабочусь, чтобы она поняла, в какое положение ты нас ставишь. А также скажу ей, чтобы она ничего не говорила Эдди.

— Почему?

— Потому что он убьет тебя, отец. Убьет за твое вмешательство в наши дела.

Роланд с удовлетворением отметил, что глаза Каллагэна широко раскрылись. Вновь напомнил себе, что не должен настраиваться против этого человека — он просто не мог быть другим. Разве он не рассказал им о клетке, которую всюду таскал за собой?

— А теперь послушай меня, как я слушал тебя, потому что теперь ты несешь ответственность за нас всех. Особенно за «женщину».

Каллагэн вновь дернулся, как от удара. Но кивнул.

— Говори, что хочешь сказать.

— Во-первых, ты должен наблюдать за ней, когда сможешь. Как коршун! Особенно пристально наблюдай, когда ее пальцы здесь, — Роланд потер лоб над левой бровью, — и здесь, — потер левый висок. — Прислушивайся к тому, как она говорит. Будь настороже, когда речь ее убыстряется. Следи, когда движения становятся резкими. — Роланд рывком поднял руку, почесал голову, рывком опустил. Наклонил голову вправо, вновь посмотрел на Каллагэна. — Ты понял?

— Да. Это признаки появления Миа?

Роланд кивнул.

— Я не хочу, чтобы она оставалась одна, когда ее тело будет переходить под контроль Миа. Если, конечно, есть такая возможность.

— Я понимаю, — кивнул Каллагэн. — Но, Роланд, мне трудно поверить, что новорожденный, кем бы ни был его отец…

— Замолчи, — отрезал Роланд. — Замолчи, прошу тебя. — А когда Каллагэн замолчал, продолжил: — Что ты думаешь и во что веришь, для меня — ноль. Это твои дела, и я желаю тебе в них удачи. Но если Миа или ребенок Миа причинят вред Розалите, отец, я спрошу с тебя за ее раны. И воздам тебе должное вот этой рукой. Ты это понимаешь?

— Да, Роланд. — На лице Каллагэна читались одновременно замешательство и спокойствие.

— Хорошо. А теперь вот о чем я тебе попрошу. Близится день прихода Волков, и мне нужно шесть человек, кому я могу абсолютно доверять. Хотелось бы, чтобы ты назвал мне троих мужчин и трех женщин.

— Ты не будешь возражать, если некоторые из них будут родителями детей, которым грозит опасность?

— Нет. Даже наоборот. Но исключи женщин, умеющих бросать тарелку: Сари, Залию, Маргарет Эйзенхарт, Розалиту. Они понадобятся в другом месте.

— Для чего тебе нужны эти шестеро?

Роланд молчал.

Каллагэн еще несколько секунд смотрел на него, потом вздохнул.

— Рубен Каверра. Рубен не забыл свою сестру, не забыл, как любил ее. Диана Каверра, его жена… против семейных пар ты не возражаешь?

— Нет. Сойдут и пары. — Роланд крутанул пальцами, предлагая ему продолжать.

— Кантаб из Мэнни. Дети пойдут за ним, как за дудочником в пестром[67].

— Не понял.

— Не важно. Они пойдут за ним, а это главное. Баки Хавьер и его жена… а что ты скажешь о своем мальчике, Джейке? Городские дети уже не сводят с него восторженных глаз, а многие девочки, подозреваю, влюбились.

— Нет, он мне нужен.

«Или ты хочешь, чтобы он всегда был рядом с тобой?» — подумал Каллагэн… но не сказал. Чувствовал, что и так наговорил Роланду слишком много… во всяком случае, для одного дня.

— А как насчет Энди? Дети его тоже любят. А он будет всеми силами защищать их.

— Да? От Волков?

На лице Каллагэна отразилась тревога. Вообще-то он имел в виду горных кошек. И волков, тех, что бегали на четырех лапах. Что же касалось других, приходящих из Тандерклепа…

— Нет, — покачал головой Роланд. — Не Энди.

— Почему нет? Разве эти шестеро нужны тебе не для борьбы с Волками?

— Не Энди, — повторил Роланд. Он ориентировался на свою интуицию, а интуиция, как известно, сродни прикосновениям. — Еще есть время подумать об этом, отец… и мы тоже подумаем.

— Вы собираетесь в город?

— Ага. Сегодня и в несколько следующих дней.

Каллагэн улыбнулся.

— То, что вы собираетесь делать, твои друзья и я назвали бы «schmoozing»[68]. Это еврейское слово.

— Да? И что это за племя?

— Несчастное, с какой стороны ни посмотри. Здесь шмузинг называется каммалой. На их языке каммалой называется что угодно. — Каллагэна удивило собственное неуемное желание как можно быстрее вернуть себе благорасположение стрелка. Он даже устыдился этого. — В любом случае желаю вам удачи.

Роланд кивнул. Каллагэн направился к дому, где Розалита уже запрягла лошадей в двуколку и с нетерпением ждала возвращения Каллагэна. Богоугодные дела не терпели отлагательств. Чуть поднявшись по склону, Каллагэн остановился.

— Я не извиняюсь за свою веру, но если осложнил работу, предстоящую тебе здесь, в Калье, — сожалею об этом.

— Человек-Иисус представляется мне отменным сукиным сыном, когда дело касается женщин, — ответил Роланд. — У него была жена?

Уголки рта Каллагэна задрожали.

— Нет, но Его подруга была шлюхой.

— Лучше что-то, чем ничего, — пожал плечами Роланд.

4

Роланд вновь облокотился на забор. Следовало начинать день, но он хотел, чтобы Каллагэн успел уехать подальше. И у него не находилось других причин, по которым Энди не может войти в число доверенных лиц, за исключением первой — и пока единственной — интуиции.

Он все еще стоял у забора, уже со второй самокруткой, когда Эдди спустился по склону, в рубашке поверх штанов и с сапогами в руке.

— Хайл, Эдди, — приветствовал его Роланд.

— Хайл, босс. Видел, как ты беседовал с Каллагэном. Они оставили нас одних, наши Вильма и Фред[69].

Роланд поднял брови.

— Не важно, — махнул рукой Эдди. — Роланд, за всей этой суетой я так и не смог рассказать тебе историю деда Тиана. А я узнал от него очень важное.

— Сюзанна встала?

— Да. Умывается. Джейк уминает, как мне показалось, омлет из двенадцати яиц.

Роланд кивнул.

— Лошадей я покормил. Мы сможем оседлать их, пока ты будешь рассказывать мне историю старика.

— Не думаю, что это займет так много времени, — ответил Эдди и не ошибся. Он добрался до главного — тех слов, что старик прошептал ему на ухо, когда они подошли к конюшне. Роланд повернулся к нему, его глаза сверкнули. О лошадях он напрочь забыл. В руках, которые легли на плечи Эдди, даже в покалеченной правой, чувствовалась огромная сила.

— Повтори!

Эдди нисколько не обиделся.

— Он велел мне наклониться поближе. Я наклонился. Сказал, что никому этого не говорил, кроме своего сына, и я ему верю. Тиан и Залия знают, что он там был или говорит, что был, но они понятия не имеют, что он увидел, сняв маску с убитого Волка. Думаю, им не известно, что именно Красная Молли сшибла его с лошади. А потом он прошептал… — Вновь Эдди повторил Роланду признание деда Тиана.

Торжествующий блеск в глазах Роланда просто пугал.

— Серые лошади! — воскликнул он. — Все лошади одного цвета! Теперь, Эдди, ты понимаешь почему? Понимаешь?

— Да, — ответил Эдди. Губы разошлись в усмешке, обнажив зубы. Усмешка эта кому-то сулила серьезные неприятности. — Как сказала хористка бизнесмену, мы там уже бывали.

5

В стандартном американском английском слово с наибольшим количеством значений, должно быть, run. Полный словарь английского языка издательства «Рэндом хауз» предлагает сто семьдесят восемь значений этого слова, начиная с «двигаться стремительно, переставляя ноги более быстро, чем при ходьбе» и заканчивая «таять или переходить в жидкое состояние». На Дуге, в Пограничье между Срединным миром и Тандерклепом, синяя лента слова-рекордсмена по значениям перешла к каммале. Если бы каммала попала в вышеуказанный словарь издательства «Рэндом хауз», первым значением (при условии, что значения ранжировали, как принято, по частоте использования) стало бы «сорт риса, растущий на восточной оконечности Срединного мира». Вторым — «половой акт». Третьим скорее всего «сексуальный оргазм», в контексте: «Ты получила каммалу?» — с тем чтобы услышать в ответ: «Да, да, я говорю спасибо тебе, большую каммалу». Мочить каммалу — это и полив риса в сухое время года, и мастурбация. Каммала — это начало большого и веселого семейного пира (не сам пир, а именно его начало). Быстро лысеющий мужчина (в этом году такое случилось с Гарретом Стронгом) — спешащий каммала. Спаривание животных — влажная каммала. Кастрированное животное — сухая каммала, хотя никто не сможет сказать почему. Девственница — зеленая каммала, женщина в период месячных — красная каммала, старик, который больше не может ковать железо, когда ему подставляют наковальню, увы, мягкая каммала. Держать каммалу — сленговое выражение, означающее делиться секретами. Сексуальные значения этого слова понятны, но почему гористая территория с сухими руслами рек к северу от города известна как лощины каммалы? Или почему вилку иногда называют каммалой, а ложку или нож — никогда? Возможно, ста семидесяти восьми значений слова «каммала» не наберется, но семьдесят — точно будет. В два раза больше, если брать в расчет вариации. Одно из значений, наверняка занимающее место в первой десятке, то самое, которое отец Каллагэн определил как шмузинг. Практически фраза звучит так: «Пойти Стерджис каммала» или «Пойти Брин-а каммала». То есть пойти поболтать с городскими жителями, не с кем-то конкретным, а со всеми, кто встретится на пути.

В последующие пять дней Роланд и его ка-тет пытались продолжить процесс, инициированный на крыльце магазина Тука. Поначалу получалось не очень («Все равно что разжигать костер влажными щепками», — как сказала Сюзанна в первый вечер), но мало-помалу местные жители все с большей охотой подходили к ним. Во всяком случае, привыкали к пришельцам из другого мира. Каждый вечер Роланд и чета Динов возвращались в дом отца Каллагэна. Каждый вечер, а чаще во второй половине дня, Джейк возвращался на ранчо «Рокинг Би». Энди встречал его там, где дорога на ранчо отходила от Восточной дороги, и сопровождал остаток пути. Всякий раз кланялся и говорил: «Добрый вечер, са! Хочешь услышать свой гороскоп? Ты встретишь давнего друга. Молодая леди питает к тебе теплые чувства!» И так далее.

Джейк вновь спросил Роланда, почему он так много времени проводит с Бенни Слайтманом.

— Ты жалуешься? — задал встречный вопрос Роланд. — Тебе он больше не нравится?

— Мне он нравится, Роланд, но, думаю, я должен делать что-то, не только прыгать в стог сена, учить Ыша всяким фокусам и купаться в реке. Вот и объясни мне, что именно.

— Больше ничего, — ответил Роланд. Потом добавил: — Еще ты должен отсыпаться. Растущему организму нужно много спать.

— Почему я езжу туда?

— Я считаю, что именно там ты должен сейчас ночевать. Я хочу, чтобы ты держал глаза и уши открытыми и ставил меня в известность, увидев что-то непонятное или не нравящееся тебе.

Они провели вместе эти пять дней, и дни выдались долгими. Новизна поездок верхом быстро улетучилась. Как и жалобы на боль в мышцах и натертую кожу. В одной из таких поездок, когда они приближались к месту, где их ждал Энди, Роланд прямо спросил Сюзанну, не думала ли она, что аборт — одно из решений возникшей проблемы.

— Не могу сказать, что эта мысль не приходила мне в голову, — ответила она, с любопытством посмотрев на него.

— Отбрось ее. Никаких абортов.

— На то есть особая причина?

— Ка, — коротко ответил Роланд.

— Кака, — поддакнул Эдди. Шутка была старая, но трое нью-йоркцев рассмеялись. Присоединился к ним и Роланд. На том тему и закрыли. И Роланда это радовало. Его вполне устраивало нежелание Сюзанны обсуждать Миа и грядущие роды. Он полагал, что некоторые аспекты проблемы знать ей не следовало.

Однако она никогда не испытывала недостатка храбрости. Роланд не сомневался, что рано или поздно вопросы с ее стороны последуют. После того как квартет (квинтет, считая Ыша) пять дней колесил по городу, Роланд в середине дня начал отсылать ее к Джеффордсам, чтобы она попрактиковалась в бросании тарелки.

Через восемь дней после их долгого ночного разговора на веранде-крыльце дома Каллагэна — того, что закончился только в четыре утра — Сюзанна пригласила их на ферму Джеффордсов, чтобы продемонстрировать свои успехи. «Это идея Залии, — сказала она. — Думаю, она хочет знать, удастся ли мне сдать экзамен».

Роланд понимал, что ему достаточно спросить Сюзанну, чтобы получить ответ на этот вопрос, но при этом хотелось и посмотреть, чему научилась Сюзанна. Когда они прибыли на ферму, на заднем крыльце собралась вся семья и несколько соседей Тиана: Хорхе Эстрада с женой, Диего Адамс. Хавьеры. Они напоминали зрителей на тренировке игроков в «очки». Залман и Тиа, рунты, стояли с краю, таращась на толпу широко раскрытыми глазами. Был и Энди со спящим Аароном на руках.

— Роланд, вроде бы ты хотел сохранить все в секрете, и что из этого вышло?

Роланд уже понял, что его угрозы ковбоям, видевшим, как бросала тарелку Маргарет Эйзенхарт, результата не дали. Потому что в деревне обожали посплетничать. Независимо от того, находилась она во Внутренних феодах или в Пограничье. Селяне жить без этого не могли. «В лучшем случае, — думал он, — эти болтуны не забывали сказать и о том, что Роланд — крутой парень, сильный каммала, шутить не любит».

— Может, ничего страшного не случилось, — ответил он. — Жителям Кальи испокон веков известно, что Сестры Орисы бросают тарелку. Если они узнают, что этому научилась Сюзанна, может, еще сильнее нас зауважают.

— При условии, что она не провалится, — вставил Джейк.

Роланда, Эдди и Джейка почтительно поприветствовали, когда они поднялись на крыльцо. Энди сказал Джейку, что по нему сохнет молодая леди. Джейк покраснел и ответил, что больше не хочет слышать своих гороскопов, если Энди не возражает.

— Как скажешь, са. — Джейк в это время всматривался в слова и цифры на груди Энди и думал, действительно ли он попал в этот мир роботов и ковбоев или ему все снится. — Я надеюсь, что ребенок скоро проснется, очень надеюсь. И заплачет! Потому что я знаю несколько колыбельных…

— Замолчи, скрипучий стальной бандит! — сердито бросил ему дед Тиана, и робот, после того как извинился перед стариком (как всегда, самодовольным, без единой извиняющейся нотки голосом), замолчал. «Посыльный со многими другими функциями, — думал Джейк. — Может, одна из твоих функций — издеваться над местными жителями, Энди, или это плод моего воображения?»

Сюзанна находилась в доме с Залией. А когда они вышли, Сюзанна была не с одной сумкой из плетеной соломы, а с двумя. Они висели на бедрах, держась на переброшенных через плечи лямках. Лямки эти перекрещивались на груди, как ленты с патронами. Эдди обратил внимание и на пояс, который удерживал сумки на месте, не давая смещаться к животу или спине.

— Амуниция, однако, мы говорим спасибо тебе, — ответил Диего Адамс.

— Это придумала Сюзанна, — ответила Залия, когда Сюзанна садилась в свое кресло на колесах. — Чтобы зафиксировать сумки с тарелками на одном месте.

«Здорово она это придумала», — подумал Эдди и улыбнулся, восхищаясь Сюзанной. Увидел такую же улыбку на лице Роланда. Джейка. И мог поклясться, что даже Ыш улыбался.

— Принесет ли это пользу, вот что хочется знать, — выдохнул Баки Хавьер. Такой вопрос, подумал Эдди, только подчеркивал разницу между стрелками и жителями Кальи. Эдди и его друзья сразу поняли, для чего это делается и как сработает. Хавьер, однако, был фермером, а потому смотрел на все совсем другими глазами.

«Мы вам нужны, — подумал Эдди, оглядев мужчин и женщин, собравшихся на крыльце, фермеров в грязных белых штанах, Адамса — в кожаных и коротких сапогах, заляпанных навозом. — Ой как нужны».

Сюзанна подъехала к крыльцу, культи подсунула под себя, приподнялась на них. Эдди знал, что такая поза причиняет ей немалую боль, но по лицу Сюзанны не чувствовалось, что она испытывает какой-то дискомфорт. Роланд тем временем смотрел на сумки. В каждой лежали четыре тарелки. Простые, без рисунка по ободу. Тренировочные тарелки.

Залия прошла к амбару. Роланд и Эдди сразу, как только приехали, увидели закрепленное на стене одеяло. Остальные же заметили его, лишь когда Залия стала снимать одеяло со стены. Под ним оказался нарисованный мелом человек с застывшей улыбкой на лице и в развевающемся плаще. По уровню мастерства рисунок не шел ни в какое сравнение с творением близнецов Тавери, однако стоявшие на крыльце сразу поняли, что перед ними Волк. Старшие дети ахнули. Эстрады и Хавьеры зааплодировали, но на их лицах отразилась тревога. Энди похвалил художника (добавив: «…кем бы он ни был»), и дед Тиана вновь велел ему заткнуться. А потом заявил, что Волки, которых он видел, были куда крупнее. Голос его дрожал от волнения.

— Ну, я нарисовала его величиной с человека, — сказала Залия (в действительности она отталкивалась от размера мужа). — Если настоящие Волки больше, попасть в них будет легче, и это хорошо. Слушайте меня, прошу вас. — Последняя фраза прозвучала неуверенно, почти как вопрос.

Роланд кивнул.

— Мы говорим спасибо тебе.

Залия бросила на него благодарный взгляд, отошла в сторону, повернулась к Сюзанне.

— Можешь начинать.

От стены амбара Сюзанну отделяло примерно шестьдесят ярдов. На мгновение она застыла, положив руки на грудь, правую поверх левой, склонив голову. Члены ка-тета знали, что сейчас происходит у нее в голове: «Я целюсь глазом, стреляю рукой, убиваю сердцем». Их сердца устремились к ней, на крыльях телепатических способностей Джейка и любви Эдди, поддерживая ее, подбадривая, желая удачи. Роланд не отрывал от Сюзанны взгляда. Может, именно еще одна рука, умеющая бросать тарелки, решит исход сражения в их пользу. Хотя, может, и нет. Но он от всей души желал ей не промахнуться.

Сюзанна подняла голову. Посмотрела на нарисованного мелом человека на амбарной стене. Руки все лежали на груди. Потом она пронзительно вскрикнула, совсем как Маргарет Эйзенхарт во дворе ранчо «Рокинг Би», и Роланд почувствовал, что у него учащенно забилось сердце. В этот момент перед его мысленным взором возник Давид, его сокол, складывающий крылья в синем небе, чтобы упасть на добычу как камень.

— Риса!

Ее руки упали и исчезли. Только Роланд, Эдди и Джейк могли уследить за их движениями. Правая выхватила тарелку из левой сумки, левая — из правой. Сэй Эйзенхарт бросала тарелку, занося руку за плечо, теряя время ради силы броска и точности. Руки Сюзанны вновь скрестились на уровне грудной клетки, тарелки поднялись чуть выше подлокотников кресла, а потом полетели, чтобы через несколько мгновений вонзиться в стену амбара.

При броске Сюзанна вытянула руки перед собой, но, как только тарелки вылетели из пальцев, опустила руки, перекрестив, выхватила из сумок новые тарелки. Бросила их, потом третью пару, четвертую. Последние две тарелки вонзились в стену, одна выше всех остальных, вторая — ниже, еще до того, как первые перестали вибрировать.

На мгновение во дворе Джеффордсов воцарилась полнейшая тишина. Замолчали даже птицы. Восемь тарелок торчало в человеческом силуэте одна над другой, верхняя — в горле, остальные ниже, на расстоянии от двух с половиной до трех дюймов. И чтобы бросить все восемь тарелок, ей потребовалось не больше трех секунд.

— Ты собираешься использовать тарелки против Волков? — с благоговейным трепетом в голосе спросил Баки Хавьер. — Да?

— Ничего еще не решено, — холодно ответил Роланд.

И тут подала голос Дили Эстрада:

— Но если бы это был человек, слушайте меня, его разрубило на куски.

А последнее слово осталось за дедом Тиана, пожалуй, имевшим на этот право как самый старый житель Кальи:

— Именно так!

6

Когда они возвращались к главной дороге (Энди шел впереди, нес сложенное кресло и играл победный марш), Сюзанна сказала:

— Я могу отдать пистолет, Роланд, и сосредоточиться на тарелках. Очень приятно, знаешь ли, издать такой крик, а потом бросить ее.

— Ты напомнила мне моего сокола, — признался Роланд.

Сюзанна сверкнула белозубой улыбкой.

— Я и ощущала себя соколом. Риса! О-Риса! Одно это слово побуждало меня вложить всю силу в бросок.

Джейку вдруг вспомнился Гашер («Твой старый приятель, Гашер» — как нравилось называть себя этому джентльмену), и по его телу пробежала дрожь.

— Ты действительно готова променять пистолет на тарелку? — спросил Роланд, не зная, смеяться ему или ужаснуться.

— Ты бы стал сворачивать самокрутки, имея доступ к фабричным сигаретам? — спросила она и продолжила, не дожидаясь его ответа: — Нет, конечно. Однако тарелка — отличное оружие. Когда они придут, я намерена бросить две дюжины. Так что свою долю Волков я выбью.

— А тарелок хватит? — спросил Эдди.

— Будь уверен. Красивых, вроде той, что бросала для тебя, Роланд, сэй Эйзенхарт, конечно, мало, но тренировочных — сотни. Розалита и Сари Адамс сортируют их, отбраковывая неотбалансированные, а потому могут отклониться от цели. — Она замялась, понизила голос: — Они все приходили, Роланд, и хотя Сари храбра как лев и не согнется перед торнадо…

— Мастерства ей недостает, так? — сочувственно спросил Эдди.

— Скорее да, чем нет, — ответила Сюзанна. — Она кое-что умеет, но не чета остальным. И жесткости ей не хватает. Мягковата она.

— Я могу найти ей другое занятие, — заметил Роланд.

— Какое, сладенький?

— Отряжу в группу сопровождения. Мы посмотрим, как они бросают тарелки, послезавтра. В пять часов, Сюзанна. Они знают?

— Да. Чуть ли не вся Калья заявится посмотреть, если ты разрешишь.

Роланду это определенно не понравилось… но следовало ожидать, что все так и будет. «Я слишком давно не жил среди людей, — подумал он. — В этом все дело».

— Кроме женщин и нас, никого быть не должно, — отчеканил он.

— Если жители Кальи увидят, как хорошо женщины бросают тарелки, многие колеблющиеся перейдут на нашу сторону.

Роланд покачал головой. Он не хотел, чтобы жители знали, насколько хорошо женщины бросают тарелки, этот момент играл немаловажную роль для его планов. Пусть город лишь знает, что они умеют бросать тарелки… в этом он как раз не видел ничего плохого.

— Как они, Сюзанна? Скажи мне.

Она подумала и улыбнулась.

— Настоящие охотницы. Бьют наповал. Каждая из них.

— Ты можешь научить их бросать с двух рук?

Сюзанна задумалась. Любого можно научить чему угодно, имея в своем распоряжении достаточно времени, но как раз времени у них и не было. До прихода Волков оставалось тринадцать дней, во дворе отца Каллагэна Сестры Орисы (включая нового члена общества, Сюзанну из Нью-Йорка) встречались через два дня, то есть на обучение ей отводилось чуть больше полутора недель. Самой Сюзанне не пришлось ничему учиться. Все получилось само собой, как и во всем, что касалось стрельбы. В отношении же других…

— Розалита научится, — наконец ответила она. — Маргарет Эйзенхарт можно научить, но она иной раз начинает суетиться в самый неподходящий момент. Залия? Нет. Пусть бросает по одной тарелке, только правой рукой. Она чуть медлительнее остальных, но я гарантирую, что каждая брошенная ею тарелка наполнится чьей-то кровью.

— Да, — кивнул Эдди, — пока снитч не найдет ее и не вытряхнет из корсета, ага.

Сюзанна его реплику проигнорировала.

— Мы сможем убить многих из них. Ты знаешь, что сможем.

Роланд кивнул. Увиденное заметно приободрило его, особенно с учетом рассказа Эдди. Сюзанна и Джейк уже знали секрет деда Тиана. Кстати, он вдруг подумал о Джейке и повернулся к мальчику:

— Что-то ты сегодня очень уж тихий. С тобой все в порядке?

— Да, спасибо тебе. — Он наблюдал за Энди. Вспоминал, как Энди качал малыша. Думал о том, что Аарон не протянул бы и шести месяцев, если б Тиан, Залия и старшие дети умерли, а малыш остался на попечении Энди. Умер бы или потерял разум. Энди менял бы ему подгузники. Энди кормил бы его, чем положено. Энди пел бы колыбельные. Пел бы очень хорошо, но в песнях этих напрочь отсутствовала бы материнская любовь. Или отцовская. Энди был всего лишь Энди, роботом-посыльным со многими другими функциями. Лучше бы крошку Аарона воспитывали… ну, волки.

Мысль эта вернула его в ночь, которую он и Бенни провели в палатке на речном обрыве (больше они в палатке не ночевали, потому что ночи стали очень холодными). В ночь, когда он увидел, как Энди и отец Бенни о чем-то говорили на берегу, после чего отец Бенни перешел реку вброд. Направился на восток.

Направился в сторону Тандерклепа.

— Джейк, ты уверен, что у тебя все в порядке? — спросила Сюзанна.

— Да, мэм, — ответил Джейк, зная, что от такого ответа она, возможно, засмеется. Так и произошло, он засмеялся с ней, продолжая думать об отце Бенни. Очках отца Бенни. Джейк не сомневался, что во всем городе очки носил только Слайтман-старший. Как-то раз, когда они втроем объезжали северные пастбища «Рокинг Би» в поисках отбившихся от табуна лошадей, он спросил отца Бенни об очках. Тот рассказал ему, как выменял очки на чистокровного жеребца у одного из торговцев, плывших по реке. Случилось это давно, при жизни сестры Бенни, да благословит ее Ориса. Он пошел на этот обмен, хотя все ковбои и даже сам Воун Эйзенхарт говорили ему, что проку от очков не будет. Пользы, мол, от них не больше, чем от предсказаний Энди. Но Бен Слайтман их надел, и они все изменили. Впервые он увидел окружающий его мир, а не размытую копию.

Он протер стекла подолом рубашки, посмотрел на просвет, надел очки.

— Просто не знаю, что буду делать, если разобью их или потеряю. Я обходился без них больше двадцати лет, но к хорошему человек привыкает быстро.

Джейк думал, что это неплохая история. Полагал, что Сюзанна в нее бы поверила (если б обратила внимание на то, что очки эти в Калье единственные). Он склонялся к мысли, что в нее поверил бы даже Роланд. Слайтман рассказывал ее правильно: как человек, понимающий, как ему повезло, и не имеющий ничего против того, чтобы рассказать другим, что последовал собственному желанию, оказавшемуся более правильным, чем мнение многих, в том числе и его босса. Даже Эдди, и тот не нашел бы в истории Слайтмана-старшего никакой зацепки. А зацепка состояла в том, что история отца Бенни не была правдивой. Джейк не знал, на что тот выменял очки, его телепатической силы не хватало докопаться до истины, но что Слайтман-старший солгал, сомнений у него не было. Потому-то он и волновался.

«Может, ничего в этом и нет. Может, он просто не хочет говорить, как они к нему попали. Может, кто-то из Мэнни принес очки из одного из своих путешествий в другие миры, а отец Бенни украл их у него».

Такая версия имела право на существование, а Джейк, если бы постарался, мог придумать и с полдюжины других. На недостаток воображения он никогда не жаловался.

Однако ложь Слайтмана-старшего, наложенная на увиденное у реки, не давала Джейку покоя. Какие дела были у бригадира ковбоев Эйзенхарта на той стороне Девар-Тете Уайе? Джейк не знал. Но всякий раз, когда он собирался поговорить об этом с Роландом, что-то удерживало его.

«И это после того, как он сам упрекнул Роланда, что у того появились секреты от остальных».

Да, да, да, но…

Но что его останавливало?

Не что, а кто. Бенни, естественно. А может, проблема была не в Бенни, а в самом Джейке? Он с трудом сходился с детьми, Бенни стал едва ли не его первым другом. Настоящим другом. И от мысли, что он может навлечь неприятности на отца Бенни, у него сосало под ложечкой.

7

Двумя днями позже, в пять вечера, Розалита, Залия, Маргарет Эйзенхарт, Сари Адамс и Сюзанна Дин собрались на поле, тянувшемся на запад от небесно-синей будки-туалета Розы. То и дело слышались смешки, а то и раскаты пронзительного, нервного хохота. Роланд к женщинам не подходил. Эдди и Джейк следовали ему примеру. Он им сказал, что будет лучше, если они сами справятся с волнением.

Вдоль изгороди, на расстоянии десяти футов друг от друга, стояли пугала с головами-тыквами. Каждую тыкву покрывал мешок, завязанный так, что напоминал капюшон плаща. У стоек пугал стояли три корзины. Одна — с тыквами. Вторая — с картофелинами. Содержание третьей вызвало стоны и протесты. Потому что в ней лежала редиска. Роланд предложил им оставить жалобы при себе. Добавил, что думал о горошинах. Никто (даже Сюзанна) не мог с уверенностью сказать, что стрелок шутил.

Каллагэн, в этот день одетый в джинсы и жилетку со многими карманами, вышел на заднее крыльцо-веранду, где сидел Роланд и курил, дожидаясь, пока дамы возьмутся за дело. Рядом Джейк и Эдди играли в шашки.

— Приехал Воун Эйзенхарт, — сообщил он Роланду. — Говорит, что направляется к Туки, чтобы выпить пива, но по пути хочет перекинуться с тобой парой слов.

Роланд вздохнул, поднялся, через дом вышел на переднее крыльцо. Эйзенхарт сидел на козлах возка, запряженного одной лошадью, мрачно смотрел в сторону церкви Каллагэна.

— Доброго тебе дня, Роланд.

Несколько дней тому назад Уэйн Оуверхолсер подарил Роланду широкополую ковбойскую шляпу. Стрелок приподнял ее, ожидая продолжения.

— Полагаю, ты скоро пошлешь перышко. Другими словами, созовешь собрание.

Роланд признал, что этот день близился. Жители города не могли указывать рыцарям Эльда, что им делать и как, но Роланд считал своим долгом довести до их сведения, что они решили сразиться с Волками.

— Я хочу, чтобы ты знал, когда принесут перышко, я его коснусь и пошлю дальше. А на собрании я скажу «да».

— Я говорю спасибо тебе, — ответил Роланд. Его тронуло решение ранчера. Сердце стрелка, похоже, стало мягче, после того как к нему присоединились Эдди, Сюзанна и Джейк. Иногда его это печалило. Обычно — нет.

— Тук этого не сделает.

— Не сделает, — согласился Роланд. — Пока дела идут хорошо, туки этого мира к перышку не прикоснутся. И уж тем более не скажут «да».

— Оуверхолсер с ним.

Это был удар. Не то чтобы неожиданный, но Роланд надеялся, что Оуверхолсер все-таки перейдет на их сторону. Роланд уже обладал необходимой поддержкой и предполагал, что Оуверхолсеру это известно. По-хорошему крупному фермеру следовало сидеть и ждать, чем все закончится. Попытка вмешаться могла привести к тому, что в следующем году он бы уже не увидел, как зерно заполняет его амбары.

— Я хочу, чтобы ты знал одно, — продолжил Эйзенхарт. — Я говорю «да» из-за жены, а она — потому что решила выйти на охоту. Бросание тарелок привело к тому, что женщина указывает своему мужчине, что он должен делать, а что — нет. Это неестественно. Право указывать принадлежит мужчине. За исключением, понятное дело, ухода за детьми.

— Она отдала все, чем жила с рождения, когда выходила за тебя замуж, — напомнил Роланд. — Теперь твоя очередь чем-то поступиться.

— Как будто я этого не знаю? Но если из-за этого она погибнет, Роланд, уходя из Кальи, ты унесешь с собой мое проклятие. Если она погибнет. Независимо от того, скольких детей вам удастся спасти.

Роланд, которого проклинали не один раз, кивнул.

— Если ка пожелает, Воун, она вернется к тебе.

— Ага. Но запомни, что я сказал.

— Запомню.

Эйзенхарт шлепнул вожжами лошадь по спине, и возок тронулся с места.

8

Каждая женщина располовинила голову-тыкву с сорока, пятидесяти и шестидесяти ярдов.

— Старайтесь попасть в голову как можно ближе к капюшону, — учил их Роланд. — Если попадете ниже, толку не будет.

— Из-за брони? — спросила Розалита.

— Ага, — ответил Роланд, не сказав всей правды. Впрочем, и не собирался говорить до самого последнего момента.

Потом пришел черед картофелин. Сари Адамс разрезала свою с сорока ярдов, чуть задела с пятидесяти и промахнулась с шестидесяти: тарелка пролетела слишком высоко. Она выругалась совсем не по-женски и, понурив голову, отошла к будке-туалету. Там и села, наблюдая за продолжением соревнования. Роланд подошел, присел рядом. Увидел слезу, побежавшую из уголка левого глаза по иссеченной ветром щеке.

— Я подвела тебя, чужестранец. Говорю извини.

Роланд взял ее руку, пожал.

— Нет, леди, нет. Для тебя найдется работа. Только в другом месте. И тебе, возможно, придется бросать тарелку.

Она печально улыбнулась ему и благодарно кивнула.

Эдди водрузил на пугала новые головы-тыквы и на каждую поставил по редиске. Они практически полностью скрывались в тени капюшонов-мешков.

— Удачи вам, девочки, — улыбнулся он. — Покажите класс.

— Начинайте с десяти ярдов, — приказал Роланд.

С десяти в редиску попали все. И с двадцати. С тридцати Сюзанна послала тарелку чуть выше, следуя полученным от Роланда инструкциям. Он хотел, чтобы этот тур выиграла одна из женщин Кальи. На дистанции в сорок ярдов Залия Джеффордс слишком долго целилась, в итоге ее тарелка разрубила тыкву, а не редиску.

— Фак-каммала! — воскликнула она, тут же зажала рот руками, посмотрела на Каллагэна, сидевшего на ступеньках крыльца. Тот лишь улыбнулся и помахал ей рукой, словно ничего и не слышал.

Залия подскочила к Эдди и Джейку, покраснев до кончиков ушей, в ярости.

— Ты должен попросить его дать мне еще один шанс, попроси, прошу тебя, — сказала она Эдди. — Я смогу попасть. Знаю, что смогу…

Эдди положил руку ей на плечо, останавливая словесный поток.

— Он тоже это знает, Зи. Ты остаешься в команде.

Она посмотрела на него, сверкая глазами, губы сжались так плотно, что практически исчезли.

— Ты уверен?

— Да, — кивнул Эдди. — «Ситизенс» могли бы взять тебя в питчеры, дорогая.

На поле остались Маргарет и Розалита. Обе попали в редиску и с пятидесяти ярдов. Эдди, наклонившись к Джейку, пробормотал:

— Знаешь, дружище, я бы этому не поверил, если б не увидел собственными глазами.

С шестидесяти ярдов Маргарет Эйзенхарт промахнулась. Розалита занесла тарелку над правым плечом, она была левшой, на мгновение застыла, потом крикнула: «Риса!» — и метнула тарелку. Даже Роланду не хватило остроты зрения, чтобы понять, то ли тарелка зацепила редиску, то ли поднятый тарелкой ветер сшиб ее. Но Розалиту это не волновало. Он вскинула руки и издала победный вопль.

— Ярмарочный гусь! Ярмарочный гусь! — начала скандировать Маргарет, и остальные, даже Каллагэн, присоединились к ней.

Роланд подошел к Розе, крепко обнял и прошептал, что пусть ярмарочного гуся для нее у него нет, зато вечерком найдется гусак с длинной шеей.

— Что ж, — улыбнулась она в ответ, — становясь старше, мы соглашаемся на любые призы. Не так ли?

Залия повернулась к Маргарет.

— Что он ей сказал? Ты знаешь?

Маргарет Эйзенхарт улыбалась.

— То же самое, что ты не раз слышала, я уверена.

9

Потом дамы ушли. Так же, как и отец Каллагэн, у которого нашлись какие-то дела. Роланд сидел на нижней ступеньке крыльца, глядя на поле, где проходили состязания. Когда Сюзанна спросила, доволен ли он результатом, стрелок кивнул.

— Да, думаю, все прошло хорошо. Мы должны на это надеяться, потому что времени остается все меньше. Слишком много на нас наваливается, и сразу. — Правда состояла в том, что никогда раньше он не попадал в столь сложное положение… хотя с того дня, как Сюзанна призналась в своей беременности, он пусть и немного, но успокоился.

«Просто ты вовремя вспомнил о том, что нельзя мешать ка, — подумал он. — И произошло это благодаря женщине, у которой мужества больше, чем у любого из нас».

— Роланд, мне обязательно надо возвращаться в «Рокинг Би»? — спросил Джейк.

Роланд обдумал вопрос, пожал плечами.

— Ты хочешь?

— Да, но на этот раз я хочу взять с собой «ругер». — Лицо Джейка порозовело, но голос остался ровным. Он проснулся с этой идеей, будто бог снов, которого Роланд называл Нис, подсунул ее ему во сне. — Я положу его на дно спальника и заверну в рубашку. Никто не узнает, что он там. — Джейк помолчал. — Я не собираюсь показывать его Бенни, если ты думаешь, что он нужен мне для этого.

Такая мысль не приходила Роланду в голову. Но чем руководствовался Джейк? Он задал этот вопрос и получил ответ человека, который просчитал партию в «замки» на несколько ходов вперед.

— Ты спрашиваешь как мой старший?

Роланд уже отрыл рот, чтобы ответить утвердительно, заметил, как пристально смотрят на него Эдди и Сюзанна, и передумал. Одно дело — хранить секреты (как каждый по-своему хранил секрет беременности Сюзанны), и совсем другое — следовать интуиции. Ответить «да» — значит держать Джейка на коротком поводке. А он, конечно, заслужил право на определенную самостоятельность. Нынешний Джейк разительно отличался от того Джейка, которого «извлекли» в Срединный мир — дрожащего, перепуганного, чуть ли не голого.

— Нет, не как твой старший, — ответил он. — Что касается «ругера», ты можешь брать его и увозить куда хочешь и в любое время. Разве ты принес его тету?

— Украл, — тихим голосом ответил Джейк, уставившись в колени.

— Ты его взял, чтобы выжить, — напомнила Сюзанна. — А это большая разница. Послушай, сладенький, ты никого не собираешься подстрелить, не так ли?

— Не собираюсь, нет.

— Будь осторожен, — добавила она. — Я не знаю, что ты задумал, но будь осторожен.

— И что бы ты ни задумал, постарайся разобраться с этим в течение следующей недели, — вставил Эдди.

Джейк кивнул, посмотрел на Роланда.

— Когда ты решил провести общее собрание?

— Если верить роботу, у нас десять дней до прихода Волков. Так что… — Роланд что-то подсчитал в уме. — Собрание пройдет через шесть дней. Тебя это устроит?

Джейк снова кивнул.

— И все-таки ты не хочешь рассказать мне, что тебя тревожит?

— Нет, если ты не спросишь как старший. Возможно, это ерунда, Роланд. Честное слово.

Роланд с сомнением кивнул, начал сворачивать новую самокрутку. До чего же это приятно, курить свежий табак.

— Есть что-нибудь еще? — спросил он. — Если нет, тогда…

— В общем-то есть, — прервал его Эдди.

— Что?

— Мне нужно вернуться в Нью-Йорк, — говорил он так буднично, будто разговор шел о том, что он собрался прогуляться в ближайший магазин за банкой маринованных огурцов или коробочкой лакричных пастилок, но глаза его возбужденно горели. — И на этот раз я должен попасть туда во плоти. То есть придется напрямую задействовать этот шар. Черный Тринадцатый. Я очень надеюсь, что ты, Роланд, знаешь, как это делается.

— А с чего это ты собрался в Нью-Йорк? — спросил Роланд. — Вот этот вопрос я задаю как старший.

— Само собой, — кивнул Эдди, — и я тебе отвечу. Потому что ты прав, говоря о том, что времени в обрез. Потому что Волки Кальи — не единственные, из-за кого нам надо тревожиться.

— Ты хочешь посмотреть, сколько времени осталось до пятнадцатого июля, — догадался Джейк. — Так?

— Да, — кивнул Эдди. — По тому, что мы видели в Прыжке, ясно, что время в том Нью-Йорке 1977 года идет быстрее. Вы же помните дату на газете «Нью-Йорк таймс», которую я нашел?

— Второе июня, — ответила Сюзанна.

— Правильно. А точно соотнести время этого мира и другого не представляется возможным. Согласны?

Джейк энергично кивнул.

— Потому что этот мир не похож на другие… если только эта разница не кажущаяся, не подстроенная Черным Тринадцатым, отправившим нас в Прыжок.

— Я так не думаю, — покачал головой Эдди. — Мне представляется, что отрезок Второй авеню, от пустыря до, скажем, Шестидесятых улиц, играет очень важную роль. Полагаю, это дверь. Одна большая дверь.

Джейк Чемберз оживился.

— Не до Шестидесятых. Не так далеко. Скорее ты говоришь об отрезке Второй авеню между Сорок шестой и Пятьдесят четвертой улицами. В тот день, когда я ушел из школы Пайпера, я почувствовал какие-то изменения, когда пересек Пятьдесят четвертую улицу. Речь может идти только об этих восьми кварталах. На этом отрезке находятся магазин звукозаписи, ресторан «Чав-Чав» и «Манхэттенский ресторан для ума». И, разумеется, пустырь. Это другой конец. Это… не знаю…

— Оказавшись там, ты попадаешь в другой мир, — продолжил Эдди. — Какой-то ключевой мир. И я думаю, именно поэтому время там бежит…

Роланд поднял руку.

— Стоп.

Эдди замолчал, выжидающе посмотрел на Роланда, с легкой улыбкой на лице. Но Роланд и не думал улыбаться. От недавнего благодушия не осталось и следа. Слишком много у них дел. А вот времени на все эти дела явно недостаточно.

— Ты хочешь посмотреть, насколько приблизилось время к тому дню, когда перестанет действовать прежнее соглашение. Правильно я тебя понял?

— Да.

— Для этого не обязательно перемещаться в Нью-Йорк во плоти. Хватит и Прыжка.

— Прыжок годится, если нужно только проверить день и месяц, но есть и другие дела. Насчет пустыря мы сильно ошиблись. Очень сильно, уверяю вас.

10

Эдди не сомневался, что они смогут стать владельцами пустыря и без унаследованного Сюзанной состояния. Он полагал, что история Каллагэна ясно показала, что для этого нужно сделать. Не розы, конечно. Роза не могла принадлежать никому (ни им, ни кому-то еще). Но пустыря, чтобы охранять и защищать розу. И денег для этого, по его убеждению, практически не требовалось.

Испуганный или нет, Келвин Тауэр спрятался в бывшей прачечной, чтобы спасти задницу Каллагэна. Испуганный или нет, Келвин Тауэр 31 мая 1977 года отказался продать последний участок манхэттенской земли, находящийся в его собственности, «Сомбра корпорейшн». Эдди думал, что Келвин Тауэр вполне тянет на героя.

Эдди также думал и о том, как отец Каллагэн закрыл лицо руками, первый раз упомянув о Черном Тринадцатом. Ему очень хотелось вышвырнуть шар из своей церкви… но он все равно держал его там. Как и владелец книжного магазина, отец Каллагэн тянул на героя. И как же они сглупили, предположив, что Келвин Тауэр попросит за пустырь миллионы! Он хотел избавиться от пустыря! Отдал бы его даром, но только надежному человеку. Или надежному ка-тету.

— Сюзи, ты не можешь идти, потому что беременна, — продолжил Эдди. — Джейк, ты не можешь идти, потому что несовершеннолетний. Не говоря ни о чем другом, я уверен, что ты не сможешь подписать контракт, о котором я думаю с тех пор, как отец Каллагэн рассказал нам свою историю. Я мог бы просто взять тебя с собой, но похоже, ты хочешь кое-что проверить в другом месте. Или я ошибаюсь?

— Ты не ошибаешься, — ответил Джейк. — Но я почти готов идти с тобой. Очень уж будет интересно.

Эдди улыбнулся.

— Почти — недостаточно. Что же касается Роланда… извини босс, но в нашем мире ты чувствуешь себя не в своей тарелке. Ты… э… у тебя проблемы с произношением.

Сюзанна расхохоталась.

— Что ты собираешься ему предложить? — спросил Джейк. — Я хочу сказать, что-то ты должен предложить, не так ли?

— Один бакс, — ответил Эдди. — Который я попрошу Тауэра мне одолжить…

— Нет, мы можем дать ему больше. — Лицо Джейка было очень серьезным. — У меня есть пять или шесть долларов. — Он улыбнулся. — Потом накинем еще. Когда все устаканится и на этой стороне.

— Если останемся живы, — вставила Сюзанна, но ее глаза ярко сверкали. — Знаешь что, Эдди? Ты, похоже, гений.

— Балазар и его друзья опечалятся, если сэй Тауэр продаст нам свой участок, — заметил Роланд.

— Да, но, возможно, мы сможем убедить Балазара оставить его в покое. — Мрачная усмешка изогнула губы Эдди. — Если уж на то пошло, Роланд, Энрико Балазар из тех людей, кого я с удовольствием убью дважды.

— Когда ты хочешь отправиться туда? — спросила Сюзанна.

— Чем раньше, тем лучше, — ответил Эдди. — Я просто схожу с ума, не зная, как обстоят дела в Нью-Йорке. Роланд, что скажешь?

— Я отвечу завтра. Мы перенесем шар в пещеру, а там посмотрим, сможешь ли ты пройти через дверь. Твоя идея хороша, Эдди, и я говорю спасибо тебе.

— А если шар закинет тебя в другое место? — спросил Джейк. — В 1977 год, но в другую реальность, или… — Он не мог найти нужных слов. Лишь помнил, какой тонкой казалась ткань реальности, когда Черный Тринадцатый впервые отправил их в Прыжок, какая бескрайняя тьма ждала их за «декорациями» нью-йоркских улиц и домов. — …в никуда, а то и подальше? — закончил он.

— В этом случае я пришлю почтовую открытку. — Эдди пожал плечами и хохотнул, но при этом Джейк успел увидеть, как тот напуган. Увидела это и Сюзанна, потому что взяла руку Эдди в свои и пожала.

— Эй, да все у меня будет хорошо.

— Иначе и быть не должно, — ответила ему Сюзанна. — Не должно!

Глава 2«Доган», часть 1

1

Когда на следующее утро Роланд и Энди вошли в церковь Непорочной Богоматери, день только занимался на северо-восточном горизонте. Эдди, плотно сжав губы, освещал путь по центральному проходу подсвечником. Магический кристалл, за которым они пришли, мерно гудел. Сонно, но Эдди это гудение совершенно не нравилось. Да и от самой церкви по коже бежали мурашки. Пустая, огромная… Эдди не покидало ощущение, что он вот-вот увидит сидящих на скамьях призрачных фигур (а то и бродячих мертвяков), одаривающих их неодобрительными взглядами.

Но больше всего его раздражало гудение.

Когда они приблизились к алтарю, Роланд открыл заплечный мешок и достал другой, для боулинга, который до вчерашнего дня Джейк держал у себя. Стрелок на мгновение поднял его, развернув, и они вновь прочитали надпись: «ТОЛЬКО СТРАЙКИ НА ДОРОЖКАХ СРЕДИННОГО МИРА».

— Ни слова, пока я не скажу, что можно говорить, — предупредил Роланд. — Ты понял?

— Да.

Роланд направился к тайнику отца Каллагэна, надавил большим пальцем на желобок меж двух досок, и крышка люка приподнялась. Он полностью откинул ее. Эдди как-то видел по телевизору фильм о саперах, которые обезвреживали неразорвавшиеся бомбы, сброшенные на Лондон немецкой авиацией. Движения Роланда живо напомнили ему тот фильм. А почему бы и нет? Если они не ошибались насчет предмета, что лежал в тайнике, а Эдди полагал, что не ошибались, то имели дело похуже, чем с неразорвавшейся бомбой.

Роланд развернул белый стихарь, они увидели ящик. Гудение усилилось. У Эдди перехватило дыхание. Его прошиб холодный пот. Где-то совсем рядом невероятно злобный монстр приоткрыл еще сонный глаз.

Но гудение вернулось на прежний уровень, и Эдди вновь обрел способность дышать.

Роланд протянул Эдди мешок, знаком предложив широко его раскрыть. Эдди подчинился, хотя больше всего ему хотелось шепнуть Роланду на ухо, что надо сматываться и забыть о Нью-Йорке. Роланд вытащил ящик из тайника — гудение опять усилилось. Свечи разгоняли темноту, и Эдди видел, что лоб Роланда блестит от пота. Он не сомневался, что точно так же блестит и его лоб. Если Черный Тринадцатый проснется и закинет их в какое-нибудь черное нику…

Я не пойду. Я буду бороться, чтобы остаться с Сюзанной.

Разумеется, он бы поборолся. Но при этом испытал огромное облегчение, когда Роланд осторожно опустил деревянный ящик в этот странный металлический мешок, который они нашли на пустыре. Гудение не исчезло, но стало куда как тише. А когда Роланд стянул тесемки, превратилось в едва слышный шепот, какой обычно доносится из морской раковины, если приложить ее к уху.

Эдди перекрестил воздух перед собой. Чуть улыбнувшись, Роланд последовал его примеру.

Когда они вышли из церкви, северо-восточный горизонт заметно просветлел. До восхода солнца оставалось совсем немного.

— Роланд.

Стрелок повернулся к нему, приподнял брови. Его рука сжимала горловину мешка, должно быть, тесемкам он не очень доверял.

— Если мы находились в Прыжке, когда нашли этот мешок, как мы смогли взять его с собой?

Роланд обдумал вопрос.

— Может, и мешок находится в Прыжке.

— И сейчас?

Роланд кивнул.

— Да, думаю, что да. И сейчас.

— Понятно. — Эдди помолчал. — От всего этого мурашки бегут по коже.

— Передумал насчет визита в Нью-Йорк, Эдди?

Эдди покачал головой. Но он боялся. Возможно, боялся даже больше, чем в салоне для баронов, когда он вышел в проход, чтобы загадать Блейну пару-тройку загадок.

2

Когда половина тропы, ведущей к Пещере двери («Она крутая», — сказал Хенчек и не погрешил против истины), осталась позади, пошел уже одиннадцатый час и солнце прогрело воздух. Эдди остановился, вытер шею банданой, посмотрел на извивающиеся сухие русла к северу от тропы. Тут и там в склонах зияли черные дыры, и он спросил Роланда, не гранатовые ли это шахты. Стрелок ответил, что да.

— И в какую ты хочешь отвести детей? Она отсюда видна?

— Видна. — Роланд достал свой единственный револьвер, наставил на выбранную им шахту. — Посмотри поверх прицела.

Эдди посмотрел и увидел глубокую расселину, формой напоминающую двойную букву S. Почти до самого верха она была густо затенена. Он догадался, что солнце если освещало дно, то лишь всего полчаса и в полдень. Одним концом расселина упиралась в скалу. Эдди предположил, что вход в штольню находится именно там, но тень не позволяет его разглядеть. Второй, юго-восточный конец расселины переходил в сухое речное русло, сбегавшее к Восточной дороге. А уж за Восточной дорогой до самой реки тянулись рисовые поля.

— На ум сразу приходит история, которую ты нам рассказывал. — Эдди повернулся к стрелку. — О каньоне Молнии.

— Само собой.

— Только без червоточины, которая сделала всю грязную работу.

— Да, — согласился Роланд, — без червоточины.

— Скажи мне правду, ты действительно собираешься спрятать детей в глухом тупике сухого речного русла?

— Нет.

— Горожане думают, что собираешься. Даже женщины, бросающие тарелки.

— Знаю, — кивнул Роланд. — Я и хочу, чтобы они так думали.

— Почему?

— Потому что не верю, что в поиске детей Волкам помогали какие-то сверхъестественные силы. Услышав историю деда Тиана, не думаю, что в Волках вообще есть что-то сверхъестественное. Нет. Просто в этом амбаре завелась крыса. Которая на ушко шепчет тем, кто посылает из Тандерклепа Волков.

— Ты хочешь сказать, всякий раз крысы разные? Каждые двадцать три или двадцать четыре года?

— Да.

— Кто это делает? — спросил Эдди. — Кто может это делать?

— Точно я не уверен, но идея есть.

— Тук? Предательство, передаваемое по наследству, от отца к сыну?

— Если ты отдохнул, Эдди, думаю, нам лучше продолжить путь.

— Оуверхолсер? Может, этот Телфорд, который выглядит, как ковбой из телевизора?

Роланд молча прошел мимо него. Под подошвами его новых сапог хрустели камушки. Зажатый в левой руке розовый мешок болтался из стороны в сторону. Шар, лежащий в ящике из «дерева призраков», продолжал нашептывать неприятные секреты.

— Разговорчив, как всегда, — хмыкнул Эдди и последовал за стрелком.

3

Первым из глубин пещеры донесся голос великого мудреца и знаменитого наркомана.

— О, вы только посмотрите на этого маменькиного сынка! — простонал Генри. Голос его, забавный и пугающий одновременно, напомнил Эдди умершего партнера Эбенезера Скруджа в «Рождественской песни». — Маменькин сынок думает, что ему удастся вернуться в Нью-Йорк? Если попытаешься, то попадешь куда как дальше, братец. Лучше оставайся, где пребываешь сейчас… вырезай что-нибудь из деревяшек… будь хорошим мальчиком… — Мертвый брат засмеялся. Живой — задрожал.

— Эдди? — позвал Роланд.

— Послушай своего брата, Эдди! — пронзительно крикнула мать из глубин пещеры. На полу белели кости мелких животных. — Он отдал за тебя жизнь, всю свою жизнь по меньшей мере, ты можешь его послушать!

— Эдди, ты в порядке?

Голос матери сменился голосом Кзабы Драбника, спятившего гребаного венгра, как его звали приятели Эдди. Кзаба просил Эдди дать ему сигарету, в противном случае угрожая спустить его гребаные штаны и выпороть. Эдди с трудом отвлекся от этого пугающего многоголосья.

— Да, пожалуй, что да.

— Голоса идут из твоей головы. Пещера каким-то образом находит их и усиливает. Не обращай на них внимания. Они, конечно, отвлекают, но больше ничем навредить не могут.

— Почему ты позволил им убить меня, брат? — всхлипнул Генри. — Я думал, что ты придешь, но ты так и не пришел.

— Навредить не могут, — кивнул Эдди. — Я тебя понял. Что делаем дальше?

— Согласно обеим историям, Каллагэна и Хенчека, дверь откроется, как только я приподниму крышку ящика.

Эдди нервно рассмеялся.

— Я не хочу, чтобы ты доставал ящик из мешка, не говоря уже о крышке.

— Если ты передумал…

Эдди покачал головой.

— Нет. Я хочу вернуться в Нью-Йорк. — Тут он широко улыбнулся. — Ты не боишься, что я сойду с пути истинного? Найду человечка и приму дозу?

— Это китайский белый! — восторженно выкрикнул из глубин пещеры Генри. — Эти ниггеры продают самый лучший порошок!

— Отнюдь, — ответил Роланд. — Меня многое тревожит, но только не твое возвращение к прежним привычкам.

— Хорошо. — Эдди вошел в пещеру, посмотрел на свободно стоящую там дверь. Если не считать иероглифов и хрустальной ручки с выгравированной на ней розой, она выглядела точь-в-точь как двери на берегу. — Если ее обойти…

— Если ее обойти, она исчезнет, — ответил Роланд. — И за ней — глубокая пропасть, насколько мне известно, до самого Наара. На твоем месте я бы помнил об этом.

— Хороший совет, и Быстрый Эдди говорит спасибо тебе. — Он взялся на хрустальную ручку, обнаружил, что она не поворачивается ни вправо, ни влево. Собственно, ничего другого он и не ожидал. Отступил на шаг.

— Ты должен думать о Нью-Йорке, — напомнил ему Роланд. — Конкретно о Второй авеню. И о времени. Тысяча девятьсот семьдесят седьмом годе.

— Как я могу думать о годе?

Когда Роланд отвечал, в голосе его слышалось нетерпение.

— Думай о том, как все было в тот день, когда ты и Джейк следовали за другим, более ранним Джейком. — Эдди уже собрался сказать, что это не тот день, ему надо вернуться в Нью-Йорк позже, но закрыл рот. Если они понимали правила игры, он не мог вернуться в тот день, ни призраком, в Прыжке, ни во плоти. Если они понимали правила игры, тамошнее время как-то связано со здешним, только бежало быстрее. Если они понимали правила… если были правила…

Так почему бы тебе не отправиться туда и убедиться самому, есть они или нет?

— Эдди? Ты хочешь, чтобы я загипнотизировал тебя? — Роланд уже вытащил из гнезда пояса-патронташа патрон. — Если это поможет тебе увидеть прошлое.

— Нет, думаю, мне лучше пойти так, с ясной головой.

Эдди несколько раз сжал и разжал кулаки, одновременно набирая полную грудь воздуха и выдыхая его. Сердцебиение не участилось, скорее замедлилось, но каждый удар, казалось, сотрясал все тело. Господи, насколько бы все было проще, если б существовал пульт управления, в приборы которого он мог ввести нужные ему параметры, как на машине времени профессора Пибоди или в том фильме про морлоков!

— Слушай, а как я выгляжу? — спросил он Роланда. — В смысле, не привлеку ли я к себе излишнего внимания, материализовавшись на Второй авеню?

— Если ты появишься прямо перед людьми, наверняка привлечешь. Я советую игнорировать тех, кто захочет заговорить с тобой на эту тему, и сразу уйти.

— Это понятно. Я говорю про одежду.

Роланд пожал плечами.

— Я не знаю, Эдди. Это твой город, не мой.

Эдди мог бы на это возразить, что его город — Бруклин. А на Манхэттене он бывал разве что раз в месяц и полагал его другой страной. Однако понимал, о чем толкует Роланд. Он постарался взглянуть на себя со стороны. Простая байковая рубашка с роговыми пуговицами, темно-синие джинсы с никелевыми, а не медными клепками, ширинка на пуговицах (последний раз «молнии» Эдди видел в Ладе). И решил, что одежда у него нормальная. Во всяком случае, нормальная для Нью-Йорка. Если кто и бросит на него взгляд, то примет за официанта кафе или артиста, играющего хиппи, у которого выдался выходной день. Впрочем, он сомневался, что кто-то удостоит его и взгляда, в Нью-Йорке предпочитали не смотреть на людей, что вполне его устраивало. Впрочем, не хватало одной мелочи…

— У тебя есть полоска кожи? — спросил он Роланда.

Из пещеры донесся голос мистера Табтера, его учителя из пятого класса. У тебя были такие способности! — прогремел он. — Ты был одним из моих лучших учеников, и посмотри, что с тобой стало! Почему ты позволил брату испортить тебя?

На что яростно возразил Генри: Он позволил мне умереть! Он меня убил!

Роланд снял с плеча мешок, поставил на пол рядом с розовым, открыл, порылся. Эдди не знал, что в нем может лежать, мог лишь сказать, что никогда не видел дна. Наконец стрелок нашел полоску кожи и протянул Эдди.

Пока Эдди завязывал ею волосы, Роланд достал из мешка то, что называл сумой, открыл, начал выгружать на пол содержимое: пакет с табаком, подаренным Каллагэном, монеты и бумажные деньги, жестянку с иголками и нитками, погнутую миску, из которой он сделал компас неподалеку от поляны Шардика, старую карту и новую, недавно нарисованную близнецами Тавери. Когда сума опустела, он вытащил из кобуры на левом бедре револьвер с рукояткой, отделанной сандаловым деревом. Откинул цилиндр, проверил патроны, удовлетворенно кивнул, вернул цилиндр на место. Положил в суму, завязал тесемки на легко развязываемый, стоило дернуть за одну, узел. Подняв суму за потертую лямку, протянул Эдди.

Поначалу Эдди не хотел ее брать.

— Нет, Роланд, это твой.

— Последние недели ты носил его столько же, как и я. Может, и больше.

— Да, но теперь речь идет о Нью-Йорке, Роланд. В Нью-Йорке все крадут.

— У тебя не украдут. Возьми револьвер.

Эдди с мгновение смотрел Роланду в глаза, потом взял суму, повесил на плечо.

— Ты чувствуешь, что так надо.

— Ага.

— Ка в действии?

Роланд пожал плечами.

— Ка всегда в действии.

— Хорошо, — кивнул Эдди. — И, Роланд, если я не вернусь, позаботься о Сюзи.

— Твоя работа — сделать все, чтобы мне не пришлось заботиться о ней.

«Нет, — подумал Эдди, — моя работа — оберегать розу».

Повернулся к двери. Ему хотелось задать еще тысячу вопросов, но он признавал правоту Роланда: время для вопросов вышло.

— Эдди, если ты не хочешь…

— Наоборот, хочу. — Он поднял левую руку, отставил большой палец. — Когда увидишь, что я так сделаю, открывай ящик.

— Хорошо.

Голос Роланда доносился издалека. Потому что он, Эдди, остался наедине с дверью. Дверью с надписью «НЕНАЙДЕННАЯ» на незнакомом ему языке с красивыми буквами. Однажды он прочитал роман «Дверь в лето»… Кто его написал? Один из фантастов, чьи книги он постоянно приносил из библиотеки. Один из представителей старшего поколения, которые писали хорошие, качественные книги. Мюррей Лейнстер, Пол Андерсон, Гордон Диксон, Айзек Азимов, Харлан Эллисон… Роберт Хайнлайн. Да, именно Хайнлайн написал «Дверь в лето». Генри всегда издевался над ним из-за этих книжек, называл маменькиным сынком, книжным червем, спрашивал, может он читать и дрочить одновременно, спрашивал, как ему удается так долго сидеть, уткнувшись носом в выдумки про ракеты и машины времени. Генри, старший брат. Генри, с лицом в прыщах, блестящих от кремов, которые, судя по аннотации, могли в мгновение ока расправиться с прыщами. Генри, собравшийся в армию. Эдди, младший брат. Эдди, приносивший книги из библиотеки. Тринадцатилетний Эдди, по возрасту такой же, как Джейк сейчас. На дворе 1977 год, ему тринадцать, он на Второй авеню, и такси поблескивают желтым под солнечным светом. Черный юноша с плейером проходит мимо ресторана «Чав-Чав». Эдди может его видеть, Эдди знает, что слушает черный юноша: Элтона Джона, который поет, понятное дело, «Кто-то сегодня спас мне жизнь». На тротуаре много людей. Вечер уже не за горами, и люди идут домой, проведя еще один день на стальных полях Кальи Нью-Йорк, где выращивают деньги вместо риса и не жалуются на плохой урожай. Женщины выглядят забавно в дорогих деловых костюмах и кроссовках: их туфли на высоком каблуке в пакетах, потому что рабочий день закончился, и они идут домой. Все улыбаются, потому свет такой яркий, а воздух такой теплый. Издалека даже доносится дробь отбойного молотка, совсем как в той старой песне «Lovin’ spoonful»[70]. Перед ним дверь в лето 1977 года, таксисты берут бакс с четвертью за посадку и тридцать центов за каждую четверть мили. Раньше они брали меньше, потом будут брать больше, но сейчас такса у них такая. Космический челнок с учительницей на борту еще не взорвался. Джон Леннон еще жив, хотя долго не проживет, если будет и дальше злоупотреблять героином, этим китайским белым. Что же касается Эдди Дина, Эдди Кантора Дина, то он про героин еще ничего не знает. Несколько сигарет — вот и все его грехи (если не считать попыток погонять шкурку, которые еще год не будут удачными). Ему — тринадцать. В Нью-Йорке 1977 год, и на груди у него растут ровно четыре волоска. Он пересчитывает их каждое утро, надеясь, что к ним вот-вот присоединится пятый. Это лето после лета парусников[71]. Июньский день катится к вечеру, и он слышит радостную мелодию. Радостная мелодия льется из динамиков над дверью магазина «Башня выдающихся записей». Это Манго Джерри поет «Летом, этим летом», и…

Внезапно все это стало для Эдди реальным, совершенно реальным, и он вскинул левую руку: приготовились. За его спиной Роланд сел, достал ящик из розового мешка. И как только Эдди оттопырил большой палец, стрелок поднял крышку.

Тут же Эдди услышал прекрасную и ужасную мелодию колокольцев. Глаза начали слезиться. В свободно стоящей перед ним двери что-то щелкнуло, она начала открываться, и на пол пещеры легла полоса солнечного света. Донеслись звуки клаксонов и перестук отбойного молотка. Не так уж давно он так хотел, чтобы такая вот дверь открылась, что ради этого чуть не убил Роланда. А теперь, увидев перед собой открывающуюся дверь, перепугался до смерти.

Колокольца, неотъемлемые спутники Прыжка, разрывали голову. Он понял, что сойдет с ума, если будет слушать их достаточно долго. «Иди, раз уж собрался идти», — подумал он.

Шагнул вперед, увидев сквозь слезы, как три руки протянулись, чтобы схватиться за четыре ручки. Потянул дверь на себя, и золотой предвечерний свет заставил прищуриться. В нос ударили запахи бензина, нагретого солнцем города и чьего-то лосьона после бритья.

Практически ничего не видя перед собой, Эдди шагнул сквозь ненайденную дверь в лето реальности, которую покинул через такую же дверь.

4

Он попал на Вторую авеню, все так. Увидел перед собой «Блимпис». Сзади доносился веселый голос Манго Джерри. Людской поток обтекал его. Кто-то шел к Сороковым улицам, кто-то — к Шестидесятым. На Эдди большинство не обращали внимания, и не только потому, что они куда-то спешили. В Нью-Йорке не обращать внимания на других — норма.

Эдди поправил суму Роланда, висевшую на правом плече, оглянулся. Дверь в Калья Брин Стерджис никуда не делась. Он видел Роланда, сидевшего в пещере, у самого входа, с открытым ящиком на коленях.

«Это гребаные колокольца сводят его с ума», — подумал Эдди. И тут увидел, как стрелок вытащил два патрона из пояса-патронташа и вставил в уши. Эдди улыбнулся. «Все правильно». По крайней мере патроны помогли блокировать дребезжание червоточины на автостраде 70. Сработало это или нет, Роланду он ничем помочь не мог. Потому что у него были другие дела.

Эдди чуть повернулся, вновь посмотрел через плечо — убедиться, что дверь повернулась вместе с ним, оказавшись у него за спиной. Повернулась. Если она не отличалась от других, она будет следовать за ним, куда бы он ни пошел. Если и не будет, Эдди не видел в этом проблемы: далеко уходить он не собирался. Заметил он и другое: ощущение темноты, знакомое по Прыжку и грозившее его поглотить, исчезло. Потому что, решил Эдди, он здесь во плоти, а не виртуально. И если в округе и были бродячие мертвяки, он их увидеть не мог.

Вновь поправив лямку сумы, Эдди двинулся к «Манхэттенскому ресторану для ума».

5

Люди расступались перед ним, давая пройти, и это доказывало, что он действительно здесь, на Второй авеню. Люди обходили его и во время Прыжка. Наконец, Эдди сознательно столкнулся с молодым мужчиной, который нес не один «дипломат», а два, Большим охотником за гробами в мире бизнеса, окрестил его Эдди.

— Эй, смотри, куда идешь! — возмутился мистер Бизнесмен, когда их плечи вошли в плотный контакт.

— Извините, — поспешил ответить Эдди, — извините. — Итак, он здесь во плоти. — Вас не затруднит сказать мне, какой сегодня…

Но мистер Бизнесмен уже ушел, гонясь за инфарктом, неминуемо поджидавшим его к сорока пяти или пятидесяти годам. Эдди вспомнил бородатый нью-йоркский анекдот: «Извините, сэр, сможете вы сказать, как пройти к зданию городского совета, или мне сразу идти на хер?» И рассмеялся, ничего не смог с собой поделать.

Как только совладал со смехом, зашагал дальше. На углу Второй авеню и Пятьдесят четвертой улицы увидел мужчину, разглядывающего витрину обувного магазина. Тоже в деловом костюме, но куда более расслабленного в сравнении с тем мистером Бизнесменом, которого он толкнул. И «дипломат» он нес один, что Эдди счел добрым знаком.

— Извините, — обратился к нему Эдди, — но не могли бы вы сказать мне, какой сегодня день?

— Четверг, — ответил мужчина. — Двадцать третье июня.

— 1977 года?

Мужчина улыбнулся, вопросительно и одновременно цинично, изогнул бровь.

— 1977-й, совершенно верно. 1978-й начнется… месяцев через шесть. Даже чуть позже.

Эдди кивнул.

— Спасибо, сэй.

— Спасибо — кто?

— Не важно, — ответил Эдди и продолжил путь.

«Только три недели до пятнадцатого июля, плюс-минус день, — думал он. — Маловато для душевного спокойствия».

Да, но если ему не удастся убедить Келвина Тауэра продать ему пустырь сегодня, вопрос времени потеряет свою актуальность. Однажды, очень давно, Генри похвалялся, что его маленький братец может уговорить дьявола прыгнуть в его же костер. Эдди надеялся, что прежнее умение убеждать осталось при нем. Заключи сделку с Келвином Тауэром, инвестируй в недвижимость, а потом гуляй себе с Богом. Празднуй. Купи себе шоколад со сливками или…

Бег его мыслей прервался, он так резко остановился, что кто-то врезался в него сзади и выругался. Эдди едва почувствовал удар, практически не расслышал ругани. Темно-серый «линкольн таун-кар» вновь стоял у тротуара. Не перед пожарным гидрантом, но все равно в непосредственной близости от книжного магазина.

«Таун-кар» Балазара.

Ноги понесли Эдди дальше. Теперь он радовался, что Роланд уговорил его взять с собой один из револьверов. И убедился, что револьвер этот заряжен.

6

Черная грифельная доска вернулась в окно. В этот день «Манхэттенский ресторан для ума» предлагал паровой обед из Новой Англии: Натаниэла Готорна, Генри Дэвида Торо и Роберта Фроста, с десертом на выбор: Мэри Маккарти или Грейс Метильос, но на двери висела табличка: «ИЗВИНИТЕ, МАГАЗИН ЗАКРЫТ». Часы на здании банка напротив «Башни выдающихся записей» показывали 3.14 пополудни. Кто, скажите, закрывает магазин в четверть четвертого в рабочий день?

Тот, кто обслуживает особого клиента, Эдди сам и ответил на свой вопрос. Вот кто.

Он прижался носом к стеклу, отгородился руками от света, чтобы посмотреть, что же происходит в «Манхэттенском ресторане для ума». Увидел круглый стол с детскими книжками. Справа от него — стойку, только в этот день на ней никто не сидел, даже Эрон Дипно. И кассовый аппарат стоял в гордом одиночестве.

В магазине не было ни души. Келвина Тауэра вызвали куда-то по срочному делу, может, что-то случилось с кем-то из родственников.

Случилось, это точно, зазвучал в его голове голос стрелка. Только не с родственниками, а с ним. Случились незваные гости, которые прибыли в серой автоповозке. И почему бы тебе вновь не взглянуть на стойку, Эдди? Только на этот раз используй глаза по прямому назначению.

Иногда Эдди думал голосами других людей. Он полагал, что в этом не отличался от многих других. Не сам же он выдумал этот способ взглянуть на происходящее под таким углом. Но на этот раз он вроде бы и не пытался думать голосом стрелка. Просто голос Роланда сам зазвучал в его голове.

Эдди вновь посмотрел на стойку. Увидел разбросанные шахматные фигурки, перевернутую кофейную чашку. Заметил лежащие на полу, между двух высоких стульев, очки — одно стекло треснуло.

Почувствовал, как в голове запульсировала злость. Пульсации набирали силу и учащались, постепенно они блокировали логическое мышление, после чего оставалось лишь пожалеть тех, кто оказывался в пределах досягаемости револьвера Роланда. Как-то раз он спросил Роланда: бывает ли такое с ним? И Роланд сухо ответил: «Такое бывает с каждым из нас». Когда же Эдди покачал головой и возразил, что он — не Роланд, так же как и Сюзи, и Джейк, стрелок промолчал.

Тауэр и его особые клиенты на складе, подумал он, в той комнатушке, что Тауэр использовал под кабинет. И на этот раз одними разговорами дело не ограничится. Эдди не сомневался, что джентльмены Балазара найдут другие способы напомнить мистеру Тауэру, что близится пятнадцатое июля, день, когда тому придется принимать ответственное решение. И они наверняка подскажут Тауэру это решение.

Когда слово «джентльмены» пришло в голову Эдди, злость запульсировала еще сильнее. Не должны так называть себя люди, разбившие очки толстому и безобидному владельцу книжного магазина, а теперь терроризирующие его в подсобке. Джентльмены! Фак-каммала!

Он подергал дверь. Заперта, но замок хлипкий. Дверь болталась в дверной коробке, как готовый выпасть молочный зуб. Стоя в дверной арке, стараясь делать вид, будто его заинтересовала какая-то книга, Эдди начал прикладывать силу. Надавил на ручку, потом привалился к двери плечом, вроде бы ненароком.

Девяносто девять процентов из ста, на тебя никто не смотрит. Это же Нью-Йорк, не так ли? Можете вы сказать, как пройти к зданию городского совета или мне сразу идти на хер?

Он надавил сильнее, но еще не изо всей силы, однако что-то треснуло и дверь распахнулась. Эдди тут же переступил порог, словно имел на это полное право, закрыл дверь за собой. Но она тут же открылась. Он взял с круглого столика книжку «Как Гринч украл Рождество» (Никогда ее не любил), вырвал последнюю страницу, сложил несколько раз, сунул между дверью и дверным косяком, закрыл дверь. На этот раз она осталась на месте. Эдди огляделся.

В магазине пусто, а теперь, когда солнце ушло за небоскребы Вест-Сайда, еще и сумрачно. И тихо…

Ан нет, нет, какие-то звуки слышались. Из глубины магазина донесся сдавленный крик. «Осторожно, работают джентльмены», — подумал Эдди. Злость разрасталась, заполняя голову.

Он развязал тесемки на суме Роланда, направился в глубину магазина, к двери с табличкой: «ТОЛЬКО ДЛЯ СОТРУДНИКОВ». По пути ему пришлось обойти груду книг в тонких обложках и перевернутый вращающийся выставочный стеллаж, какие встречались в старых аптеках. Келвин Тауэр ухватился за него, когда джентльмены Балазара тащили его на склад. Эдди этого не видел, но точно знал, что так оно и было.

Дверь запереть не удосужились. Эдди достал револьвер Роланда, а суму положил на пол, чтобы она не сковывала движения. Осторожно, дюйм за дюймом, открыл дверь, припоминая, где находится стол Тауэра. Если б они увидели его, он бы бросился к ним, крича во все горло. Как учил Роланд, нужно всегда кричать во все горло, если тебя обнаружили. Потому что в этом случае твой противник может на секунду-другую оторопеть, а иногда эти самые секунды и становятся решающими.

Но на этот раз ему не пришлось ни кричать, ни бросаться на противника. Интересовавшие его мужчины находились в кабинете, их высокие, ломаные тени плясали по стенам. Тауэр сидел на стуле, только стул этот выдвинули из-за стола и поставили к стене между двух бюро. Без очков он выглядел совсем потерянным. Оба гостя стояли к нему лицом, то есть спиной к Эдди. Тауэр мог бы увидеть его, но смотрел он на Джека Андолини и Джорджа Бьонди, только на них. И ужас, который читался на лице Тауэра, еще больше разозлил Эдди.

В воздухе пахло керосином, а этот запах, как догадался Эдди, мог повергнуть в ужас самого храброго владельца магазина, особенно того, чьи товары изготавливались из бумаги. Один из джентльменов, тот, что повыше, Андолини, расположился рядом со шкафом со стеклянными дверцами высотой пять футов. Дверцы джентльмены раскрыли, внутри Эдди увидел четыре или пять полок, заставленных книгами в пластиковых обложках. Одну из них Андолини держал перед собой, словно расхваливал Тауэру ее достоинства. Второй джентльмен, Бьонди, поднял над головой стеклянную банку с маслянистой жидкостью. Эдди, конечно, знал, что в этой банке.

— Пожалуйста, мистер Андолини. — Голос Тауэра дрожал от страха. — Пожалуйста, это очень ценная книга.

— Разумеется, ценная, — кивнул Андолини. — В этом шкафу все книги ценные. Как я понимаю, у вас есть экземпляр «Улисса» с автографом автора, который стоит двадцать шесть тысяч долларов.

— Что ты такое говоришь, Джек? — спросил Джордж Бьонди. По голосу чувствовалось, что он потрясен. — Неужто книга может стоит двадцать шесть «штук»?

— Я не знаю, — ответил Андолини. — Может, вы скажете нам, мистер Тауэр? Или я могу звать тебя Кел?

— Мой «Улисс» хранится в банковской ячейке, — ответил Тауэр. — Он не продается.

— Но эти продаются, не так ли? — Свободной рукой Андолини указал на шкаф. — Вот на заднем форзаце этой книги я вижу число, написанное карандашом. Семь тысяч пятьсот. Не двадцать шесть «штук», но все равно цена нового автомобиля. И знаете, что я собираюсь сделать, Кел? Ты меня слушаешь?

Эдди направился к ним, старался не шуметь, но особо и не скрывался. И тем не менее ни один из троих его не видел. Неужто он был таким же глупым, когда жил в этом мире? Таким уязвимым, что на него могли неожиданно напасть даже не из засады? Наверное, да, поэтому не стоило удивляться, что Роланд поначалу относился к нему с некоторым презрением.

— Я… я слушаю.

— У тебя есть то, что очень нужно мистеру Балазару. Никак не меньше, чем тебе нужен твой экземпляр «Улисса». И хотя все эти книги в стеклянном шкафу вроде бы продаются, я готов спорить, ты сделаешь все, чтобы их не продать, потому что просто не сможешь заставить себя с ними расстаться. Точно так же, как не можешь заставить себя расстаться с пустырем. И вот что сейчас произойдет. Джордж плесканет керосина на эту книгу стоимостью семь с половиной тысяч долларов, а я ее подожгу. Потом я возьму другую книгу из твоей пещеры сокровищ и попрошу у тебя устного согласия на продажу этого земельного участка «Сомбра корпорейшн» в полдень 15 июля. Ты меня понял?

— Я…

— Если ты дашь устное согласие, наша встреча закончится. Если не дашь — я сожгу вторую книгу. Потом третью. Четвертую. После четвертой, Кел, мой напарник, я в этом уверен, потеряет терпение.

— Ты чертовски прав, — прорычал Джордж Бьонди. Эдди уже находился так близко, что мог прикоснуться к Большому Носу, если б захотел, но они по-прежнему его не видели.

— После четвертой книги мы выльем оставшийся керосин в этот шкаф со стеклянными дверцами и подожжем все ваши…

Краем глаза Андолини наконец-то уловил движение. Посмотрел за левое плечо напарника и увидел молодого мужчину со светло-карими глазами на дочерна загоревшем лице. Мужчина держал в руке старинный, чего там, доисторический, огромный, бутафорский револьвер. Наверняка бутафорский.

— Какого хера… — начал Джек.

Но, прежде чем он успел закончить фразу, лицо Эдди Дина осветила широченная, искренняя улыбка, благодаря которой он из разряда симпатичных мужчин разом перепрыгнул в разряд красавцев. «Джордж! — воскликнул он. Таким тоном приветствовали только самых дорогих, самых близких друзей после долгой разлуки. — Джордж Бьонди! Слушай, у тебя по-прежнему самый большой нос по эту сторону Гудзона! Как же я рад тебя видеть!»

Человек всегда по-особому реагирует на незнакомцев, обращающихся к нему по имени. А если в голосе еще слышатся добрые интонации, человек подсознательно раскрывает незнакомцу объятия. Вот и Джордж Большой Нос Бьонди, поворачиваясь на столь дружелюбный голос, заулыбался. Улыбка так и осталась на его лице, когда Эдди ударил его рукояткой револьвера Роланда. Андолини отличался острым зрением, но рука Эдди, двигавшаяся с невероятной быстротой, словно размазалась по воздуху: в мгновение ока рукоятка револьвера трижды опускалась на лицо Бьонди. Первый удар пришелся между глаз, второй — повыше правого глаза, третий — в правый висок. Первые два удара получились глухими, третий — чавкающим. Бьонди повалился на пол, как мешок с почтовой корреспонденцией, глаза закатились, губы разошлись, как у младенца, ждущего, когда его накормят. Банка упала на бетонный пол, разбилась. Запах керосина резко усилился.

Эдди не дал его напарнику ни секунды передышки. Подскочил к нему, пока Большой Нос еще дергался на полу, в лужах керосина и осколках стекла.

7

У Келвина Тауэра (который начинал жизнь Кальвином Тореном) произошедшее перед его глазами не вызвало безмерного чувства облегчения. Первой пришла мысль не «Слава Тебе, Господи», но «Эти — плохиши, а новенький еще хуже».

В полумраке склада казалось, что незнакомец выпрыгнул из собственной тени и роста в нем никак не меньше десяти футов. Горящие глаза вылезали из орбит, губы разошлись в зверином оскале, обнажив не зубы, а клыки. В одной руке он держал револьвер, размером не уступающий бландебасу, короткоствольному ружью с раструбом — в приключенческих историях семнадцатого века оно именовалось машиной. Он схватил Андолини за ворот рубашки и лацканы пиджака спортивного покроя и швырнул о стену. Бедром бандит задел шкаф со стеклянными дверцами, который повалился на пол. На жалобный крик Тауэра мужчина внимание не обратил.

Джентльмен Балазара попытался подняться. Вновь прибывший, черные волосы он чем-то связал на затылке, поначалу не мешал ему, а потом резким ударом по ногам свалил на пол. Коленом надавил на грудь, ствол бландебаса, машины, упер под подбородок. Бандит крутанул головой, пытаясь вывернуться. Это привело лишь к тому, что давление на кожу под подбородком усилилось.

Полузадушенным голосом, словно герой мультфильма, подручный Балазара просипел: «Не заставляй меня смеяться, шустрик… это не настоящий револьвер».

Вновь прибывший, тот самый, что, слившись с собственной тенью, превратился в гиганта, вытащил свою машину из-под подбородка бандита, большим пальцем взвел курок, нацелил револьвер в глубину склада. Тауэр уже собрался что-то сказать, одному Богу известно что, но в этот момент оглушающе громыхнуло, словно мина взорвалась в пяти футах от окопа. Из ствола вырвалось яркое желтое пламя. А мгновением позже ствол вновь упирался в кожу под подбородком Андолини.

— Так что скажешь, Джек? — спросил вновь прибывший. — По-прежнему думаешь, что револьвер ненастоящий? Скажу тебе, что я думаю: в следующий раз, когда я нажму на спусковой крючок, твои мозги долетят до Хобокена[72].

8

Эдди увидел страх в глазах Джека Андолини, но не панику. И не удивился. Именно Джек Андолини нашел его, когда ему не удалось доставить из Нассау груз белого порошка. Этот Джек Андолини был моложе на целых десять лет, но отнюдь не краше. Старину Двойного Уродца, как окрестил его великий мудрец и знаменитый наркоман Генри Дин, отличали узкий лоб пещерного человека и громадная челюсть прирожденного убийцы. Огромные кулаки казались карикатурными. Выглядел он не только как Двойной Уродец, но и как Двойной Тупица, однако на самом деле ума ему хватало. Дураки, умеющие только махать кулаками, не поднимаются столь высоко в бандитской иерархии, не становятся заместителями таких, как Энрико Балазар. И если пока еще Джек не занимал этот высокий пост, ему предстояло его занять к 1986 году, когда Эдди возвращался в аэропорт Кеннеди, везя под рубашкой боливийский порошок стоимостью двести тысяч долларов. В том мире, в том «где и когда», Андолини стал фельдмаршалом Утеса. В этом, думал Эдди, у него есть все шансы отойти от дел гораздо раньше. Отойти от всех дел. Если будет дергаться.

Эдди еще сильнее вдавил ствол револьвера под подбородок Андолини. Запахи разлитого керосина и сгоревшего пороха перекрывали запахи старых книг. Где-то в тенях сердито шипел Серджио, магазинный кот. Серджио явно не нравился весь этот шум в его владениях. Андолини скривился, попытался повернуть голову влево.

— Не… не надо… горячо!

— Ну, не так еще горячо, как будет через пять минут, — ответил Эдди. — Если, конечно, ты не прислушаешься к тому, что я тебе скажу, Джек. Твои шансы выбраться отсюда минимальны, но они есть. Будешь слушать?

— Я тебя не знаю. Откуда ты знаешь нас?

Эдди убрал револьвер из-под подбородка Старины Двойного Уродца и увидел оставшееся на шее красное кольцо в том месте, где в нее вжималось дуло револьвера Роланда. Допустим я скажу тебе, что по воле ка мы встретимся снова, через десять лет? И тебя съедят омароподобные чудовища? Что начнут они с твоих ступней, обутых в туфли от Гуччи, а потом двинутся вверх? Андолини, естественно, ему бы не поверил, как не верил, что револьвер Роланда может стрелять, пока Эдди ему это не продемонстрировал. А кроме того, существовала вероятность, что на этом уровне Башни Андолини и не съедят омароподобные чудовища. Потому что этот мир отличался от других. Потому что сейчас они находились на Девятнадцатом уровне Темной Башни. Эдди это чувствовал. Потом он собирался все это обдумать, но не сейчас. Сейчас думать не получалось. Сейчас хотелось прикончить этих двоих, а потом отправиться в Бруклин и перебить весь тет Балазара. Эдди постучал стволом револьвера по скуле Андолини. Ему приходилось сдерживаться, чтобы не слишком дать волю рукам и не превратить эту уродливую физиономию в кровавое месиво, и Андолини это видел. Моргнул, облизнул губы. Коленом Эдди по-прежнему упирался в его грудь. Чувствовал, как она поднимается и опускается.

— Ты не ответил на мой вопрос, — процедил он. — Вместо этого задал свой. Если сделаешь это еще раз, Джек, я вот этим стволом изуродую тебе лицо. Потом прострелю одну из коленных чашечек, и ты будешь до конца жизни прыгать на одной ноге. Я могу много чего тебе отстрелить, а ты все равно сможешь говорить. И не пытайся изображать тупицу. Ты далеко не глуп, за исключением ошибки с выбором работодателя, и я это знаю. Поэтому позволь снова спросить: ты будешь слушать?

— Разве у меня есть выбор?

И вновь Андолини не смог уловить невероятно быстрое движение руки Эдди. Ствол револьвера прошелся по его физиономии. Треснула сломанная ключица, кровь хлынула из правой ноздри, которая смотрела на Эдди, как жерло тоннеля Куинс-Мидтаун. Андолини вскрикнул от боли. Тауэр — от ужаса.

Эдди вновь уперся стволом под подбородок Андолини. Не сводя с него глаз, сказал:

— Приглядывайте за вторым, мистер Тауэр. Если начнет шевелиться, дайте мне знать.

— Кто вы? — проблеял Тауэр.

— Друг. Единственный из тех, что у вас есть, который может спасти вашу задницу. А теперь приглядывайте за ним и не мешайте мне.

— Х-хорошо.

Эдди Дин полностью сосредоточился на Андолини.

— Я уложил Джорджа, потому что Джордж глуп. Если бы и смог передать Балазару мое послание, мне он бы все равно не поверил. А разве может человек в чем-то убедить других, если сам в это не верит?

— Логично. — Андолини завороженно смотрел на Эдди, возможно, потому, что наконец-то разглядел, кто этот незнакомец с револьвером. Разглядел того, кого Роланд видел с самого начала, даже когда Эдди Дин был наркоманом, корчившимся в ломке. Джек Андолини разглядел в нем стрелка.

— Это точно, — кивнул Эдди. — А вот и послание, которое ты должен передать: Тауэра не трогать.

Джек замотал головой.

— Ты не понимаешь. У Тауэра есть то, что нужно кому-то еще. Мой босс согласился это добыть. Обещал. И мой босс всегда…

— Выполняет свои обещания, я знаю, — прервал его Эдди, — только на этот раз выполнить не сможет, и не по своей вине. Потому что мистер Тауэр решил не продавать свой пустырь «Сомбра корпорейшн». Он продаст его… э… «Тет корпорейшн». Усек?

— Мистер, я тебя не знаю, но я знаю своего босса. Он не остановится.

— Остановится. Потому что мистеру Тауэру будет нечего продавать. Пустырь перейдет в другие руки. А теперь слушай меня внимательно, Джек. Слушай ка-ми, не ка-маи, — слушай умом, а не ушами.

Эдди наклонился ниже. Джек таращился на него, в ужасе от этих глаз навыкате, со светло-коричневыми радужками, налитыми кровью белками и оскаленного рта, находящегося буквально в дюйме от его губ.

— Отныне мистер Келвин Тауэр находится под защитой людей, более безжалостных и могущественных, чем ты можешь себе представить, Джек. Людей, рядом с которыми Утес выглядит как хиппи в Вудстоке. Ты должен убедить его, что он ничего не приобретет, и дальше досаждая мистеру Тауэру, зато потеряет все.

— Я не смогу…

— Что до тебя, знай, что теперь этого человека взял под свою защиту Гилеад. Если ты прикоснешься к нему, если твоя нога еще раз ступит в этот магазин, я приду в Бруклин и убью твоих жену и детей. Потом найду твоих отца с матерью и убью их. Потом убью сестер твоей матери и братьев твоего отца. Потом убью родителей твоих родителей, если они еще живы. А тебя оставлю напоследок. Ты меня понимаешь?

Джек Андолини все таращился в нависшее над ним лицо, с налитыми кровью глазами, оскаленным ртом, но теперь в его глазах застыл ужас. Потому что он поверил. Кем бы ни был этот незнакомец, он многое знал о Балазаре и деле, которым тот сейчас занимался. Да что там, он знал даже больше, чем сам Андолини.

— Нас много, — продолжал Эдди, — и мы занимаемся одним — защищаем… — он едва не сказал: «Защищаем розу», — …Келвина Тауэра. Мы будем наблюдать за магазином, будем наблюдать за Келвином Тауэром, будем наблюдать за друзьями Тауэра… такими, как Дипно. — Эдди увидел, как глаза Андолини широко раскрылись от изумления, и ему это понравилось. — У тех, кто посмеет прийти сюда и даже хотя бы прикрикнуть на Тауэра, мы убьем всех ближайших родственников, а потом и их самих. Это касается и Джорджа, и Чими Дретто, и Трикса Постино… и твоего брата, Клаудио.

Глаза Андолини раскрывались все шире при каждом имени, а при упоминании брата на мгновение закрылись. Эдди подумал, что до Андолини дошел смысл его слов. «Сможет ли он убедить Балазара — другой вопрос, — холодно подумал Эдди. — Но в принципе это и не важно. Как только Тауэр продаст нам пустырь, какая разница, что они с ним сделают, не так ли?»

— Откуда ты так много знаешь? — спросил Андолини.

— Какая разница? Просто передай мои слова. Скажи Балазару, пусть поставит в известность своих друзей из «Сомбры», что этот участок больше не продается. Во всяком случае, они его купить не смогут. И еще скажи, что отныне Тауэр под защитой людей из Гилеада, у которых большие «пушки».

— Едва ли…

— Я хочу сказать, людей куда более опасных, чем те, с кем Балазару доводилось иметь дело, включая и «Сомбра корпорейшн». Скажи ему, если он будет настаивать на своем, в Бруклине появится достаточно трупов, чтобы завалить Грэнд-Арми-плазу[73]. И среди них будет много женщин и детей. Убеди его.

— Я… я постараюсь.

Эдди поднялся, попятился. Лежащий среди лужиц керосина и осколков стекла Джордж Бьонди шевельнулся, застонал. Эдди повел стволом револьвера Роланда, показывая Джеку, что тот может встать.

— Уж постарайся.

9

Тауэр налил две чашки кофе, но сам пить не смог. Очень уж сильно дрожали руки. После нескольких неудачных попыток (Эдди вспомнился сапер из фильма про обезвреживание неразорвавшихся бомб, у которого от напряжения случился нервный срыв) Эдди его пожалел и перелил половину из его чашки в свою.

— Попробуйте теперь. — Он поставил ополовиненную чашку перед владельцем книжного магазина. Тауэр вновь надел очки. Одна из дужек погнулась, так что сидели они криво. По левому стеклу змеилась трещина, напоминающая разряд молнии. Мужчины находились у мраморной стойки. Тауэр стоял за ней, Эдди сидел на высоком стуле. Тауэр принес с собой книгу, которую собирался сжечь Андолини, и теперь она лежала рядом с кофеваркой. Похоже, не мог заставить себя с ней расстаться.

Тауэр поднял чашку дрожащей рукой (Эдди заметил, что перстня на ней нет, как, впрочем, и на другой руке) и выпил. Эдди не мог понять, почему этот человек пьет черный кофе. Сам-то он полагал, что кофе надо пить с молоком. После месяцев, проведенных в мире Роланда (а может, и лет), кофе, сваренный Тауэром, казался очень уж крепким.

— Полегчало? — спросил Эдди.

— Да. — Тауэр глянул в окно, словно ожидал увидеть возвращение серого «таун-кара», который всего десять минут, как уехал. Потом посмотрел на Эдди. Он все еще немного боялся этого молодого человека, но прежний ужас покинул его, как только тот убрал огромный револьвер в, как он сказал, «суму моего друга». Сума эта из вытертой выцветшей кожи чем-то напоминала женские сумки с одной лямкой, какие носят на плече. Только «молнию» заменяли тесемки. Келвин Тауэр подумал, что вместе с револьвером молодой человек убрал в суму и какую-то свою, самую жуткую часть. И Тауэра это радовало, позволяя надеяться, что молодой человек блефовал, грозя убить не только самих бандитов, но и их семьи.

— А где сегодня ваш приятель Дипно? — спросил Эдди.

— У онколога. Два года назад Эрон увидел кровь в унитазе, когда справлял большую нужду. В молодости ты думаешь: «Чертов геморрой» — и покупаешь тюбик «Предотвращая Г.». Но когда тебе больше семидесяти, ты предполагаешь самое страшное. В его случае все оказалось плохо, но не ужасно. В его возрасте и раковая опухоль теряет активность. Раковые клетки тоже стареют. Забавно, не так ли? В общем, он прошел курс радиационной терапии, и ему сказали, что рака у него больше нет, но Эрон считает, что с этой гадостью нужно быть настороже. Поэтому проверяется каждые три месяца. Вот и сейчас он на обследовании. Оно и к лучшему. Потому что он пусть и старик, но все равно сорви-голова.

«Надо бы познакомить Эрона Дипно с Хейми Джеффордсом, — подумал Эдди. — Они смогли бы играть в «замки» вместо шахмат и вспоминать бурное прошлое».

Тауэр тем временем грустно улыбнулся. Поправил очки. С мгновение они сидели на его лице прямо, потом снова перекосились.

— Он — сорви-голова, а я — трус. Возможно, поэтому мы и дружим, у каждого есть то, чего нет у другого, мы дополняем друг друга, составляя единое целое.

— Не стоит так уж строго судить себя.

— Какая уж там строгость. Мой психоаналитик говорит, что я — классический пример, каким вырастает ребенок в семье с мягким отцом и строгой матерью. Он также говорит…

— Извините, Келвин, но мне насрать на мнение вашего психоаналитика. Вы, как могли, держались за этот участок, а это говорит о многом.

— Моей заслуги тут нет, — гнул свое Келвин Тауэр. — Та же история… — он взял со стойки книгу, лежавшую рядом с кофеваркой… — что и с этой книгой и другими, которые они угрожали сжечь. Я не могу расставаться с вещами. Когда моя первая жена сказала, что хочет развестись со мной, а я спросил почему, она ответила: «Я думала, ты мужчина, когда выходила за тебя замуж, а оказалось, амбарная крыса, которая все тащит в нору».

— Пустырь — это не книги, — возразил Эдди.

— Неужто? Вы действительно так думаете? — Тауэр пристально посмотрел на него. А когда вновь поднял чашку, Эдди с облегчением отметил, что рука дрожит уже не так сильно.

— А вы — нет?

— Иногда мне снится этот пустырь, — ответил Тауэр. — Я не был там с того времени, как магазин Томми Грэма разорился, и я заплатил, чтобы снести здание. Разумеется, пришлось поставить забор, который обошелся примерно в ту же сумму, что и снос. Мне снится, что за забором поле цветов. Поле роз. И простирается оно не до Первой авеню, а в бесконечность. Странный сон, не так ли?

Эдди не сомневался, что Келвин Тауэр действительно видел такой сон, но он заметил и кое-что еще в глазах, прячущихся за тонированными и треснувшими стеклами. Подумал, что этим сном Тауэр прикрывает другие сны, о которых не хочет говорить.

— Странный, — согласился Эдди. — Думаю, вам нужно налить еще чашку кофе, прошу вас, налейте. А потом мы посовещаемся.

Тауэр улыбнулся и вновь поднял книгу, которую Андолини собрался первой превратить в пепел.

— Посовещаемся. Именно так и говорят герои этой книги.

— Посовещаемся?

— Вот-вот.

Эдди протянул руку.

— Дайте взглянуть.

Тауэр замялся, и по его лицу Эдди увидел, что ему очень уж не хочется выпускать книгу из рук.

— Да перестаньте, Кел, я не собираюсь подтирать ею задницу.

— Я понимаю. Разумеется, не собираетесь. Извините. — И все равно книгу Тауэру отдавать не хотелось. — Просто я… некоторые книги для меня очень дороги. А эта — настоящий раритет.

Он передал книгу Эдди, тот посмотрел на прикрытую пластиком суперобложку и почувствовал, как у него остановилось сердце.

— Что? — Тауэр поставил кофейную чашку на стойку. — Что случилось?

Эдди не ответил. На суперобложке художник изобразил маленькое полукруглое строение, похожее на куонсетский модуль[74], только сделанное из дерева и земли. С одной стороны стоял индеец, в кожаных штанах, голый по пояс, прижимая к груди томагавк. На заднем фоне виднелся допотопный паровоз, мчащийся по прериям. Из трубы в синее небо поднимался серый дым.

Называлась книга «Доган». Написал ее Бенджамин Слайтман Мл.

Из далекого далека Тауэр спрашивал его, не плюхнется ли он в обморок. С более близкого расстояния Эдди услышал собственный голос, отвечающий, что нет. Бенджамин Слайтман Мл. Другими словами, Бенджамин Слайтман-младший. И…

Он оттолкнул пухлую руку Тауэра, потянувшуюся к книге. Пальцем пересчитал все буквы в имени и фамилии автора. Само собой, в сумме получилось девятнадцать.

10

Эдди проглотил еще чашку кофе Тауэра. Не обращая внимания на крепость напитка. Опять взял в руки книгу в пластиковой обложке.

— А что в ней такого особенного? — спросил он. — То есть для меня она особенная, потому что недавно я встретил человека, которого зовут точно так же, как и автора этой книги. Но…

Тут Эдди осенило, он перевернул книгу, в надежде увидеть на задней стороне супера фотографию писателя. Но нашел лишь короткую биографию писателя на заднем клапане: «БЕНДЖАМИН СЛАЙТМАН МЛ. — ранчер из Монтаны. Это его второй роман». А ниже — рисунок орла и слоган: ПОКУПАЙТЕ ОБЛИГАЦИИ ВОЕННОГО ЗАЙМА».

— Так что в ней такого особенного? — повторил Эдди. — Почему она стоит семь с половиной тысяч долларов?

Лицо Тауэра просветлело. Пятнадцать минут назад он едва не умер от ужаса, но теперь это происшествие кануло в Лету, подумал Эдди. Теперь его охватила всепоглощающая страсть. Для Роланда это была Темная Башня, для этого человека — редкие книги.

Он развернул книгу так, чтобы Эдди мог видеть суперобложку.

— «Доган», так?

— Так.

Тауэр раскрыл книгу и указал на передний клапан суперобложки, также прикрытый пластиком, — с кратким содержанием книги.

— А здесь?

— «Доган», — прочитал Эдди. — «Захватывающая история о Дальнем Западе и героических попытках индейца выжить». И что?

— А теперь посмотрите сюда, — торжествующе воскликнул Тауэр и указал на титульную страницу. Здесь Эдди прочитал:

Хоган[75]

Бенджамин Слайтман Мл.

— Не понимаю, — качнул головой Эдди. — В чем суть?

Тауэр закатил глаза.

— Посмотрите еще раз.

— Почему бы вам сразу не сказать…

— Нет, вы посмотрите. Я настаиваю. Радость — в открытии, мистер Дин. Вам это скажет любой коллекционер. Доган — это… ну, ничего. Неправильно напечатанное название на суперобложке уже поднимает стоимость книги, но взгляните сюда…

Он открыл страницу копирайта и протянул книгу Эдди. За значком копирайта стоял 1943 г., что объясняло и орла, и слоган на суперобложке. Здесь книга называлась «Хоган», как и положено. Эдди уже собрался спросить, куда смотреть, но все увидел сам.

— Из фамилии автора исчезли две буквы, «Мл.», не так ли?

— Да! Да! — Тауэр чуть не прыгал от восторга. — Словно книгу в действительности написал его отец! Между прочим, на одном библиографическом конгрессе в Филадельфии я рассказал о книге адвокату, читавшему нам лекцию по авторскому праву, так он сказал, что из-за такой вот ошибки наборщика отец этого Слайтмана-младшего мог предъявить права на книгу! Потрясающе, не так ли?

— Безусловно, — кивнул Эдди, думая о Слайтмане-старшем. Думая о Слайтмане-младшем. Думая, как быстро Джейк сдружился с последним и почему сейчас, когда он сидит и пьет кофе в Калье Нью-Йорк, его вдруг охватила тревога.

«По крайней мере он взял с собой «ругер», — подумал Эдди.

— Вы говорите, что такие вот мелочи увеличивают стоимость книги в сотни раз? — спросил он Тауэра. — Одна опечатка на супере, парочка внутри, и книга сразу стоит семь с половиной тысяч баксов?

— Конечно же, цена этой книги определяется не только опечатками, — покачал головой Тауэр. — Мистер Слайтман написал три прекрасных романа о Западе, все с позиций индейцев. «Хоган» — его второй роман. После войны он занял в Монтане высокий пост, что-то связанное с распределением водных ресурсов и выдачей лицензий на добычу полезных ископаемых, а потом, ирония судьбы, его убили индейцы. Скальпировали. Они пили около магазина…

«Магазина, который принадлежал Туку, — подумал Эдди. — Готов поспорить на что угодно, фамилия владельца этого магазина — Тук».

— …вероятно, мистер Слайтман что-то сказал, они восприняли эти слова как оскорбление и… убили его.

— У всех ваших действительно ценных книг такие же интересные истории? — спросил Эдди. — Я хочу сказать, их ценность определяется не только содержанием, но и такими вот странными совпадениями?

Тауэр рассмеялся.

— Молодой человек, большинство коллекционеров редких книг никогда их не раскрывают. Раскрытие и закрытие книги портит корешок. То есть снижает цену последующей продажи.

— Вам не кажется, что в этом есть что-то нездоровое?

— Отнюдь, — ответил Тауэр, но тем не менее покраснел. Какая-то его часть, похоже, соглашалась с Эдди. — Если покупатель выкладывает восемь тысяч долларов за первое, с автографом автора, издание романа Харди «Тэсс из рода д’Эрбервиллей», он, конечно, положит ее в надежное место, где сможет любоваться книгой, не прикасаясь к ней. А если ему захочется прочитать роман, для этого достаточно купить дешевое издание в обложке.

— Вы в это верите. — Эдди пристально посмотрел на него. — Вы в это действительно верите.

— Ну… да. Книги могут быть дорогими. И их цена формируется разными факторами. Иногда достаточно росписи автора. Иногда, как в нашем случае, цену поднимают опечатки. Случается, что первое издание выходит очень маленьким тиражом. Но разве все это имеет хоть какое-то отношение к цели вашего прихода сюда, мистер Дин? Разве об этом вы хотели… посовещаться?

— Нет, полагаю, что нет. — Но о чем конкретно он хотел посовещаться? Он это знал, четко представлял себе, когда выпроводил Андолини и Бьонди со склада, а потом стоял в дверях магазина, наблюдая, как те, поддерживая друг друга, плетутся к «таун-кар». Даже в циничном Нью-Йорке, где каждый занимается только собой, они притягивали к себе немало взглядов. Оба были в крови, в глазах каждого читалось: «Как такое могло СЛУЧИТЬСЯ со мной?» Да, он знал, но книга, имя и фамилия автора, спутала все мысли. Он взял книгу из рук Тауэра, положил задней стороной супера кверху, чтобы не смотреть на нее. Потом начал собираться с мыслями.

— Первое и самое важное, мистер Тауэр. Вы должны уехать из Нью-Йорка до пятнадцатого июля. Потому что они вернутся. Возможно, не эти двое, но другие бандиты Балазара. И они будут гореть желанием преподать урок мне и вам. Балазар — деспот. — Это слово он почерпнул от Сюзанны. Так она называла Тик-Така. — Его метод — не давать спуска. Вы отвешиваете ему затрещину, он отвечает двумя. Вы ударяете его в нос, он ломает вам челюсть. Вы бросаете гранату, он сбрасывает на вас бомбу.

Тауэр застонал. Прямо-таки как на сцене или экране. При других обстоятельствах Эдди наверняка бы рассмеялся. Но не сейчас. Он вспомнил все, что хотел сказать Тауэру. Так что на смешки времени не было. Совершенно не было.

— Меня они скорее всего не достанут. У меня есть дела в другом месте. Можно сказать, за холмами, за долами, в общем, далеко отсюда. Ваша задача — сделать так, чтобы они не достали и вас.

— Но, конечно же… после того, что вы сделали… пусть они и не поверили насчет женщин и детей… — Глаза Тауэра за разбитыми очками умоляли Эдди сказать ему, что на самом деле тот не собирался завалить трупами Грэнд-Арми-плазу. Но здесь Эдди ничем не мог ему помочь.

— Послушайте, Кел, понятия верить или не верить таким, как Балазар, не знакомы. Что они делают, так это проверяют границы допустимого. Я напугал Большого Носа? Нет, только отключил. Я напугал Джека? Да. И лишь потому, что у того более богатое воображение. На Балазара произведет впечатление испуг Уродца Джека? Да… но приведет это лишь к тому, что он более основательно подготовится к следующей операции.

Эдди наклонился над стойкой, глядя Тауэру в глаза.

— Я не хочу убивать детей, понимаете? Давайте разберемся с этим раз и навсегда. В… ну, в другом месте, не важно где именно, я и мои друзья готовы рискнуть жизнью, чтобы спасти детей. Но человеческих детей. А люди вроде Джека, Трикса Постино или самого Балазара… они — животные. Двуногие волки. А волки воспитывают людей? Нет, они воспитывают новых волков. Волки-самцы женятся на человеческих женщинах? Нет, они спариваются с волчицами. Поэтому если мне придется пойти туда, а я пойду, если придется, я скажу себе, что истребляю волчью стаю, целиком, до последнего щенка. Вот так. И закроем эту тему.

— Господи, он же говорит на полном серьезе, — выдохнул Тауэр.

— Я это сделаю, но сейчас речь о другом. О том, что они придут за вами. Не для того чтобы убить, лишь развернуть в нужном им направлении. Если вы останетесь здесь, Кел, думаю, они превратят вас в инвалида. Есть какое-нибудь место, где вы можете укрыться до пятнадцатого июля? У вас хватит денег? Сейчас у меня их нет, но думаю, я достану.

Мысленно Эдди уже перенесся в Бруклин. Под прикрытием Балазара в подсобке парикмахерской Берни играли в покер, об этом знали все. По рабочим дням могли и не играть, но кто-то наверняка сидел там с деньгами. Их бы хватило…

— Деньги есть у Эрона, — с неохотой ответил Тауэр. — Он предлагал их мне много раз. Я всегда отказывался. Часто он говорил, что мне пора в отпуск. Думаю, под этим он подразумевал, что мне надо скрыться от тех парней, с которыми вы разобрались. Ему хотелось знать, что им от меня нужно, но он не спрашивал. Он не только сорвиголова, но и джентльмен. — Тауэр сухо улыбнулся. — Возможно, Эрон и я могли бы уехать вместе, молодой человек. В конце концов другого шанса может и не быть.

Эдди не сомневался, что химио- и радиотерапия позволят Эрону Дипно оставаться на ногах и через четыре года, но решил, что сейчас говорить об этом не стоит. Он посмотрел в сторону входной двери «Манхэттенского ресторана для ума» и увидел другую дверь. За ней — вход в пещеру. Там, скрестив ноги, сидел стрелок. Эдди задался вопросом, сколько же времени он отсутствует, сколько времени Роланд выдерживает пусть приглушенную, но все равно сводящую с ума мелодию колокольцев.

— Как вы думаете, Атлантик-Сити это далеко? — робко спросил Тауэр.

Эдди Дин даже вздрогнул. Представил себе двух пухлых овечек, в годах, конечно, но еще вкусных, забредших не в стаю, а в целый город волков.

— Только не туда, — отрезал он. — Куда угодно, только не туда.

— Как насчет Мэна или Нью-Хэмпшира? Возможно, мы сможем арендовать коттедж на каком-нибудь озере до пятнадцатого июля.

Эдди кивнул. Он родился и вырос в городе и даже не мог представить себе, что и на севере Новой Англии могут быть плохиши в клетчатых кепках и костюмах-тройках.

— Это лучше. И вот что еще, пока вы там будете, найдите себе адвоката.

Тауэр рассмеялся. Эдди чуть склонил голову, улыбнулся сам. Хорошо, конечно, смешить людей, но еще лучше знать, а над чем, собственно, они смеются.

— Извините. — Тауэру таки удалось сдержать смех. — Дело в том, что Эрон был адвокатом. А его сестра и двое братьев, они моложе, и сейчас адвокаты. Они хвалятся, что на их фирменных бланках уникальная шапка, единственная в Нью-Йорке, а то и в Соединенных Штатах. Она состоит из одного слова: «ДИПНО».

— Это многое упрощает, — кивнул Эдди. — Я хочу, чтобы мистер Дипно подготовил контракт, пока вы будете отдыхать в Новой Англии…

— Прятаться в Новой Англии, — поправил его Тауэр, вдруг помрачнев. — Скрываться в Новой Англии.

— Называйте это как угодно, но бумагу подготовьте. Этот участок вы продадите мне и моим друзьям. Сначала вы получите бакс, но я абсолютно гарантирую, что в итоге мы расплатимся с вами по реальной рыночной цене.

Он хотел сказать еще много чего, но замолчал. Убрав руку с книги то ли «Доган», то ли «Хоган», он увидел, что на лице Тауэра вновь явственно читаются жадность и упрямство… да еще и проглядывает глупость. Боже, он собрался упираться. После того, что случилось, он собрался упираться. И почему? Да потому, что он и в самом деле амбарная крыса.

— Вы можете доверять мне, Кел, — продолжал Эдди, понимая, что не в доверии дело. — Я даю вам слово. Выслушайте меня, сейчас. Выслушайте меня, прошу вас.

— Я вас знать не знаю. Вы вошли с улицы…

— …и спас вашу жизнь, не забывайте об этом.

Но упрямства в лице Тауэра только прибавлялось.

— Они не собирались меня убить. Вы сами это сказали.

— Они собирались сжечь ваши книги. Ваши самые ценные книги.

— Нет, не самые ценные. И, возможно, они блефовали.

Эдди глубоко вдохнул, выдохнул, надеясь, что желание перегнуться через стойку и ухватить Тауэра за жирную шею пройдет или по крайней мере утихнет. Напомнил себе, что не будь Тауэр упрямцем, «Сомбра корпорейшн» давно стала владельцем пустыря. Эдди полагал, что с гибелью розы Темная Башня просто рухнет, как рухнула башня в Вавилоне, когда Богу надоело продолжающееся строительство, и Он шевельнул пальцем. И не придется ждать еще сотню или тысячу лет, пока окончательно выйдут из строя машины, приводившие в действие Лучи. Все рухнет и мы посыплемся в тартарары. А потом? Да здравствует Алый Король, правитель бездонной тьмы.

— Кел, продав этот пустырь мне и моим друзьям, вы соскочите с крючка. Более того, у вас появится достаточно денег, чтобы удержать этот магазин на плаву до конца своих дней. — Тут в голову пришла еще одна мысль. — Вам известна компания «Холмс дентал»?

Тауэр улыбнулся.

— А кому нет? Я пользуюсь их нитями для чистки межзубных промежутков. И зубной пастой. Пробовал и зубной эликсир, но он очень крепкий. А почему вы спросили?

— Потому что Одетта Холмс — моя жена. Я, возможно, выгляжу как Лягушонок-Гремлин, но на самом деле я — Прекрасный Принц.

Тауэр долго молчал. Эдди зажал свое нетерпение в кулак, не мешая ему думать. Наконец Тауэр посмотрел на него.

— Вы думаете, я веду себя глупо. Что я — второй Силес Марнер или, того хуже, Эбенезер Скрудж.

Эдди понятия не имел, кто такой Силес Марнер, но понял, о чем толкует Тауэр, поскольку Скрудж олицетворял собой скрягу.

— Вот что я вам скажу. После того что вам пришлось пережить, вы должны понимать, что служит вашим интересам, а что — нет.

Я считаю себя обязанным заверить вас, что дело не в бессмысленной жадности. Есть еще и элемент осторожности. Я знаю, что этот участок земли стоит недешево, как и любой участок земли на Манхэттене, но дело не только в этом. В моем кабинете стоит сейф. В нем кое-что лежит. Возможно, даже более ценное, чем подписанный автором экземпляр «Улисса».

— Тогда почему вы не храните эту ценную вещь в банке?

— Потому что ей положено лежать здесь, — ответил Тауэр. — Потому что она всегда здесь лежала. Может, ждала вас, может, такого, как вы. Когда-то, мистер Дин, моей семье принадлежала практически вся Бухта Черепахи, и… ну подождите. Вы подождете?

— Да, — ответил Эдди.

Как будто у него был выбор.

11

После ухода Тауэра Эдди слез со стула и подошел к двери, которую мог видеть только он. Посмотрел сквозь нее. Издалека до него донеслась мелодия колокольцев. Куда яснее зазвучал голос матери. «Почему бы тебе не уйти оттуда? — печально спросила она. — Ты только все испортишь, Эдди… как всегда».

«В этом вся моя мать», — подумал он и позвал Роланда.

Стрелок вытащил патрон из одного уха. Эдди заметил, как неуклюже двигается его рука, словно пальцы онемели, но думать об этом времени не было.

— Ты в порядке? — спросил он.

— Все прекрасно. А ты?

— Тоже, но… Роланд, не можешь ли ты пройти сквозь дверь? Мне может понадобиться помощь.

Роланд задумался, покачал головой.

— Если я пройду, ящик может закрыться. Наверняка закроется. А тогда закроется дверь. И мы останемся на той стороне.

— А нельзя подпереть крышку камнем, костью, чем-нибудь?

— Нет, не получится, — ответил Роланд. — Магический кристалл слишком сильный.

«И он воздействует на тебя», — подумал Эдди. Лицо Роланда осунулось, побледнело, как и в то время, когда его травил яд омароподобных тварей.

— Хорошо.

— Возвращайся как можно быстрее.

— Постараюсь.

12

Когда он обернулся, Тауэр вопросительно смотрел на него.

— С кем вы разговаривали?

Эдди отступил в сторону, указал на дверь.

— Видите что-нибудь, сэй?

Келвин Тауэр присмотрелся, уже собрался покачать головой, потом присмотрелся внимательнее.

— Мерцание. Как горячий воздух над жаровней. Кто там? Где это?

— Пока будем считать, что никто. Что у вас в руке?

Тауэр поднял руку, в которой держал конверт, очень старый. Эдди увидел на нем четыре слова, написанные двумя строками:

Предсмертное письмо

Стефан Торен,

а ниже — те же символы, что на двери и ящике:

«Куда-то мы, похоже, приплыли», — подумал Эдди.

— Когда-то в этом конверте лежало завещание моего прапра-прадедушки, — пояснил Келвин. — Датированное 19 марта 1846 года. Теперь в нем лишь один листок бумаги с именем и фамилией. Если вы, молодой человек, назовете их мне, я сделаю все, о чем вы просите.

«Ну вот, — подумал Эдди, — очередная загадка». Только на этот раз на карте стоят не четыре жизни, а существование всего живого.

«Слава Богу, что загадка легкая», — сразу же последовала другая мысль.

— Фамилия — Дискейн, — ответил Эдди. — Имя скорее всего Роланд, имя моего старшего, или Стивен, имя его отца.

Вся кровь мгновенно отлила от лица Келвина Тауэра. Эдди и не знал, удастся ли тому устоять на ногах.

— Святой Боже на небесах, — выдохнул он.

Дрожащими руками Тауэр достал из конверта древний, хрупкий лист бумаги, который в этой реальности пролежал в конверте более ста тридцати лет. Сложенный вдвое. Тауэр развернул его и положил на стойку, где они смогли прочитать слова, которые Стефан Торен написал тем же твердым почерком, каким надписывал конверт.

Роланд Дискейн из Гилеада

Род Эльда

СТРЕЛОК

13

Потом разговор продолжался еще минут пятнадцать, Эдди полагал, что и в эти минуты было сказано что-то важное, но все решилось именно в тот момент, когда он назвал Тауэру фамилию, записанную его трижды прадедушкой на листке бумаги за четырнадцать лет до начала Гражданской войны.

Во время этой беседы мнение о Тауэре сложилось у Эдди самое негативное. Нет, конечно, он проникся к нему определенным уважением (как проникся бы к любому, кто сумел продержаться двадцать секунд против громил Балазара), но в принципе Тауэр ему не нравился. Чувствовалась в нем какая-то заведомая глупость. Эдди подумал, что к этому приложил руку психоаналитик, объяснивший Тауэру, что тот должен сам заботиться о себе, быть капитаном собственного корабля, ковать собственное счастье, уважать собственные желания, и так далее, и тому подобное. Полный набор дежурных фраз и терминов, призванных убедить человека, что быть эгоистом это очень даже хорошо. Более того, благородно. Так что Эдди не удивился, когда Тауэр признался ему, что Эрон — его единственный друг. Удивляло как раз наличие этого друга. Такие люди никак и никогда не могли войти в ка-тет, стать его частью, и Эдди тревожило, что их судьбы оказались так крепко повязаны.

Ты просто должен доверять ка. Для того ка и существует, не так ли?

Так-то оно так, но Эдди это определенно не нравилось.

14

Эдди спросил, есть ли Тауэра перстень-печатка с надписью «Ex Liveris». На лице Тауэра отразилось недоумение, потом он рассмеялся и сказал, что Эдди, должно быть, имеет в виду «Ex Libris». Порылся на полках, нашел нужную книгу, показал надпечатку на титульном листе. Эдди кивнул.

— Нет, — ответил Тауэр. — Но такой перстень мне бы очень подошел, не так ли? — Он пристально всмотрелся в Эдди. — А почему вы спросили?

Но Эдди сейчас не хотелось говорить Тауэру, что в будущем ему придется спасать человека, который в тот самый момент странствовал по тайным хайвеям множества Америк. Во-первых, такой рассказ мог бы свести Тауэра с ума, во-вторых, ему хотелось вернуться через ненайденную дверь до того, как Черный Тринадцатый причинит Роланду непоправимый вред.

— Не важно. Но если увидите такой перстень, купите его. Еще один момент, и я ухожу.

— Какой?

— Вы должны пообещать мне, что уйдете сразу же после меня.

Тауэр заартачился. И вот это упорное нежелание предпринять хоть какое-то действо, сдвинуться с места, что-то изменить в заведенном порядке вещей страшно не нравилось Эдди.

— Ну, по правде говоря, я не знаю, получится ли у меня. Предвечернее время для меня самое жаркое. Люди частенько заходят в магазин после работы. Вот и мистер Брайс обещал зайти за первым изданием романа Ирвина Шоу «Растревоженный эфир», о сотрудниках радиостанции во времена Маккартни… Я должен сначала заглянуть в ежедневник, посмотреть, какие у меня назначены встречи…

— Вам нравятся ваши яйца, Кел? Вы так же привязаны к ним, как они — к вам?

Тауэр, который размышлял о том, кто будет кормить Серджио, если он вдруг так резко сорвется с места и укатит в Новою Англию, недоуменно вскинул глаза на Эдди, словно впервые услышал это простенькое, из четырех букв слово.

Эдди кивнул.

— Ваши яйца. Яички. Кокушки. Камешки. Ваши cojones[76].

— Я не понимаю…

Чашка Эдди опустела. Он налил в нее кофе. Пригубил. Отметил про себя отменный вкус и крепость.

— Я же сказал вам, что, оставшись, вы рискуете превратиться в инвалида. И это, заметьте, не шутка. А начнут они наверняка именно с этого, с ваших яиц. Чтобы преподать вам наглядный урок. Когда это произойдет, зависит исключительно от транспорта.

— Транспорта? — повторил Тауэр лишенным всяких эмоций голосом.

— Совершенно верно. — Эдди маленькими глоточками, словно коньяк, пил кофе. — От того, сколько времени уйдет на то, чтобы Джек Андолини доехал до Бруклина, Балазар собрал команду и, загрузив в мини-вэн, прибыл сюда. Я надеюсь, что Джек слишком потрясен, чтобы воспользоваться телефоном. Или вы думаете, что Балазар будет дожидаться завтрашнего дня? Соберет тупоголовых Кевина Блейка и Чими Дретто, чтобы обсудить сложившуюся ситуацию? — Эдди поднял один палец, потом второй, с пылью другого мира под ногтями. — Во-первых, у них нет мозгов, во-вторых, Балазар им не доверяет.

Он, Кел, поступит точно так же, как и любой деспот, добившийся успеха и не желающий терять власть: как можно быстрее нанесет ответный удар. Пробки в час пик их немного задержат, но если в шесть вечера, самое позднее, в половине седьмого вы еще будете здесь, можете распрощаться с вашими яйцами. Они отхватят их ножом, а потом стерилизуют рану огнем, скажем, факела из одной из ваших особо ценных книг…

— Перестаньте. — Тауэр не побледнел — позеленел. — Я могу снять номер в отеле в Виллидж. Там есть дешевые отели для художников и писателей, которым пока не удается продать свои творения. Номера, конечно, ужасные, но жить там все-таки можно. Я позвоню Эрону, и рано утром мы уедем на север.

— Отлично, но сначала вы должны выбрать город, куда поедете. Чтобы я или кто-то из моих друзей смог вас найти.

— Откуда я знаю, куда мы поедем? Я не знаю никаких городов в Новой Англии севернее Уэстпорта, штат Коннектикут.

— Наведите справки, как только доберетесь до отеля в Виллидж. Выберите город и рано утром, до того, как уедете из Нью-Йорка, отправьте вашего приятеля, Эрона, к пустырю. Пусть напишет почтовый индекс на заборе. — Тут Эдди пришла неприятная мысль. — У вас есть почтовые индексы? Их уже изобрели?

Тауэр посмотрел на него, как на чокнутого.

— Разумеется, есть.

— Отлично. Пусть напишет его со стороны Сорок шестой улицы, там, где заканчивается забор. Вы поняли?

— Да, но…

— Они, возможно, не оставят засады в вашем магазине, сообразят, что вам хватило ума и вы сделали ноги, но, если и оставят, за пустырем наблюдать не будут, а если и будут, то лишь со стороны Второй авеню. Если возьмут под наблюдение и Сорок шестую улицу, то будут высматривать вас, а не его.

Тауэр, несмотря на охвативший его страх, заулыбался. Эдди расслабился, тоже улыбнулся.

— Но?.. Если они будут высматривать и Эрона?

— Пусть оденется не так, как всегда. Если отдает предпочтение джинсам, пусть наденет костюм. Если носит костюм…

— Пусть наденет джинсы.

— Точно. Не помешают и солнцезащитные очки, при условии, что утро выдастся ясным, и они будут вполне уместны. Индекс пусть напишет черным маркером. Скажите ему, чтобы вел себя как можно естественнее. Он прогулочным шагом идет вдоль забора, останавливается, вроде бы его заинтересовал какой-то постер, пишет индекс и уходит. И предупредите его, чтобы, не дай Бог, не ошибся.

— А как вы найдете нас, зная почтовый индекс?

Эдди подумал о магазине Тука, о долгой беседе с местными жителями, которую они вели, сидя в больших креслах-качалках. Позволяя всем, кто хотел, посмотреть на себя, отвечая на вопросы.

— Загляните в местный магазин. Поболтайте с жителями городка, расскажите всем, кто будет слушать, что вы приехали написать книгу или нарисовать с десяток пейзажей. Я вас найду.

— Ладно, — кивнул Тауэр. — Это хороший план. Вы отлично с этим справились, молодой человек.

«Потому что это мое», — подумал Эдди, но не озвучил свою мысль. Сказал другое:

— Я должен идти. И так задержался.

— Прежде чем вы уйдете, вы должны мне помочь, — остановил его Тауэр и объяснил, чего он от него хочет.

Глаза Эдди широко раскрылись.

— Да вы рехнулись! — взорвался он.

Тауэр кивнул в сторону входной двери магазина, где по-прежнему мерцал воздух, отчего прохожие на мгновение становились миражами на фоне светящегося прямоугольника.

— Там дверь. Вы мне это сказали, и я вам верю. Я не могу разглядеть, что за ней, но что-то я вижу.

— Вы рехнулись, — повторил Эдди. — Полностью и бесповоротно.

Он прекрасно понимал, что его слова не соответствуют действительности, но очень уж не хотелось связывать свою судьбу с человеком, обратившимся к нему с такой просьбой. Не просьбой — выставившим такое требование.

— Может, да, а может, и нет. — Тауэр сложил руки на широкой пухлой груди. Говорил мягко, но по глазам-ледышкам чувствовалось: он от своего не отступится. — В любом случае это мое условие. Выполните его, и я сделаю все, о чем вы просите. Другими словами, закрою глаза на то, что и ваше предложение представляется мне чистейшим безумием.

— Кел, побойтесь Бога! Господь праведный и Человек-Иисус! Я же прошу вас сделать только то, что завещал вам сделать Стефан Торен!

Глаза остались теми же ледышками: отступать от своего Тауэр не собирался. Да что там, пожалуй, еще больше заледенели.

— Стефан Торен мертв, а я — нет. Я назвал вам мое условие. Вопрос в том, согласны вы или…

— Да, да, ДА! — взревел Эдди и допил кофе. Затем взял пакет с молоком, стоявший за кофеваркой, и осушил его. Словно молоко прибавило ему сил. — Пошли. Покончим с этим.

15

Роланд мог видеть, что происходит в магазине, но в несколько искаженном виде, словно смотрел на дно быстро бегущего потока. Ему очень хотелось, чтобы Эдди поторопился. Даже с пулями, глубоко засунутыми в уши, он слышал эту жуткую мелодию колокольцев и ничто не блокировало эти ужасные запахи: то горячего металла, то протухшего бекона, то заплесневелого сыра, то подгоревшего лука. Его глаза слезились, и, возможно, слезы тоже мешали ему лучше разглядеть происходящее за дверью.

Колокольца и запахи, конечно, доставляли неудобства, но куда сильнее сказывалось воздействие Черного Тринадцатого на уже поврежденные болезнью суставы. Казалось, шар подсыпал в них толченое стекло. Пока в здоровой левой руке боль проявилась лишь несколькими уколами, но стрелок не питал особых иллюзий, понимал, что интенсивность боли и в левой руке, и во всем теле будет только нарастать, если ящик останется открытым и между ним и Черным Тринадцатым не будет преграды. Роланд понимал, что боль ослабеет, как только крышка ляжет на место, но сомневался, что она исчезнет совсем. И знал: дальше будет только хуже.

Словно поздравляя его с точным прогнозом, резкая боль пронзила правое бедро и запульсировала там. Бедро словно раз за разом прижигали раскаленными щипцами. Он попытался помассировать бедро правой рукой… как будто массаж мог помочь.

— Роланд. — Приглушенный голос едва доносился из-за двери, как будто их разделял толстый слой воды, но он точно принадлежал Эдди. Роланд оторвал взгляд от бедра и увидел, что Тауэр и Эдди толкают к двери какой-то шкаф, похоже, заполненный книгами. — Роланд, можешь нам помочь?

Боль так глубоко проникла в бедра и колени, что Роланд не знал, сумеет ли он подняться… но поднялся, и довольно легко. Он не знал, что уже разглядели острые глаза Эдди, но ему не хотелось, чтобы они увидели больше. Во всяком случае, до тех пор, пока не закончились их приключения в Калье Брин Стерджис.

— Когда мы толкнем, тяни на себя!

Роланд, кивнул, показывая, что понял, и шкаф заскользил к нему. Половина шкафа, вдвинувшаяся в пещеру, обрела четкие очертания, половина, еще остающаяся в «Манхэттенском ресторане для ума», мерцала и колыхалась, будто мираж. Роланд ухватился за шкаф и потянул на себя. Шкаф заскользил по полу пещеры, разбрасывая по пути камушки и мелкие кости.

Как только шкаф миновал дверь, крышка ящика из дерева призраков начала закрываться. Дверь — тоже.

— Нет, ничего у тебя не получится, — пробормотал Роланд. — Нет, не получится, мерзавец. — Оставшиеся пальцы правой руки он сунул в сужающуюся щель между крышкой и ящиком. Дверь также застыла. Роланд решил, что с него хватит. Теперь боль добралась и до зубов. Эдди продолжал о чем-то говорить с Тауэром, но Роланд чувствовал, что на этом надо ставить точку, даже если Тауэр и делился с Эдди секретами мироздания.

— Эдди! — проревел он. — Эдди, ко мне!

К счастью, Эдди, подхватив суму, прошел в дверь. Едва он вернулся в пещеру, Роланд закрыл ящик. Тихонько захлопнулась и ненайденная дверь. Мелодия колокольцев смолкла. Суставы перестали наливаться болью. Облегчение было столь велико, что Роланд даже вскрикнул. И еще секунд десять мог только стоять, прижав подбородок к груди, закрыв глаза, борясь со слезами.

— Спасибо, Эдди, — наконец выдавил он из себя. — Я говорю спасибо тебе.

— Не за что. Давай-ка выбираться из пещеры, если не возражаешь.

— Не возражаю, — ответил Роланд. — Будь уверен.

16

— Тебе он не понравился, не так ли? — спросил Роланд.

С момента возвращения Эдди прошло десять минут. Они отошли от пещеры, потом остановились на скальном выступе, за крутым поворотом тропы, сели. Сильный ветер, только что отбрасывающий назад волосы, прижимавший к телу одежду, тут давал о себе знать лишь редкими порывами, и Роланда они только радовали. Он надеялся, что это послужит объяснением того, почему он так долго и неловко сворачивал самокрутку. Но глаза Эдди не отрывались от него; этот молодой человек из Бруклина, не так давно столь же слепой и глухой, как Андолини и Бьонди, теперь видел слишком много.

— Ты про Тауэра?

Роланд усмехнулся.

— А про кого еще я могу говорить? Про кота?

С губ Эдди сорвался смешок. Он раз за разом глубоко вдыхал чистый сладкий воздух, радуясь возвращению. Побывать в Нью-Йорке во плоти, конечно, лучше, чем в Прыжке, без этих колокольцев и подступающей со всех сторон тьмой, но, Господи, как же воняло в этом городе. В основном автомобилями и выхлопными газами (тут пальма первенства принадлежала сизым облакам дизелей), но хватало и других неприятных запахов. И почетное место среди них занимал запах множества тел, тот запах, что не могли скрыть ни духи, ни одеколоны, ни дезодоранты, столь любимые тамошними жителями. Они хоть знали, как ужасно от них пахло? Эдди полагал, что да. Он-то знал. Неужто было время, когда ему не терпелось вернуться в Нью-Йорк и он мог убить, чтобы попасть туда?

— Эдди! Возвращайся от Ниса! — Роланд щелкнул пальцами перед лицом Эдди Дина.

— Извини. Что же касается Тауэра… да, он мне не понравился. Боже, перетащить сюда все свои книги! Согласиться помочь спасти мир лишь при условии спасения своих паршивых первых изданий!

— Он так не думает… разве что в своих снах. И ты знаешь, что они сожгут его магазин, когда приедут и не найдут его там. В этом можно не сомневаться. Выльют на пол канистру бензина и подожгут. Разобьют окно и бросят внутрь гранату или самодельную бомбу. Или ты хочешь сказать мне, что такая мысль не приходила тебе в голову?

Наверняка приходила.

— Ну, возможно.

Теперь пришел черед хохотнуть Роланду.

— Возможно, это мягко сказано. Итак, он спас свои лучшие книги. И теперь в Пещере двери появился шкаф, за который мы можем спрятать сокровище отца Каллагэна. Впрочем, теперь это уже наше сокровище.

— Его храбрость не показалась мне настоящей, — заметил Эдди. — Скорее, это жадность.

— Не все должны уметь владеть мечом, револьвером, управлять кораблем, — ответил Роланд, — но все служат ка.

— Правда? И Алый Король? И слуги закона, мужчины и женщины, о которых рассказывал Каллагэн?

Роланд не ответил.

— Может, для него все обернется хорошо. Я про Тауэра. Не про кота.

— Очень забавно, — сухо процедил Роланд. Чиркнул спичкой по штанам, руками прикрыл огонек, прикурил.

— Спасибо, Роланд. Вижу, с юмором у тебя становится все лучше. Спроси меня, удастся ли Тауэру и Дипно выбраться из Нью-Йорка, не оставив следа.

— Удастся?

— Я знаю, что след они оставят. Мы точно его возьмем, но, надеюсь, людям Балазара это не удастся. Кто меня беспокоит, так это Джек Андолини. Он в таких делах дока. Что же касается Балазара, так он заключил контракт с «Сомбра корпорейшн».

— Взял золото короля.

— Да, похоже на то. — Эдди послышалось Короля, а не короля, как в Алом Короле. — Балазар знает: если ты заключил контракт, его надо выполнить или сослаться на чертовски весомую причину, не позволившую это сделать. О том, что контракт не выполнен, сразу становится известно. Идут разговоры, что такой-то мягчеет, теряет хватку. У них есть еще три недели, чтобы найти Тауэра и заставить его продать участок «Сомбре». Они используют это время. Балазар — не ФБР, но контакты у него есть, так что… Роланд, беда Тауэра, что происходящее с ним не кажется ему реальным. Такое ощущение, что он путает свою жизнь с жизнью персонажей своих книг. Он думает, что все должно закончиться хорошо, потому что писатель подписал контракт, а книги с плохим концом продаются плохо.

— Ты думаешь, он не проявит должной осторожности?

Эдди усмехнулся.

— Я знаю, что он не проявит должной осторожности. Вопрос лишь в том, сумеет ли Балазар этим воспользоваться.

— Мы должны присматривать за мистером Тауэром. Держать под наблюдением для его же блага. Ты думаешь об этом, не так ли?

— Именно так! — воскликнул Эдди, и оба одновременно рассмеялись. Потом Эдди продолжил: — Думаю, хорошо бы послать Каллагэна, если он, конечно, согласится. Ты, возможно, решил, что я спятил, но…

— Отнюдь, — ответил Роланд. — Он — один из нас… или может стать. Я сразу это почувствовал. Он привык к странствиям в незнакомых краях. Я поговорю с ним сегодня. А завтра поднимусь с ним сюда и отправлю через дверь.

— Позволь мне это сделать, — посмотрел на него Эдди. — Для тебя одного раза достаточно. По крайней мере сейчас.

Роланд встретился с ним взглядом, бросил окурок в пропасть.

— С чего ты это взял, Эдди?

— Ты поседел еще сильнее. И идешь с трудом. Сейчас немного разошелся, но, я думаю, шар каким-то образом усиливает ревматические боли. Позволь мне сопровождать Каллагэна.

— Хорошо, позволяю, — ответил Роланд, подумав: «Если Эдди думает, что у меня разыгрался ревматизм, не так уж все и плохо».

— Вообще-то я могу привести его и этим вечером. Эрон Дипно уже успеет написать почтовый индекс на заборе.

— Никто из нас не будет подниматься по этой тропе в темноте. Без крайней на то необходимости.

Эдди посмотрел на крутизну самой тропы, на валун, превращающий тропу в узкую каменную полоску над пропастью.

— Ясно.

Роланд начал подниматься, но Эдди протянув руку, коснулся его локтя.

— Посиди еще пару минут, Роланд. Пожалуйста.

Роланд сел, посмотрел на него.

Эдди глубоко вдохнул.

— Бен Слайтман замазан. Он — та самая крыса. Я в этом практически уверен.

— Да, я знаю.

Глаза Эдди широко раскрылись.

— Знаешь? Как ты мог…

— Скажем так, я подозревал.

— Почему?

— Его очки, — ответил Роланд. — Бен Слайтман-старший — единственный в Калье Брин Стерджис, кто носит очки. Пошли, Эдди, дел у нас хватает. Поговорить мы сможем и по пути.

17

Они не смогли поначалу говорить, потому что тропа была слишком узкой и крутой. Но дальше она расширилась и стала более пологой. И когда они смогли идти бок о бок, разговор возобновился. Эдди рассказал о книге, которая называлась то ли «Доган», то ли «Хоган», об авторе, о путанице на странице копирайта (впрочем, он сомневался, что Роланд понял, о чем речь), добавил, что у него возникли мысли, а не замешан ли в этом и сын. Безумная, конечно, идея, но…

— Я думаю, если бы Бенни Слайтман помогал отцу шпионить за нами, Джейк знал бы об этом, — ответил Роланд.

— А ты уверен, что он не знает? — спросил Эдди.

Роланд помолчал, потом покачал головой.

— Он подозревает отца Бенни.

— Он тебе говорил?

— В этом не было необходимости.

Они уже подходили к лошадям, которые вскинули головы, похоже, радуясь появлению хозяев.

— Он сейчас в «Рокинг Би», — напомнил Эдди. — Может, нам стоит заглянуть туда. Придумать какую-нибудь причину и увезти в дом отца… — Он замолчал, глядя на Роланда. — Нет?

— Нет.

— Почему?

— Потому что Джейк разберется с этим сам.

— Это трудно, Роланд. Он и Бенни Слайтман сдружились. Очень сдружились. Если именно Джейк раскроет Калье глаза на то, что делает отец Бенни…

— Джейк занимается тем, чем должен, — оборвал его Роланд. — Как и все мы.

— Но он еще мальчик, Роланд. Или ты этого не видишь?

— В мальчиках ему ходить недолго. — Роланд сел на лошадь, надеясь, что Эдди не заметил, как лицо перекосило от боли, когда он перебрасывал правую ногу через седло. Но Эдди, само собой, заметил.

Глава 3«Доган», часть 2

1

Джейк и Бенни Слайтман все утро того же дня скидывали тюки сена с верхних сеновалов трех амбаров «Рокинг Би» на нижние, а потом потрошили их. Во второй половине дня плавали и плескались на отмелях Уайе, избегая глубоких мест, где вода уже заметно остыла.

Между этими занятиями съели ленч в компании дюжины наемных работников (но не Слайтмана-старшего, с раннего утра уехавшего по своим делам на ранчо Телфорда).

— Никогда не видел, чтобы Бен так много работал, — улыбнулся повар, ставя на стол большую тарелку с жареной картошкой, на которую мальчишки тут же набросились. — Ты его загоняешь, Джейк.

Джейк, собственно, к этому и стремился. Он полагал, что Бенни заснет как убитый после того, как все утро они ворочали тюки с сеном, потом плавали, а под вечер еще и по десятку раз спрыгнули с крыши в стог сена. Джейк лишь боялся, что заснуть мог и он. Поэтому вечером, когда закат уже догорал, он взял с собой Ыша и пошел к водяному насосу помыться. Вымыл лицо, побрызгал на зверька, который радостно слизнул с шерсти капельки воды. Потом Джейк опустился на колено, двумя руками осторожно взялся за мордочку ушастика-путаника.

— Послушай меня, Ыш.

— Ыш.

— Скоро я пойду спать, но хочу, чтобы ты разбудил меня, как только встанет луна. Тихонько, ты понимаешь?

— Аешь! — последовало в ответ. Что сие означало, никто, наверное, сказать не мог, но Джейк решил, что ушастик его понял. Потому что верил в Ыша. Или потому что любил его. А может, первое не отличалось для Джейка от второго.

— Когда взойдет луна. Скажи «луна», Ыш.

— Луна!

Это обнадеживало, но Джейк тем не менее установил и внутренний будильник, дабы он зазвенел, когда взойдет луна. Потому что решил пойти туда, где той ночью видел отца Бенни и Энди. Ему не хотелось верить, что отец Бенни как-то связан с Волками, и Энди тоже, а потому следовало разобраться, где правда. Именно так бы и поступил Роланд. Если не по вышеуказанной причине, то по другой.

2

Двое мальчиков лежали в комнате Бенни. Кровать там стояла одна, Бенни, конечно, предложил ее гостю, но Джейк отказался. В итоге они договорились, что будут спать на кровати по очереди. В эту ночь кровать досталась Бенни, а Джейк улегся на полу, что его только порадовало. Очень уж мягким был у Бенни матрац, набитый гусиным пухом. На куда более твердом полу спалось, конечно, не так сладко, зато вероятность, что ему удастся проснуться с восходом луны, повышалась.

Бенни лежал, заложив руки за голову, уставившись в потолок. Он заманил Ыша на кровать, и ушастик-путаник уже спал, свернувшись калачиком, засунув нос под хвост.

— Джейк. — Шепот. — Ты спишь?

— Нет.

— Я тоже. — Пауза. — Я так рад, что ты можешь побыть со мной.

— Я тоже, — ответил Джейк совершенно искренне.

— Когда ты — единственный ребенок, иной раз бывает так одиноко.

— Как будто я этого не знаю… у меня даже никогда не было сестры. — Джейк помолчал. — Готов спорить, ты очень огорчился, когда умерла твоя сестренка.

— Я и сейчас грущу. — По крайней мере он говорил будничным тоном, не рвавшим душу. — Думаю, вы еще поживете здесь после того, как побьете Волков?

— Возможно, но не очень долго.

— Вы должны идти дальше, не так ли?

— Да.

— Куда?

Спасать Темную Башню в этом мире и розу — в Нью-Йорке, откуда и прибыли он, Эдди и Сюзанна. Но Джейк не собирался рассказывать об этом Бенни, хотя тот ему и нравился. Все, что касалось Башни и розы, следовало хранить в секрете. О делах ка-тета могли знать только его члены. Но и лгать не хотелось.

— Роланд не любит говорить об этом.

Долгая пауза. Бенни осторожно повернулся, чтобы не потревожить Ыша.

— Он меня немного пугает, твой дин.

Джейк обдумал слова Бенни, потом ответил:

— Он и меня немного пугает.

— Он пугает моего отца.

Джейк разом подобрался.

— Правда?

— Да. Отец сказал, что не удивится, если вы, разобравшись с Волками, возьметесь за нас. Потом добавил, что пошутил, но что старый ковбой с суровым лицом его все равно пугает. Он имел в виду твоего дина, не так ли?

— Да, — ответил Джейк.

Джейк уже решил, что Бенни заснул, когда услышал новый вопрос:

— А какой была твоя комната там, откуда ты пришел?

Джейк подумал о своей комнате и поначалу никак не мог представить ее себе, поскольку давно уже о ней не вспоминал. А когда представил, постеснялся подробно описать ее Бенни. По стандартам Кальи Бен жил очень неплохо, Джейк догадывался, что мало кто из детей мог похвастаться собственной комнатой, но, опиши он свою комнату, Бенни решил бы, что имеет дело со сказочным принцем. Телевизор, стереосистема, все эти пластинки, наушники, постеры, микроскоп, показывающий невидимое глазу. Как ему рассказать обо всех этих чудесах?

— Она такая же, как твоя, только у меня еще был стол, — наконец ответил Джейк.

— Письменный стол? — Бенни приподнялся на локте.

— Да, конечно. — В ответе Джейка слышался вопрос: «А какой же еще?»

— Бумага? Ручки? Из птичьих перьев?

— Бумага, — согласился Джейк. — И ручки. Но не из птичьих перьев. Шариковые.

— Шариковые ручки? Я не понимаю.

Джейк начал объяснять, но вскоре услышал посапывание. Посмотрев на кровать, увидел, что Бенни лежит на боку, лицом к нему, но глаза у него закрыты.

Ыш открыл глаза, они блеснули в темноте, и подмигнул Джейку. А потом вроде бы опять заснул.

Джейк долго смотрел на Бенни, его переполняла тревога, причину которой он не понимал… или не хотел понимать.

Наконец заснул и он.

3

Из крепкого, глубокого сна его вывели неприятные ощущения в запястье. Что-то его сдавливало. Что-то острое. Зубы. Ыш.

— Ыш, прекрати, отстань, — пробормотал Джейк, но Ыш не отставал. Зажал запястье Джейка в челюстях и дергал из стороны в сторону, иногда покусывая. Отпустил руку, только когда Джейк сел и сонно уставился в залитую лунным светом ночь.

— Луна, — сказал Ыш. Он сидел на полу рядом с Джейком, раскрыв челюсти в улыбке, его глаза ярко блестели. — Луна!

— Да, — шепнул Джейк, потом пальцами закрыл Ышу пасть. — Тихо! — посмотрел на Бенни, лежавшего теперь лицом к стене похрапывая. Джейк подумал, что его не разбудит и взрыв гранаты.

— Луна, — повторил Ыш, уже гораздо тише. Теперь он смотрел в окно. — Луна, луна, луна.

4

Джейк поехал бы на неоседланной лошади, но он хотел взять с собой Ыша, а как ехать с ним без седла, мальчик себе не представлял: при падении Ыш мог сильно разбиться. К счастью, сэй Оуверхолсер дал ему очень смирного пони, который тихонько стоял, не мешая Джейку седлать его. К седлу Джейк привязал спальник, он чувствовал вес «ругера», мог его прощупать, нажимая на спальник. Снял с гвоздя чей-то фартук с просторным карманом на груди, скрутил, превратив в широкий ремень, подпоясался. Ему вдруг вспомнилось, что в теплые дни в его школе некоторые мальчишки вытаскивали подол рубашки из брюк и ходили, точно так же подпоясав ее ремнем. Как и воспоминание о комнате, это находилось далеко-далеко, словно бродячий цирк, который дал представление в городе… и отправился дальше.

«Та жизнь была богаче», — прошептал голос, глубоко в голове.

«Эта жизнь — честнее», — возразил второй голос.

Он верил второму голосу, но на сердце, когда он вывел пони из конюшни и повел вокруг дома, давили грусть и тревога. Ыш шел следом, изредка смотрел на небо и бормотал: «Луна, луна», — но в основном принюхивался к окружающим запахам. Задуманный поход таил в себе немало опасностей. Все-таки предстояло пересечь Девар-Тете Уайе, действовать на берегу Тандерклепа. Джейк это знал, но куда больше его волновала нарастающая сердечная боль. Он думал о Бенни, так радовавшемся, что в «Рокинг Би» у него появился близкий друг. И задавался вопросом, назовет ли Бенни его другом неделю спустя.

— Не имеет значения, — вздохнул Джейк. — Это ка.

— Ка. — Ыш вскинул голову, посмотрел на него. — Луна. Ка, луна. Луна, ка.

— Заткнись, — беззлобно прикрикнул на него Джейк.

— Заткнись ка, — весело ответил Ыш. — Заткнись луна. Заткнись Эйк. Заткнись Ыш. — Давно уже он так много не говорил и, выговорившись, замолчал. Джейк вел лошадь еще десять минут, мимо домика, в котором храпели, вздыхали и пердели наемные работники, за ближайший холм. Там, увидев впереди Восточную дорогу, решил, что дальше можно ехать верхом. Размотал фартук, надел, посадил Ыша в нагрудный карман, вскочил в седло.

5

Он не сомневался, что сразу найдет место, где Слайтман пересек реку, но напомнил себе, что видел его только один раз: Роланд бы сказал, что в столь ответственном деле этого недостаточно. Поэтому прежде всего поднялся на обрыв, где стояла палатка Бенни, нашел гранитный выступ, напомнивший ему корму зарытого в землю корабля. Ыш опять остался наверху, дыша ему в ухо. Джейк тут же нашел и круглый валун с блестящей поверхностью, и сухое бревно, потому что в последнее время дождей не было и река только отступала от берега.

Вернувшись к пони, он привязал его к кусту рядом с тем местом, где стояла палатка, Джейк свел его к воде, посадил Ыша в карман фартука, уселся в седло и направил пони в реку. Вода едва покрывала щетки над копытами. Несколько минут спустя река осталась позади.

Едва оказавшись на дальнем берегу, Джейк почувствовал: что-то изменилось. Луна по-прежнему плыла в чистом небе, но стало как-то темнее. Темнота отличалась от той, что наваливалась на него в Нью-Йорке во время Прыжка, и в голове не звучала мелодия колокольцев, но некое сходство все же было. А еще чувствовалось, тут что-то затаилось, и глаза могут повернуться в его сторону, если он что-то сделает не так и выдаст свое присутствие их хозяевам. Он же пришел на край Крайнего мира. Кожа Джейка покрылась мурашками, его затрясло. Ыш смотрел на него из кармана фартука.

— Все нормально, — прошептал ему Джейк. — Просто надо обвыкнуться.

Он слез с лошади, опустил Ыша на землю, положил фартук в тень большого валуна. Решил, что на этом этапе его поездки фартук ему не потребуется: вновь брать ушастика-путаника на руки он не собирался. От волнения Джейк аж вспотел. В тревоге оглядел противоположный берег — не хотел, чтобы его застали врасплох, но не заметил ничего подозрительного. Однако ощущение, что он не один, оставалось. На этом берегу Девар-Тете Уайе могли жить только злобные твари, в этом Джейк не сомневался. И почувствовал себя гораздо увереннее, когда достал из спальника самодельную кобуру, закрепил на привычном месте и сунул в нее «ругер». С «ругером» он становился другим человеком, который далеко не всегда ему нравился. Но здесь, на дальнем берегу Уайе, мог выжить только этот человек — стрелок.

С востока донесся крик, предсмертный крик женщины. Джейк знал — это горная кошка, он эти крики уже слышал, когда купался в реке с Бенни или рыбачил, но все равно положил руку на рукоятку «ругера» и не убирал, пока крик не смолк. Ыш стоял, согнув передние лапки, наклонив голову, приподняв зад. Обычно это означало, что он не прочь поиграть, но сейчас это было явно не так.

— Все в порядке, — попытался успокоить его Джейк. Вновь порылся в спальнике (седельную суму не взял), пока не нашел кусок материи в красную клетку. Шейный платок Слайтмана-старшего, украденный четыре дня назад: тот снял платок, сев за стол, случайно уронил на пол и забыл про него.

«А я, однако, воришка, — подумал Джейк. — Сначала пистолет отца, теперь шейный платок отца Бенни. Трудно сказать, это шаг вперед или назад».

Ему ответил голос Роланда: «Ты поступаешь так, как должен. Почему бы тебе не перестать бить себя в грудь и не заняться делом?»

Растянув платок руками, Джейк посмотрел на Ыша.

— В кино это всегда срабатывает, — сказал он ушастику-путанику. — Не знаю, как с этим в реальной жизни, особенно по прошествии немалого времени. — Он наклонил платок к Ышу, который вытянул длинную шею и понюхал его. — Найди этот запах, Ыш. Найди и следуй за ним.

— Ыш! — повторил зверек, но остался на месте, глядя на Джейка.

— Давай, глупенький. — Джейк вновь сунул платок ему под нос. — Найди этот запах! Давай!

Ыш дважды крутанулся на месте, потом затрусил на север, вдоль реки. Иногда опускал нос к скальному грунту, но куда больше его интересовали доносящиеся издалека крики горных кошек. Джейк наблюдал за ним, и его надежда таяла, как весенний снег на солнцепеке. С другой стороны, он видел, куда шел Слайтман. И, наверное, сам мог взять нужное направление, уйти от реки, посмотреть, что там можно увидеть.

Ыш развернулся, направился к Джейку, остановился. Принюхался более тщательно. В этом месте Слайтман вышел из воды? Возможно. Ыш тихонько зарычал и двинулся направо, на восток. Проскользнул между двух валунов. Джейк — надежда тут же вернулась — сел на лошадь и последовал за ним.

6

Джейку потребовалось совсем немного времени, чтобы понять, что Ыш идет по тропе, проложенной по каменистой земле этой холмистой, выжженной солнцем местности. Вскоре ему на глаза стали попадаться признаки технологической цивилизации: бухта окислившегося электрического провода, наполовину ушедший в землю трансформатор, осколки стекла. В тени, отбрасываемой в лунном свете большим валуном, Джейк заметил целую бутылку. Слез с пони, поднял ее, осушенную бог знает сколько десятилетий (или столетий) тому назад, осмотрел. Увидел на боковой поверхности знакомое слово: «Нозз-А-Ла».

— Напиток, который везде пьют обманщики, — пробормотал Джейк и положил бутылку под валун. Рядом валялась смятая пачка сигарет. Мальчик расправил ее, увидел нарисованную на ней женщину с красными губами и в красной шляпке. Сигарету она держала двумя длиннющими пальцами. Прочитал название сигарет: «ВЕЧЕРИНКА».

Ыш застыл в десяти или двенадцати ярдах впереди, оглянувшись через плечо.

— Уже иду, — успокоил его Джейк.

Другие тропки вливались в ту, по которой Ыш шел, а он ехал, и Джейк понял, что это продолжение Восточной дороги. Кое-где он видел следы сапог и другие, поменьше, но более глубокие. Следы встречались под высокими скалами, там, где их не мог замести ветер. Он догадался, что следы от сапог оставлены Слайтманом, меньше размером и более глубокие — Энди. Других не было. Но им предстояло появиться в самом ближайшем будущем. Следам серых лошадей Волков, скачущих с востока. И Джейк полагал, что они оставят за собой глубокие следы. Столь же глубокие, как следы Энди.

Впереди тропа взбегала на холм. На вершине с обеих сторон стояли бесформенные кактусы с толстыми отростками, торчащими во все стороны. Ыш там остановился, глядя вниз, вроде бы улыбался. Приблизившись к нему, Джейк уловил запах кактусов. Резкий, горьковатый. Запах этот напомнил ему о мартини отца.

Джейк остановил лошадь рядом со зверьком, тоже посмотрел вниз. У подножия холма увидел уходящую вправо разбитую бетонку. Сдвижные ворота оставались наполовину раскрытыми с незапамятных времен, должно быть, еще до того, как Волки начали совершать набеги на пограничные Кальи и увозить детей. За воротами высилось здание с полукруглой металлической крышей. По стене тянулись маленькие окошки, и у Джейка учащенно забилось сердце: они светились. Такой ровный белый свет не могли дать ни свечи, ни лампы накаливания (Роланд вроде бы называл их «искросветами»). Такой свет давали только флюоресцентные лампы. В нью-йоркской жизни флюоресцентные лампы ассоциировались у него чаще всего с неприятным: гигантскими магазинами, где все продавалось, но никогда не удавалось найти нужное тебе; сонными уроками в школе, когда учитель что-то бубнил о торговых путях Древнего Китая или полезных ископаемых Перу, за окном лил дождь и казалось, звонок об окончании занятий никогда не прозвенит; кабинетами врачей, где он сидел в одних трусах, дрожащий от холода, зная, что дело определенно закончится очередным уколом.

Сегодня, впрочем, этот свет подбодрил его.

— Хороший мальчик! — похвалил он ушастика-путаника.

Но зверек, вместо того чтобы, как обычно, повторить последние слог или два последнего слова, посмотрел на спину Джейка и зарычал. В этот самый момент дернулась и нервно заржала лошадь. Джейк потянул за уздечку и вдруг осознал, что горьковатый (и не то чтобы совсем уж неприятный) запах джина и можжевельника усилился. Повернувшись, увидел, как к нему тянутся два утыканных иголками отростка кактуса, что находился по правую руку. Раздался неприятный хруст и капельки белого сока побежали по основному стволу кактуса. Иглы показались Джейку очень уж злобными и зловещими. Похоже, кактус учуял его и задумал съесть.

— Пошли, — шепнул он Ышу и сдавил бока лошади. Этого вполне хватило, чтобы она резво спустилась с холма, к зданию со светящимися окнами. Ыш бросил недоверчивый взгляд на движущийся кактус и поспешил следом.

7

У бетонной дороги Джейк остановил пони. В пятидесяти ярдах дорогу (а в том, что это дорога, двух мнений быть не могло) пересекали рельсы, тянувшиеся к Девар-Тете Уайе и пересекавшие ее по низкому мосту. Мост этот местные жители называли «переправой». А старики, по словам Каллагэна, «дьявольской переправой».

— Поезда, что привозят рунтов из Тандерклепа, катятся по этим рельсам, — прошептал он Ышу. Чувствовал ли зверек притяжение Луча? Джейк точно чувствовал. У него возникло предчувствие, что уйдут они из Кальи Брин Стерджис (если уйдут) именно по этим рельсам.

Он задержался еще на мгновение, вытащил ноги из стремян и направил пони по разбитой бетонке к зданию. Джейк решил, что выглядит оно, как куонсетский ангар на какой-нибудь военной базе. Ыш, с его короткими лапами, с большим трудом продвигался по выбоинам. Да и для лошади дорога эта представляла собой немалую опасность. Поэтому, миновав ворота, Джейк спешился и огляделся в поисках места, где привязать лошадь. Подходящие кусты росли у ворот, но в голове мелькнула мысль, что не стоит оставлять лошадь на самом виду. Он повел пони в сторону от бетонки, на твердый сланец, обернулся, бросил Ышу:

— Подожди меня!

— Ня! Ыш! Эйк!

Джейк нашел кусты, росшие за грудой валунов, невидимые ни с бетонки, ни с тропы, по которой они приехали. Вот это место его вполне устроило, он привязал пони, погладил по длинной шелковистой морде.

— Скоро вернусь. Будешь вести себя хорошо?

Пони выдохнул через ноздри и вроде бы кивнул. Что в общем-то ничего не значило, и Джейк это прекрасно понимал. Он вообще, возможно, зря прятал лошадь. Однако лучше перестраховаться, чем потом сожалеть о собственном легкомыслии. Поспешил к бетонке, подхватил Ыша на руки. И в этот момент вспыхнули яркие прожектора, буквально пригвоздив его к земле. Держа Ыша одной рукой, Джейк поднял вторую, чтобы прикрыть глаза. Ыш жалобно выл и моргал.

Но никто не закричал: «Стой», никто не потребовал предъявить документы, лишь ветер шелестел листвой. Прожектора включились по сигналу датчиков, уловивших движение на бетонке, догадался Джейк. Что за этим последует? Загремят пулеметы, управляемые диполярными компьютерами? На него набросятся маленькие, но смертельно опасные роботы, вроде тех, которых расстреляли Роланд, Эдди и Сюзанна на поляне, где начинался Луч? Тот самый Луч, по которому они сейчас и идут. Или сверху свалится огромная сеть, как в том фильме про джунгли, что он видел по ти-ви?

Джейк поднял голову. Никакой сети. И никаких пулеметов. Он двинулся дальше, лавируя между самыми выбоинами, перепрыгнул через глубокий провал. После него выбоины практически исчезли, пусть трещин и хватало. Джейк опустил Ыша на бетон.

— Дальше пойдешь сам. Ты, однако, тяжелый. Следи за весом, а не то сдам тебя в «Уэйт уочерс»[77].

Он смотрел прямо перед собой, щурясь, прикрывая глаза рукой от яркого света. Прожектора висели под самой крышей куонсетского ангара. В их свете он отбрасывал длинную черную тень. На земле Джейк увидел трупы горных кошек, два слева, два справа. От трех остались только скелеты, четвертая еще не успела разложиться. Он отметил, что рана слишком большая для пули. Подумал, что кошку убили стрелой, выпущенной из арбалета. От сердца чуть отлегло. Современное ему или оружие будущего здесь, похоже, не использовалось. Однако только безумец не вернулся бы сначала к реке, а потом в Калью. А кто, скажите на милость, он?

— Безумец, — ответил Джейк на свой же вопрос.

— Умец, — поддакнул Ыш у сапога Джейка.

Минутой позже они уже подошли к двери. Над ней крепилась изрядно заржавевшая стальная табличка с надписью:

СЕВЕРНЫЙ ЦЕНТР ПОЗИТРОНИКИ, ЛТД

СЕВЕРО-ВОСТОЧНЫЙ КОРИДОР

КВАДРАТ ДУГИ

АВАНПОСТ 16

ВТОРОЙ УРОВЕНЬ БЕЗОПАСНОСТИ

ВХОД ПО РЕЧЕВОМУ ПАРОЛЮ

На самой двери, только на двух винтах (еще два вывалились), висела другая табличка. «Это шутка? — подумал Джейк. — Прозвище?» Чуточку одного и капелька другого? Кто мог ответить на этот вопрос? Табличка провисела бог знает сколько лет, буквы едва проступали сквозь ржавчину, но Джейк все-таки прочитал текст:

ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ В «ДОГАН»

8

Джейк предположил, что дверь заперта, и не ошибся. Рычаг-рукоятка поднималась и опускалась лишь на самую малость. Он догадался, что в стародавние времена, новенькой, она бы не сдвинулась ни на йоту. Слева от двери Джейк заметил ржавую стальную панель с кнопкой и решеткой микрофона. Под решеткой прочитал: «УСТРОЙСТВО РЕЧЕВОГО ВВОДА». Джейк потянулся к кнопке, и внезапно прожектора погасли, оставив его, как сначала показалось, в кромешной тьме. «Прожектора управляются таймером, — подумал он, дожидаясь, пока глаза привыкнут к темноте. — И таймер установлен на короткий промежуток. А может, он не может долго работать, устал, как и все остальное, оставленное Древними людьми».

Наконец глаза приспособились к лунному свету, и он вновь увидел панель с кнопкой. А каким должен быть речевой пароль, догадывался. Поэтому решительно нажал на кнопку.

— ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ НА АВАНПОСТ 16 КВАДРАТА ДУГИ, — раздался голос. Джейк подпрыгнул, едва подавив крик. Он ожидал услышать голос, но не предполагал такого совпадения с голосом Блейна Моно. — В АВАНПОСТЕ ПОДДЕРЖИВАЕТСЯ ВТОРОЙ УРОВЕНЬ БЕЗОПАСНОСТИ. ПОЖАЛУЙСТА, ПРОИЗНЕСИТЕ ПАРОЛЬ. У ВАС ДЕСЯТЬ СЕКУНД. ДЕВЯТЬ… ВОСЕМЬ.

— Девятнадцать.

— ПАРОЛЬ НЕПРАВИЛЬНЫЙ. У ВАС ЕСТЬ ЕЩЕ ОДНА ПОПЫТКА. ПЯТЬ… ЧЕТЫРЕ… ТРИ…

— Девяносто девять.

— СПАСИБО.

Что-то щелкнуло, дверь открылась.

9

Джейк и Ыш вошли в помещение, напомнившее Джейку огромный зал управления под городом Ладом. Роланд пронес его по этому залу, следуя за стальным шаром, который вел их к колыбели Блейна. Тут помещение было куда как поменьше, но пульты управления и приборные панели выглядели точно так же. Перед некоторыми даже стояли стулья на колесиках, чтобы люди могли передвигаться от пульта к пульту, не вставая. Ощутимо чувствовался приток свежего воздуха, до Джейка долетал и скрежет машин, гнавших его в ангар. Три четверти панелей светились, но остальные, темные, вышли из строя. Машинерия состарилась и устала, в этом он не ошибся. В углу сидел лыбящийся скелет в лохмотьях военной формы.

Одну сторону ангара занимали телевизионные мониторы. Что-то похожее Джейк видел и в кабинете отца, но там стояли только три монитора, по одному на каждую из главных телевещательных компаний, а здесь… он сосчитал. Тридцать. На трех все мельтешило, на двух быстро бежали кадры, четыре не работали вовсе. Но двадцать один показывал разные «картинки», и Джейк переводил взгляд с одного экрана на другой со все возрастающим изумлением. На пяти или шести он видел различные участки пустыни, в том числе и вершину холма, охраняемую двумя бесформенными кактусами. На двух — «Доган», со стороны бетонной дороги и сзади. Расположенные под ними три экрана — внутренние помещения «Догана». Один — то ли камбуз, то ли кухня. Второй — маленькая казарма на восемь коек (на одной из них, верхней, Джейк заметил еще один скелет). Третий — то самое помещение с экранами, в котором находился Джейк. Камера была под самым потолком, так что Джейк увидел и себя, и Ыша. На одном экране рельсы тянулись от «Догана» вдаль. На другом — сверкала под лунным светом Маленькая Уайе. Крайний справа показывал переправу с уложенными на ней рельсами.

Но больше всего поразили Джейка «картинки» восьми оставшихся экранов. Один показывал магазин Тука, в это время, само собой, темный, запертый на все замки. Один — Павильон. Два — Главную улицу Кальи. Еще один — церковь Непорочной Богоматери. Шестой — гостиную в доме священника. Комнату внутри дома! Джейк видел на экране спящего кота Каллагэна. Два последних показывали, как предположил Джейк, поселение Мэнни (сам он там никогда не был).

«Но где же, черт возьми, установлены камеры? — подумал Джейк. — Как вышло, что их никто не видит?»

Потому что они маленькие, предположил он. И потому что они спрятаны. «Улыбнитесь. Вас снимает скрытая камера»[78].

Но церковь… дом священника… эти здания появились в Калье несколько лет тому назад. И гостиная! Камера в доме! Кто мог установить там камеру и когда?

Когда — Джейк сказать не мог, а вот насчет кто… Пожалуй, он знал, кто мог это сделать. Слава Богу, они совещались, главным образом, на заднем крыльце или на лужайке. Но все равно, как много знают Волки… или их хозяева? Что записали машины, находившиеся внутри дома священника?

И что передали?

Джейк ощутил боль в руках, и только тут понял, что ногти впились в ладони, так сильно он сжал кулаки. Не без труда ему удалось разжать пальцы. ОН все время ждал, что из динамиков громкой связи раздастся голос, голос Блейна, и спросит, а что, собственно, он тут делает. Но голоса тишину зала не нарушали. Лишь мерно гудело работающее оборудование да шумели, изредка скрежеща, вентиляторы. Джейк глянул на дверь и увидел, что ее закрыл пневматический доводчик. Об этом он не волновался, полагая, что с этой стороны дверь откроется легко. Если нет, добрые две девятки помогут ему выбраться из ангара. Он вспомнил, как представлялся местным жителям в тот вечер в Павильоне. Вечер, от которого его уже отделяла целая вечность. «Я — Джейк Чемберз, сын Элмера, из рода Эльда, — сказал он им. — Ка-тет Девяносто девяти». Почему так сказал? Он этого не знал. Знал только одно: совпадения вновь начали проявляться. В школе мисс Эйвери прочитала им стихотворение «Второе пришествие» Уильяма Батлера Йитса. В нем шла речь о ястребе, который летал в небе по расширяющейся спирали, как объяснила мисс Эйвери, разновидности круга. Вот и здесь все шло по спирали, а не по кругу. Только для ка-тета Девятнадцати (или Девяносто девяти, почему-то Джейк думал, что это одно и то же) спираль эта сужалась, по мере того как мир вокруг него становился древнее, разбалтывался, ломался, терял свои части. Они словно попали в тот самый смерч, унесший Дороти в страну Оз, где жили настоящие колдуньи и правили шарлатаны. И Джейк не видел ничего удивительного в том, что они будут снова и снова видеть одно и то же, чаще и чаще, потому что…

Его глаз уловил движение на одном из экранов. Джейк посмотрел на него и увидел отца Бенни и Энди, робота-посыльного (со многими другими функциями), поднявшихся на вершину холма, охраняемую часовыми-кактусами. Усеянные иглами отростки-руки выдвинулись вперед, чтобы перекрыть дорогу и, возможно, насадить на иглы добычу. Энди, однако, мог не бояться иголок. Он махнул рукой и обрубил один из отростков. Отросток упал на землю, сочась белым соком. Может, это и не сок, подумал Джейк. Может, это кровь. В любом случае второй кактус, по другую сторону дороги, торопливо отшатнулся. Энди и Бен Слайтман остановились, возможно, чтобы обсудить нападение кактусов. Глядя на экран, нельзя было определить, движутся губы человека или нет.

Джейка охватила жуткая, перехватывающая дыхание паника. Тело налилось свинцом, словно он разом перенесся на Сатурн или Юпитер. Легкие отказывались дышать. «То же самое, должно быть, почувствовала Златовласка, — подумал он, — когда проснулась в маленькой кроватке и услышала, как в дом вошли три медведя». Он не ел каши, не ломал стульчик медвежонка, но знал слишком много секретов. Впрочем, они слились в один секрет. Чудовищный секрет.

Теперь они спускались с холма. Направлялись к «Догану».

Ыш озабоченно смотрел на мальчика, максимально вытянув длинную шею, но Джейк его практически не видел. Перед глазами расцвели черные цветы. Еще чуть-чуть, и он грохнется в обморок. Они найдут его распростертым на полу. Ыш попытается его защитить, но, если Энди не сможет разобраться с ушастиком-путаником, с ним разберется Бен Слайтман-старший. У двери лежали четыре дохлые горные кошки, и по меньшей мере одну из них отец Бенни уложил из своего верного арбалета. Так что с маленьким лающим ушастиком-путаником он справится без труда.

Такой ты, значит, у нас трус? — спросил в голове голос Роланда. — Зачем им убивать такого труса, как ты? Они просто отправят тебя на запад, в компанию к тем, кто забыл лица своих отцов.

Эта мысль привела его в чувство. Он глубоко вдохнул. Начал втягивать в себя воздух, пока легкие не раздулись по максимуму, до боли. Шумно выдохнул. Отвесил себе крепкую затрещину.

— Эйк! — воскликнул Ыш, с упреком, просто в шоке.

— Все нормально. — Джейк посмотрел на мониторы, показывающие кухню и казарму, сделал выбор в пользу последней. На кухне прятаться было просто негде. В казарме он мог найти чулан — а если нет? Об этом думать не хотелось.

— Ыш, за мной, — и пересек гудящий зал, залитый ровным белым светом.

10

В казарме пахло древними пряностями: корицей и гвоздикой. Джейк задался вопросом, не этот ли запах встретил археологов, когда они впервые попали в подземелья под пирамидами? С верхней полки в углу ему улыбался скелет, словно приветствовал дорогого гостя. «Приляг, странник, отдохни. Я вот давно тут лежу». На его ребрах висела паутина, и Джейк задался еще одним вопросом: а сколько поколений пауков вывелись в этой грудной клетке? На другой койке, на подушке, лежала челюсть, которая вызвала у Джейка жуткое воспоминание. Однажды, в том мире, где он умер, стрелок нашел такую же. И использовал ее.

В голове вертелись еще два вопроса и вызрело одно решение. Вопрос первый: сколько времени понадобится им, чтобы войти в ангар? Вопрос второй: найдут ли они пони? Если б Слайтман приехал на лошади, его дружелюбный пони, в этом Джейк не сомневался, обязательно бы приветственно заржал. К счастью, Слайтман пришел на своих двоих, как и в прошлый раз. Джейк и сам бы пришел пешком, если б знал, что его цель так близко от реки. Впрочем, тайком покидая «Рокинг Би», он понятия не имел, а есть ли у него цель.

Решение вызрело следующее: убить и железного человека, и того, что из плоти и крови, если они его найдут. И если ему это удастся. С Энди могли возникнуть проблемы, но он полагал, что слабое место робота — выпученные глаза из синего стекла. Если он сможет ослепить робота…

«Даст Бог — будет и вода, — прокомментировал его мысли стрелок, который, похоже, поселился в его голове, на счастье или на горе Джейка. — Сейчас твоя задача — спрятаться, если сможешь. Где?»

Не на койках. Они видны на мониторе и едва ли ему удастся прикинуться скелетом. Под одной из двух дальних нижних? Рискованно, но может сработать… если…

Джейк заметил другую дверь. Прыгнул к ней. Повернул рычаг-рукоятку. Чулан. Чуланы — идеальное место для тех, кому надо спрятаться, но этот от пола до потолка набили каким-то старым электронным оборудованием. Что-то высыпалось на пол.

— Черт, — прошипел он, собрал все, что вывалилось, затолкал обратно, закрыл дверь. Что ж, придется лезть под одну из коек…

— ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ НА АВАНПОСТ 16 КВАДРАТА ДУГИ, — прогремел записанный в незапамятные времена голос. Джейк вздрогнул и тут же увидел еще одну дверь, слева от себя, приоткрытую. Посмотреть, что за дверью, или нырять под койку? Он мог выбрать только один вариант, на оба времени бы не хватило. — В АВАНПОСТЕ ПОДДЕРЖИВАЕТСЯ ВТОРОЙ УРОВЕНЬ БЕЗОПАСНОСТИ…

Джейк выбрал дверь, и, как оказалось, правильно, потому что Слайтман не стал слушать всю запись, ответил сразу: «Девяносто девять», — динамики громкой связи многократно усилили его голос, и контрольное устройство тут же поблагодарило его.

За дверью оказался еще один чулан, на этот раз пустой, с двумя или тремя ветхими рубашками и пончо, висевшими на крючках у дальней стены. В воздухе хватало пыли, и Ыш, переступая порог, трижды чихнул.

Джейк опустился на колено, обнял Ыша за длинную шею.

— Больше не чихай, а не то нас убьют. Сиди тихо, Ыш.

— Ихо Ыш, — прошептал в ответ ушастик-путаник и подмигнул. Джейк потянулся к двери и прикрыл ее, оставив щель в пару дюймов, как и было раньше. Он, во всяком случае, на это надеялся.

11

Он слышал их хорошо… слишком хорошо. Джейк уже понял, что ангар напичкан микрофонами и динамиками. Его это не радовало. Потому что, если он и Ыш могли слышать их…

Говорили они о кактусах, вернее, говорил Слайтман. Ему хотелось знать, чего это вдруг они проявили такую агрессивность.

— Дело почти наверняка в горных кошках, сэй, — самодовольно ответил Энди. Эдди говорил, что Энди напоминает ему робота Си3ПиО в «Звездных войнах», фильме, которого Джейк ждал с нетерпением. Разминулся с ним меньше чем на месяц. — У них сейчас сезон спаривания, знаешь ли.

— Какое там спаривание? Или ты говоришь мне, что эти чертовы кактусы не могут отличить горную кошку от добычи, которую они могут поймать и съесть? Кто-то прошел по этой дороге, уж поверь мне. И недавно.

Страшная мысль мелькнула в голове Джейка: а если пол в «Догане» пыльный? Он-то таращился на приборные панели и мониторы. Впрочем, если он и Ыш оставили следы, эти двое их уже заметили. И могли притворяться, что ведут разговор о кактусах, а на самом деле подкрадывались к двери казармы.

Джейк вытащил «ругер» из кобуры, держа в правой руке, положил большой палец на рычажок предохранителя.

— Нечистая совесть превращает нас всех в трусов. — Голос Энди оставался таким же самодовольным. — Это мое вольное изложение…

— Заткнись, мешок с болтами, — рявкнул Слайтман. — Я… — и тут же вскрикнул от боли. Джейк почувствовал, как напрягся Ыш. Тихонько зарычал. Джейк сдавил ему пасть.

— Отпусти! — крикнул Слайтман. — Отпусти меня!

— Разумеется, сэй Слайтман, — сочувственно ответил Энди. — Я только нажал на маленький нерв твоего локтя, знаешь ли. Боль скоро пройдет, потому что приложенная сила не превышала двадцати фунтов на квадратный фут.

— Зачем ты это сделал? — В голосе Слайтмана слышалась обида. — Разве я не выполняю все твои требования, и даже больше? Разве я не рискую жизнью ради своего мальчика?

— Не говоря уже о некоторых радостях жизни, — промурлыкал Энди. — Очках… музыкальной машине, которую ты прячешь на дне седельной сумки… и, разумеется…

— Ты знаешь, почему я это делаю и что будет со мной, если меня выведут на чистую воду, — ответил Слайтман. Жалобные завывания исчезли из его голоса, в нем слышались достоинство и усталость. Джейку такая перемена не понравилась. Если уж он выберется отсюда и разоблачит предателя, ему хотелось, чтобы это был злодей. — Да, кое-что мне перепало, это правда, и я говорю спасибо тебе. Очки, чтобы я мог лучше разглядеть людей, с которыми прожил всю жизнь, а теперь предаю. Музыкальная машина, чтобы я не слышал голоса совести, о которой ты так походя упомянул, и мог спать по ночам. А потом ты щипаешь меня за локоть, после чего я чувствую, как мои глаза просто вываливаются из орбит.

— Я позволяю это другим. — Голос Энди тоже изменился. Напомнил Джейку о Блейне. Что бы произошло, услышь такой голос Тиан Джеффордс? Воун Эйзенхарт? Оуверхолсер? Остальные жители Кальи? — Они постоянно сыпят мне на голову горячие угли, и я не протестую, не даю должного отпора. «Иди сюда, Энди. Иди туда, Энди. Прекрати это глупое пение, Энди. Заткни пасть, Энди. Не говори нам о будущем, потому что мы не хотим о нем слышать». Вот я и не говорю ни о чем, за исключением Волков, потому что вот тут они меня слушают и становятся грустными. Поэтому и говорю. Для меня каждая их слеза — золотой самородок. «Ты — всего лишь глупая жестянка, набитая проводами и поблескивающая лампочками, — говорят они. — Скажи нам, какая будет погода, спой колыбельную нашему малышу, а потом проваливай». И я им это позволяю. Я же глупый Энди, игрушка каждого ребенка и всегда мишень для крепкого словца. Но от тебя я такого не потерплю, сэй. Ты собираешься и дальше жить в Калье, как минимум еще несколько лет после того, как уйдут Волки, не так ли?

— Ты знаешь, что собираюсь, — ответил Слайтман так тихо, что Джейк едва его расслышал. — И я этого заслуживаю.

— Ты и твой сын будете жить в Калье. Такое может случиться, но зависит это не только от смерти пришельцев. Зависит это и от моего молчания. Если ты хочешь, чтобы я молчал, относись ко мне с должным уважением.

— Это абсурд, — после короткой паузы ответил Слайтман. И Джейк, сидя в чулане, полностью с ним согласился. Робот, требующий уважения… конечно же, это абсурд. Как и гигантский медведь, патрулирующий пустующий лес, как и головорез, пытающийся раскрыть тайны диполярных компьютеров, как и поезд, живущий только для того, чтобы слышать и разгадывать новые загадки. — А кроме того, послушай, прошу тебя, как я могу уважать тебя, если не питаю к себе ни малейшего уважения?

В ответ раздался механический щелчок, очень громкий. Аналогичный звук издал Блейн, когда почувствовал, как абсурд наваливается на него, грозя сжечь логические цепочки. А потом Джейк услышал голос Энди:

— Нет ответа, девятнадцать. Выходи на связь и докладывай, сэй Слайтман. И покончим с этим.

— Хорошо.

Тридцать или сорок секунд чьи-то пальцы бегали по клавиатуре, а потом раздался пронзительный трескучий свист, от которого Джейк поморщился, а Ыш заскулил. Джейк таких звуков никогда раньше не слышал: его «извлекли» из Нью-Йорка 1977 года, так что слово модем для него ровным счетом ничего не значило.

Свист разом оборвался. На мгновение установилась тишина, сменившаяся голосом: «ЭТО АЛГУЛ СЬЕНТО[79]. ФИНЛИ О’ТЕГО НА СВЯЗИ. ПОЖАЛУЙСТА, НАЗОВИТЕ ПАРОЛЬ. У ВАС ДЕСЯТЬ СЕ…»

— Суббота, — ответил Слайтман, и Джейк нахмурился. Слышал ли он в этом мире название первого дня уик-энда? Скорее нет, чем да.

— СПАСИБО. АЛГУЛ СЬЕНТО ПРИЗНАЕТ ПАРОЛЬ. ЛИНИЯ СВЯЗИ ОТКРЫТА, — вновь пронзительно свистнуло. — ДОКЛАДЫВАЙТЕ, СУББОТА.

Слайтман сообщил, как наблюдал за Роландом и «молодым стрелком», которые поднялись к Пещере голосов, где теперь появилась какая-то дверь, скорее всего используемая Мэнни. Сказал, что использовал дальнозор, а потому все хорошо видел…

— Телескоп, — самодовольно вставил Энди. — Эти устройства называются телескопами.

— Ты хочешь докладывать вместо меня? — Голос Слайтмана сочился сарказмом.

— Извини, — ответил Энди-страдалец. — Извини, извини, продолжай, продолжай, я говорю спасибо тебе.

Возникла пауза. Джейк мог представить себе, как Слайтман сверлит взглядом робота, для чего бригадиру ковбоев пришлось бы сильно задрать голову, дабы смотреть при этом Энди в глаза. Наконец он продолжил:

— Они оставили лошадей внизу и пешком поднялись по тропе. С собой несли розовый мешок, который передавали друг другу. Чувствовалось, в мешке лежало что-то тяжелое. Что-то с прямыми углами. Я разглядел это в телескоп-дальнозор. Могу я высказать два предположения?

— ДА.

— Во-первых, они могли переносить в пещеру две или три наиболее ценные книги отца Каллагэна. Если это так, следует послать туда Волка после завершения основной миссии.

— ЗАЧЕМ? — холодный, нечеловеческий голос, Джейк в этом не сомневался. Голос этот вызывал у него дрожь в коленках, нагонял страх.

— В качестве наглядного примера. — Ответ казался Слайтману очевидным. — Чтобы проучить священника!

— ОЧЕНЬ СКОРО НЕОБХОДИМОСТЬ В НАГЛЯДНЫХ УРОКАХ СВЯЩЕННИКУ ОТПАДЕТ, — сказал голос. — КАКОВА ВТОРАЯ ТВОЯ ДОГАДКА?

Когда Слайтман заговорил вновь, чувствовалось, что он потрясен. Джейк очень надеялся, что ответ Финли потряс этого паршивого предателя. Конечно, он защищал сына, своего единственного сына, но почему думал, что это давало ему право…

— Возможно, в мешке лежали карты, — ответил Слайтман. — Я долго думал и пришел к выводу, если у человека есть книги, у него могут быть и карты. Возможно, он отдал им карты Восточных регионов, карты, которые позволят им добраться до Тандерклепа. Они не скрывают, что идут туда. Но эти карты едва ли принесут им пользу, даже если стрелки и останутся живы. В следующем году север будет на востоке, а годом позже поменяется местами с югом.

Сидя в темном чулане, Джейк вдруг смог увидеть Энди, наблюдающего, как Слайтман докладывает об увиденном и услышанном. Синие электрические глаза Энди мерцали, вспыхивали и гасли. Слайтман этого не знал, никто в Калье не знал, что это мерцание заменяло роботу DNF-44821-V-63 смех. Энди смеялся над Слайтманом.

«Потому что он знает, — подумал Джейк. — Знает, что лежало в мешке. Готов поспорить на пачку печенья, знает».

Мог ли он с уверенностью это утверждать? Мог прикоснуться к мозгу робота, как прикасался к мозгу людей?

«Если робот способен думать, — раздался в его голове голос стрелка, — с этим у тебя не должно возникнуть проблем».

Ну… возможно.

— Как бы то ни было, их поход в Пещеру голосов — весьма убедительное доказательство, что они собираются спрятать детей в тех местах, — продолжил Слайтман. — Но я уверен, что пещеру они подобрали другую.

— Да, да, конечно, другую. — Голос Энди сохранил прежние интонации, но Джейк подумал, что мерцание глаз участилось. — Слишком много голосов в этой пещере, они могут испугать детей. Точно испугают!

DNF-44821-V-63, робот-посыльный. Посыльный! Можно обвинять в предательстве Слайтмана, но разве Энди в чем-то виновен? Он выполнял свою основную функцию, четко пропечатанную на его груди, где ее видели все и каждый. И куда же мы только смотрели? Господи!

Отец Бенни тем временем продолжал докладывать Финли О’Тего, который пребывал в некоем месте, именуемом Алгул Сьенто.

— Шахта, которую он показывал нам на карте, нарисованной близнецами Тавери, называется «Глория» и находится менее чем в миле от Пещеры голосов. Но я уверен, что он не собирается прятать там детей. Хочешь, я выдвину еще одно предположение?

— ДА.

— В русло сухой реки, которое идет к «Глории», в четверти мили к югу от нее вливается другое сухое русло. Оно упирается еще в одну старую шахту, «Красную птицу-2». Их дин утверждает, что спрячет детей в «Глории», и я думаю, он повторит эти слова на общем собрании. Оно должно пройти в конце недели, когда он попросит разрешения выступить против Волков. Но я уверен: на самом деле он спрячет их в «Красной птице». Поставит на страже Сестер Орисы, у входа в пещеру и над ней, и мой тебе совет, нельзя недооценивать этих женщин.

— СКОЛЬКО ИХ БУДЕТ?

— Думаю, пять, если он включит Сари Адамс. Плюс мужчины с арбалетами. Коричневая тоже будет бросать тарелки, и я слышал, получается у нее неплохо. Может, лучше, чем у других. Но, так или иначе, мы знаем, где будут находиться дети. Спрятать их в таком месте — ошибка, но он этого не знает. Он опасен, но мозги у него заржавели. Возможно, такая стратегия уже приносила ему успех.

Естественно, приносила, в каньоне Молнии, против людей Латиго.

— Теперь главное выяснить, где в момент прихода Волков будут находиться он сам, молодой стрелок и мальчик. Возможно, он скажет об этом на собрании. Если нет, то потом он может сказать Эйзенхарту.

— ИЛИ ОУВЕРХОЛСЕРУ?

— Нет, Эйзенхарт пойдет с ним. Оуверхолсер — нет.

— ТЫ ДОЛЖЕН ВЫЯСНИТЬ, ГДЕ ОНИ БУДУТ НАХОДИТЬСЯ.

— Знаю, — ответил Слайтман. — Мы выясним, Энди и я, а потом еще раз вернемся в это проклятое место. После этого, клянусь леди Орисой и Человеком-Иисусом, будем считать, что я свои обещания выполнил. Можем мы идти?

— Через минуту, сэй, — ответил Энди. — Ты знаешь, я должен передать свое послание.

Опять послышался пронзительный трескучий свист. Джейк стиснул зубы, дожидаясь, пока он утихнет. Наконец воцарилась тишина. Финли О’Тего оборвал связь.

— Мы можем идти? — вновь спросил Слайтман.

— Если у тебя нет необходимости задержаться, то да, — ответил Энди.

— Ты не замечаешь здесь никаких изменений? — внезапно спросил Слайтман, и Джейк почувствовал, как внутри у него все похолодело.

— Нет, — ответил Энди, — но я питаю глубокое уважение к человеческой интуиции. Ты руководствуешься интуицией, не так ли, сэй?

Пауза, как показалось Джейку, затянулась на целую минуту, хотя он понимал, что на самом деле заняла она лишь несколько секунд.

— Нет, — наконец ответил Слайтман. — Наверное, я нервничаю, потому что развязка близка. Господи, скорее бы все закончилось. Как я это ненавижу!

— Ты поступаешь правильно, сэй. — Джейк не знал, как воспринял эти слова Слайтман, но его самого сочувственный тон Энди заставил стиснуть зубы. — Для тебя этот выбор единственно правильный. Не твоя вина, что во всей Калье Брин Стерджис только у тебя из двух близнецов в живых остался один, не так ли? Я знаю песню как раз об этом. Может, ты хочешь ее послушать…

— Заткнись! — сдавленным голосом просипел Слайтман. — Заткнись, механический дьявол! Я продал тебе душу, разве этого недостаточно? Неужто надо мной еще нужно и насмехаться?

— Если я тебя обидел, я извиняюсь от всего моего гипотетического сердца, — ответил Энди. — Другими словами, прошу прощения. — Вроде бы голос звучал искренне. Без всяких задних мыслей. Но Джейк не сомневался, что при этом глаза Энди вспыхивали и гасли в приступах синего смеха.

12

Заговорщики отбыли. Из динамиков громкой связи полилась какая-то странная, бессмысленная мелодия (бессмысленная, во всяком случае, для Джейка), а потом в ангаре воцарилась тишина. Он ждал, что сейчас они увидят его пони, вернутся, устроят обыск, найдут его, убьют. Сосчитал до ста двадцати, но поскольку они так и не вернулись в «Доган», поднялся (из-за огромной дозы выплеснутого в кровь адреналина ноги едва держали его) и вернулся в большой зал. Посмотрел на монитор, камера которого показывала вершину холма, и увидел, как гости «Догана» прошли между кактусами. На этот раз они не шевельнулись. Наверное, запомнили полученный урок. Джейк наблюдал, как они уходят все дальше и дальше, механически отметил несоответствие их роста. Если бы их увидел на улице его отец, то наверняка определил бы в какое-нибудь шоу. Так Элмер Чемберз понимал шутку.

Как только сладкая парочка скрылась из виду, Джейк посмотрел на пол. Конечно же, никакой пыли. Никакой пыли и никаких следов. Он бы увидел пыль, когда вошел. И уж конечно, ее увидел бы Роланд. Роланд всегда все видел.

Джейку хотелось поскорее уйти, но он заставил себя подождать. Если б они увидели вдруг включившиеся прожекторы, управляемые датчиками, реагировавшими на движение, то могли бы предположить, что мимо «Догана» пробежала горная кошка, но могли и вернуться. Чтобы скоротать время, он прогулялся вдоль пультов управления и приборных панелей. Большинство устройств изготовила «Промышленная компания ЛаМерка», но встречались и знакомые логотипы «GE»[80] и «IBM», плюс незнакомый ему — «Microsoft». На всех устройствах и приборах с этими логотипами он нашел еще одну надпись: «Made in USA». На изделиях, произведенных «Промышленной компанией ЛаМерка», такая надпись отсутствовала.

Он не сомневался, что некоторые из клавиатур, всего их было больше двух десятков, контролировали компьютеры. А для чего служила остальная техника? Какая ее часть по-прежнему работала? Хранится ли здесь оружие? Почему-то он думал, что на последний вопрос можно ответить отрицательно… если бы оружие хранилось, его давно бы оприходовал Энди, робот-посыльный (со многими другими функциями).

Наконец Джейк решил, что можно уходить. Возвращаться он намеревался с крайней осторожностью: вернуться к реке, объехать «Рокинг Би» по широкой дуге, приблизиться с другой стороны. И уже подходил к двери, когда в голове вдруг сверкнул вопрос: а не осталась ли запись его с Ышем посещения «Догана»? Не попали ли они на какую-нибудь видеопленку? Он обвел взглядом работающие мониторы, задержавшись на том, что показывал большой зал. Опять увидел себя и Ыша. Камера захватывала все помещение, укрыться не представлялось возможным.

«Наплюй на это, Джейк, — посоветовал в его голове голос стрелка. — Все равно ты ничего не можешь с этим поделать, так что наплюй. Если ты начнешь искать записывающее устройство, то наверняка наследишь. А то и поднимешь тревогу».

Доводы стрелка убедили Джейка. Он подхватил Ыша и покинул ангар. Пони ждал там, где он его и оставил, пощипывал кусты под лунным светом. Никаких следов на сланце пони не оставил. Джейк увидел, что следов не остается и после него. Требовалось большое усилие, чтобы продавить достаточно прочную поверхность. Энди, наверное, продавил бы, он — нет. Джейк полагал, что не оставил бы следа и отец Бенни.

Прекрати. Если бы они почуяли тебя, давно бы вернулись.

Джейк согласился с таким выводом, но все равно чувствовал себя Златовлаской, на цыпочках уходящей из дома трех медведей. Он вывел пони на тропу, нашел фартук, надел, посадил Ыша в широкий нагрудный карман. Когда садился в седло, ударил ушастика-путаника об луку.

— Ой, Эйк! — сказал Ыш.

— Тихо, крошка. — Джейк направил пони к реке. — Тихо, малыш.

— Ихо, — согласился Ыш и подмигнул. Джейк зарылся пальцами в густую шерсть, почесал там, где Ышу больше всего нравилось. Ушастик-путаник закрыл глаза, вытянул длинную шею, блаженно улыбаясь.

Когда они добрались до реки, Джейк спешился, из-за валуна долго оглядывал противоположный берег. Ничего подозрительного не увидел, но сердце буквально выскакивало из груди, пока пони не вышел из воды. Он пытался придумать, что сказать отцу Бенни, если тот перехватит его и спросит, куда это он ездил глубокой ночью. На ум ничего не приходило. На уроках английского он всегда получал отличные оценки за сочинения, но теперь открыл для себя, что страх и воображение несовместимы. Если б отец Бенни перехватил его, он бы ничего не смог сказать в свое оправдание. И кончилось бы это печально.

Но его никто не перехватил — ни на речном берегу, ни на пути к «Рокинг Би», ни в конюшне, где он расседлал и расчесал пони. Вокруг все спали, и Джейка это вполне устроило.

13

Как только Джейк улегся на свой матрас и натянул одеяло до подбородка, Ыш запрыгнул на кровать Бенни и свернулся клубочком, вновь сунув нос под хвост. Бенни что-то пробормотал во сне, протянул руку, погладил ушастика-путаника.

Джейк лежал, с тревогой глядя на спящего мальчика. Ему нравился Бенни, его открытость, готовность поразвлечься, не отлынивание от работы, когда возникала такая необходимость. Ему нравился смех Бенни, у них на многое совпадали взгляды, и…

И до этой ночи ему нравился и отец Бенни.

Он попытался представить себе, как посмотрит на него Бенни, когда выяснится, что а) его отец — предатель, и б) его друг вывел отца на чистую воду. Джейк думал, что злость он переживет. А вот обиду…

Ты думаешь, что во взгляде будет читаться обида? Только обида? Подумай как следует. В мире Бенни Слайтмана не так уж много опор, и ты выбьешь их из-под него. Все до единой.

Не моя вина, что его отец — шпион и предатель.

Но и Бенни в этом не виноват. А если спросить Слайтмана, он бы сказал, что и за ним вины нет, его заставили пойти на предательство. Джейк полагал, что это правда. Абсолютная правда, если встать на позицию отца. Что же такого особенного было у близнецов Кальи и почему в этом так нуждались Волки? Что-то в их мозгах. Какие-то энзим или секрет, вырабатываемые только близнецами, может, энзим или секрет, ответственные за предполагаемый феномен «телепатии близнецов». В любом случае они могли получить его из мозга Бенни Слайтмана, потому что он пусть и остался один, но родился в паре. Его сестра умерла? Трагедия, не так ли? Особенно для отца, который теперь вдвойне любил своего единственного оставшегося ребенка. И не мог с ним расстаться.

Допустим, Роланд его убьет? И как после этого будет смотреть на тебя Бенни?

Однажды, в другой жизни, Роланд пообещал, что будет заботиться о Джейке Чемберзе, а потом позволил ему упасть в темноту. Джейк думал, что большего предательства просто не может быть. Теперь у него возникли сомнения. Большие сомнения. Эти невеселые мысли долго не давали ему заснуть. Наконец, где-то за полчаса до первых проблесков зари, он погрузился в чуткий, тревожный сон.

Глава 4Дудочник в пестром

1

— Мы — ка-тет, — отчеканил стрелок. — Мы — единство из множества. — Он заметил сомнение во взгляде Каллагэна, не мог не заметить, и кивнул. — Да, отец, ты — один из нас. Я не знаю, надолго ли, но знаю, что это так. И мои друзья знают.

Джейк кивнул. Эдди и Сюзанна тоже. В этот день они собрались в Павильоне. Услышав историю Джейка, Роланд более не хотел встречаться в доме священника, даже во дворе. Полагал, что Слайтман или Энди, а то и еще какой-нибудь неизвестный им друг Волков могли поставить там подслушивающие устройства и камеры. Небо затянуло серым, обещая дождь, но погода стояла на удивление теплая для этого времени года. Какие-то женщины или мужчины с хорошо развитым чувством ответственности сгребли опавшую листву с лужайки у сцены, где не так уж и давно стрелки представлялись населению Кальи. Травка зеленела, как летом. Кто-то из местных жителей запускал змеев, рука об руку прогуливались парочки, несколько торговцев, разложив свой товар под открытым небом, одновременно выискивали потенциальных покупателей и с тревогой поглядывали на низкие облака. На эстраде репетировали музыканты, с таким жаром игравшие в день приезда стрелков в Калью Брин Стерджис. Несколько горожан направились было к Роланду и его друзьям, чтобы поздороваться и перекинуться парой слов, но Роланд, без тени улыбки, качал головой, и они тут же разворачивались. Время налаживания отношений прошло. Они вплотную приблизились к развязке.

— Через четыре дня состоится собрание, — продолжил Роланд. — На этот раз, думаю, придет весь город, не только мужчины.

— Конечно, должен собраться весь город, — кивнула Сюзанна. — Если ты рассчитываешь, что женщины будут бросать тарелки, которые заменят недостающее стрелковое оружие, их нельзя не пригласить в этот чертов Зал собраний.

— На всех в Зале собраний места не хватит, — вставил Каллагэн. — Мы зажжем факелы и проведем собрание здесь.

— А если пойдет дождь? — спросил Эдди.

— Если пойдет дождь, люди промокнут, — ответил Каллагэн и пожал плечами.

— Четыре дня до собрания и девять до прихода Волков, — вновь заговорил Роланд. — Скорее всего это наш последний шанс посовещаться в спокойной обстановке, с ясной головой, до того, как все закончится. Мы не можем сидеть долго, поэтому не будем терять времени. — Он вытянул руки, Сюзанна взялась за одну, Джейк — за другую. Через мгновение все сидели тесным кружком, взявшись за руки. — Мы все видим друг друга?

— Вижу тебя очень хорошо, — ответил Джейк.

— Очень хорошо, Роланд, — поддакнул Эдди.

— Как в ясный день, сладенький, — согласилась Сюзанна и улыбнулась.

Ыш, который что-то вынюхивал в травке, ничего не сказал, но посмотрел на них и подмигнул.

— Отец? — спросил Роланд.

— Я вижу и слышу тебя очень хорошо. — Губы Каллагэна чуть искривились в улыбке. — И я рад, что вы включили меня в свой круг. Во всяком случае, пока рад.

2

Роланд, Эдди и Сюзанна уже слышали большую часть истории Джейка; Джейк и Сюзанна — историю Роланда и Эдди. Теперь Каллагэн услышал обе, как он потом говорил, «две серии». Слушал с широко раскрытыми глазами, частенько у него отвисала челюсть. Перекрестился, когда Джейк рассказал, как прятался в чулане. Спросил Эдди: «Ты, разумеется, не собирался убивать жен и детей? Просто блефовал?»

Эдди посмотрел на тяжелые облака, на его губах заиграла улыбка. Вновь перевел взгляд на Каллагэна.

— Роланд говорит мне, что отцом ты зваться не хочешь, но в последнее время все больше и больше претендуешь на отцовское звание.

— Если ты говоришь о моем нежелании рассматривать даже возможность прерывания беременности твоей…

Эдди поднял руку.

— Значит, так, я не говорю о чем-то конкретном. Дело в том, что мы должны выполнить здесь одну работенку и нуждаемся в твоей помощи. И меньше всего нам хочется отвлекаться на твою католическую блажь. Поэтому будем считать, что я блефовал, и двинемся дальше. Тебя это устроит, отец?

В улыбке Эдди читались напряженность и раздражение. На щеках вспыхнули красные пятна. Каллагэн долго смотрел на него, потом кивнул.

— Да. Ты блефовал. Закроем эту тему и двинемся дальше.

— Хорошо. — Эдди взглянул на Роланда.

— Первый вопрос — Сюзанне. — Роланд повернулся к ней. — Он прост: как ты себя чувствуешь?

— Отлично.

— Правду говоришь?

Она кивнула.

— Правду говорю, спасибо тебе.

— Здесь голова больше не болит? — Роланд потер рукой чуть повыше левого виска.

— Нет. Меня перестало трясти после захода солнца и перед рассветом. И посмотрите на меня! — Она провела рукой по округлым грудям, талии, правому бедру. — Я немного похудела, Роланд… Где-то я читала, что у самок некоторых видов животных, хищников из отряда кошачьих, олених, зайчих, детеныш рассасывается, если условия окружающей среды не благоприятствуют его рождению. Ты не думаешь… — Она замолчала, с надеждой глядя на стрелка.

Роланду очень бы хотелось ободрить ее, ухватившись за эту спасительную идею, но он не мог. Опять же в ка-тете решили ничего не утаивать друг от друга. Он покачал головой. Сюзанна погрустнела.

— Насколько я могу сказать, спит она спокойно, — вставил Эдди. — Никаких признаков Миа.

— Розалита говорит то же самое, — добавил Каллагэн.

— Так вы следите за мной? — возмущенно спросила Сюзанна голосом Детты. Но улыбаясь.

— Случается, — признал Каллагэн.

— Давайте не будем больше касаться малого Сюзанны, если не возражаете, — предложил Роланд. — Нам надо поговорить о Волках. О них и еще кое о чем.

— Но, Роланд… — начал Эдди.

Роланд поднял руку.

— Я знаю, что у нас много других проблем. Знаю, что они не терпят отлагательства. Но знаю и другое: если мы будем разбрасываться, то умрем здесь, в Калье Брин Стерджис, а мертвые стрелки уже никому не смогут помочь. Не смогут выполнить и то, что должны. Вы согласны? — Он обвел всех взглядом. Никто не ответил. Издалека донеслось детское пение. Радостные, чистые, невинные голоса. Пели вроде бы о каммале.

— Помимо Волков, есть у нас одно дело, которым нам обязательно надо заняться. Оно касается тебя, отец. И Пещеры двери. Ты войдешь в дверь, вернешься в свою страну?

— Ты шутишь? — у Каллагэна загорелись глаза. — Вернуться назад, пусть и на чуть-чуть? Только скажи.

Роланд кивнул.

— Тогда сегодня, только позже, мы с тобой поднимемся в пещеру и я открою тебе дверь. Ты знаешь, где находится пустырь?

— Конечно. Проходил мимо него тысячу раз, в другой жизни.

— И ты знаешь, что такое почтовый индекс? — спросил Эдди.

— Если мистер Тауэр сделал все, как ты говорил, он будет написан на краю дощатого забора, со стороны Сорок шестой улицы. Между прочим, блестящая идея.

— Ты запишешь индекс… и запишешь число, — сказал Роланд. — Мы должны отслеживать тамошнее время, Эдди в этом прав. Запишешь и вернешься. А потом, после собрания в Павильоне, тебе придется пройти через дверь еще раз.

— Уже в тот город в Новой Англии, где сейчас находятся Тауэр и Дипно, — догадался Каллагэн.

— Да.

— Если ты их найдешь, говорить нужно будет с мистером Дипно, — вмешался Джейк. Покраснел, когда все взоры обратились на него, но продолжал смотреть на Каллагэна. — Мистер Тауэр очень уж упрям…

— Тут двух мнений быть не может, — перебил его Эдди. — К тому времени, как ты попадешь туда, он наверняка уже найдет дюжину букинистических магазинов и бог знает сколько экземпляров первого издания книги «Девятнадцатый нервный срыв Индианы Джонса».

— …но мистер Дипно тебя выслушает, — закончил свою мысль Джейк.

— Ушает, Эйк, — подтвердил Ыш и перекатился на спину. — Ушает ихо!

Почесывая живот Ыша, Джейк добавил:

— Если кто-то и сможет убедить мистера Тауэра что-то сделать, так это мистер Дипно.

— Хорошо. — Каллагэн кивнул. — Я тебя понял.

Судя по голосам, поющие дети направлялись к ним. Сюзанна повернулась, не увидела их и предположила, что идут они по Речной улице. Если так, то они могли увидеть детей после того, как они повернут на Главную около магазина Тука. Некоторые горожане, стоявшие на крыльце, их уже видели.

Роланд тем временем с улыбкой смотрел на Эдди.

— Однажды, когда я употребил в разговоре слово assume[81], ты сказал мне, как оно трактуется в твоем мире. Если помнишь, пожалуйста, повтори.

Эдди расплылся в улыбке.

— Ass u me, то есть сделать задницу из тебя и меня, ты про это?

Роланд кивнул.

— Хорошее толкование. Тем не менее я собираюсь выдвинуть одно предложение, вколотить его в стену, как гвоздь, а потом повесить на него наши надежды и выйти из этой передряги живыми. Мне это не нравится, но других вариантов я не вижу. Предположение следующее: против нас работают только Бен Слайтман и Энди. Если мы разберемся с ними к приходу Волков, то обеспечим нашим действиям полную секретность.

— Не убивайте его, — едва слышно прошептал Джейк. Прижал к себе Ыша и начал похлопывать его по голове и длинной шее. Ушастик-путаник терпел.

— Извини, Джейк. — Сюзанна наклонилась вперед, приложила руку к уху. — Я не…

— Не убивайте его! — осипшим, дрожащим голосом повторил Джейк — чувствовалось, что из глаз вот-вот брызнут слезы. — Не убивайте отца Бенни. Пожалуйста.

Эдди придвинулся к Джейку, обнял за плечи.

— Джейк, отец Бенни Слайтмана хочет отдать Волкам сотню детей Кальи Брин Стерджис, чтобы спасти собственного сына. И ты знаешь, какими они вернутся.

— Да, но он полагал, что у него нет другого выхода, потому что…

— Он мог встать рядом с нами, — ледяным голосом оборвал его Роланд. Голосом, от которого веяло смертью.

— Но…

Но что? Джейк не знал. Пытался найти убедительный довод и не мог. Слезы таки брызнули из глаз, потекли по щекам. Каллагэн попытался обнять его. Джейк оттолкнул руку священника.

Роланд вздохнул.

— Мы посмотрим, что можно сделать, чтобы не трогать его. Это все, что я могу тебе обещать. Я не уверен, что тем самым мы проявим милосердие… на следующей неделе Слайтманов изгонят из города, если к тому времени еще останется город, но, возможно, они смогут пойти по Дуге на север или на юг и начать где-то новую жизнь. И послушай меня, Джейк: Бенни Слайтману не нужно знать, где прошлой ночью ты видел его отца и Энди.

В глазах Джейка затеплилась надежда. Он плевать хотел на Слайтмана-старшего, заботило мальчика только одно: Бенни не должен знать, что именно он выследил его отца. Он понимал, что это трусость, но не хотел, чтобы Бенни узнал о его роли в этой истории.

— Правда? Ты постараешься?

— Я не могу тебе ничего обещать, но…

Закончить он не успел, потому что из-за угла показались поющие дети. Вел их Энди, робот-посыльный, его серебристые руки и ноги и золотистое тело-цилиндр сверкали на солнце. Шел он спиной вперед. В руке держал арбалетную стрелу, с привязанными к ней яркими лентами. Сюзанна решила, что очень уж он похож на организатора парада в День независимости. Он махал импровизированным жезлом из стороны в сторону, аккомпанируя поющим детям музыкой, которая лилась из динамиков в его груди и голове.

— Срань господня, — выдохнул Эдди. — Это же дудочник в пестром из Гамелина.

3

Кам-каммала-кам-раз,

Прямо папе на заказ.

Мама сына родила,

То-то радость-то была.

Этот куплет Энди пропел соло, потом наставил жезл на детскую толпу. Они запели:

Кам-каммала-кам-кам,

То-то радость всем нам.

Долго папа веселился,

Сын ведь как-никак родился.

Пение сменилось радостным смехом. Детей вроде бы было не так много, как поначалу подумала Сюзанна, ориентируясь на создаваемый ими шум. После рассказа Джейка о встрече в «Догане» у нее похолодело сердце, когда она увидела, что колонну возглавляет Энди. И одновременно зло запульсировали жилки на шее и на левом виске. Какое право имел он вести их по улице? Действительно, дудочник в пестром костюме, Эдди прав, дудочник в пестром костюме из Гамелина.

В этот момент Энди указал жезлом на симпатичную девочку лет тринадцати или четырнадцати. Сюзанна подумала, что девочка — дочь Ансельма, фермера, жившего по соседству с Тианом Джеффордсом. Девочка запела:

Кам-каммала-кам-два,

Гудит с похмелья голова.

Хватит дурака валять,

Рис пришла пора сажать.

Остальные присоединились, и Сюзанна поняла, что детей все-таки больше, чем она решила, когда они показались из-за угла. Уши подсчитали их точнее глаз, и на то была веская причина.

Кам-каммала-кам-кам,

На полях шум-гам.

Мама споро рис сажала,

Вся деревня подпевала.

Ей показалось, что детей меньше, потому что у многих были одинаковые лица. К примеру, лицо девочки Ансельмов ничем не отличалось от лица мальчика, брата-близнеца, шедшего рядом с ней. Собственно, вся детская колонна и состояла из близнецов. У Сюзанны скрутило живот. Она почувствовала боль над левым глазом. Рука начала подниматься, чтобы потереть лоб.

«Нет, — сказала она себе, — я не чувствую боли». Заставила руку вернуться на прежнее место. Нет необходимости тереть лоб. Нет необходимости тереть то, что не болит.

Энди указал жезлом на пухлого мальчугана, не старше восьми лет. Он пропел свой куплет пронзительным, дребезжащим голосом, вызвав смех остальных детей.

Кам-каммала-кам-три.

На поля ты посмотри.

Скоро славный рис взойдет,

Нам достаток принесет.

Дети хором ответили:

Кам-каммала-кам-рис,

На поля ты оглянись.

Рис зеленый и густой,

Дал богатство нам с тобой.

Энди заметил ка-тет Роланда и приветствовал их, взмахнув жезлом. Радостно закричали и дети… половине которых предстояло вернуться рунтами, если бы никто не помешал реализации планов устроителя парада. Потом они будут расти, превращаясь в гигантов, крича от боли, и умрут молодыми.

— Помашите в ответ. — Роланд поднял руку. — Помашите в ответ, вы все, ради своих отцов.

Эдди улыбнулся роботу во все тридцать два зуба.

— Как дела, говенный ди-джей? — прошипел он. Поднял обе руки с оттопыренными большими пальцами. — Как дела, робот-психопат? Скажи, отлично. Скажи, спасибо тебе. Скажи, поцелуйте меня в задницу!

Джейк расхохотался. Они продолжали улыбаться и махать руками. Дети отвечали тем же. Махал руками и Энди. Повел колонну по Главной улице, распевая: «Кам-каммала-кам-четыре! Разлилась река пошире…»

— Они его любят. — Лицо Каллагэна перекосило от отвращения. — Многие поколения детей любили Энди.

— Скоро ситуация изменится, — процедил Роланд.

4

— Еще вопросы? — спросил Роланд после ухода Энди и детей. — Задавайте, если есть. Возможно, другого случая не представится.

— Как насчет Тиана Джеффордса? — спросил Каллагэн. — Заварил кашу именно он. И должен принять участие в последнем действе.

Роланд кивнул.

— У меня есть для него работа. Для него и Эдди. Отец, около домика Розалиты стоит отличный туалет. Высокий, крепкий.

Каллагэн вскинул брови.

— Ага, я, говорю спасибо тебе. Его построили Тиан и Хью Ансельм.

— Можешь ты в ближайшие дни снабдить дверь крепким наружным засовом?

— Могу, но…

— Если все пойдет хорошо, засов и не понадобится, но лучше подстраховаться.

— Да, — кивнул Каллагэн. — Подстраховаться никогда не помешает. Я все сделаю.

— А какой у тебя план, сладенький? — спросила Сюзанна. Спокойным, на удивление мягким голосом.

— Никакого конкретного плана у меня нет. Потому что зачастую заранее намеченные планы только мешают. Главное для вас — не верить тому, что я могу сказать, когда мы встанем, отряхнем задницы и пойдем к горожанам. Особенно не верить сказанному мною на собрании, когда я буду стоять на этой самой сцене с перышком в руке. Потому что в основном я буду лгать. — Он улыбнулся, но глаза остались жесткими и холодными, как две ледышки. — Мой отец и отец Катберта всегда следовали правилу: «Сначала улыбка, потом ложь. В конце — выстрелы».

— Мы почти что там, не так ли? — спросила Сюзанна. — Подошли к выстрелам.

Роланд кивнул.

— И выстрелы прозвучат и стихнут так быстро, что я иной раз думаю, для чего это планирование, эти разговоры, если все всегда заканчивается пятью минутами крови, боли и глупости. — Он помолчал. — Потом мне становится тошно. Как в тот день, когда мы с Бертом пошли посмотреть на повешенного.

— У меня вопрос, — прервал затянувшуюся паузу Джейк.

— Задавай, — повернулся к нему Роланд.

— Мы победим?

Роланд так долго молчал, что в душу Сюзанны начал закрадываться страх.

— Они не догадываются, как много мы знаем. За долгие годы утратили бдительность. Если Энди и Слайтман — единственные крысы в нашем амбаре, если из Тандерклепа прискачет не слишком много Волков, если у нас не закончатся тарелки и патроны… тогда, да, Джейк, сын Элмера. Мы победим.

— Сколько это — слишком много?

Роланд задумался, его выцветшие синие глаза смотрели на восток.

— Гораздо больше, чем ты можешь себе представить, — наконец ответил он. — И надеюсь, гораздо больше, чем будет на самом деле.

5

Во второй половине дня Доналд Каллагэн стоял перед ненайденной дверью, стараясь сосредоточиться на Второй авеню 1977 года. Сконцентрировал внимание на ресторане «Чав-Чав», куда частенько заглядывал на ленч с Джорджем и Люпом Дельгадо.

— Я всегда ел говяжью грудинку. — Каллагэн пытался игнорировать пронзительный голос матери, доносящийся из черной глотки пещеры. Когда он вошел в пещеру с Роландом, взгляд его сразу упал на шкаф с книгами, который Келвин Тауэр переправил в этот мир. Так много книг! При виде их обычно щедрое сердце Каллагэна переполнилось жадностью. Но интерес к книгам быстро угас. Он успел вытащить лишь одну, наугад, «Вирджинца» Оуэна Уистера[82], но трудно думать о книге, когда твои умершие друзья и родственники честят тебя на все лады.

Мать раз за разом спрашивала, почему он позволил вампиру, этому мерзкому кровососу, сломать ею подаренный крест. «Ты всегда был слаб в вере. — Голос переполняла печаль. — Слаб в вере и силен в выпивке. Готова спорить, ты бы и сейчас не отказался от стаканчика, так?»

Великий Боже, конечно же, не отказался бы. От виски. «Эйншент эйдж». Каллагэн почувствовал, как на лбу выступил пот. Сердце билось в два раза чаще обычного. Нет, в три раза.

— Грудинка, — пробормотал он. — С горчицей. — Перед его мысленным взором возникла пластиковая бутылочка, из которой выдавливалась горчица. Он вспомнил и название фирмы, пропечатанное на этикетке: «Плочманс».

— Что? — спросил Роланд.

— Я говорю, что готов, — ответил Каллагэн. — Если ты собираешься открыть дверь, во имя любви к Богу, открывай.

Роланд приподнял крышку ящика. В уши Каллагэна ударил звон колокольцев, разом напомнив ему о слугах закона в их больших автомобилях. Желудок сжался, из глаз брызнули слезы ярости.

Но дверь с щелчком открылась, полоса солнечного света ворвалась в пещеру, разгоняя сумрак.

Каллагэн глубоко вдохнул и подумал: «О Мария, зачавшая без греха, помолись за нас, которые верят в Тебя». И ступил в лето 1977 года.

6

Оказался там, понятное дело, в полдень. Время ленча. Аккурат перед рестораном «Чав-чав». Никто, похоже, не обратил внимания на его появление. На подставке, у двери ресторана, стояла зеленая грифельная доска с предлагаемыми на ленч блюдами.

ЭЙ ВЫ, ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ В «ЧАВ-ЧАВ»!

БЛЮДА ДНЯ НА 24 ИЮНЯ

БЕФСТРОГАНОВ

ГОВЯЖЬЯ ГРУДИНКА (С КАПУСТОЙ)

ТАКО[83] «РАНЧО ГРАНДЕ»

КУРИНЫЙ СУП

И ПОПРОБУЙТЕ НАШ ГОЛЛАНДСКИЙ

ЯБЛОЧНЫЙ ПИРОГ

Отлично, на один вопрос ответ он уже получил. Эдди побывал в Нью-Йорке 23 июня, он попал туда на следующий день. Что касается второго…

Каллагэн повернулся спиной к Сорок шестой улице и зашагал по Второй авеню. Однажды оглянулся: дверь в пещеры следовала за ним, как ушастик-путаник всегда следовал за мальчиком. Увидел он и сидящего Роланда, вставившего в уши патроны, чтобы приглушить сводящую с ума мелодию колокольцев.

Он отшагал два квартала, прежде чем остановился — с широко раскрытыми глазами, отвалившейся челюстью. Они говорили, что этого следовало ожидать, и Джейк, и Эдди, но Каллагэн не верил. Ожидал, что найдет «Манхэттенский ресторан для ума» в целости и сохранности, застывшим под теплым летним солнцем. Может, даже с надписью на листке бумаги в витрине: «УЕХАЛ В ОТПУСК. ВЕРНУСЬ В АВГУСТЕ». А уж в том, что с магазином ничего не случится, Каллагэн просто не сомневался.

Однако случилось. От магазина не осталось совсем ничего. Обгоревшие стены, окруженные желтой лентой с повторяющимися словами: ПОЛИЦЕЙСКОЕ РАССЛЕДОВАНИЕ». Подойдя ближе, он уловил запахи обуглившегося дерева, сгоревшей бумаги и… очень слабый… бензина.

Пожилой чистильщик обуви, устроившийся рядом с обувным магазином, сказал Каллагэну:

— Безобразие, не правда ли? Слава Богу, там никого не было.

— Ага, мы говорим спасибо. И когда это произошло?

— Глубокой ночью, когда же еще? Или ты думаешь, что эти бандиты будут разливать бензин ясным днем? Они не гении, но им хватает ума не светиться.

— А может, во всем виновата проводка? Может, причина — короткое замыкание?

Чистильщик обуви бросил на Каллагэна ироничный взгляд. «Да брось ты», — читалось в нем. Указал вымазанным в гуталине пальцем в сторону пожарища.

— Ты видишь желтую ленту? Видишь желтую ленту со словами «ПОЛИЦЕЙСКОЕ РАССЛЕДОВАНИЕ» вокруг магазина, который, по твоему мнению, загорелся сам по себе? Ни в коем разе, друг мой. Ни в коем разе, Хосе. Кела Тауэра взяли за жабры плохие люди. Взяли крепко. Об этом тут все знали. — Он закатил глаза. — Даже не хочется думать об ущербе, который ему причинили. У него в подсобке хранились дорогие книги. Очень дорогие.

Каллагэн поблагодарил чистильщика за его откровения и вновь зашагал по Второй авеню, но уже в обратную сторону. Глубоко вдыхал городской воздух, насыщенный углеводородом, впитывал в себя каждый городской звук: урчание автобусов (борта некоторых украшали постеры выходящего на экраны фильма «Ангелы Чарли»), грохот отбойных молотков, автомобильные гудки. Около магазина «Башня выдающихся записей» притормозил, заслушавшись льющейся из динамиков музыкой. Эту старую песню он не слышал уже много лет, но она была очень популярна, когда он служил в Лоуэлле. Что-то про дудочника в пестром костюме.

— Криспиан Сент-Питерс[84], — пробормотал Каллагэн. — Вот как его звали. Великий Боже, Человек-Иисус, я действительно здесь. Я действительно в Нью-Йорке!

Словно в подтверждение его слов какая-то женщина, похоже, куда-то спешащая, прошипела ему: «Возможно, некоторые и могут позволить себе стоять посреди тротуара весь день, но в основном здесь ходят. Думаю, вы могли бы и подвинуться к бордюрному камню или стене».

Каллагэн извинился, хотя понимал, что едва ли его услышат, а уж тем более оценят проявленную галантность, и двинулся дальше. Ощущение, что это сон, чрезвычайно живой сон, не проходило, пока он не подошел к Сорок шестой улице. А там услышал розу, и все в его жизни изменилось.

7

Поначалу он уловил едва слышный шепот, но по мере сокращения расстояния, отделявшего его от пустыря, начал различать голоса, поющие ангельские голоса. Никогда в жизни не слышал ничего более восхитительного — и он побежал. Когда добрался до забора, уперся в него обеими руками. Заплакал, ничего не мог с собой поделать. Чувствовал, что люди смотрят на него, но его это нисколько не волновало. В эти мгновения он многое понял в Роланде и его друзьях, впервые почувствовал себя частью ка-тета. Его больше не удивляло их стремление выжить любой ценой и идти дальше! Чему тут удивляться, когда на кону стояло такое! По другую сторону забора, оклеенного постерами, находилось что-то удивительное, ни с чем не сравнимое…

Молодой мужчина с длинными черными волосами, схваченными резинкой, и в сдвинутой на затылок ковбойской шляпе хлопнул его по плечу.

— Тут хорошо, не так ли? — спросил ковбой-хиппи. — Я не знаю, почему так, но хорошо. Я прихожу сюда каждый день. Хочешь, я тебе кое-что скажу?

Каллагэн повернулся к молодому человеку.

— Да, пожалуйста. Я слушаю.

Молодой человек провел рукой по лбу, потом по щеке.

— У меня были угри. Жуткие угри. По всему лицу. Потом я начал приходить сюда. В конце марта или начале апреля… и все прошло. — Он рассмеялся. — Дерматолог, к которому послал меня отец, говорит, что мне помог оксид цинка, но я думаю — это место. Что-то есть в этом месте. Ты слышишь?

И хотя в голове Каллагэна звучала ангельская музыка, он словно перенесся в Нотр-Дам во время службы, он отрицательно покачал головой. Сработал инстинкт.

— Нет? — спросил хиппи в ковбойской шляпе. — Я тоже. Но иногда мне кажется, что слышу. Он поднял правую руку, вытянул два пальца буквой V. — Мир, брат.

— Мир, — ответил Каллагэн, тоже поднял правую руку с двумя оттопыренными пальцами.

После ухода хиппи Каллагэн провел ладонью по шершавым доскам, порванной афише фильма «Война зомби». Больше всего на свете он хотел перелезть через забор и посмотреть на розу… может, упасть перед ней на колени и молиться. Но по тротуару шли люди, он уже привлек к себе немало любопытных взглядов, в том числе и тех, кто, как и ковбой-хиппи, знал о притягательности этого места. И от него требовалось служить этой великой поющей силе за забором (Неужели речь шла о розе? Может, о чем-то большем?). То есть охранять Келвина Тауэра от тех, кто сжег его магазин.

Ведя рукой по шершавым доскам, Каллагэн повернул на Сорок шестую улицу. Впереди высилась зеленовато-стеклянная громада отеля «Плаза». «Calla, Callahan, — подумал он. — Calla, Callahan, Calvin. — Потом в голове сложился стишок: — Калья-кам-четыре, растет роза на пустыре, Калья-кам-Каллагэн, Келвина не отдадим врагам».

Он добрался до края забора. Поначалу ничего не увидел, и у него упало сердце. Потом посмотрел вниз, и вот они, на уровне колена, пять цифр, написанных черным маркером. Каллагэн сунул руку в карман, достал огрызок карандаша, он всегда носил его с собой, оторвал край афиши какой-то офф-бродвейской постановки, переписал почтовый индекс.

Ему не хотелось уходить, но он знал, что должен. Впрочем, что-то соображать так близко от розы не представлялось возможным.

«Я вернусь, — сказал он ей и обрадовался до слез, услышав ответ-мысль: «Да, отец, приходи в любое время. Кам-каммала».

На углу Второй авеню и Сорок шестой улицы он обернулся. Дверь в пещеру по-прежнему находилась у него за спиной, ее нижний торец плавал в трех дюймах над тротуаром. Семейная пара средних лет, туристы, судя по путеводителям в руках, приближалась к нему со стороны отеля. О чем-то разговаривая друг с другом, они обошли дверь по широкой дуге. «Они ее не видят, но чувствуют», — подумал Каллагэн. А если бы на тротуаре было много людей и обойти дверь не удалось? Что ж, они прошли бы сквозь нее, на мгновение почувствовав холод и головокружение. Возможно, услышали бы мелодию колокольцев, учуяли бы запах сгоревшего лука или горячего металла. А ночью скорее всего увидели бы сны о далеких местах, так не похожих на Город развлечений.

Он мог вернуться, наверное, ему следовало вернуться, он получил то, за чем пришел. Но Нью-Йоркская публичная библиотека находилась совсем рядом. А там, за каменными львами, даже человек без цента в кармане мог получить кое-какую информацию. К примеру, определить, в какой город придет корреспонденция, помеченная известным ему почтовым индексом. И еще, по правде говоря, не хотелось ему так быстро покидать Нью-Йорк.

Он махал руками, пока стрелок не обратил на него внимание. Игнорируя взгляды прохожих, Каллагэн один, два, три раза поднимал пальцы в воздух, не зная, понял ли его стрелок. Вроде бы понял, потому что кивнул да еще вскинул левую руку с оттопыренным большим пальцем.

Каллагэн повернулся и быстрым шагом, чуть ли не трусцой, направился к библиотеке. Он не мог терять ни минуты, как бы ни нравился ему Нью-Йорк. Понимал, что Роланду в пещере ой как не сладко. И к тому же, по свидетельству Эдди, еще и опасно.

8

Стрелок без труда понял послание Каллагэна. Тридцать пальцев — тридцать минут. Отцу требовалось побыть на другой стороне еще полчаса. Роланд предположил, что он нашел способ связать почтовый индекс, написанный на заборе, с конкретным местом. Если бы ему это удалось, полчаса были бы потрачены не зря. Информация — это могущество. А иногда, если времени в обрез, еще и скорость.

Патроны в ушах полностью блокировали голоса. Мелодия колокольцев прорывалась сквозь эту преграду, но звучала гораздо приглушеннее. И слава Богу, потому что мелодия эта была куда как неприятнее дребезжания червоточины. Если б ему пришлось слушать ее два дня, он бы точно попал в сумасшедший дом, но полчаса мог выдержать без проблем. А если б его совсем допекло, мог бы что-нибудь бросить в дверь, привлечь внимание Каллагэна, и тот вернулся бы раньше.

Какое-то время Роланд наблюдал, как улица движется навстречу Каллагэну. С дверями на берегу Западного моря дело обстояло несколько иначе: он смотрел на мир глазами Эдди, Одетты, Джека Морта. Здесь он постоянно видел спину Каллагэна, а иногда, когда отец оборачивался, и его лицо.

Чтобы скоротать время, Роланд решил взглянуть на книги, столь много значившие для Келвина Тауэра, что их спасение он оговорил условием своего сотрудничества. На переплете первой, снятой Роландом с полки, проступал силуэт головы мужчины. Мужчина курил трубку, а на его голове красовалась шапка, напоминающая егерскую. Корт носил очень похожую, и Роланд в далеком детстве полагал, что она куда более стильная, чем шляпа его отца, в пятнах пота и с грязноватыми тесемками. Слова были из нью-йоркского мира. Роланд думал, что легко их прочитает, но не тут-то было. Некоторые он таки прочитал, но далось ему это с огромным трудом.

— Сер-лок Хоунс, — озвучил он имя и фамилию, вынесенные на переплет. — Нет, Холмс. Как и у отца Одетты. Четыре… коротких… помана. Помана? Нет, первая буква эр. «Четыре коротких романа о Серлоке Холмсе». Он открыл книгу, уважительно прошелся рукой по титульной странице, вдыхая особый аромат хорошей бумаги. Название одного романа прочитал: «Знак четырех». В названиях остальных разобрал только два слова: «собака» и «этюд».

— Знак — это знамение, — сказал он себе. Когда начал считать буквы в названии книги, рассмеялся. Тут о девятнадцати речи не было. Поставил книгу на место, взял другую, с солдатом на суперобложке. В названии разобрал только одно слово «Мертвые». Взял третью, с целующимися мужчиной и женщиной. Да, в историях мужчины и женщины всегда целовались. Народу это нравилось. Он поставил книгу на полку и повернулся к двери — посмотреть, как идут дела у Каллагэна. Его глаза широко раскрылись, когда он увидел, что отец находится в большом зале среди множества книг и журналов, которые Эдди называл «Magda-seen»… впрочем, Роланд не знал, кто такая Магда, что такого она повидала и почему об этом так много написано[85].

Роланд взял новую книжку, улыбнулся, увидев картинку на супере. Церковь на фоне заходящего красного солнца. Чем-то она напоминала церковь Непорочной Богоматери. Открыл книгу, пролистнул. Множество слов, из коих он понимал, дай Бог, одно из четырех. И уже собирался закрыть книгу, когда его взгляд за что-то зацепился. Вернее, что-то бросилось ему в глаза. На мгновение у Роланда перехватило дыхание.

Он замер, более не слыша колокольцев, не интересуясь большой комнатой с книгами и журналами, в которой находился Каллагэн. Начал читать книгу с церковью на супере. Вернее, пытался читать. Слова прыгали перед глазами, не желали складываться в предложения. Но боги! Если он действительно это увидел…

Интуиция подсказывала, что у него в руках ключ. Но к какой двери?

Он не знал, не мог прочитать, потому что не хватало знакомых слов. А книга в руках буквально запела. Роланд подумал, что она, возможно, схожа с розой…

…но розы бывали черными.

9

— Роланд, я его нашел. Ист-Стоунэм, маленький городок в центральной части Мэна, в сорока милях от Портленда и… — Он замолчал, присмотревшись к стрелку. — Что случилось?

— Колокольца достали, — быстро ответил Роланд. — Даже с пулями в ушах. — Дверь уже закрылась, мелодия колокольцев смолкла, оставались только голоса. В данный момент отец Каллагэн спрашивал, думает ли Донни, что мальчику-христианину следует приносить в дом журналы, которые он нашел под его кроватью, и что бы случилось, если б их нашла его мать? Так что когда Роланд предложил покинуть пещеру, Каллагэн мог только приветствовать его слова. Слишком уж хорошо он помнил тот разговор с отцом. Закончился разговор тем, что они вместе помолились у изножья его кровати, а три номера «Плейбоя» отправились в мусоросжигательную печь.

Роланд сунул ящик с Черным Тринадцатым в розовый мешок, завязал последний, убрал за шкаф Тауэра с его наиболее ценными книгами. Книгу с церковью на суперобложке он еще раньше поставил на полку, но перевернул, чтобы потом легко найти.

Они вышли из пещеры, постояли бок о бок, глубоко вдыхая чистый воздух.

— Ты уверен, что дело только в колокольцах? — спросил Каллагэн. — Слушай, ты выглядишь, будто только что увидел призрака.

— Колокольцы, сопровождающие Прыжок, хуже любого призрака, — ответил Роланд. Возможно, говорил правду, может, и нет, но в любом случае его ответ устроил Каллагэна. Когда они двинулись вниз по тропе, Роланд вспомнил об обещании, данном остальным и, что более важно, себе: больше никаких секретов внутри ка-тета. Как же быстро он научился нарушать обещания! И все же он чувствовал, что поступает правильно. Он знал некоторые из имен, упомянутые в книге. Другие узнают их, но позже. Узнают, если возникнет такая необходимость, если он не ошибся в важности этой книги. А сейчас она только отвлекла бы их от надвигающейся битвы с Волками. Если они победят, тогда, возможно…

— Роланд, тебе нехорошо?

— Да нет же. — Он хлопнул Каллагэна по плечу. Остальные также смогут прочитать эту книгу, понять, о чем речь. Может, изложенная в книге история всего лишь история… но бывает, когда истории…

— Отец?

— Да, Роланд?

— Роман — это история, не так ли? Выдуманная история?

— Да, только длинная.

— Но выдуманная.

— Да, вся беллетристика — выдуманные истории.

Роланд задумался. «Чарли Чу-Чу» — тоже выдуманная история, только выяснилось, что во многих моментах, жизненно важных, никакая это не выдумка. И имя и фамилия автора поменялись. Существовало множество миров, сцепленных воедино Башней. Возможно…

Нет, сейчас для этих мыслей просто нет времени.

— Расскажи мне о городе, куда поехали Тауэр и его друг, — попросил Роланд.

— Сказать мне особенно нечего. Я нашел его в одном из телефонных справочников штата Мэн. И упрощенная карта почтовых индексов подсказала, где он находится.

— Хорошо. Это очень хорошо.

— Роланд, ты в порядке?

«Calla, — подумал Роланд. — Callahan». Он заставил себя улыбнуться. Заставил себя вновь хлопнуть Каллагэна по плечу.

— Все отлично. Пора возвращаться в город.

Глава 5Собрание

1

Тиан никогда в жизни не испытывал большего испуга, чем в тот момент, когда подошел к краю сцены Павильона и посмотрел на собравшихся жителей Кальи Брин Стерджис. Он знал, что на собрание пришло чуть больше шестисот человек, максимум семьсот, но толпа казалась огромной, а напряженная тишина нервировала. Он нашел взглядом свою жену в надежде успокоиться, но спокойнее ему не стало. Осунувшееся, темное лицо Залии больше напоминало лицо старухи, чем женщины, находящейся в детородном возрасте.

Не прибавляла спокойствия и природа. Небо во вторую половину этого дня оставалось синим, без единого облачка, но для пяти часов вечера было очень уж мрачно. Причиной тому стал громадный вал облаков на юго-западе, и солнце нырнуло за него в тот самый момент, когда он поднимался по ступенькам сцены. Такая погода обычно предвещала сильную грозу. И постоянную тьму, которая звалась Тандерклеп, рвали яркие молнии.

«Знал бы я, что до этого дойдет, никогда не заваривал этой каши, — мелькнула дикая мысль. — И на этот раз отец Каллагэн не сможет прийти мне на помощь, поддержать». Хотя Каллагэн и стоял у сцены, рядом с Роландом и его друзьями-стрелками, сложив руки на груди, в простой черной рубашке с воротником-стойкой и распятым Человеком-Иисусом на груди.

Он сказал себе, не дури, Каллагэн поможет, и пришельцы из другого мира тоже помогут. Они здесь, чтобы помочь. Закон, по которому они живут, требует, чтобы они помогли, даже если эта помощь — смерть для них и провал их миссии. Он сказал себе, что от него требуется самая малость: представить Роланда, а остальное сделает сам стрелок. Он уже стоял на этой сцене, станцевал каммалу и завоевал их сердца. Неужто Тиан сомневался, что Роланд завоюет их сердца и во второй раз? По правде говоря, нет. Боялся он другого: на этот раз это будет танец смерти, а не жизни. Потому что этот человек и его друзья несли с собой смерть. Смерть была их хлебом и вином. Шербетом, которым они ополаскивали рот после трапезы. На том, первом, собрании (неужто после него прошло меньше месяца?) Тианом двигало отчаяние, но этого месяца хватило, чтобы прикинуть истинную цену. А если они допустили ошибку? Если Волки сожгут Калью лучевыми трубками, возьмут тех детей, которые им нужны, а всех остальных — детей, взрослых, стариков — уничтожат жужжащими шарами смерти?

Они ждали, собравшиеся жители Кальи, когда же он начнет собрание. Эйзенхарты, Оуверхолсеры, Хавьеры, бесчисленные Туки (среди последних не было близнецов, которых могли забрать Волки, Тукам повезло). Телфорд стоял с мужчинами, его полная, суровая лицом жена — с женщинами. Стронги, Росситеры, Слайтманы, Хэнды. Росарио и Посельи. Мэнни вновь сбились в одно синее пятно. Рядом с седобородым Хенчеком стоял молодой Кантаб, столь любимый детьми. Пришел и Энди, другой любимчик детей, он встал чуть в стороне, серебристые руки висели плетьми, синие глаза сверкали в сумраке. Сестры Орисы держались вместе, как птицы на заборе (среди них была и жена Тиана). Пришли ковбои, все наемные работники, даже старик Бернардо, городской пьяница.

Темноту на востоке продолжали рвать беззвучные взрывы молний.

Роланд, он, тоже сложив руки на груди, стоял рядом с отцом Каллагэном, поймал взгляд Тиана и чуть кивнул. Тиан отметил, какие они холодные, эти выцветшие синие глаза. Почти такие же холодные, как у Энди. Однако этого кивка вполне хватило, чтобы Тиан сделал все, что он него требовалось.

Он поднял перышко и вытянул руку перед собой. Толпа затаила дыхание. Где-то далеко за городом раздался крик расти, словно отгоняющий ночь.

— Не так уж и давно я стоял перед вами в Зале собраний и говорил о том, во что верил. О том, что Волки, приходя, забирают не только наших детей, но наши сердца и души. Каждый раз, когда они берут, а мы стоим и смотрим, они вгрызаются в нас все глубже. А если достаточно глубоко врезаться в дерево, оно умирает. То же самое можно сказать и про город. Он тоже умрет.

Тишину прорезал голос Розалиты Мунос, которой боги не дали детей:

— Правильно, мы говорим спасибо тебе! Слушайте его! Слушайте его внимательно!

— Отец Каллагэн в тот вечер рассказал нам о стрелках, идущих с северо-запада, идущих через Срединный лес по Тропе Луча. Некоторые сомневались, но отец говорил правду.

— Мы говорим спасибо ему, — откликнулись горожане. — Отец сказал правду, — и тут же закричала женщина:

— Восславим Марию! Восславим Марию, мать Господа!

— Все эти дни они жили среди нас. Кто хотел с ними говорить, тот мог говорить. И они не обещали ничего, кроме помощи…

— А потом они уйдут, оставив за собой окровавленные руины, если мы по глупости дадим им волю! — проревел Эбен Тук.

Толпа удивленно ахнула. А когда вновь установилась тишина, раздался голос Уэйна Оуверхолсера:

— Заткнись, горлопан!

Тук повернулся к Оуверхолсеру, самому крупному фермеру Кальи и одному из постоянных покупателей. На лице читалось полнейшее изумление.

— Их дин — Роланд Дискейн из Гилеада, — продолжил Тиан. Они это знали, но упоминание легендарных имен вызвало восторженный рокот. — Он пришел сюда из Внутренних феодов. Вы будете слушать его? Что скажете, горожане?

Ответа долго ждать не пришлось: «Слушайте его! Слушайте его! Наконец-то мы его услышим! Слушайте его внимательно, мы говорим спасибо тебе!» — а потом раздались какие-то ритмичные звуки, и Тиан не сразу понял, что происходит. А когда до него дошло, заулыбался. Так топали сапоги, но не по доскам Зала собраний, а по траве леди Орисы.

Тиан вскинул руку. Роланд выступил вперед. Топанье усилилось. К мужчинам присоединились женщины. Роланд поднялся по ступенькам. Тиан передал ему перышко и спустился со сцены, взял Хедду за руку, подал знак остальным близнецам подойти к нему. Роланд поднял перышко, держа древнее лакированное древко обеими руками, на которых остались только восемь пальцев. Наконец топот стих. Лишь трещали факелы, освещая поднятые кверху лица, на которых читались надежда и страх, читались очень отчетливо. Крикнула расти и замолчала. На востоке большие молнии резали темноту.

Стрелок стоял лицом к горожанам.

2

Долго, очень долго он только смотрел на них. И во всех смотрящих на него и испуганных глазах читал одно и то же. Он много раз стоял перед такой вот толпой, так что прочитать выражение глаз ему не составляло труда. Эти люди голодали. Им хотелось что-то купить, наполнить урчащие желудки. Он помнил продавца пирожков, который ходил по улицам Гилеада в самые жаркие летние дни, громкими криками предлагая свой товар. Мать Роланда называла его сеппе-сэй, потому что от этих пирожков потом многие мучились животом. Сеппе-сэй означало продавец смерти.

«Ага, — подумал он, — только я и мои друзья не берем денег».

От этой мысли его лицо осветила улыбка. Разом помолодел, а по толпе прошелестел вздох облегчения. Начал он примерно с того же, что в первый раз:

— Нас тепло встретили в Калье, послушайте меня, прошу вас.

Тишина.

— Мы открыли вам свою душу. Вы приняли нас с открытой душой. Так ведь?

— Ага, стрелок! — выкрикнул в ответ Воун Эйзенхарт. — Так!

— Вы видите в нас тех, кто мы есть, и согласны с тем, что мы делаем?

На этот раз ответил ему Хенчек, дэш-дин Мэнни.

— Ага, Роланд, и, клянусь Книгой, мы говорим спасибо тебе. Вы — из рода Эльда. Белизна пришла, чтобы противостоять Тьме.

Долгим на этот раз был вздох толпы. А где-то в задних рядах зарыдала женщина.

— Жители Кальи, ищете ли вы нашей помощи и поддержки?

Эдди замер. За недели, проведенные в Калье Брин Стерджис, этот вопрос задавался многократно, но только отдельным людям, и Эдди полагал, что задавать его на общем собрании — большой риск. А вдруг они скажут нет?

Мгновением позже Эдди понял, что волновался зря. Роланд, как и всегда, прекрасно чувствовал настроение аудитории. Кто-то, конечно, ответил: «Нет», — Хейкоксы, Туки, маленькая группа, которую возглавлял Телфорд, но в большинстве своем жители Кальи проревели во всю мощь легких: «АГА, МЫ ГОВОРИМ СПАСИБО ТЕБЕ!» Нашлись и такие, Оуверхолсер среди них, кто промолчал. Эдди подумал, что в большинстве случаев этот вариант был самым мудрым. Самым политически грамотным. Но этот случай отличался от большинства, это был момент истины, когда каждому полагалось сделать выбор. Если ка-тет Девятнадцати победит Волков, горожане до конца своих дней запомнят, кто сказал нет и кто промолчал. И у него возникли серьезные сомнения, что при таком раскладе годом позже Уэйн Дейл Оуверхолсер останется крупным фермером.

Но тут Роланд продолжил, и Эдди полностью сосредоточился на речи стрелка. Слушал и восхищался. Учитывая место и время, где он родился и вырос, Эдди довелось услышать немало лжи. Лгал он и сам, иной раз очень даже удачно. Но к тому времени, когда Роланд произнес половину речи, Эдди уже понял, что впервые в жизни, ранним вечером в Калье Брин Стерджис, он столкнулся с истинным виртуозом лживости. И…

Эдди огляделся, удовлетворенно кивнул.

Они проглатывали каждое слово.

3

— Последний раз, появившись перед вами на этой сцене, — начал стрелок, — я станцевал каммалу. Сегодня…

Его прервал Джордж Телфорд, заговорил слишком уж масляным голосом, слишком уж застенчиво, но Эдди не мог не отдать должное храбрости ранчера, шедшего явно против прилива.

— Ага, мы помним, ты танцевал хорошо! А как ты станцуешь мортату[86], скажи мне, прошу тебя.

Толпа неодобрительно загудела.

— Не важно, как я ее станцую, — ответил Роланд без малейшей запинки, — потому что танцевать в Калье мне уже некогда. У меня есть работа, у меня и моих друзей. Вы нас пригласили, и мы говорим спасибо вам. Вы поверили нам, обратились к нам за помощью и поддержкой, и теперь я прошу выслушать меня очень внимательно. Менее чем через неделю придут Волки.

Все согласно вздохнули. Время в Пограничье вело себя странно, но не настолько, чтобы местные жители не знали, что до прихода Волков осталось пять дней.

— Я хочу, чтобы вечером, накануне их прихода, все близнецы Кальи возрастом до семнадцати лет пришли туда. — Роланд указал влево, на шатер, который поставили Сестры Орисы. Сегодня у Павильона собралось много детей, но, конечно, меньше сотни, попадающей в зону риска. Старшие дети приглядывали за младшими, но кто-то из Сестер периодически наведывался к шатру, чтобы убедиться, что там все в порядке.

— В шатре они все не уместятся, Роланд, — вставил Бен Слайтман.

Роланд улыбнулся.

— Уместятся, если шатер будет побольше. И я уверен, что Сестры Орисы такой найдут.

— Ага, и устроим им ужин, который они никогда не забудут, — воскликнула Маргарет Эйзенхарт. Толпа откликнулась на ее слова добродушным смехом, который, однако, сразу увял. Многие подумали о том, что в случае победы Волков половина детей еще через неделю не сможет вспомнить своего имени, а уж про ужин забудет и вовсе.

— Я хочу, чтобы они провели ночь здесь, потому что мы отправимся в путь на рассвете, — продолжил Роланд. — Из того, что мне рассказали, следует, что невозможно заранее предсказать, прибудут ли Волки ранним утром, поздним или после полудня или ближе к вечеру. Мы окажемся круглыми дураками, если они прибудут рано и захватят нас на дороге.

— А что мешает им прибыть днем раньше? — спросил Эбен Тук. — Или в полночь, накануне дня их ожидаемого прибытия?

— Они не могут, — просто ответил Роланд. Отталкиваясь от истории, рассказанной дедом Тиана, они полагали, что так оно и есть. Именно история деда убедила стрелка в том, что Энди и Бена Слайтмана можно не трогать буквально до последнего дня. — Они едут издалека и большую часть пути — не на лошадях. Поэтому день их прибытия определяется заранее.

— Откуда ты это знаешь? — спросил Луис Хейкокс.

— Будет лучше, если я не отвечу на этот вопрос. Возможно, у Волков длинные уши.

Толпа озадаченно молчала.

— В ту же ночь, накануне прибытия Волков, мне потребуется десяток крытых повозок, самых больших в Калье, чтобы вывезти детей из города. Возниц я назначу сам. А так же тех, кто будет сопровождать детей и постоянно находиться при них. И не надо спрашивать, куда я их повезу. Об этом тоже лучше не говорить.

Разумеется, многие думали, что и так знали, куда он повезет детей: на север от города, к старой шахте «Глория». И слухи эти не составляли для Роланда тайны. Бен Слайтман придерживался другой версии: на север, да, но к шахте «Красная птица-2». Обе версии в полной мере устраивали Роланда, потому что не имели ничего общего с его планами.

— Не слушайте его, прошу вас! — выкрикнул Джордж Телфорд. — А если уж слушаете, заклинаю вас вашими душами и нашим городом, не делайте этого! То, что он говорит, безумие! Мы пытались спрятать наших детей, но из этого ничего не вышло! Но если он это сделает, они придут и из мести сожгут город, сожгут дотла…

— Молчи, трус, — резко, как ударом хлыста, оборвал его Хенчек.

Телфорд продолжил бы речь, невзирая на оклик, но старший сын взял его за руку и заставил замолчать. Правильно сделал, потому что вновь затопали сапоги. Телфорд посмотрел на Эйзенхарта, словно крикнул: «Но ты-то не можешь участвовать в этом безумии!»

Ранчер покачал головой.

— Нет смысла так на меня смотреть, Джордж. Я полностью поддерживаю жену, а она верит Эльду.

Эти слова вызвали аплодисменты. Роланд подождал, пока они смолкнут.

— Ранчер Телфорд говорит правильно. Волки наверняка узнают, где спрятаны дети. И когда они придут, мой ка-тет встретит их. Нам не впервые придется столкнутся с такими, как они.

Горожане одобрительно заревели. Затопали. Зааплодировали. Телфорд и Тук недоуменно оглядывались, будто люди, заснувшие в своих кроватях, а проснувшиеся в дурдоме.

Опять Роланду пришлось дожидаться, пока стихнет шум.

— Некоторые горожане согласились поддержать нас, и они придут не с пустыми руками, а хорошо вооруженные. Опять же нет нужды говорить вам об этом — но в городе не было ни одного человека, не знавшего о Сестрах Орисы и их тарелках.

Эдди оставалось только восхищаться той ловкостью, с какой Роланд манипулировал горожанами Кальи. Он посмотрел на Сюзанну — она закатила глаза и улыбнулась ему. Но рука, что легла на его предплечье, была холодной. Она хотела, чтобы собрание поскорее закончилось. И Эдди понимал, что она чувствует.

Телфорд предпринял еще одну попытку:

— Люди, послушайте меня! Такие попытки уже предпринимались!

Ему ответил Джейк Чемберз:

— Но не стрелками, сэй Телфорд.

Толпа взревела. Снова затопала и захлопала. Роланд даже поднял руки, чтобы восстановить тишину.

— Большая часть Волков направится к тому месту, где мы спрячем детей, и мы с ними разберемся. Маленькие группки, возможно, доберутся до ферм и ранчо. Некоторые могут попасть и в город. И, да, без пожаров не обойтись.

Они слушали молча и внимательно, кивая, догадываясь, какой будет следующая фраза. Как ему и хотелось.

— Сожженный дом можно отстроить заново. Из рунта нормальный человек уже не вырастет.

— Ага, — кивнула Розалита. — И сердце рунта не станет нормальным.

С этим согласились в основном женщины. В Калье Брин Стерджис (как и во многих других местах) мужчины на трезвую голову о сердце предпочитали не говорить.

— Теперь слушайте меня внимательно, потому что сейчас я скажу вам, кто такие Волки. Джейми Джеффордс подтвердил многие из наших предположений.

Послышались изумленные ахи. Повернулись головы. Джейми, который стоял рядом с внуком, распрямил спину и даже на пару секунд выпятил грудь. Эдди оставалось только надеяться, что старик промолчит, услышав продолжение. Если начнет возражать, у них появятся новые проблемы. К примеру, придется гораздо раньше разбираться со Слайтманом и Энди. И у Финли О’Тего, кому докладывал Слайтман из «Догана», могли бы возникнуть подозрения, если бы эта парочка за день-другой до прихода Волков не вышла на связь. Эдди почувствовал, как шевельнулась рука на его предплечье: Сюзанна скрестила пальцы.

4

— Под масками не живые существа, — продолжил Роланд. — Волки — ходячие покойники, слуги вампиров, правящие Тандерклепом.

В толпе дружно заахали.

— Мои друзья, Эдди, Сюзанна и Джейк, называют их зомби. Их можно убить стрелой из лука, арбалета или пулей, лишь попав в голову или сердце. — Роланд похлопал себя по левой стороне груди. — И, разумеется, отправляясь в рейд, они надевают под одежду толстую броню.

Хенчек кивнул. Несколько стариков и старух, которые помнили приход Волков, не один раз — два, последовали его примеру.

— Это многое объясняет, — сказал он, — но как…

— Послать пулю в мозг тоже не представляется возможным, потому что под капюшонами у них шлемы. Но мы видели таких существ в Ладе. Их слабое место — здесь. — Он опять похлопал себя по груди. Ходячие покойники не дышат, но у них есть что-то вроде жабр повыше сердца. Если прикрыть жабры броней, они умрут. И именно туда мы и будем бить.

Низкий гул завязавшихся в толпе разговоров перекрыл пронзительный и взволнованный голос деда Тиана: «Истинная правда, именно туда попала Молли Дулин своей тарелкой, вроде бы и бросила не со всей силы, но эта тварь грохнулась на землю!»

Рука Сюзанны так сжала предплечье Эдди, что он почувствовал ее короткие ногти. Когда посмотрел на нее, она улыбалась. Ту же улыбку он видел и на лице Джейка. «Ну ты и хитер, старик, — подумал Эдди. — Извини, что засомневался в тебе. Пусть Энди и Слайтман пересекут реку и доложат всю эту собачью чушь». Он спрашивал Роланда, поверят ли они (неизвестных им «они» олицетворял тот, кто называл себя Финли О’Тего) этой байке. «Их набеги на эту сторону Уайе длятся больше ста лет, и за все время они потеряли только одного Волка, — ответил Роланд. — Думаю, они поверят чему угодно. На данный момент их самое слабое место — самодовольство».

— Приведите ваших близнецов к семи вечера. Их встретят Сестры Орисы со списками на досках из сланца. Они будут вычеркивать каждую пришедшую пару. Я очень надеюсь, что к девяти вечера в списках не останется ни одной невычеркнутой фамилии.

— Ты не вычеркнешь из списка моих близнецов! — выкрикнул злобный голос из задних рядов. Обладатель голоса протолкался вперед, встал слева от Джейка. Коренастый, широкоплечий мужчина, кому принадлежала рисовая ферма у южной границы Кальи. Роланд покопался в памяти и она услужливо подсказала имя и фамилию: Нейл Фарадей. Один из тех немногих, кого не оказалось дома, когда Роланд и его ка-тет разъезжали по фермам и ранчо, знакомясь с хозяевами. Возможно, дома его не было только для них. Трудолюбивый человек, по словам Тиана, но и выпивоха. О последнем красноречиво говорили черные мешки под глазами и паутина лиловых прожилок на щеках. Такие обычно уважением не пользуются, однако Телфорд и Тук одарили его благодарными взглядами. «Еще один здравомыслящий человек в толпе безумцев, — говорили эти взгляды. — Спасибо богам».

— Да я сам привезу их в город. Пусть Волки возьмут по одному от каждой пары, у меня все равно останутся трое. А кроме них, останется еще и ферма! — Он пренебрежительно оглядел горожан. — Никто ее не сожжет! Идиоты! — Он повернулся и вновь проложил дорогу через изумленную и потрясенную толпу. Его тирада произвела куда большее впечатление, чем аргументы Телфорда и Тука.

«Он, возможно, беден как церковная мышь, но я думаю, что в ближайший год проблем с кредитом у Тука для него не будет, — подумал Эдди. — Если магазин уцелеет».

— Сэй Фарадей имеет право на собственное мнение, но я надеюсь, что в ближайшие несколько дней оно у него изменится, — вновь заговорил Роланд. — Я надеюсь, что вы поможете сэю Фарадею его изменить. Потому что, если он не изменит своего мнения, у него не останется ни одного ребенка. — Он возвысил голос и простер руку к тому месту, где стоял Фарадей. — И тогда он поймет, каково это, обрабатывать землю с помощью только двух мулов и жены.

Телфорд шагнул к сцене, его лицо побагровело от ярости.

— Ты сказал все, что мог, в защиту своей позиции, ты, человек, несущий смерть? Ты выплеснул на нас всю ложь?

— Я не лгу и я ничего не утверждаю, — ответил Роланд. — Если у кого-то создалось ощущение, что я знаю ответы на все вопросы, учитывая, что месяц назад я понятия не имел о существовании Волков, извините. Но позвольте, перед тем как я пожелаю вам спокойной ночи, рассказать одну историю. Когда я был мальчишкой в Гилеаде, до прихода Доброго Человека и великих пожаров, в одном из восточных феодов была лесная ферма…

— Да разве бывают фермы, на которых выращивают деревья? — недоверчиво выкрикнули из толпы.

Роланд улыбнулся и кивнул.

— Речь идет не об обычных деревьях и даже не о железном дереве, а о бальзовом, с удивительно легкой, но прочной древесиной. Лучшего дерева для постройки лодок не найти. Тоненькая пластинка едва ли не легче воздуха. Их выращивали на тысяче акров земли, десятки тысяч бальзовых деревьев стояли стройными рядами, росли под присмотром главного лесника феода. И на ферме действовало правило, которое никогда не нарушалось: срубил два дерева — посади три.

— Ага, — кивнул Эйзенхарт. — То же правило действует и в отношении породистых лошадей. Имей четырех на каждую, что хочешь продать или забить. Только не все могут его выполнять.

Взгляд Роланда обежал толпу.

— В то лето, когда мне исполнилось десять лет, мор поразил бальзовый лес. Какие-то пауки оплетали белой паутиной верхние ветви некоторых деревьев, и они начинали гнить сверху, падали задолго до того, как болезнь добиралась до корней. Лесник, увидев, что происходит, отдал приказ немедленно спилить все деревья. Чтобы спасти древесину, пока ее еще можно было спасти. И правило спили два дерева — посади три перестало существовать. Потому что потеряло смысл. К следующему лету бальзовых лесов в востоку от Гилеада уже не существовало.

Толпа затихла. Сгущались слишком ранние сумерки. Трещали факелы. Все взгляды скрестились на лице стрелка.

— Здесь, в Калье, Волки собирают урожай детей. И им не нужно их сажать, потому что, слушайте меня, женщины и мужчины все делают сами. Даже дети это знают. Каммала — это не только сорт риса, это еще и действо, в результате которого появляются новые дети.

Глухой ропот прошелестел по толпе.

— Волки берут, потом ждут. Берут… и ждут. И все у них получалось, потому что мужчины и женщины всегда рожают новых детей, независимо от того, как растет рис и плодится скот. Но теперь ситуация меняется. Теперь городу грозит мор.

— Ага, сейчас ты говоришь правду, — воскликнул Тук. — Ты и есть мор, все… — Тут кто-то сбил шляпу с его головы. Эбен Тук развернулся в поисках обидчика, увидел пятьдесят враждебных лиц. Подобрал шляпу с земли, прижал к груди, больше не произнеся ни слова.

— Они увидят, что вы больше не собираетесь растить для них детей, — продолжил Роланд, — и на этот раз не будут брать по одному ребенку из каждой пары близнецов. На этот раз они возьмут всех, до кого смогут дотянуться. Так что приводите ваших малышей к семи часам. Я даю вам хороший совет.

— А разве ты оставляешь им выбор? — выкрикнул Телфорд. Его лицо побелело от страха и ярости.

Роланд решил, что с него хватит. Голос поднялся до крика, Телфорд отшатнулся, так сверкнули синие глаза.

— Тебе-то волноваться не о чем, сэй, твои дети выросли, и все в городе это знают. Ты уже все сказал. Так почему бы тебе не заткнуться?

Гром аплодисментов и топот сапог стал ответом на эти слова. Телфорд набычился, втянув голову в плечи, потом развернулся и проложил путь сквозь толпу. За ним последовали еще несколько человек. А вскоре после их ухода закончилось и собрание. Обошлось без голосования. Роланд не предложил им альтернативы.

«Не предложил, — думал Эдди, толкая кресло Сюзанны к столам с едой, — потому что ее нет».

5

Вскоре после завершения собрания Роланд подошел к Бену Слайтману. Тот стоял у столба, где горел факел, с чашкой кофе и куском пирога. Роланд тоже пил кофе и ел пирог. В шатре, которому предстояло приютить детей, в этот вечер поставили столы с угощением. К входу тянулась длинная очередь. Люди тихонько разговаривали, практически никто не смеялся. На лужайке Джейк и Бенни перекидывались резиновым мячом, изредка бросали его на траву, чтобы и Ыш мог принять участие в игре. Ушастик-путаник радостно лаял, но мальчиков отличала та же сдержанность, что и стоявших в очереди горожан.

— Ты хорошо говорил. — Слайтман чокнулся своей чашкой с чашкой Роланда.

— Ты так думаешь?

— Ага. Разумеется, они были готовы к твоей речи, полагаю, ты это знал, но вмешательство Фарадея могло стать для тебя плохим сюрпризом. Однако ты не растерялся.

— Я говорил правду. Если Волки понесут большие потери, они действительно будут хватать всех, кого смогут. Легенды обрастают бородой, и двадцать три года — достаточный срок, чтобы отрастить длинную бороду. Жители Кальи полагают, что Волков в Тандерклепе тысячи, может, миллионы, но я думаю, это не так.

Слайтман в изумлении воззрился на него.

— Почему ты так думаешь?

— Потому что с годами многое ломается, — ответил Роланд и добавил: — Я хочу, чтобы ты мне кое-что пообещал.

Слайтман настороженно посмотрел на него. Стекла очков блеснули в свете факела.

— Если смогу, Роланд, пообещаю.

— Твой мальчик должен прийти сюда с остальными детьми. Его сестра мертва, но я сомневаюсь, что из-за этого Волки его не тронут. Скорее всего у него есть то, что им нужно.

Слайтман и не попытался скрыть свое облегчение.

— Конечно, он придет. Иначе я и не думал.

— Хорошо. И у меня есть для тебя работа, если ты согласишься.

Настороженность вернулась.

— Какая работа?

— Я склоняюсь к мысли, что шестеро взрослых недостаточно, чтобы приглядывать за детьми, пока мы будем разбираться с Волками. Вот и Розалита спросила меня, что я будут делать, если они испугаются и запаникуют.

— Но ведь ты собираешься спрятать их в пещере, не так ли? — спросил Слайтман, понизив голос. — В пещере дети далеко не убегут, даже если и испугаются.

— Но могут удариться о стену и разбить голову. Крики, дым или огонь могут привести к тому, что в толпе кого-то затопчут. Я решил, что для присмотра за детьми мне нужны десять человек. Я бы хотел, чтобы ты вошел в их число.

— Роланд, я польщен.

— Ты говоришь, да?

Слайтман кивнул.

Роланд пристально смотрел на него.

— Ты понимаешь, что тех, кто будет с детьми, убьют, если мы проиграем?

— Если бы я думал, что вы можете проиграть, то никогда не согласился находиться с детьми. — Он помолчал. — И не отдал бы своего сына.

— Спасибо, Бен. Ты — хороший человек.

Слайтман еще больше понизил голос.

— Какую ты выбрал шахту, Роланд? «Глорию» или «Красную птицу-2»? — а поскольку стрелок сразу не ответил, добавил: — Разумеется, я пойму, если ты мне не ответишь…

— Не в этом дело, — прервал его Роланд. — Просто мы еще не решили.

— Но это будет одна из них?

— Да, какая же еще? — рассеянно ответил Роланд и начал сворачивать самокрутку.

— А вы попытаетесь забраться выше?

— Нет смысла, — ответил Роланд, — будет не тот угол. — Он похлопал себя по груди, повыше сердца. — Надо попасть им сюда, помни об этом. В другие места… бесполезно. Пуля, даже пробив броню, не причинит зомби вреда.

— Это проблема, не так ли?

— Это возможность, — поправил его Роланд. — Ты знаешь каменистые осыпи перед входом в каждую из старых шахт, где добывались гранаты?

— Ага.

— Вот там мы и спрячемся. Ниже шахты. А когда они подъедут, встанем и… — Указательным пальцем левой руки Роланд нажал на воображаемый спусковой крючок.

Улыбка осветила лицо бригадира ковбоев.

— Роланд, это блестящая идея!

— Нет, — возразил Роланд, — всего лишь простая. Но простота обычно дает наилучшие результаты. Думаю, для них это будет сюрприз. Не успеют они очухаться, как полягут от наших пуль. Раньше это срабатывало. И должно сработать вновь.

— Пожалуй, это так.

Роланд огляделся.

— Лучше нам об этом не говорить, Бен. Я знаю, тебе можно доверять, но…

Резиновый мячик подкатился в ногам Слайтмана. Его сын, улыбаясь, вскинул руки.

— Па! Брось его!

Бен бросил, сильно. Мяч полетел, как тарелка Молли в истории деда Тиана. Бенни подпрыгнул, поймал мячик одной рукой, рассмеялся. Слайтман тепло улыбнулся сыну и посмотрел на Роланда.

— Они — хорошая пара? Твой мальчик и мой?

— Ага. — Губы Роланда чуть искривились — похоже на улыбку. — Почти как братья, все так.

6

Ка-тет направился к дому священника. Ехали они в ряд, чувствуя, что на них смотрит весь город. Смерть на лошадях, вот кого видели в них.

— Ты доволен тем, как все прошло, сладенький? — спросила Сюзанна Роланда.

— Пожалуй, — ответил он и начал сворачивать самокрутку.

— Я бы тоже хотел попробовать, — подал голос Джейк.

Сюзанна коротко глянула на него.

— Прикуси язык, сладенький… тебе еще нет тринадцати.

— Мой отец начал курить в десять.

— И умрет скорее всего, не дожив до пятидесяти, — отрезала Сюзанна.

— Невелика потеря, — пробормотал Джейк, но с повторной просьбой обращаться к Роланду не стал.

— Как Миа? — Роланд зажег спичку, чиркнув по ногтю. — Ведет себя спокойно?

— Если б не вы, парни, не знаю, поверила бы я, что такая дамочка когда-либо существовала.

— И живот не беспокоит?

— Нет. — Сюзанна полагала, что у всех свои правила насчет лжи. Ее правило заключалось в кратости: если уж лжешь, говори как можно меньше. Если у нее в животе и сидел малой, какой-то монстр, пусть они волнуются о нем через неделю. Пока же у них и так хватало забот. Так что незачем им знать о редких коротких схватках, которые периодически донимали ее.

— Тогда все хорошо, — кивнул стрелок. Какое-то время они ехали молча, потом он добавил: — Надеюсь, парни, вы умеете копать. Скоро нам придется поработать лопатой.

— Будем рыть могилы? — спросил Эдди, сам не зная, шутит он или нет.

— Очередь могил придет позже. — Роланд посмотрел на небо, но облака уже наползли с запада и закрыли звезды. — Главное, помнить, что могилы роют победители.

Глава 6Перед бурей

1

Поднявшись из темноты, печальный и обвиняющий, его ушей достиг голос Генри Дина, великого мудреца и знаменитого наркомана:

— Я в аду, брат! Я в аду, не могу добыть дозы и все это твоя вина!

— Как думаешь, сколько нам придется тут пробыть? — спросил Эдди Каллагэна. Они только что вошли в Пещеру двери, а младший брат великого мудреца, как игральными костями, уже бренчал в руке двумя патронами — не терпелось заткнуть уши. Решающее собрание прошло накануне вечером, и, когда Эдди и отец Каллагэн выезжали из города, Главная улица удивила их необычной тишиной. Словно жители Кальи попрятались от себя, потрясенные тем, что они сотворили прошлым вечером.

— Боюсь, какое-то время мне потребуется, — признал Каллагэн. Оделся он скромно, неброско, в нагрудный карман положил все американские деньги, что им удалось собрать: одиннадцать мятых долларов и пару четвертаков. Он подумал, что судьба сыграет с ним злую шутку, если, выйдя из двери, он попадет в Америку с Линкольном на долларовом банкноте и Вашингтоном — на пятидесятке[87]. — Но, думаю, мы сможем разбить поиски на этапы.

— Возблагодарим Бога за маленькие радости. — Эдди вытащил из-за шкафа Тауэра розовый мешок. Поднял обеими руками, начал поворачиваться, остановился. Брови его сошлись у переносицы.

— Что такое? — спросил Каллагэн.

— Там что-то есть.

— Да, ящик.

— Нет, что-то в мешке. Думаю, зашито в материю. На ощупь — камешек. Может, это потайной карман.

— Может, — согласился Каллагэн. — Только у нас нет времени разбираться, что там такое.

Однако Эдди вновь нажал на таинственный предмет. На камень вроде бы не похоже. Но он соглашался с Каллагэном. Тайн и загадок у них и так хватало. Так что эту следовало отложить на другой раз.

Когда Эдди вытащил деревянный ящик из мешка, в сердце заполз холодок.

— Я ненавижу этот шар. У меня такое ощущение, что он собирается наброситься на меня и съесть, как… пирожок.

— Скорее всего, может — кивнул Каллагэн. — Если ты почувствуешь, что происходит что-то ужасное, Эдди, захлопни крышку.

— Если захлопну, ты застрянешь на той стороне.

— Едва ли она будет для меня чужой. — Каллагэн смотрел на ненайденную дверь. Эдди слышал своего брата, Каллагэн — свою мать, что-то выговаривавшую ему, называющую его Донни. Он терпеть не мог, когда его звали Донни. — Я просто подожду, пока дверь откроется вновь.

Эдди заткнул патронами уши.

— Почему ты позволяешь ему такое, Донни? — простонала мать Каллагэна из темноты. — Вставлять заряженные патроны в уши — это опасно!

— Иди, и покончим с этим. — Эдди поднял крышку. Колокольца атаковали уши Каллагэна. И его сердце. Дверь во все реальности и времена открылась.

2

Он переступил порог, думая о 1977 годе и мужском туалете на первом этаже Нью-Йоркской публичной библиотеки. Так что оказался в кабинке, со стенами, исписанными и разрисованными граффити (имелась и надпись «БАНГО СКАНК»). В соседней кабинке, слева, спустили воду. Он подождал, пока человек, занимавший ее, вышел из туалета, покинул кабинку.

На поиски у него ушло лишь десять минут. Через дверь он прошел с книгой под мышкой. Предложил Эдди выйти вместе с ним из пещеры, и ему не пришлось просить дважды. Эдди вытащил патроны из ушей и осмотрел книгу. Называлась она «Дороги Новой Англии».

— Святой отец — библиотечный вор, — заметил Эдди. — Из-за таких, как ты, постоянно повышается цена входного билета в библиотеку.

— Книгу я когда-нибудь верну, — пообещал Каллагэн. Без тени иронии. — Самое главное, мне удалось ее найти. Открой страницу сто девятнадцать.

Эдди открыл. Увидел фотографию скромной, выкрашенной белой краской церкви, стоящей на холме над проселочной дорогой. «Молельный дом методистов Ист-Стоунэма». Построен в 1819 г.». Эдди подумал: «В сумме девятнадцать».

Сказал об этом Каллагэну, тот улыбнулся и кивнул.

— Больше ничего не замечаешь?

Конечно же, он заметил.

— Здание похоже на Зал собраний Кальи.

— Именно так. Можно сказать, один в один. — Каллагэн глубоко вдохнул. — Готов ко второму заходу?

— Пожалуй.

— Этот займет больше времени, но тебе будет чем себя занять. Книга интересная.

— Не думаю, что смогу читать, — ответил Эдди. — Очень уж нервничаю. Может, посмотрю, что зашито в мешке.

Но Эдди забыл об этом, так что предмет, зашитый в розовом мешке, нашла Сюзанна, только в тот момент ее тело принадлежало другой.

3

Думая о 1977 годе и держа книгу открытой на странице 119, с изображением Молельного зала методистов в Ист-Стоунэме, Каллагэн второй раз переступил порог ненайденной двери. Попал в ясное, солнечное утро Новой Англии. Церковь стояла на том же месте, где ее сфотографировали для книги «Дороги Новой Англии», только с тех пор ее покрасили, а дорогу заасфальтировали. Рядом с церковью находилось здание, на фотографии отсутствующее: «Магазин Ист-Стоунэма». Каллагэн счел это добрым знаком.

Он направился к магазину (дверь — за ним), напомнив себе без крайней необходимости не расплачиваться четвертаком, захваченным из собственных запасов. Второй четвертак, Джейка, был датирован 1969 годом, тогда как его — 1981-м. Проходя мимо автозаправки компании «Мобил» («обычный»[88] бензин стоил сорок девять центов за галлон), он переложил четвертак в задний карман.

Когда вошел в магазин, пахло там точь-в-точь, как в магазине Тука, звякнул звонок. Слева от двери лежала стопка «Портленд пресс-герольд», и дата заставила его вздрогнуть. Книгу из Нью-Йоркской публичной библиотеки он унес 26 июня. По его биологическим часам с того момента не прошло и тридцати минут, но на газете он увидел другую дату: 27 июня.

Взял одну, прочитал заголовки (наводнение в Новом Орлеане, привычная напряженность на Среднем Востоке), посмотрел на цену: десять центов. Хорошо. Четвертака 1969-го хватит, да еще дадут сдачу. Может, он купит ломтик настоящего американского салями. Когда он подошел к прилавку, продавец весело ему улыбнулся.

— Это все? — спросил он.

— Вот что я вам скажу, — ответил Каллагэн. — Я бы не возражал, если бы вы объяснили мне, как пройти на почту.

Продавец изогнул бровь, его улыбка стала шире.

— Такое ощущение, что вы не из этих мест.

— Так вы объясните? — с улыбкой спросил Каллагэн.

— Ага. Почта — это просто. Меньше мили по этой дороге, если пойти налево.

— Очень хорошо. А салями ломтиками вы продаете?

— Я продаю его, как хотят покупать, — дружелюбно ответил продавец. — Летний турист, не так ли? — Говорил он с теми же интонациями, что и Джейми Джеффордс. Не хватало только: «Скажите, прошу вас».

— Полагаю, можно назвать меня и так.

4

В пещере Эдди боролся с тихой, но сводящей с ума мелодией колокольцев и всматривался в полураскрытую дверь. Каллагэн шагал по пустынной дороге. Счастливого ему пути. А пока младший сын миссис Дин мог занять себя чтением. Холодной (и чуть дрожащей) рукой он полез в шкаф и взял книгу, стоящую через одну от другой, поставленной вверх ногами. Возьми он перевернутую книгу, в этот день для него многое бы изменилось. Но он взял «Четыре коротких романа о Шерлоке Холмсе». Ах, Холмс, еще один великий мудрец и знаменитый наркоман. Эдди открыл «Этюд в багровых тонах» и начал читать. Время от времени он поглядывал на ящик, где пульсировал Черный Тринадцатый, маня его к себе. Видел только его малую часть. Остальное скрывала ближайшая стенка ящика. Вскоре перестал читать, зачарованно глядя на пятачок черного хрусталя. Обратил внимание, что колокольца смолкли, чему только обрадовался. А какое-то время спустя мимо пуль в уши пробрался голос и обратился к нему.

Эдди слушал.

5

— Прошу прощения, мэм.

— Ага? — Почтой заведовала женщина лет под шестьдесят или чуть больше, строго одетая, с седыми волосами, уложенными в парикмахерской.

— Я бы хотел оставить письмо моим друзьям, — продолжил Каллагэн. — Они из Нью-Йорка и скорее всего получают у вас корреспонденцию «до востребования», оставив соответствующее заявление. — Он поспорил с Эдди, убеждая последнего, что Келвин Тауэр, убегающий от бандитов, не оставляющих надежды отрезать ему яйца, не настолько глуп, чтобы светиться на почте. Эдди напомнил об отношении Тауэра к гребаным первым изданиям, и Каллагэн согласился проверить предложенный Эдди вариант.

— Летние туристы?

— Именно так, — кивнул Каллагэн. — Ага. Их зовут Келвин Тауэр и Эрон Дипно. Я понимаю, эту информацию не положено сообщать первому встречному, но…

— Ну, в этих краях мы не обращаем внимания на такие формальности. Позвольте, я сверюсь со списком. Между Днем поминовения и Днем труда[89] приезжает так много народу…

Она взяла со стола три или четыре листка, сцепленных скрепкой. С множеством имен и фамилий. Просмотрела первый листок, перешла ко второму, потом к третьему.

— Дипно! — воскликнула она. — Есть такой. А теперь… сейчас посмотрю, нет ли второго…

— Это не важно, — остановил ее Каллагэн. Внезапно ему стало не по себе, словно на той стороне что-то пошло не так. Он глянул через плечо, но увидел только дверь, пещеру и Эдди, сидящего скрестив ноги, с книгой на коленях.

— Кто-то гонится за вами? — с улыбкой спросила почтмейстерша.

Каллагэн рассмеялся. Смех показался ему деланным, натужным, но женщина вроде бы ничего не заметила.

— Если я напишу Эрону записку и положу в конверт с маркой, вы передадите ему мое письмо, когда он в следующий раз заглянет на почту? Или мистеру Тауэру, если придет он.

— О, покупать марку нет никакой необходимости, — ответила женщина. — С радостью передам.

Да, он словно вновь оказался в Калье. Такое же радушие. Внезапно ему очень понравилась эта женщина. Ну очень понравилась.

Каллагэн прошел к стойке у окна (дверь при этом развернулась, чтобы вновь оказаться у него за спиной), написал короткую записку, представившись другом человека, который помог Келвину Тауэру решить вопрос с Джеком Андолини. Посоветовал Дипно и Тауэру оставить автомобиль там, где он стоит, оставить свет в снятом ими доме, а самим устроиться где-нибудь по соседству, в амбаре, сарае, какой-нибудь лачуге. И перебраться туда незамедлительно. «Положите записку с указанием, как вас найти, под коврик у водительского сиденья вашего автомобиля или под нижнюю ступеньку заднего крыльца. Мы с вами свяжемся». Он надеялся, что все делает правильно. Они не обговаривали такие подробности, он не ожидал, что придется обучать Тауэра и Дипно азам конспирации. Подписался, как и велел Роланд: «Каллагэн из Эльда». А потом, пусть тревога и усилилась, добавил еще пару строк: «Этот поход на почту должен стать ПОСЛЕДНИМ. Как можно быть такими глупцами?»

Положил записку в конверт, написал на нем: ЭРОНУ ДИПНО, ДО ВОСТРЕБОВАНИЯ». Вернулся к стойке.

— Я с радостью куплю марку.

— В этом нет необходимости, с вас два цента за конверт, и мы в расчете.

Он дал ей пятицентовик, полученный в магазине, получил три цента сдачи и направился к двери. Обычной двери.

— Удачи вам, — крикнула вслед почтмейстерша.

Каллагэн обернулся, чтобы сказать спасибо. Увидел, что дверь в пещере по-прежнему открыта. Кого не увидел, так это Эдди. Эдди из пещеры исчез.

6

Каллагэн повернулся к двери между мирами, как только покинул почту. Обычно так не получалось, обычно дверь ушла бы ему за спину, но она, похоже, знала, когда он хочет пройти сквозь нее. И в этом случае осталась на месте, когда он поворачивался к ней лицом.

Как только он ступил в пещеру, в уши ударила мелодия колокольцев, блокирующая способность мыслить. Из темных глубин закричала мать: «Видишь, Донни, ты ушел и позволил этому милому мальчику покончить с собой! Он навечно останется в чистилище, и это твоя вина!»

Каллагэн ее не слушал. Он метнулся к выходу из пещеры, зажав под мышкой номер «Пресс-герольд», купленный в магазине Ист-Стоунэма. Успел заметить, почему крышка ящика не захлопнулась, оставив его в Ист-Стоунэме, штат Мэн, в 1977 году. Из-под крышки торчала толстая книга. Прочитал Каллагэн и название: «Четыре коротких романа о Шерлоке Холмсе». А потом выскочил в солнечный свет.

Поначалу увидел только валун на тропе, ведущей к пещере, и с ужасом подумал, что мать сказала правду. Потом посмотрел налево. Эдди стоял в десяти футах, в конце узкой тропы, обрывающейся пропастью. Подол его вытащенной из джинсов рубашки трепало о рукоятку большого револьвера Роланда. Обычно резкое, где-то похожее на лисью мордочку лицо теперь выглядело одутловатым, напрочь лишенным каких-либо эмоций. Взглядом он напоминал боксера, отправленного в нокаут. Ветер отбросил волосы за уши. Он качнулся вперед… потом рот чуть затвердел, взгляд стал более осмысленным. Он ухватился за выступ скалы и подался назад.

«Он борется, — подумал Каллагэн. — Я уверен, борется изо всех сил, но проигрывает».

Крик точно отправил бы Эдди в пропасть; об этом Каллагэна предупреждала интуиция стрелка, наиболее обостренная в момент кризиса. И вместо того чтобы кричать, он рванул по тропе и ухватился рукой за подол рубашки в тот самый момент, когда Эдди вновь качнуло вперед, только на этот раз он убрал руку со скального выступа и прикрыл ею глаза, словно говоря: «Прощай, жестокий мир!»

Если бы рубашка порвалась, Эдди Дин, несомненно, выбыл бы из большой игры ка, но, возможно, материя, из которой шили рубашки в Калье Брин Стерджис (во всяком случае, ту, что носил Эдди), служила ка. Так или иначе, рубашка не порвалась, когда Каллагэн потянул подол на себя, со всей своей недюжинной, обретенной во время многолетних странствий силой. Не просто потянул — дернул, а потом сжал в объятиях молодого человека, уже после того, как его голова стукнулась о скальный выступ, за который тот совсем недавно держался рукой. Ресницы Эдди дрогнули, он посмотрел на Каллагэна, как на совершенного незнакомца. Потом что-то пробормотал, вроде: «Онритягутеть».

Каллагэн, держа Эдди за плечи, крепко тряхнул его.

— Что? Я тебя не понимаю! — Он и не хотел понимать, но ему требовалось установить контакт, необходимый, чтобы вывести Эдди из состояния, в которое его загнал этот жуткий шар, что лежал в ящике. — Я… тебя… не понимаю!

На этот раз ответ прозвучал четче.

— Он говорит, я могу долететь до Башни. Ты должен меня отпустить. Я хочу лететь к Башне!

— Ты не можешь летать, Эдди. — Уверенности в том, что до Эдди дошел смысл сказанного им, не было, поэтому он наклонился к Эдди, пристально глядя ему в глаза. — Он пытался тебя убить.

— Нет, — начал Эдди, а потом его взгляд стал осмысленным. Его глаза, находящиеся в каком-то дюйме от глаз Каллагэна, широко раскрылись. — Да.

Каллагэн выпрямился, не убирая рук с плеч Эдди.

— Ты оклемался?

— Да, пожалуй. Я держался, отец. Клянусь, держался. То есть колокольца доставали меня, но в принципе все было хорошо. Я даже взял книгу и начал читать. — Он огляделся. — Господи, надеюсь, я не бросил ее в пропасть. Тауэр снимет с меня скальп.

— Нет, не бросил. Ты сунул ее в ящик, и только это нас и спасло. Иначе дверь закрылась бы, а ты превратился в клубничный джем на дне пропасти, пролетев каких-то семьсот футов.

Эдди посмотрел вниз и побледнел как мел. Каллагэн потом корил себя за свою прямоту, потому что мгновением позже Эдди проблевался на его новые сапоги.

7

— Он подкрался ко мне, отец, — объяснил Эдди, когда окончательно пришел в себя. — Заворожил меня, а потом прыгнул.

— Да.

— Ты успел что-нибудь сделать на той стороне?

— Если они получат мое письмо и последуют моим советам, многое. Ты оказался прав. Дипно по крайней мере оставил заявление на получение корреспонденции «до востребования». Насчет Тауэра не знаю. — Каллагэн сердито покачал головой.

— Думаю, потом выяснится, что Дипно поддался уговорам Тауэра. Кел Тауэр до сих пор не может поверить, в какую историю он вляпался, а после того, что случилось со мной, почти случилось, такой образ мышления мне даже нравится. — Эдди увидел, что у Каллагэна что-то зажато под мышкой. — Это что?

— Газета, — ответил Каллагэн, протянул ее Эдди. — Хочешь почитать о Голде Мейер?

8

В тот вечер Роланд внимательно выслушал рассказы Эдди и Каллагэна об их приключениях в Пещере двери и в другой реальности. Стрелка в меньшей степени интересовало случившееся с Эдди и в куда большей — схожесть Кальи Брин Стерджис и Ист-Стоунэма. Он даже попросил Каллагэна сымитировать выговор продавца или владельца магазина и почтмейстерши. У Каллагэна, прожившего в Мэне много лет, получилось отлично.

— Понятно. Ага. — Роланд задумался, положив ногу на ограждение крыльца дома священника.

— Как по-твоему, пока им ничего не грозит? — спросил Эдди.

— Надеюсь на это, — ответил Роланд. — Если ты хочешь волноваться о чьей-то жизни, волнуйся о Дипно. Если Балазар не отказался от надежды заполучить пустырь, Тауэр ему нужен живым. А вот с Дипно разделаются без всякой жалости.

— Можем мы оставить их без нашей защиты, пока не разберемся с Волками?

— Другого выбора у нас нет.

— Мы можем послать все к черту, отправиться в эту Восточную Галошу и защитить его, — с жаром воскликнул Эдди. — Что ты на это скажешь? Послушай, Роланд, я точно знаю, почему Тауэр уговорил своего друга «засветиться» на почте: у кого-то была книга, которую он хотел заполучить. Он уже вел переговоры, они вошли в решающую стадию, когда появился я и убедил его сделать ноги. Но Тауэр… он же помешан на книгах. И не мог допустить, чтобы от него уплыла та, на которую он положил глаз. Если Балазар это знает, а скорее всего так оно и есть, ему не нужен почтовый индекс, чтобы найти Тауэра, хватит и списка людей, с кем он вел дела. Я очень надеюсь, что такой список, если он и существовал, сгорел во время пожара.

Роланд кивнул.

— Я понимаю, но уйти мы не можем. Мы обещали.

Эдди насупился, вздохнул, покачал головой.

— Наверное, незачем гнать волну. Здесь все закончится через три с половиной дня, до истечения срока, отпущенного Тауэру, — семнадцать. Одно на другое не наложится. — Он прикусил губу. — Возможно, не наложится.

— Возможно — это максимум, на что мы можем рассчитывать? — спросил Каллагэн.

— Да, — кивнул Эдди. — Во всяком случае пока.

9

Следующим утром перепуганная Сюзанна Дин сидела в туалете у подножия холма, согнувшись вдвое, дожидаясь, когда же прекратятся схватки. Они случались у нее уже чуть больше недели, но в этот день выдались особенно сильными. Она приложила руки к низу живота. Очень уж затвердевшему.

«О Боже, а если роды начнутся прямо сейчас? Что, если начнутся?»

Она пыталась убедить себя, что роды не могут начаться, пока не отошли воды. Но что она знала о родах? Очень мало. Даже Розалита Мунос, повитуха с большим опытом, ничем не могла ей помочь, потому что принимала человеческих детей, имея дело с матерями, которые и выглядели беременными. Сюзанна же за время, проведенное в Калье, скорее сжалась, чем раздалась. И если Роланд прав насчет ее ребенка…

«Это не ребенок. Это малой и принадлежит он не мне. Принадлежит Миа, кем бы она ни была. Миа, не знающая отца».

Схватки прекратились. Низ живота расслабился, закаменелость прошла. Она провела пальцем по половой щели. Ощущения те же, что и всегда. Так что еще несколько дней она продержится. Должна продержаться. Согласившись с Роландом, что в их ка-тете больше не должно быть секретов, она полагала, что этот надо все же держать при себе. Когда начнется решающая схватка, их будет семеро против сорока или пятидесяти. Может, и семидесяти, если Волки навалятся на них разом. Им придется сражаться на пределе сил, от каждого потребуется максимальная концентрация. То есть ничто не должно отвлекать. И она должна быть там, в составе ка-тета.

Сюзанна натянула джинсы, застегнула пуговицы, вышла в солнечный свет, рассеянно потирая левый висок. Увидела новый засов на будке-туалете, как и просил Роланд, заулыбалась. Потом взглянула на свою тень, и улыбка сползла с ее лица. В туалет, судя по длине ее Черной дамы, она входила в девять утра. Теперь Черная дама говорила о том, что до полудня осталось совсем ничего.

«Это невозможно. Я пробыла там лишь несколько минут. Которые требовались, чтобы отлить».

«А может, это правда. Может, все остальное время там провела Миа».

— Нет, — вырвалось у Сюзанны. — Такого не может быть.

Но в душе она чувствовала, что может. Миа еще не взяла над ней вверх, но сил у нее прибавлялось. И она копила их, чтобы при первой возможности захватить контроль над телом.

«Пожалуйста, — взмолилась Сюзанна, опершись рукой о стенку туалета, — Боже, дай мне еще три дня. Дай мне эти три дня, чтобы мы выполнили долг перед детьми этого города, а потом делай, что пожелаешь. Пусть все будет, как Ты хочешь. Ну, пожалуйста…»

— Только три дня, — пробормотала она. — И если они уложат нас здесь, какая разница, что будет потом. Еще три дня, Господи. Услышь меня, я прошу.

10

На следующий день Эдди и Тиан Джеффордс отправились на поиски Энди и нашли его на пересечении Восточной и Речной дорог. Энди стоял и пел во всю мощь своих…

— Нет, — Эдди мотнул головой, когда он и Тиан направлялись к роботу, — нельзя сказать легких, легких у него нет.

— Не понял? — повернулся к нему Тиан.

— Не бери в голову, — ответил Эдди. — Не важно. — Но по ассоциации «легкие — часть организма» у него возник вопрос: — Тиан, в Калье есть врач?

Тиан в некотором удивлении посмотрел на него, покачал головой.

— У нас — нет, Эдди. Врачи — они для богатых, богатые могут пойти к ним, ведь у них есть деньги, а вот мы, если заболеваем, обращаемся к Сестрам.

— Сестрам Орисы?

— Ага. Если лекарство хорошее, так обычно и бывает, мы выздоравливаем. Если плохое, нам становится хуже. В конце концов земля всех исцеляет, ты понимаешь?

— Да, — кивнул Эдди, думая о том, с каким трудом им удавалось встроить в такой порядок вещей детей-рунтов. Те, кто возвращался рунтами, в конце концов умирали, но долгие годы они просто… существовали.

— В человеке есть только три коробки, — продолжил Тиан. С каждым шагом они приближались к поющему роботу. На востоке, между Кальей Брин Стерджис и Тандерклепом, ветер поднимал пыль к синему небу, хотя на этом берегу воздух практически стоял.

— Коробки?

— Ага, правильно говоришь, — кивнул Тиан и коснулся лба, груди и зада. — Головная, грудная и жопная. — Он рассмеялся.

— Ты так считаешь? — улыбнулся Эдди.

— Ну… здесь, когда мы одни, да, — ответил Тиан, — хотя, полагаю, ни одна порядочная леди не потерпит, чтобы эти коробки обсуждали за ее столом. — Он вновь коснулся головы, груди и зада. — Мыслительная коробка, сердечная и сральная.

Тиан остановился. Энди не мог их не видеть, но полностью игнорировал — пел, похоже, оперную арию на незнакомом Эдди языке. То вскидывал руки, то скрещивал, и эти движения, похоже, увязывались в единое целое с пением.

— Слушай меня, — вновь заговорил Тиан. — Человек сложен по-умному, ты понимаешь. Наверху — его мысли, то есть лучшая часть мужчины.

— Или женщины, — усмехнулся Эдди.

Тиан кивнул, очень серьезно.

— Ага, или женщины, но, говоря мужчина, мы подразумеваем и женщину, потому что она рождена из дыхания мужчины.

— Ты в этом уверен? — Эдди думал об активистках феминистского движения, с которыми сталкивался незадолго до того, как перенесся из Нью-Йорка в Срединный мир. Он сомневался, что эта версия понравится им больше, чем библейская, согласно которой Ева создана из ребра Адама.

— Будем считать, что да, но первого мужчину родила леди Ориса, так, во всяком случае, скажут тебе старики. Они говорят: «Кан-ах, кан-тах, аннах, Ориса», что означает: «Все дыхание идет от женщины».

— Так расскажи мне об этих коробках.

— Лучшая и самая высокая — головная, со всеми идеями и мечтами. Следующая — сердечная, со всеми нашими чувствами, любовью и грустью, радостью, счастьем…

— Эмоции.

Тиан посмотрел на него с недоумением и уважительно одновременно.

— Ты так говоришь?

— Ну, так говорят там, откуда я пришел, так что будем считать, что так оно и есть.

— Ладно. — Тиан кивнул с таким видом, будто идея показалась ему интересной, пусть он и не до конца ее понял. На этот раз он коснулся промежности, а не зада.

— В этой последней коробке все, что мы зовем низшей каммалой: трахнуться, посрать, сделать человеку подлость без всякого на то повода.

— А если ты делаешь ее по какому-то поводу?

— Ну, тогда это не подлость, а ответная реакция, — усмехнулся Тиан. — В этом случае идет она из сердечной коробки или из головной.

— Странное у тебя представление о человеке, — сказал Эдди, но подумал, что ничего странного в принципе-то и нет. Перед его мысленным взором возникли три аккуратно поставленные друг на друга коробки: головная — на сердечную, сердечная — на коробку с физиологическими функциями и беспричинной яростью, иногда охватывающей людей. Особенно ему понравилось использование Тианом слова подлость в качестве некой нормы поведения. Что-то в этом есть или нет? Тут следовало подумать, да только времени на это не было.

Энди все стоял, сверкая на солнце, продолжая петь. Эдди вдруг вспомнились мальчишки из его района, которые вдруг выкрикивали: «Я — цирюльник из Севильи, стричься надо у меня!» — а потом убегали с безумным хохотом.

— Энди, — позвал Эдди, и робот тут же замолчал.

— Хайл, Эдди, я хорошо тебя вижу! Долгих дней и приятных ночей!

— И тебе того же, — ответил Эдди. — Как поживаешь?

— Отлично, Эдди, — воскликнул Энди. — Я всегда пою перед первым семиноном.

— Семиноном?

— Так мы называем пыльные бури, после них наступает настоящая зима. — Тиан указал на облака пыли за Уайе. — Вон идет первая. Думаю, доберется до нас в день прихода Волков или днем позже.

— В день прихода, сэй, — уточнил Энди. — Семинон приходит — теплые дни уходят, так у нас говорят. — Он наклонился к Эдди. В сверкающей голове защелкало, синие глаза вспыхивали и гасли. — Эдди, я составил отличный гороскоп, очень длинный и сложный, и он показывает победу над Волками! Великую победу! Ты уничтожишь своих врагов, а потом встретишь прекрасную леди!

— Я уже встретил прекрасную леди. — Эдди изо всех сил пытался изгнать из голоса злобные нотки. Он прекрасно понимал, что означало мерцание синих глаз: металлический сукин сын смеялся над ним. «Что ж, — подумал он, — возможно, через пару дней смех этот выйдет тебе боком, Энди. Я очень на это надеюсь».

— Да, встретил, но многие женатые мужчины находят женщин и на стороне, как я недавно и сказал сэю Тиану Джеффордсу.

— Только не те, кто любит своих жен, — фыркнул Тиан. — Я тогда говорил тебе об этом и говорю сейчас.

— Энди, старина, мы пришли к тебе в надежде, что ты окажешь нам услугу, — сменил тему Эдди. — Вечером, накануне прихода Волков, нам очень понадобится твоя помощь. Если, конечно, ты сможешь нам ее оказать.

Теперь защелкало в груди Энди, а в глазах вроде бы вспыхнула тревога.

— Я готов сделать все, что в моих силах, сэи. Нет для меня более приятного занятия, чем помогать друзьям, но очень многого я делать не могу, при всем желании.

— Из-за заложенной в тебя программы.

— Ага, — самодовольство ушло из голоса Энди. Теперь он больше напоминал машину. «Да уж, позиция беспроигрышная, — подумал Эдди. — Осторожный ты у нас, Энди. Видел, как они приходили и уходили, не так ли? Иногда они называют тебя мешком с болтами, по большей части игнорируют, но в любом случае ты расхаживаешь по их костям, распевая песни, не так ли? Но на этот раз у тебя ничего не выйдет, приятель. Я постараюсь, чтобы ничего не вышло».

— Когда тебя построили Энди? Спрашиваю из любопытства? Когда ты сошел с конвейера ЛаМерка?

— Очень давно, сэй. — Синие глаза едва заметно мерцали. Энди более не смеялся.

— Две тысячи лет тому назад?

— Я думаю, больше. Сэй, я знаю песню о пьянице, которая может тебе понравиться, она такая забавная…

— Может, в другой раз. Послушай, дружище, если тебе две тысячи лет, как вышло, что в твоей программе заложена информация о Волках?

В теле Энди что-то звякнуло, будто разбилось. А заговорил он мертвым, лишенным эмоций голосом, какой Эдди впервые услышал на краю Срединного леса, Голосом Боско Боба, когда старина Боб собирался согнать облака и залить тебя дождем.

— Какой твой пароль, сэй Эдди?

— Думаю, мы с тобой это уже проходили, не так ли?

— Пароль. У тебя десять секунд. Девять… восемь… семь…

— Пароль — очень удобная ширма, не так ли?

— Неправильный пароль, сэй Эдди.

— Прямо-таки Пятая поправка[90].

— Два… один… ноль. Ты можешь предпринять вторую попытку. Хочешь предпринимать вторую попытку, Эдди?

Эдди ослепительно улыбнулся роботу.

— Семинон дует летом, дружище?

Вновь послышались щелчки и позвякивания. Голова Энди, склоненная в одну сторону, склонилась в другую.

— Я упустил ход твоих мыслей, Эдди из Нью-Йорка.

— Извини. Я всего лишь глупый человек, понимаешь? Нет, я не хочу предпринимать второй попытки. Во всяком случае, сейчас. Позволь лучше сказать, какая нам нужна помощь, чтобы ты мог ответить, разрешит ли программа оказать ее. Это справедливо?

— Разумеется, сэй Эдди.

— Отлично. — Эдди взял Энди за тонкую металлическую руку. Обнаружил, что поверхность гладкая, но неприятная на ощупь. Будто покрытая смазкой. Руку, однако, он не выпустил, продолжил доверительным тоном: — Я говорю тебе это лишь потому, что ты умеешь хранить секреты.

— О да, сэй Эдди! Никто не хранит секреты лучше Энди! — Робот вновь ощутил под ногами твердую почву, и в голос вернулось самодовольство.

— Ну… — Эдди поднялся на цыпочки. — Наклонись ко мне.

В корпусе Энди зажужжали сервомоторы, в сердечной коробке, будь он человеком, а не железякой, напичканной достижениями высоких технологий. Он наклонился. А Эдди, стоя на цыпочках, вытянулся в струнку, прямо-таки мальчик, делящийся своими секретами со взрослым.

— У отца Каллагэна есть оружие с нашего уровня Башни, — прошептал он. — Хорошее оружие.

Голова Энди повернулась. Глаза ярко сверкнули, свидетельствуя об изумлении. Эдди сохранял каменное лицо, подавляя смех.

— Ты говоришь правду, Эдди?

— Будь уверен.

— Отец говорит, что орудия мощные, — вмешался Тиан. — Если они сработают, мы вышибем из Волков дух. Но мы должны перевезти их к северу от города… а они тяжелые. Сможешь ты помочь нам загрузить их в повозку накануне прихода Волков, Энди?

Молчание. Щелчки и звяки.

— Готов спорить, программа ему не позволит. — Эдди печально вздохнул. — Что ж, если мы соберем крепких парней…

— Я могу вам помочь, — прервал его Энди. — Где хранятся эти орудия, сэи?

— Сейчас лучше об этом не говорить, — ответил Эдди. — Приходи в дом отца ранним вечером, накануне прихода Волков.

— В котором часу мне прийти?

— Как насчет шести?

— В шесть часов. И как много у вас орудий? По крайней мере скажите мне это, чтобы я смог рассчитать необходимые энергетические уровни.

«Мой друг, чтобы распознать вранье, требуется врун, не так ли?» — весело подумал Эдди, но лицо его осталось бесстрастным.

— С дюжину. Максимум пятнадцать. Каждое весит пару сотен фунтов. Ты знаком с фунтами, Энди?

— Ага, спасибо тебе. Фунт приблизительно равен четыремстам пятидесяти граммам. Шестнадцати унциям. Это большие орудия, Эдди. Они смогут стрелять?

— Мы уверены, что смогут. Не так ли, Тиан?

Тиан кивнул.

— Ты нам поможешь?

— Ага, с удовольствием. Шесть часов вечера, у дома священника.

— Спасибо тебе. — Эдди уже повернулся, чтобы уйти, но остановился. — И никому ни слова, слышишь?

— Конечно, сэй, считайте, что вы мне ничего не говорили.

— Именно так. Меньше всего мы хотим, чтобы Волкам стало известно, что нам есть чем их встретить, помимо револьверов.

— Разумеется, сэй. Какие хорошие новости. Прекрасного вам дня, сэи.

— И тебе, Энди, — ответил Эдди. — И тебе.

11

Когда они возвращались к ферме Тиана, расположенной всего в двух милях от того места, где они нашли Энди, Тиан спросил:

— Он поверит?

— Не знаю, — ответил Эдди. — Но я его сильно удивил, ты это почувствовал?

— Да, — кивнул Тиан. — Да, почувствовал.

— Он придет, чтобы посмотреть, есть ли у нас оружие, это я гарантирую.

Тиан заулыбался.

— Твой дин умен.

— Это точно, — согласился Эдди. — Это точно.

12

Вновь Джейк лежал без сна, глядя в потолок комнаты Бенни. Вновь Ыш лежал на кровати Бенни, свернувшись клубком, сунув нос под хвост. Следующим вечером Джейку предстояло вернуться в дом отца Каллагэна, к своему ка-тету, и ему не терпелось покинуть ранчо. Следующая ночь была последней перед приходом Волков, но эта — всего лишь предпоследней, и Роланд решил, что Джейк должен провести ее в «Рокинг Би». «Нельзя допустить, чтобы у них возникли хоть малейшие подозрения», — сказал он. Джейк признавал его правоту, но пребывание на ранчо тяготило его. Мало того что предстояло сразиться с Волками, так еще не давали покоя мысли, как через два дня будет смотреть на него Бенни.

«Может, нас всех убьют, — подумал Джейк. — И тогда не придется об этом волноваться».

И мысль эта скорее радовала, чем печалила.

— Джейк? Ты спишь?

На мгновение Джейк подумал притвориться спящим, но внутренний голос пренебрежительно хмыкнул, видя такую трусость.

— Нет, но должен заставить себя уснуть, Бенни. Сомневаюсь, что завтра ночью удастся поспать.

— Наверное, нет. — В голосе слышалось уважение. — Ты боишься?

— Естественно, боюсь. За кого ты меня принимаешь? За сумасшедшего?

Бенни приподнялся на локте.

— И скольких ты собираешься убить?

Джейк обдумал вопрос. От этого вопроса у него засосало под ложечкой, но он все равно обдумал его.

— Не знаю. Если Волков будет семьдесят, мне придется уложить десять.

Внезапно ему вспомнились уроки английского языка у мисс Эйвери. Желтые плафоны под потолком с лежащими в них дохлыми мухами. Лукас Хансон, всегда пытавшийся подножкой сбить его с ног, когда он шел по проходу. Разбор предложений на доске: четкое место определения в структуре предложения. Петра Джессерлинг, всегда носившая свободные свитеры и влюбившаяся в него (так, во всяком случае, утверждал Майк Янко). Бубнящий голос миссис Эйвери. Потом перерыв на ленч. Опять урок, и отчаянная борьба с норовящими опуститься веками. Неужели этот мальчик, этот примерный ученик школы Пайпера собирается отправиться к северу от фермерского городка Калья Брин Стерджис, чтобы сразиться с крадущими детей монстрами? Может случиться, что тридцать шесть часов спустя этот мальчик будет лежать мертвым, с внутренностями, размазанными по грязи взрывом неведомого ему снитча? Да нет, такое просто невозможно, правда? Домоправительница, миссис Шоу, срезала корочки с сандвичей мальчика и иногда называла его Бамой. Отец учил, как надо рассчитывать пятнадцатипроцентные чаевые. Такие мальчики, конечно же, не должны умирать с оружием в руках. Ведь не должны?

— Готов спорить, ты уложишь двадцать! — не унимался Бенни. — Как же мне хочется быть рядом с тобой! Сражаться бок о бок! Пух! Пух! Пух! Потом мы перезаряжаем револьверы и…

Джейк сел, с любопытством посмотрел на Бенни.

— Ты бы сражался? Если б мог?

Бенни задумался. Его лицо изменилось, стало старше, мудрее. Он покачал головой.

— Нет. Я бы испугался. А разве ты не боишься? Скажи правду.

— Боюсь до смерти, — ответил Джейк.

— Умереть?

— И это тоже. Но еще больше подвести остальных.

— Ты не подведешь.

«Тебе легко говорить», — подумал Джейк.

— Раз уж мне придется пойти с детьми, — продолжил Бенни, — я рад, что с нами будет и мой отец. Он берет с собой арбалет. Ты видел, как он стреляет?

— Нет.

— Отлично стреляет. Если кто-нибудь из Волков прорвется мимо вас, он его уложит. Прицелится в то место, где у него жабры, и хана!

«А если бы Бенни знал, что жабры — это ложь? — задался вопросом Джейк. — Ложная информация, которую его отец должен передать хозяевам Волков? Если бы знал…»

Эдди заговорил в его сознании, Эдди, умудренный уличным опытом бруклинец: «Да, а если бы рыбы ездили на велосипедах, то каждая гребаная речка становилась бы «Тур де Франс».

— Бенни, мне действительно нужно поспать.

Слайтман-младший лег. Лег и Джейк, вновь уставившись в потолок. Теперь он злился из-за того, что Ыш устроился на кровати Бенни и вообще сдружился с ним. Теперь он злился на все и вся. И часы, оставшиеся до утра, когда ему предстояло собрать вещи, усесться на пони и отправиться в город, грозили растянуться до бесконечности.

— Джейк?

— Что, Бенни, ну что?

— Извини, я просто хотел сказать, что очень рад твоему приезду. Мы хорошо провели время, не так ли?

— Да, — ответил Джейк и подумал: «Никто не поверит, что он старше меня. Его послушать… ну, не знаю… ему лет пять, не больше». Конечно, это было несправедливо, но Джейк опасался, что расплачется, если не будет несправедливым. Он ненавидел Роланда за то, что тот приговорил его к этой последней ночи в «Рокинг Би». — Да, просто отлично.

— Мне будет тебя недоставать. Но я готов спорить, что вам поставят памятник в Павильоне.

— Мне тоже будет недоставать тебя.

— Ты счастливый, идешь по Лучу, бываешь в разных местах. Я, наверное, до конца своих дней останусь в этом засранном городишке.

«Нет, не останешься. Тебе и твоему отцу предстоят далекие странствия, если вам позволят уйти отсюда. Думаю, ты до конца своих дней будешь грезить этим маленьким засранным городком, который был тебе домом. И причина во мне. Я увидел… и рассказал. А что оставалось?»

— Джейк?

Больше он выносить этого не мог. Бенни просто сводил его с ума.

— Спи, Бенни. И не мешай спать мне.

— Хорошо.

Бенни повернулся лицом к стене. Вскоре его дыхание замедлилось. Потом он начал тихонько посапывать. Джейк пролежал без сна до полуночи, потом наконец заснул. И увидел сон. Роланд стоял на коленях в пыли Восточной дороги, лицом к несущимся на него со стороны реки ордам Волков. Он пытался перезарядить револьвер, но обе руки не желали его слушаться. Патроны лежали рядом. Он все еще пытался перезарядить большой револьвер, когда копыта лошадей Волков растоптали его.

13

На заре дня, предшествующего приходу Волков, Эдди и Сюзанна стояли у окна спальни для гостей в доме отца Каллагэна и смотрели на лужайку, уходящую вниз по склону к коттеджу Розы.

— Что-то он в ней нашел, — сказал Сюзанна. — Я рада за него.

Эдди кивнул.

— Как ты себя чувствуешь?

Она улыбнулась.

— Отлично, — и не кривила душой. — А ты, сладенький?

— Мне будет недоставать настоящей кровати и крыши над головой, я буду мечтать о том, чтобы вновь попасть в такую, а в остальном все прекрасно.

— Если что-то случится, тебе больше не придется волноваться о кровати.

— Это правда, — кивнул Эдди, — но я полагаю, что все пройдет как по писаному. А ты?

Прежде чем она успела ответить, сильный порыв ветра тряхнул дом, засвистел под свесами крыши. «Семинон говорит: «С добрым утром», — подумал Эдди.

— Не нравится мне этот ветер, — покачала головой Сюзанна. — Это фактор неопределенности.

Эдди уже открыл рот.

— Если скажешь что-нибудь насчет ка, я двину тебе по носу.

Эдди закрыл рот, провел рукой вдоль губ, словно закрывая их на «молнию». Сюзанна все равно легонько, словно перышком, коснулась костяшками пальцев его носа.

— У нас отличный шанс победить. Слишком долго все было по-ихнему, и они заплыли жиром. Как Блейн.

— Да. Как Блейн.

Она опустила руку ему на бедро, развернула лицом к себе.

— Но всякое может случиться, а потому я хочу тебе кое-что сказать, пока мы вдвоем. Хочу сказать, что очень тебя люблю, Эдди. — Она говорила просто, без драматического надрыва.

— Я знаю, что любишь, только никак не могу понять почему.

— Потому что благодаря тебе я стала единым целым. В молодости я, с одной стороны, думала, что любовь — великая тайна, а с другой — мне казалось, что ее придумали голливудские продюсеры, чтобы продавать больше билетов во время Депрессии.

Эдди рассмеялся.

— А теперь я думаю, что мы оба родились с дырой в сердцах и ходили по земле в поисках того, кто сможет эту дыру заполнить. Ты… Эдди, ты заполнил дыру в моем сердце. — Она взяла его за руку и повела к кровати. — А теперь я хочу, чтобы ты заполнил меня по-другому.

— Сюзи, а можно?

— Не знаю, да мне и без разницы.

Любовью они занимались медленно, нежно, добавив скорости только в самом конце. Она вскрикнула, уткнувшись ему в плечо, а Эдди, на грани оргазма, успел подумать: «Я могу потерять ее, если не буду осторожен. Не знаю, откуда мне это известно… но известно. Она просто исчезнет».

— Я тоже люблю тебя, — прошептал он, когда потом они лежали бок о бок.

— Да. — Она взяла его за руку. — Я знаю. И рада.

— Это так приятно — доставлять кому-то радость. Раньше я не знал.

— Ничего страшного. — Сюзанна поцеловала его в уголок рта. — Ты быстро научился.

14

В маленькой гостиной Розы стояло кресло-качалка. Стрелок сидел в нем голым и держал в руке глиняное блюдце. Курил и смотрел на восходящее солнце. И у него не было уверенности, что вновь сможет полюбоваться рассветом из этого кресла.

Роза вышла из спальни, тоже голая, встала у двери, глядя на Роланда.

— Как суставы, скажи мне, прошу тебя?

Роланд кивнул.

— Твое масло — просто чудо.

— Жаль, что долго не действует.

— Не действует, — согласился Роланд. — Но есть другой мир, мир моих друзей, и, возможно, там найдется средство, которое подействует. У меня предчувствие, что скоро мы отправимся туда.

— Снова сражаться?

— Думаю, да.

— Этим путем ты в любом случае возвращаться не будешь, так?

Роланд посмотрел на нее.

— Нет.

— Ты устал, Роланд?

— До смерти.

— Тогда пойдем в кровать, немного отдохнешь, а?

Он затушил окурок в глиняном блюдце, встал. Улыбнулся. Сразу помолодел.

— Я говорю спасибо тебе.

— Ты — хороший человек, Роланд из Гилеада.

Он обдумал ее слова, потом покачал головой.

— Всю жизнь у меня были самые быстрые руки, а вот с тем, чтобы быть хорошим, я как-то тормозил.

Она протянула к нему руку.

— Иди ко мне, Роланд. Кам-каммала.

И он пошел.

15

Вскоре после полудня Роланд, Эдди, Джейк и отец Каллагэн выехали на Восточную дорогу, которая на этом участке тянулась с юга на север, вдоль извилистой Девар-Тете Уайе. Лопаты они спрятали в свернутых спальных мешках, притороченных к седлам. Сюзанну, в силу ее беременности, на эту операцию не взяли. Она присоединилась к Сестрам Орисы, которые устанавливали у Павильона большой шатер и готовили угощение. Несмотря на то что до вечера оставалось еще далеко, в Калью Брин Стерджис начали съезжаться люди, совсем как на праздник. Только в этот день им не обещали ни фейерверков, ни скачек. Энди и Бен Слайтман не попались им на глаза, и это радовало.

— Тиан? — спросил Роланд Эдди, нарушив тяжелое молчание.

— Встретится со мной у дома Каллагэна. В пять часов.

— Хорошо. — Роланд кивнул. — Если мы не закончим к четырем, ты вернешься в город один.

— Если хочешь, я поеду с тобой, — предложил Каллагэн. Китайцы верили: если ты спасаешь человеку жизнь, то с этого момента берешь на себя ответственность за него. Каллагэн как-то не задумывался над этим изречением, но после того как оттащил Эдди от края пропасти у Пещеры двери, стал склоняться к мысли, что это не просто слова.

— Лучше тебе остаться с нами, — ответил Роланд. — Эдди и сам справится. А здесь у меня есть для тебя работа. Помимо копания.

— Да? И какая? — спросил Каллагэн.

Роланд указал на пылевые вихри, что поднимались и опадали впереди.

— Отгони молитвой этот чертов ветер. И чем быстрее, тем лучше. Чтобы завтра утром его точно не было.

— Тебя волнует сохранность укрытий? — спросил Джейк.

— С укрытиями ничего не случится. А волнуюсь я из-за Сестер Орисы. Бросать тарелку — дело тонкое даже при полном штиле. А если в день прихода Волков будет дуть сильный ветер, возрастет вероятность того, что тарелки собьются с курса. — Он простер руку к затянутому пылью горизонту. — Сильно возрастет.

Каллагэн улыбался.

— Я с радостью помолюсь, но посмотри на восток, прежде чем начинать волноваться. Прошу тебя, посмотри.

Они повернулись. Початки кукурузы уже собрали, остались только стебли, похожие на скелеты. За кукурузными полями начинались рисовые, уходящие к реке. Рекой Пограничье и заканчивалось. А на другом берегу кружились и иногда сталкивались пылевые смерчи, достигающие высоты сорока футов. В сравнении с ними те, что «отплясывали» на их берегу, казались карликами.

— Семинон часто добирается до Уайе, а потом поворачивает назад, — продолжил Каллагэн. — Старики говорят, что лорд Семинон просит леди Орису пропустить его, когда он добирается до воды, но она по большей части отказывает ему в этом из ревности. Видите ли…

— Семинон женился на ее сестре, — вставил Джейк. — Леди Риса хотела сама выйти за него замуж, образовать союз ветра и риса, и она все еще злится на Семинона.

— Откуда тебе это известно? — полюбопытствовал Каллагэн.

— От Бенни, — ответил Джейк и замолчал. Воспоминания о долгих разговорах на сеновале или на берегу реки и обмене легендами навевали грусть и причиняли боль.

Каллагэн кивнул.

— Ты прав. Я думаю, это какой-то природный феномен. Там — холодный воздух, над рекой — теплый, но, как бы то ни было, по всем признакам, семинон уйдет, как пришел.

Ветер бросил пыль в его лицо, как бы доказывая обратное, и Каллагэн рассмеялся.

— К рассвету ветер стихнет, я почти что могу это гарантировать. Но…

— Почти что недостаточно, отец.

— Вот что я тебе скажу, Роланд, раз почти что — недостаточно, я с радостью помолюсь.

— Мы говорим спасибо тебе. — Стрелок повернулся к Эдди и нацелил два пальца левой руки на свое лицо.

— Глаза, так?

— Глаза, — кивнул Эдди. — И пароль. Если не девятнадцать, то девяносто девять.

— Ты не знаешь наверняка.

— Знаю.

— И все-таки… будь осторожен.

— Буду.

Спустя несколько минут они подъехали к тому месту, где каменистый проселок уходил в сторону сухих русел рек, к заброшенным шахтам «Глория», «Красная птица-1 и 2». Горожане думали, что повозки оставят здесь, и были правы. Еще они думали, что дети и их сопровождающие пешком доберутся по проселку до одной из заброшенных шахт, и в этом ошибались.

Скоро трое из них рыли укрытие в западном кювете, а четвертый стоял на страже. Но по дороге никто не ехал: фермеры, жившие дальше, давно уже были в городе, так что работа шла споро. В четыре Эдди оставил остальных заканчивать начатое, а сам поскакал на встречу с Тианом Джеффордсом с одним из револьверов Роланда на бедре.

16

Тиан принес арбалет, и когда Эдди велел ему оставить оружие на крыльце дома Каллагэна, в недоумении посмотрел на него.

— Он не удивится, увидев меня с револьвером на боку, но у него могут возникнуть вопросы, если он увидит в твоих руках арбалет, — пояснил он. Битва с Волками начиналась, и теперь, когда дошло до дела, волнение исчезло напрочь. Сердце билось медленно и ровно. Зрение стало резче: он видел тень, отбрасываемую каждой травинкой. — Я слышал, он силен. И очень быстр, когда нужно. Я справлюсь с ним сам.

— А почему ты взял с собой меня?

«Потому что даже умный робот не почувствует подвоха, если я приду с таким неделухом, как ты». Однако столь правдивому ответу явно недоставало бы дипломатичности.

— На всякий случай, — ответил Эдди. — Пошли.

И вниз по склону они зашагали к будке-туалету. За последние недели Эдди пользовался им много раз и всегда с удовольствием (приятно, знаете ли, подтираться мягкой, высушенной травой, не боясь обжечь нежную кожу чем-нибудь ядовитым), но впервые присмотрелся к будке снаружи. Сработали ее из бревен и толстых досок, похоже, на совесть, но Эдди не сомневался, что Энди сможет разнести будку, если захочет. Если они дадут ему шанс.

Роза вышла из своего коттеджа, посмотрела на них, козырьком приложив руку к глазам, прикрывая их от солнца.

— Как дела, Эдди?

— Пока хорошо, Рози, но тебе лучше уйти в дом. Здесь будет заварушка.

— Правда? У меня есть тарелки…

— Не думаю, что они помогут, — ответил Эдди. — Впрочем, можешь и остаться, если есть желание.

Она кивнула и молча скрылась в доме. Мужчины сели по сторонам открытой двери в туалет. Тиан попытался свернуть самокрутку. Первая выпала из его дрожащих пальцев, он попробовал снова.

— Я в этом не силен, — сказал он, и Эдди понял, что речь идет не об умении сворачивать самокрутки.

— Все нормально.

Тиан с надеждой посмотрел на него.

— Ты так говоришь?

— Говорю, и пусть так и будет.

Ровно в шесть часов («У мерзавца, должно быть, часы, которые показывают время с точностью до миллионной доли секунды», — подумал Эдди) Энди вышел из-за дома отца Каллагэна, отбрасывая на траву длинную тонкую тень. Увидел их. Синие глаза сверкнули. Он приветственно вскинул руку. Свет заходящего солнца отразился от руки, создалось впечатление, будто она залита кровью. Эдди тоже поднял руку и встал, улыбаясь. Задался вопросом: все ли думающие машины, которые по-прежнему работали в этом забытом Богом мире, повернулись против своих прежних хозяев, и если да, почему?

— Стой тихо, говорить буду я, — процедил он уголком рта.

— Да, хорошо.

— Эдди! — воскликнул Энди. — Тиан Джеффордс! Как приятно видеть вас обоих! И орудия, которые уничтожат Волков! Здорово! Где они?

— Спрятаны в сортире, — ответил Эдди. — Мы подгоним повозку, как только ты их достанешь, но они тяжелые… и места там мало, не развернуться.

Он отступил в сторону. Энди приблизился. Его глаза вспыхивали и гасли, но на этот раз робот определенно не смеялся. А вспыхивали они так сильно, что людям приходилось щуриться.

— Я уверен, что смогу их достать. Я так рад, что могу помочь. Очень часто мне приходилось сожалеть, что моя программа не позволяет…

Робот уже стоял у двери в будку-туалет, чуть согнув ноги, чтобы цилиндрическая голова не задела о притолоку. Эдди достал из кобуры револьвер Роланда. Как всегда, ладонь плотно легла на гладкую рукоятку сандалового дерева.

— Извини, Эдди из Нью-Йорка, но никаких орудий я не вижу.

— Не видишь, — согласился Эдди. — Я тоже не вижу. А вот кого я вижу, так это гребаного предателя, который поет детям песни, а потом посылает их…

Энди развернулся с невероятной скоростью. Эдди показалось, что сервомоторы уж очень громко взревели. Их разделяло три фута.

— Ты этого заслужил, стальной мерзавец. — С этими словами Эдди выстрелил дважды. Грохот разорвал вечернюю тишину. Глаза Энди взорвались и погасли. Тиан вскрикнул.

— НЕТ! — заорал Энди так громко, что в сравнении с этим криком револьверный выстрел показался хлопком ладоней. — НЕТ, МОИ ГЛАЗА, Я НЕ МОГУ ВИДЕТЬ, О НЕТ, ВИДИМОСТЬ НОЛЬ, МОИ ГЛАЗА, МОИ ГЛАЗА…

Тонкие стальные руки взлетели к разбитым глазницам, в которых теперь сверкали синие искры. Ноги Энди выпрямились, цилиндрическая голова пробила верхнюю перекладину дверной коробки, доски фронтона и щепки полетели во все стороны.

— НЕТ, НЕТ, НЕТ, Я НЕ МОГУ ВИДЕТЬ, ВИДИМОСТЬ НОЛЬ, ЧТО ВЫ СО МНОЙ СДЕЛАЛИ? ЗАСАДА, НАПАДЕНИЕ, Я СЛЕП, КОД СЕМЬ, КОД СЕМЬ, КОД СЕМЬ!

— Помоги мне толкнуть его, Тиан! — крикнул Эдди, бросив револьвер в кобуру. Но Тиан стоял столбом, таращась на робота, голова которого «вписалась» во фронтон будки-туалета, а ждать Эдди не мог. Поэтому шагнул вперед и уперся руками в табличку с именем Энди, его предназначением и серийным номером. Робот оказался на диво тяжелым (поначалу Эдди показалось, что он пытается сдвинуть с места бетонный блок), но его ослепили, захватили врасплох, он потерял ориентацию. Подался назад, слова смолкли, вместо них оглушительно завыла сирена. Эдди подумал, что от этого воя у него расколется голова, но он схватился рукой за дверь и захлопнул ее. Сверху зияла дыра, но дверь закрылась и Эдди смог задвинуть засов, широкий и толстый.

Роза выбежала из своего коттеджа с тарелками в обеих руках. Ее глаза стали величиной с блюдца.

— Что случилось? Во имя Бога и Человека-Иисуса, что случилось?

Прежде чем Эдди успел ответить, сильнейший удар потряс будку-туалет. Она даже сдвинулась вправо, открыв край выгребной ямы.

— Это Энди, — воспользовался короткой паузой Эдди. — Я думаю, что-то у него не сложилось с гороскопом, вот он и…

— ВЫ МЕРЗАВЦЫ! — Таким голосом Энди еще не говорил. Не было в нем ни самодовольства, ни скрытой насмешки, ни ложной покорности. — ВЫ МЕРЗАВЦЫ! ОБМАНЩИКИ! Я ВАС УБЬЮ! Я СЛЕП, О, Я СЛЕП, КОД СЕМЬ! КОД СЕМЬ! — Слова вновь сменились сиреной. Роза бросила тарелки, зажала уши руками.

Новый удар потряс будку, на этот раз вылетели две доски, в щели показалась рука Энди. Лучи заходящего солнца окрасили ее в красный цвет, четыре пальца судорожно сжимались и разжимались. Издалека до Эдди донесся собачий лай.

— Он вырвется наружу, Эдди! — Тиан схватил Эдди за плечо. — Он вырвется наружу!

Эдди стряхнул его руку и шагнул к двери. Раздался еще один мощный удар. Новые доски вылетели из стены туалета. Упали на траву. Но Эдди не мог перекричать вой сирены, слишком он был громким. Оставалось только ждать и, прежде чем Энди вновь врезал по стене, сирена смолкла.

— МЕРЗАВЦЫ! — заорал Энди. — Я ВАС УБЬЮ! ДИРЕКТИВА ДВАДЦАТЬ, КОД СЕМЬ! Я ОСЛЕП, ВИДИМОСТЬ НОЛЬ, ТРУСЛИВЫЕ…

— Энди, робот-посыльный! — прокричал Эдди. Еще раньше он написал карандашом Каллагэна серийный номер робота на одном из драгоценных клочков бумаги священника и теперь зачитал его. — DNF-44821-V-63! ПАРОЛЬ!

Удары и истошные вопли прекратились, как только Эдди закончил выкрикивать серийный номер, но и в тишине в его ушах еще стоял вой сирены. Звякнул металл, послышались щелчки реле. Потом: «Это робот DNF-44821-V-63. Пожалуйста, назовите пароль. — Пауза, потом бесстрастный голос продолжил: — Ты подлый мерзавец: Эдди Дин из Нью-Йорка. У тебя десять секунд. Девять…

— Девятнадцать, — крикнул Эдди сквозь дверь.

— Пароль неверный. — И в голосе, пусть он принадлежал роботу, явственно слышалось злорадство. — Восемь… семь…

— Девяносто девять.

— Пароль неверный. — Теперь злорадство сменилось торжеством. И Эдди уже проклял свою самоуверенность, выказанную на Восточной дороге. Заметил взгляды, полные ужаса, которыми обменялись Роза и Тиан. Заметил, что собаки продолжали лаять.

— Пять… четыре…

Не девятнадцать. Не девяносто девять. Что еще? Как же отключить эту жестянку?

— …три…

И тут перед его мысленным взором сверкнула ярко, как глаза Эдди совсем недавно, до того, как револьвер Роланда навеки их погасил, надпись на заборе у пустыря, нанесенная распыленной из баллончика розовой краской и покрывшаяся пылью: «О Сюзанна-Мио, раздвоенная девочка моя. Пришвартовала свой БРИГ аж в ДИКСИ-ПИГ, в году…»

— …два…

Не первый и не второй — вместе. Вот почему этот чертов робот не предложил перейти ко второй попытке. Он, конечно, ошибся с паролем, но лишь отчасти.

— Девятнадцать девяносто девять![91] — прокричал Эдди сквозь дверь.

За дверью установилась полная тишина. Эдди ждал, что вновь завоет сирена, что Энди возобновит попытки вырваться из будки-туалета. Тогда бы он велел Тиану и Розе бежать со всех ног, попытался бы их прикрыть…

Голос, вновь раздавшийся из-за двери, ровный, бесстрастный, принадлежал машине. Самодовольства или ярости в нем не слышалось. Энди, которого знали многие поколения жителей Кальи, исчез навсегда.

— Спасибо. Я — Энди, робот-посыльный со многими другими функциями. Серийный номер DNF-44821-V-63. Чем я могу вам помочь?

— Отключайся.

Вновь в туалете надолго замолчали.

— Ты понял, что я тебе говорю?

Тихий, переполненный ужасом голос: «Пожалуйста, не заставляй меня. Ты — плохой человек. О, ты — плохой человек».

— Отключайся немедленно.

Опять молчание. Роза стояла, прижав руку к груди. Несколько мужчин появились из-за дома отца Каллагэна, с луками и арбалетами. Роза махнула им рукой, как бы говоря, что делать им тут нечего.

— DNF-44821-V-63, выполняй приказ!

— Да, Эдди из Нью-Йорка, я отключаюсь. — Невероятная жалость к себе прокралась в этот новый, тихий голос Энди. От этого голоса по коже Эдди побежали мурашки. — Энди ослеп и отключается. Тебе известно, что мои главные топливные элементы разряжены на девяносто восемь процентов, и я, возможно, уже никогда не смогу зарядить их вновь?

Эдди вспомнил гигантов-рунтов, стоящих во дворе дома Джеффордсов, Тиа и Залмана, подумал о других рунтах, горе и беде этого города, подумал о близнецах Тавери, таких умных, сообразительных. И таких красивых.

— Ничего не поделаешь, это необходимо. Довольно болтовни, отключайся.

Внутри наполовину разваленной будки-туалета опять установилась тишина. Тиан и Роза на цыпочках подошли к Эдди, и втроем они смотрели на запертую дверь. Роза схватила Эдди за предплечье. Он тут же сбросил ее руку. Чтобы она не мешала ему, если вдруг придется выхватывать револьвер. Хотя он и не знал, куда теперь стрелять, после того как Энди лишился глаз.

Наконец из будки донесся голос Энди, бездушный, но усиленный динамиками. При первых же звуках Тиан и Роза попятились, Эдди остался на месте. Ему уже доводилось слышать и такой голос, и такие слова, на поляне огромного медведя. Нет, слова, конечно, чуть отличались, но смысл оставался неизменным.

— DNF-44821-V-63 ОТКЛЮЧАЕТСЯ! СУБЪЯДЕРНЫЕ ЯЧЕЙКИ И БЛОКИ ПАМЯТИ В РЕЖИМЕ ОТКЛЮЧЕНИЯ! ОТКЛЮЧЕНИЕ ЗАВЕРШЕНО НА ТРИНАДЦАТЬ ПРОЦЕНТОВ! Я — ЭНДИ, РОБОТ-ПОСЫЛЬНЫЙ СО МНОГИМИ ДРУГИМИ ФУНКЦИЯМИ! ПОЖАЛУЙСТА, СООБЩИТЕ О МОЕМ МЕСТОНАХОЖДЕНИИ В ПРОМЫШЛЕННУЮ КОМПАНИЮ ЛАМЕРКА ИЛИ В СЕВЕРНЫЙ ЦЕНТР ПОЗИТРОНИКИ, ЛТД! ПОЗВОНИТЕ 1-900-54! ВОЗНАГРАЖДЕНИЕ ГАРАНТИРОВАНО! ПОВТОРЯЮ, ВОЗНАГРАЖДЕНИЕ ГАРАНТИРОВАНО! ВСЕ СУБЪЯДЕРНЫЕ ЯЧЕЙКИ И БЛОКИ ПАМЯТИ В РЕЖИМЕ ОТКЛЮЧЕНИЯ! ОТКЛЮЧЕНИЕ ЗАВЕРШЕНО НА ДЕВЯТНАДЦАТЬ ПРОЦЕНТОВ! Я — ЭНДИ…

— Ты был Энди, — мягко заметил Эдди. Повернулся к Тиану и Розе, улыбнулся, увидев их перепуганные лица. — Все кончено. Он еще какое-то время побубнит, а потом замолкнет. Можете использовать его… ну, не знаю… вместо пугала.

— Я думаю, мы разберем пол и прямо там его и похороним. — Роза указала на будку-туалет.

Улыбка Эдди стала шире. Ему понравилась эта идея: похоронить Энди в говне. Очень понравилась.

17

Когда сумерки перешли в ночь, Роланд сидел на краю эстрады и наблюдал, как жители Кальи отдают должное угощению Сестер Орисы. Каждый из них знал, что это, возможно, последняя общая трапеза, что к завтрашнему вечеру их маленький городок может превратиться в дымящиеся руины, но на лицах играли улыбки. Не только потому, думал Роланд, что они хотели подбодрить детей. Они испытывали огромное облегчение, потому что наконец-то поступали правильно. Испытывали облегчение, даже зная, что заплатить, возможно, придется высокую цену. Вот улыбки и не сходили с их лиц. В большинстве своем эти люди собирались провести ночь на лужайке, рядом с детьми и внуками, для которых поставили большущий шатер, — и остаться здесь и после их отъезда, глядя на северо-восток, ожидая исхода битвы. Они полагали, что будут выстрелы (этих звуков многие никогда не слышали), а потом облако пыли, определяющее местоположение Волков, опадет и либо двинется в обратном направлении, к реке, либо начнет быстро приближаться к городу. В последнем случае горожане разбежались бы кто куда и ждали, пока Волки закончат крушить город. А потом превратились бы в беженцев в собственном доме. Станут они отстраивать город заново при таком раскладе? Роланд в этом сомневался. Если нет детей, а вот в том, что Волки на этот раз заберут всех, у Роланда не было ни малейших сомнений, чего строить? Так что вскорости Калья Брин Стерджис превратится в город-призрак.

— Прошу прощения, сэй.

Роланд повернулся на голос. Рядом стоял Уэйн Оуверхолсер со шляпой в руках. Более похожий на бродягу, ищущего работу, чем на самого богатого фермера Кальи. В больших глазах читалась тоска.

— Незачем тебе просить прощения, если я ношу подаренную тобой шляпу, — добродушно ответил Роланд.

— Да, но… — Оуверхолсер замолчал, похоже, не зная, как продолжить, а потом решил сразу перейти к делу: — Рубен Каверра — один из тех, кого ты выбрал в сопровождающие детей, не так ли?

— Да.

— Этим утром у него разорвался живот. — Оуверхолсер прикоснулся к своему в том месте, где находился аппендикс. — Он стонет от боли и горит в лихорадке. Скорее всего умрет от заражения крови. Некоторые выздоравливают, ага, но немногие.

— Это печально. — Роланд уже думал о том, кем заменить Каверру. Этот немногословный коренастый мужчина произвел на него отличное впечатление. Он мало что знал о страхе, а уж понятие «трусость» было для него просто неведомо.

— Возьми меня вместо него, а?

Роланд пристально смотрел на Оуверхолсера.

— Пожалуйста, стрелок, я не могу стоять в стороне. Думал, что могу… должен… но не могу. Мне от этого тошно. — И да, Роланд видел, тошно, лучше и не скажешь.

— Твоя жена знает, Уэйн?

— Ага.

— И говорит «да»?

— Говорит.

Роланд кивнул.

— Будь здесь за полчаса до зари.

Безмерная, ни с чем не сравнимая благодарность осветила лицо Оуверхолсера, превратила его в молодого человека.

— Спасибо, Роланд! Я говорю спасибо тебе! Большое спасибо!

— Я рад, что ты с нами. А теперь послушай меня.

— Слушаю тебя внимательно.

— Все может пойти не так, как я говорил на собрании.

— Из-за Энди?

— В том числе.

— А кого еще? Ты не хочешь сказать, что есть и другой предатель? Ты так не говоришь?

— Я хочу сказать только одно: если ты идешь с нами, то должен делать все, как я скажу. Ты меня понял?

— Да, Роланд. Очень хорошо.

Оуверхолсер вновь поблагодарил его за полученный шанс умереть к северу от города и поспешно ретировался, по-прежнему держа шляпу в руках. Может, боялся, что Роланд передумает.

Подошел Эдди.

— Оуверхолсер решил составить нам компанию?

— Похоже на то. Энди не доставил тебе особых хлопот?

— Скорее нет, чем да, — ответил Эдди, не испытывая особого желания признаться в том, что он, Тиан и Розалита, возможно, чуть не превратились в головешки. Издалека по-прежнему доносился усиленный динамиками бездушный голос. Но голосить роботу оставалось недолго. Отключение, согласно голосу, завершилось уже на семьдесят девять процентов.

— Я думаю, ты отлично поработал.

Комплименты Роланда всегда превращали Эдди в короля на горе, но он постарался не подавать виду.

— Надеюсь, что и завтра у нас получится не хуже.

— Сюзанна?

— Вроде нормально.

— Ничего такого? — Роланд потер лоб над левой бровью.

— Я, во всяком случае, не видел.

— А как насчет отрывистой речи?

— Тоже не заметил. Пока вы копали, она бросала тарелки. — Он посмотрел на Джейка, который сидел на качелях с Ышем на коленях. — Вот за кого я волнуюсь. Я рад, что он уехал с ранчо. Там ему было нелегко.

— Другому мальчику будет куда труднее. — Роланд поднялся. — Я возвращаюсь в дом Каллагэна. Немного посплю.

— Ты сможешь спать?

— Да, конечно, — ответил Роланд. — С помощью кошачьего масла Розы я сплю как убитый. Тебе, Сюзанне и Джейку надо бы попробовать.

— Хорошо.

Роланд кивнул.

— Завтра утром я тебя разбужу. Приедем сюда вместе.

— А потом будем сражаться.

— Да. — Роланд смотрел на Эдди. Синие глаза поблескивали в огне факелов. — Будем сражаться. Пока не умрем мы или не умрут они.

Глава 7Волки

1

Смотрите сейчас, и смотрите внимательно:

Вот дорога, широкая, поддерживаемая в хорошем состоянии, как и любая второстепенная дорога Америки, только без асфальта. Покрытие, плотно укатанную землю, в Калье называли огганом. Слева и справа аккуратные кюветы. Через равные расстояния под огганом проложены деревянные трубы, соединяющие кюветы. В слабом, неземном предрассветном свете дюжина фургонов, с парусиновым верхом, в таких обычно ездят Мэнни, катится по дороге. Парусина ярко-белая, чтобы отражать солнечные лучи и сохранять в фургоне относительную прохладу даже в жаркие летние дни. А сейчас фургоны напоминают странные, низко летящие облака. Каждый запряжен четырьмя или шестью мулами или лошадьми. На козлах — по два человека, из тех, кому предстоит сразиться с Волками, или из сопровождающих детей. Первым фургоном правит Оуверхолсер, рядом с ним сидит Маргарет Эйзенхарт. На втором — Бен Слайтман, компанию которому составляет Роланд. На пятом — Тиан и Залия Джеффордс. На шестом — Эдди и Сюзанна Дин. Сложенное инвалидное кресло Сюзанны лежит за козлами. Баки и Аннабель Хавьер «рулят» десятым фургоном. На козлах последнего — отец Доналд Каллагэн и Розалита Мунос.

Под парусиновыми тентами фургонов девяносто девять детей. Сорок девять пар близнецов плюс, само собой, Бенни Слайтман. Он едет в последнем фургоне (почему-то не захотел ехать с отцом). Дети почти не разговаривают. Самые маленькие спят, их придется разбудить, когда фургоны доберутся до цели. Впереди, меньше чем в миле, — то самое место, где влево от дороги отходит каменистый проселок, ведущий к сухим руслам рек и заброшенным шахтам. Справа пологий склон сбегает до самой воды. Все возницы смотрят на восток, в сторону вечной тьмы, где находится Тандерклеп. Они ищут глазами приближающееся пыльное облако. Его нет. Пока. Даже семинон стих, так что нет и пылевых смерчей. Бог, похоже, услышал молитвы Каллагэна, во всяком случае, насчет ветра.

2

Бен Слайтман, сидевший на козлах рядом с Роландом, заговорил так тихо, что стрелок едва расслышал его.

— И что ты со мной сделаешь?

Если бы при выезде из Кальи Брин Стерджис Роланда попросили оценить шансы Слайтмана на выживание, он бы сказал: пять из ста. Не больше. Все зависело от двух критических вопросов и правильности ответов на них. Причем первый вопрос предстояло задать самому Слайтману. Откровенно говоря, Роланд не ожидал, что Слайтман его задаст, однако вопрос прозвучал из уст старшего ковбоя. Роланд повернул голову и посмотрел на него.

Слайтман сильно побледнел, но снял очки и не отвел глаз. Стрелок решил, что это не говорило об особой смелости. Просто Слайтман-старший достаточно хорошо разобрался в психологии стрелка и знал, что должен смотреть ему в глаза, чтобы получить хоть маленькую надежду на выживание.

— Да, я знаю. — В голосе дрожь отсутствовала, пока отсутствовала. — Что знаю? Что вам все известно.

— Полагаю, с того момента, как мы разобрались с твоим партнером. — В слове партнер слышался сарказм (сарказм был единственной формой юмора, свойственной Роланду), и Слайтмана передернуло. Но он кивнул, по-прежнему глядя Роланду в глаза.

— Мне пришлось признать, что вы знаете обо мне, раз прознали про Энди. Хотя он никогда бы не заложил меня. Такого в его программе не было. — На большее его выдержки не хватило, он опустил глаза, прикусил губу. — Но понял я благодаря Джейку.

Роланд не смог скрыть отразившегося на лице изумления.

— Он изменился. Он не хотел, старался держаться как прежде, но изменился. По отношению к моему мальчику, не ко мне. В последнюю неделю, может, полторы. Бенни… скажем так, был в недоумении. Что-то чувствовал, но не знал, в чем дело. Я знал. Вроде бы твоему мальчику больше не хотелось общаться с моим. Я спросил себя, в чем причина. Ответ долго искать не пришлось. Он лежал на поверхности.

Роланд отставал от фургона Оуверхолсера. Хлестнул вожжами лошадей. Они прибавили шагу. В фургоне часть детей спали, мирно похрапывая, другие тихонько разговаривали между собой. Он попросил Джейка собрать коробку детских вещей и видел, как мальчик выполняет задание. Джейк вообще не отлынивал от работы. В этот день он надел шляпу с широкими полями, чтобы прикрыть глаза от солнца, на боку висел пистолет отца. Ехал он на козлах одиннадцатого фургона, вместе с Эстрадой. Роланд полагал, что у Слайтмана тоже хороший мальчик, да только отец у него оказался никудышным.

— Джейк был в «Догане» в одну из ночей, когда ты и Энди приходили туда, чтобы сообщить новости нашим соседям, — сказал Роланд. Слайтман, сидевший рядом с ним, скривился, как от удара в живот.

— Вот оно что. Да, я почувствовал… или подумал, что чувствую… — Долгая пауза. — Черт.

Роланд посмотрел на восток. Небо чуть просветлело, но по-прежнему не было никакой пыли. Оно и к лучшему. После того как появится пыль, Волков долго ждать не придется. Их серые лошади очень быстры. Как бы между прочим, буднично, Роланд задал второй вопрос. Если б Слайтман дал на него отрицательный ответ, то не дожил бы до прихода Волков, какую бы скорость ни развили их серые лошади.

— Если бы ты его нашел, Слайтман… если бы нашел моего мальчика… ты бы его убил?

Слайтман вновь надел очки, выигрывая время. Роланд не мог сказать, осознает ли он важность вопроса или нет. Спокойно ждал, что выберет отец приятеля Джейка, жизнь или смерть. На долгие раздумья времени у него не было, они приближались к месту, где фургонам предстояло остановиться, а детям — сойти на землю.

Слайтман наконец поднял голову, заставил себя встретиться с Роландом взглядом. Открыл рот, хотел что-то сказать, и не смог. Роланд понял почему: Слайтман мог ответить на вопрос стрелка или посмотреть ему в глаза, но не одновременно.

И лишь когда, опустив глаза, Слайтман смог вымолвить: «Да, полагаю, нам бы пришлось его убить, — пауза, кивок; а когда он чуть повернул голову, а по щеке скатилась слеза: — Да, что нам оставалось? — и, когда встретился взглядом с Роландом, понял, что судьба его решена. — Сделай все быстро, и пусть мой мальчик этого не увидит. Прошу тебя, пожалуйста!»

Роланд вновь стегнул вожжами по спинам лошадей.

— Я не тот, кто оборвет твою жалкую жизнь.

У Слайтмана перехватило дыхание. Когда он говорил — да, он убил бы двенадцатилетнего мальчика, чтобы сохранить в тайне свое предательство, на его лице читалось достоинство. Теперь ему подарили надежду, и перекошенное лицо его уродовало. Он шумно выдохнул.

— Ты издеваешься надо мной. Дразнишь. Ты все равно собираешься убить меня. Почему нет?

— Трус судит обо всех по себе, — ответил Роланд. — Я не убью тебя без крайней на то необходимости, Слайтман, потому что я люблю своего мальчика. Ты это должен понимать, не так ли? Насчет любви к своему мальчику?

— Да. — Слайтман наклонил голову, начал тереть дочерна загорелую шею. Шею, которой, как он ожидал, больше не придется ощущать горячие солнечные лучи.

— Но ты должен понять и еще кое-что. Ради собственного блага и ради Бенни. Если Волки победят, ты умрешь. В этом никаких сомнений нет. Я тебе это гарантирую.

Слайтман вновь смотрел на него, глаза за стеклами очков превратились в щелочки.

— Слушай меня внимательно, Слайтман, и постарайся понять то, что тебе сейчас скажу. Нас не будет там, где рассчитывают найти нас Волки, не будет и детей. Проиграем мы или победим, на этот раз они понесут потери. Проиграем мы или победим, они узнают, что руководствовались ложной информацией. И кто из обитателей Кальи Брин Стерджис мог сообщить им ложную информацию? Только двое. Энди и Бен Слайтман. Энди отключился, он — вне их досягаемости. — Стрелок одарил Слайтмана улыбкой, холодной, как Северный полюс. — В отличие от тебя. И того, кто тебе так дорог, что ради него ты пошел на предательство.

Слайтман замер, обдумывая услышанное. Несомненно, такие мысли ранее в голову ему не приходили, но теперь он ясно видел, что логика на стороне Роланда.

— Они скорее всего решат, что ты сознательно перебежал на сторону противника, — продолжил Роланд, — и убьют тебя, даже если ты попытаешься доказать, что за тобой вины нет. И твоего сына тоже убьют. Из мести.

Красные пятна, которые выступили на щеках Слайтмана, пока стрелок говорил, розы стыда, как называл их Роланд, побледнели, когда он представил себе, как Волки убивают его сына. А может, увозят Бенни на восток, чтобы превратить в рунта.

— Я сожалею, — пробормотал Слайтман. — Сожалею о том, что сделал.

— Кому нужны твои сожаления, — пожал плечами Роланд. — Ка действует, а мир движется.

Слайтман промолчал.

— Я намерен определить тебя в сопровождающие детей, как и говорил, — продолжил Роланд. — Если все пройдет, как я и задумал, участвовать в бою с Волками тебе не придется. Если что-то пойдет не так, как я задумал, помни, что сопровождающими командует Сари Адамс. Потом я с ней поговорю, и ты должен надеяться, что она скажет о тебе только хорошее. Так что в точности выполняй все ее указания. — Слайтман вновь промолчал, так что в голосе Роланда прибавилось резкости. — Скажи мне, что ты меня понял, боги тебя побери. Я хочу услышать: «Да, Роланд, я понял».

— Да, Роланд, я понял тебя очень хорошо. — Пауза. — Если мы победим, горожане узнают, как ты думаешь? Узнают… обо мне?

— От Энди не узнают, — ответил Роланд. — Он свое отболтал. От меня тоже, если ты сделаешь все, что обещал. Будет молчать и мой ка-тет. Из уважения не к тебе, а к Джейку Чемберзу. И если Волки попадут в расставленную мною западню, с чего горожанам подозревать, что Энди — не единственный предатель. — Он холодно смотрел на Слайтмана. — Они — наивные люди. Доверчивые. Ты знаешь. Потому что этим пользовался.

Румянец вновь вспыхнул на щеках Слайтмана. Он уставился себе под ноги. Роланд поднял голову, увидел, что до нужного места осталось меньше четверти мили. Удовлетворенно кивнул. На восточном горизонте облако пыли еще не появилось, но он чувствовал, что ждать осталось недолго. Момент встречи с Волками близился. Где-то там, на другом берегу реки, они сходили с поезда и садились на лошадей, чтобы помчаться как ветер. Ветер из ада.

— Я сделал это ради моего сына, — прошептал Слайтман. — Энди пришел ко мне и сказал, что они обязательно его возьмут. Где-то там, Роланд… — Он указал на восток, в сторону Тандерклепа. — Где-то там находятся несчастные существа, которых называют Разрушители. Они — пленники. Энди говорит, что они — телепаты и психокинетики, и, хотя я не знаю этих слов, мне известно, что что-то связанное с головой. Разрушители — люди, они едят, и еда поддерживает жизнь в их телах, но им нужна и другая еда, особая, чтобы подпитывать их сверхъестественные способности.

— Пища для мозга, — кивнул Роланд. Вспомнил, что мать называла рыбу пищей для мозга. И тут же, без всякой связи, подумал о ночных странствиях Сюзанны. Только не Сюзанна приходила в полуночный банкетный зал — Миа. Дочь, не знающая отца.

— Да, именно так, — согласился Слайтман. — В любом случае этим что-то обладают только близнецы, это что-то связывает их разумы. И они, не Волки, а те, кто посылал Волков, забирали у детей это что-то. После чего дети превращались в идиотов. Рунтов. Это еда, Роланд, ты понимаешь? Вот почему они забирают детей! Чтобы кормить своих чертовых Разрушителей! Не их желудки или тела, а мозги! И я даже не знаю, что они там разрушают!

— Два Луча, которые все еще держат Башню, — ответил Роланд.

Слайтмана как громом поразило. На лице отразился страх.

— Темную Башню? — прошептал он. — Ты правду говоришь?

— Да, — кивнул Роланд. — Кто такой Финли? Финли О’Тего.

— Я не знаю. Голос, который принимает мои сообщения, вот и все. Тахин, я думаю… ты знаешь, кто это?

— А ты?

Слайтман покачал головой.

— Тогда больше не будем об этом. Возможно, со временем я встречу его, и тогда он ответит мне за всех этих детей.

Слайтман молчал, и Роланд чувствовал его сомнения. Что ж, он имел право сомневаться. Разговор подходил к концу, и натяжение невидимой ленты, стягивающей грудь стрелка, начало ослабевать. Впервые он повернулся лицом к Слайтману.

— Энди всегда находил такого, как ты, Слайтман. Я не сомневаюсь, что для этого его и оставили, как не сомневаюсь и в том, что смерть твоей дочери, сестры Бенни, не была случайной. Им всегда требовался один оставшийся в живых близнец и один слабовольный отец.

— Ты не можешь…

— Молчать. Ты уже сказал все, что мог.

Слайтман замолчал, сидя рядом с Роландом.

— Я знаю, что такое предательство. Мне самому приходилось предавать, однажды даже Джейка. Но это ничего не меняет. Ты таков, как есть, скажу это прямо. Ты — пожиратель падали. Расти, превратившаяся в стервятника.

Румянец заливал щеки Слайтмана.

— Я сделал это ради моего мальчика, — упрямо повторил он.

Роланд плюнул в свою сложенную лодочкой ладонь, потом поднял руку и провел ладонью по щеке Слайтмана. Щека горела от прилившей крови. Потом стрелок взялся за очки, поправил их на переносице.

— Ты не отмоешься. Из-за них. Очками они пометили тебя, Слайтман. Очки — твое клеймо. Ты говоришь, что сделал это ради своего мальчика, чтобы спать по ночам. Я говорю себе, что предал Джейка, чтобы не потерять шанс спасти Башню… и благодаря этому могу спать по ночам. Разница между нами, единственная разница, состоит в том, что я никогда не брал очков. — Он вытер руку о штаны. — Ты продался, Слайтман. И ты забыл лицо своего отца.

— Оставь мне жизнь, — прошептал Слайтман. Он стер со щеки слюну стрелка. По лицу потекли слезы. — Ради моего мальчика.

Роланд кивнул.

— Все и делается ради твоего мальчика. Ты потащил его за собой, как дохлого цыпленка. Ладно, хватит об этом. Если все пройдет, как я задумал, ты сможешь и дальше жить с ним в Калье и стареть, уважаемый соседями. Ты будешь одним из тех, кто сразился с Волками, когда стрелки пришли в город по Тропе Луча. Когда ты не сможешь ходить самостоятельно, он будет ходить с тобой и поддерживать тебя. Я это вижу, и мне не нравится то, что я вижу. Потому что человек, который продает душу за очки, может продать ее вновь, гораздо дешевле, и рано или поздно твой мальчик все о тебе узнает. И самое лучшее, что ты можешь сделать для своего мальчика, — погибнуть сегодня смертью героя. — Прежде чем Слайтман успел ответить, Роланд поднял руку и закричал: — Эй, Оуверхолсер! Мы на месте! Оуверхолсер! Останавливай фургон. Приехали!

— Роланд… — начал Слайтман.

— Нет. — Роланд натянул вожжи. — Разговор окончен. Только помни, что я тебе сказал, сэй: если у тебя появится шанс умереть сегодня героем, окажи сыну услугу, используй его.

3

Поначалу все шло согласно плану, и они называли это ка. Когда начались накладки и появились первые жертвы, они тоже называли это ка. Ка, о чем мог бы сказать им стрелок, очень часто — последнее объяснение, за которое может зацепиться человек.

4

Роланд растолковал детям, чего от них хочет, еще на лужайке у шатра, под горящими факелами. Теперь, когда рассвело, пусть солнце еще и не поднялось на крыльях, они построились на дороге, как он и просил, от самых старших до самых младших, каждая пара близнецов держалась за руки. Фургоны поставили с левой стороны дороги, так, что колеса, обращенные к кювету, едва в него не сползали. Единственным промежутком в ряду фургонов был съезд на каменистый проселок, уходящий к пересохшим руслам рек и заброшенным шахтам. Вдоль шеренги детей цепочкой рассредоточились смотрители, их число увеличилось до двенадцати за счет Тиана, отца Каллагэна, Слайтмана и Уэйна Оуверхолсера. С другой стороны дороги, у кювета по правую руку, стояли Эдди, Сюзанна, Роза, Маргарет Эйзенхарт и жена Тиана, Залия. У каждой женщины висела на боку плетеная сумка, наполненная тарелками. Коробки с дополнительными орисами спустили в кювет за их спинами. Всего они взяли с собой двести тарелок.

Эдди посмотрел на другой берег реки. Никакой пыли. Сюзанна нервно улыбнулась ему, он — ей. Он знал, это самый трудный момент, момент, когда присутствует страх. Потом красный туман затянет сознание и от страха не останется и следа. А пока он полностью отдавал себе отчет, что они беспомощны и уязвимы, как черепахи без панциря.

Джейк прошелся вдоль шеренги детей, собирая всякие мелочи: заколки для волос, пустышку, свистульку, старый башмак с оторванной подошвой, дырявый носок. Два-три десятка вещей. С коробкой вернулся к Роланду.

— Бенни Слайтман! — гаркнул стрелок. — Фрэнк Тавери! Франсина Тавери! Ко мне!

— Эй, а это еще зачем? — Отец Бенни незамедлительно встревожился. — Почему ты оставляешь моего сына на линии ог…

— Чтобы он выполнил свой долг, как выполнишь его ты, — ответил Роланд. — Больше ни слова!

Трое детей, которых он позвал, подбежали к нему, встали рядом с Джейком. Лица близнецов Тавери раскраснелись, глаза сверкали, они по-прежнему держались за руки.

— Слушайте внимательно, чтобы мне не пришлось повторять ни единого слова, — начал Роланд. Бенни и близнецы Тавери озабоченно наклонились вперед. Джейк держался более уверенно, ему просто не терпелось сорваться с места. Свою роль он знал, знал и то, что потом последует. Должно последовать, если план Роланда реализуется.

Роланд обращался к детям, но говорил достаточно громко, чтобы его услышали и взрослые-сопровождающие:

— Вы пойдете по проселку и каждые несколько шагов будете что-то бросать на землю, словно вы спешили и что-то падало у вас из карманов и из рук. И я хочу, чтобы вы четверо спешили. Бежать не надо, но идти придется быстро. Дойдите до того места, где проселок разделяется, это в полумиле отсюда, не дальше. Вы меня поняли? Дальше — ни шагу.

Все четверо энергично кивнули. Роланд перевел взгляд на взрослых.

— Эти четверо уйдут первыми. Через две минуты за ними двинутся остальные, сначала старшие, потом — младшие. Путь им предстоит недалекий, последние пары, возможно, останутся на дороге. — Роланд возвысил голос до командного: — Дети! Когда вы услышите вот этот звук, возвращайтесь! Быстро возвращайтесь ко мне! — Роланд сунул в рот два пальца левой руки и засвистел так пронзительно, что некоторые дети зажали уши.

— Сэй, если ты хочешь спрятать детей в одной из пещер, зачем им возвращаться? — спросила Аннабель Хавьер.

— Потому что они не пойдут к пещерам, — ответил Роланд. — Они пойдут туда. — Он указал на восток. — Леди Ориса позаботится о детях. Они спрячутся в рисе, у самой воды. — Они посмотрели в указанном им направлении и именно тогда увидели пыль.

Волки двинулись к Калье Брин Стерджис.

5

— Наши друзья спешат к нам, сладенький, — усмехнулась Сюзанна.

Роланд кивнул, повернулся к Джейку.

— Давай, Джейк. Как я и говорил.

Джейк зачерпнул пригоршню собранной ерунды из коробки, передал их сначала Фрэнку, потом Франсине, Бенни. Грациозно, словно молодой олень, перепрыгнул через левый кювет и быстро зашагал по каменистому проселку. Бенни держался рядом с ним, Фрэнк и Франсина чуть сзади. Буквально через несколько шагов Франсина бросила на землю маленькую детскую шапочку.

— Ладно, — подал голос Оуверхолсер, — что-то я начинаю понимать. Волки увидят детские вещи и окончательно убедятся, что дети спрятаны в одной из пещер. Но зачем посылать на проселок остальных, стрелок? Почему сразу не спрятать их у реки?

— Мы должны исходить из предположения, что Волки могут находить добычу по запаху, как настоящие волки, — ответил Роланд, вновь повысил голос: — Дети, на проселок! Старшие — первыми! Каждый держит за руку другого и не отпускает. Все возвращаются по моему свистку!

Первые пары сдвинулись с места. Через кювет им помогали перебираться Каллагэн, Сари Адамс, Хавьеры и Бен Слайтман. На лицах всех взрослых отражалась тревога. На лице Слайтмана еще и недоверие.

— Волки свернут с дороги, потому что у них есть основания верить, что дети в пещере, — продолжил Роланд, — но они не дураки, Уэйн. Они будут искать свидетельства того, что дети шли этим проселком, и мы им эти свидетельства предоставим. Если они улавливают запахи, а я готов поставить урожай последнего года, что улавливают, они получат эти запахи, а также увидят разбросанные по проселку ленты, заколки, башмаки. После того как запахи основной группы оборвутся, четверка детей, которых я послал к развилке, протянет их дальше. Возможно, запах, оставленный Джейком и компанией, заведет Волков подальше от дороги, возможно — нет. Но к тому времени это уже не будет иметь никакого значения.

— Но…

Роланд его проигнорировал. Повернулся к своему маленькому отряду бойцов. Пятеро плюс он сам, плюс Джейк. Всего семеро. «Хорошее число, — сказал он себе. — Число силы». Посмотрел на облако пыли. Оно поднялось выше, чем пылевые смерчи, вызванные семиноном, и приближалось с пугающей скоростью. Однако Роланд полагал, что времени у них хватит.

— Слушайте внимательно. — Он обращался к Залии, Маргарет и Розе. Члены ка-тета уже знали секрет, который шепнул на ухо Эдди дед Тиана на крыльце дома Джеффордсов. — Волки — не люди и не монстры; они — роботы.

— Роботы! — воскликнул Оуверхолсер, скорее изумленно, чем недоверчиво.

— Ага, и моему ка-тету уже приходилось иметь с такими дело. — Роланд подумал о поляне, где издыхал громадный медведь-киборг. — Они надевают капюшоны, чтобы скрыть маленькие вращающиеся штуковины на макушке. Они, возможно, такой ширины и высоты. — Роланд показал, что ширина сенсорного блока пять дюймов, а высота — два. — Именно такую штуковину и срубила Молли Дулин своей тарелкой. Попала в нее случайно. Мы же будем стрелять в них намеренно.

— Думающие шапочки, — вставил Эдди. — Их связь с окружающим миром. Без них Волки — куча собачьего дерьма.

— Цельтесь сюда. — Роланд поднял правую руку на дюйм над темечком.

— Но грудь… жабры в груди… — В голосе Маргарет слышалось крайнее недоумение.

— Детские сказки, — ответил Роланд. — Цельтесь в верхнюю часть капюшона.

— Когда-нибудь я надеюсь узнать, почему нам на уши навесили так много лапши, — процедил Тиан.

— Надеюсь, такой день придет, — кивнул Роланд. Последние из детей, самые маленькие, ступили на проселок, держась за руки. Старшие, должно быть, уже ушли на восьмую часть мили. Квартет Джейка прошел уже четверть. Роланд решил, что этого достаточно, повернулся к сопровождающим.

— Сейчас они повернут назад. Переведете их через дорогу и пусть идут по соседним проходам между стеблями. — Он махнул рукой на кукурузное поле. — Надеюсь, мне не надо говорить вам, что стебли трогать нельзя, особенно растущие у дороги? Чтобы Волки ничего не заметили?

Они покачали головами.

— У края рисового поля заведите их в одну из дренажных канав. По канаве спуститесь к самой реке, а там, где рис густой и зеленый, уложите детей в воду. — Он развел руками, синие глаза сверкали. — Распределите их по полю. Взрослые должны занять позиции со стороны реки. Если возникнут проблемы, появятся новые Волки, случится что-то еще, беды нужно ждать именно оттуда.

И, не давая им шанса задать вопросы, Роланд вновь сунул два пальца левой руки в уголки рта и пронзительно свистнул. Воун Эйзенхарт, Крелла Ансельм и Уэйн Оуверхолсер присоединились к остальным сопровождающим и начали кричать самым маленьким, чтобы те возвращались на дорогу. Эдди тем временем вновь оглянулся и поразился, увидев, насколько сократилось расстояние между облаком пыли и рекой. С другой стороны, такая скорость не могла показаться удивительной всем, кто знал, что скачут Волки не на настоящих лошадях, а на механических устройствах, которые только похожи на лошадей. «Прямо-таки флотилия полицейских «шеви», — подумал он.

— Роланд, они быстро приближаются! Чертовски быстро!

Стрелок оглянулся.

— Мы успеем.

— Ты уверен? — спросила Роза.

— Да.

Самые маленькие уже переходили дорогу, держась за руки, с большущими от страха и волнения глазами. Их вели Кантаб-Мэнни и его жена, Ара. Она велела им идти по проходам между кукурузными стеблями и не задевать их.

— Почему, сэй? — спросил один малыш, не старше четырех лет. На промежности его комбинезона расплывалось темное пятно. — Початки-то уже собраны.

— Это такая игра, — ответил ему Кантаб. — Она называется «Не задень стебель». — Он запел. Некоторые дети присоединились к нему, но большинство испуганно молчали.

Близнецы пересекали дорогу, чем дальше — тем выше и старше, а Роланд вновь посмотрел на восток. Прикинул, что Волкам понадобится еще десять минут, чтобы добраться до берега Уайе, этих десяти минут вполне хватало, но, боги, какие же они быстрые! В голову пришла мысль, что Бенни Слайтмана и близнецов Тавери следовало оставить наверху. В плане этого не было, но, когда дело близится к развязке, планы практически всегда начинают меняться. Их приходится менять.

Последняя пара пересекла дорогу, из сопровождающих на ней остались только Оуверхолсер, Каллагэн, Слайтман-старший и Сари Адамс.

— Идите, — приказал им Роланд.

— Я хочу подождать моего мальчика! — запротестовал Слайтман.

— Идите!

Слайтман хотел возразить, но Сари Адамс коснулась одного его локтя, а Оуверхолсер взялся за второй.

— Пошли, — сказал Оуверхолсер. — Он позаботится о твоем мальчике, как о своем.

Слайтман бросил на Роланда взгляд, полный сомнений, переступил через кювет и вместе с Оуверхолсером и Сари двинулся следом за последними близнецами.

— Сюзанна, покажи им укрытие.

Они проследили за тем, чтобы дети перебирались через кювет со стороны реки достаточно далеко от того места, где днем раньше они вырыли укрытие. Теперь же Сюзанна культями отбросила листья, ветки, кукурузные стебли, обычное содержимое придорожного кювета по осени. Открылась черная дыра.

— Это окоп. — В голосе слышались чуть ли не извиняющиеся нотки. — Поверху положены доски. Легкие, откинуть их — пара пустяков. Роланд сделал… ну не знаю, как вы здесь это называете, а там, откуда я пришла, это называется перископом, такое устройство с зеркалами внутри, которое позволяет видеть из окопа, что происходит на дороге… чтобы мы могли подняться в нужный момент. Когда мы это сделаем, доски разлетятся в разные стороны.

— Где Джейк и остальные трое? — спросил Эдди. — Они уже должны вернуться.

— Еще рано, — ответил Роланд. — Успокойся, Эдди.

— Я не могу успокоиться. И уже не рано. Мы как минимум должны их видеть. Я пойду туда…

— Мы должны уничтожить как можно больше Волков до того, как они сообразят, что происходит. А это значит, что основные наши силы должны быть здесь, у них за спиной.

— Роланд, что-то не так.

Стрелок проигнорировал его слова.

— Леди-сэй, забирайтесь в окоп, пожалуйста. Дополнительные коробки с тарелками будут с вашей стороны. Мы лишь закидаем их листьями.

Он смотрел на другую сторону дороги, когда Залия, Роза и Маргарет полезли в дыру, открытую Сюзанной. Каменистый проселок к заброшенным шахтам оставался пустынным. Ни Джейка, ни Бенни, ни близнецов Тавери. Роланд начал склоняться к тому, чтобы признать правоту Эдди: что-то пошло не так.

6

Джейк и его спутники быстро и без проблем добрались до развилки. Джейк бросил в сторону «Глории» сломанную трещотку, в сторону «Красных птиц» — девчачий браслет из шерстяных нитей. «Выбирайте, — подумал он, — и пусть каждая дорога станет для вас проклятой».

Повернувшись, увидел, что близнецы Тавери уже двинулись в обратный путь. Бенни дожидался его, побледневший, с горящими глазами. Джейк кивнул ему, заставил себя ответить улыбкой на улыбку Бенни.

— Пошли.

Тут до них донесся свист Роланда, и близнецы побежали, несмотря на камни и сухие ветки, в избытке валяющиеся на проселке. Они по-прежнему держались за руки, обегая препятствия, через которые не могли перепрыгнуть.

— Эй, не бегите! — крикнул Джейк. — Он велел не бежать и смотреть под…

В этот самый момент нога Фрэнка Тавери провалилась в нору или промоину. Джейк услышал, как противно хрустнула лодыжка, по перекосившемуся лицу Бенни понял, что услышал и тот. Фрэнк застонал и повалился набок. Франсина попыталась его удержать, но он слишком много весил. Он грохнулся оземь, ударился головой о скальный выступ. Из рваной раны тут же потекла кровь, засверкавшая в утреннем свете.

«Беда, — подумал Джейк. — На нашем пути».

Бенни таращился на лежащего на земле Фрэнка, лицо его позеленело. Франсина опустилась на колени рядом с братом, его нога изогнулась под немыслимым углом, ступня оставалась в норе. Девочка тяжело, со всхлипами дышала. Потом всхлипы как отрезало. Глаза Франсины закатились, и она без памяти упала на брата.

— Пошли. — Джейк повернулся к Бенни, но тот стоял столбом, таращась на близнецов. Джейк ущипнул его за плечо. — Ради твоего отца!

Эти слова заставили Бенни сдвинуться с места.

7

Джейк увидел все хладнокровным, ясным взглядом стрелка. Кровь на скальном выступе. Клок волос на нем же. Слюна на губах Фрэнка Тавери. Округлость груди его сестры, распростершейся на брате. Приближающиеся Волки. Об этом сказал ему не свисток Роланда, а телепатия. «Эдди, — подумал он. — Эдди хочет идти сюда».

Джейк никогда не использовал телепатию для мысленного общения, но тут предпринял попытку: «Оставайтесь на месте! Если мы не успеем вернуться, то попытаемся спрятаться, чтобы они не заметили нас, проезжая мимо. НИ В КОЕМ СЛУЧАЕ НЕ ПРИХОДИТЕ СЮДА! НЕ СТАВЬТЕ ПОД УДАР НАМЕЧЕННЫЙ ПЛАН!»

Он понятия не имел, дошло ли его сообщение до адресатов, но точно знал, что ни на что другое времени у него нет. А тем временем Бенни… что? Что такое le mot juste? Миссис Эйвери в школе Пайпера только и повторяла le mot juste. Тут он вспомнил. Говорить быстро и невнятно. Так Бенни и говорил, слова налезали одно на другое.

— Что же нам делать, Джейк? Человек-Иисус, они оба без сознания! А только что все было хорошо! Они бежали, а потом… а если сейчас придут Волки? Что, если они придут, когда мы будем на дороге? Нам лучше оставить их, как ты думаешь?

— Мы не можем оставить их, — ответил Джейк. Наклонился, схватил Франсину за плечи. Рывком посадил ее, чтобы она не придавливала брата и он мог дышать. Ее голова откинулась назад, волосы походили на черный шелк. Веки дрогнули, под ними виднелись только белки. Не раздумывая, Джейк влепил ей пощечину. Со всей силы.

— О! О! — Ее глаза открылись, синие, прекрасные, потрясенные.

— Поднимайся! — крикнул Джейк. — Встань с него!

Сколько прошло времени? Как стало тихо после того, как дети повернули к дороге! Ни щебетания птиц, ни криков расти. Он ждал второго свистка Роланда, но тот и не думал свистеть. Действительно, зачем? Одного вполне хватило.

Франсина скатилась на землю, потом с трудом поднялась.

— Помоги ему… пожалуйста, сэй, умоляю…

— Бенни, мы должны вытащить его ногу из этой норы. — Бенни опустился на одно колено по другую сторону от распростертого на проселке подростка. Его лицо оставалось бледным, но губы сжались в тонкую полоску, что, по мнению Джейка, обнадеживало. — Возьмись за плечо.

Бенни ухватился за правое плечо Фрэнка Тавери. Джейк — за левое. Их взгляды встретились над телом лежащего без сознания мальчика. Джейк кивнул.

— Давай!

Они разом потянули. Глаза Фрэнка Тавери раскрылись, такие же синие и прекрасные, как у сестры, из груди исторгся пронзительный крик. Но нога не освободилась.

Застряла крепко.

8

Теперь у облака пыли появилось серо-зеленое основание, и они уже слышали топот множества копыт. Женщины Кальи уже залезли в окоп. В кювете остались только Роланд, Эдди и Сюзанна. Все трое смотрели на пустынный проселок, уходящий к пещерам.

— Я что-то слышала, — нарушила молчание Сюзанна. — Думаю, кто-то из них поранился.

— Роланд, я пойду к ним, — повернулся к стрелку Эдди.

— Этого хочет Джейк или ты? — спросил Роланд.

Эдди покраснел. Он слышал, что сказал Джейк в его сознании, не слова — мысль, и предположил, что то же самое услышал и Роланд.

— Около реки почти сотня детей, на проселке — только четверо. Залезай в окоп, Эдди. И ты, Сюзанна.

— А ты? — спросил Эдди.

Роланд глубоко вдохнул, выдохнул.

— Я помогу, если получится.

— Ты не собираешься идти к нему, правда? — В глазах Эдди читалось нарастающее удивление. — Ты же не собираешься…

Роланд посмотрел на облако пыли, на серо-зеленое основание, которому уже через минуту предстояло начать разделяться на отдельных лошадей и всадников. Всадников с оскаленными волчьими масками под зелеными капюшонами. Они не скакали к реке — летели к ней.

— Нет, — ответил Роланд. — Не могу. Залезай в окоп.

Эдди еще с мгновение постоял, положив руку на рукоятку большого револьвера, губы на побледневшем лице беззвучно шевелились. Потом отвернулся от Роланда, схватил Сюзанну за руку. Опустился рядом с ней на колени, следом за ней проскользнул в дыру. Теперь в кювете остался только Роланд, с большим револьвером на левом бедре. Через дорогу он смотрел на проселок и не видел ни Джейка, ни остальных.

9

Бенни Слайтман отличался крепким сложением, но не мог в одиночку сдвинуть глыбу, которая держала ногу Фрэнка Тавери. Джейк увидел это после первой попытки. Его разум (хладнокровная часть разума) попытался сравнить вес паренька, попавшего в капкан, и камня, ставшего частью капкана. Получалось, что камень весил больше.

— Франсина.

Она посмотрела на него мокрыми от слез, полуслепыми от горя глазами.

— Ты его любишь?

— Ага, всем сердцем!

«Он и есть твое сердце, — подумал Джейк. — Это хорошо».

— Тогда помоги нам. Когда я скажу, тяни на себя со всей силы. Не обращай внимания на крики, тяни.

Она кивнула, вроде бы поняла. Он очень на это надеялся.

— Если мы не сможем освободить ногу на этот раз, нам придется оставить его здесь.

— Я его не оставлю! — завизжала Франсина.

Спорить времени не было. Джейк встал рядом с Бенни, ухватился за плоскую скальную глыбу. Под ее зазубренным краем окровавленная голень Фрэнка уходила в черную дыру. Мальчик уже полностью оклемался и тяжело дышал. В левом глазу стоял ужас. Правый залила кровь. Над ухом кровоточила рваная рана.

— Мы попытаемся приподнять глыбу, а ты потянешь его на себя, — сказал Джейк Франсине. — На счет три. Готова?

Когда она кивнула, волосы упали на лицо, словно вуаль. Она не попыталась убрать их, обеими руками ухватила брата под мышки.

— Франсина, не делай мне больно, — простонал он.

— Заткнись, — бросила она.

— Один, — начал Джейк. — Тяни изо всей силы, Бенни. Пусть порвутся мышцы, но глыбу надо сдвинуть.

— Можешь на меня рассчитывать.

— Два. Три.

Они потянули, крича от напряжения. Глыба сдвинулась. Франсина со всей силы дернула брата на себя, тоже вскрикнула.

Но все перекрыл вопль Фрэнка Тавери, когда его ступня вырвалась из западни.

10

Роланд услышал несколько криков, которые перекрыл вопль боли. Что-то там случилось и Джейк принял какие-то меры. Но хватило их для того, чтобы выправить ситуацию?

Брызги засверкали в утреннем свете: Волки переправлялись через Девар-Тете Уайе. Роланд видел их ясно и отчетливо, ехали они по пять-шесть в ряд. Он прикинул, что всего Волков порядка шестидесяти. Им предстояло скрыться за поросшим травой холмом, склон которого сбегал к реке, появиться вновь, в миле отсюда. Потом они исчезнут в последний раз, за последним холмом, отделяющим их от проселка, ведущего к заброшенным шахтам. Они скроются за ним все, если и дальше поедут плотной группой, и это будет последний шанс для Джейка добраться до кювета, для них всех — залезть в окоп.

Он смотрел на проселок, надеясь увидеть на нем детей, хотя бы увидеть Джейка, но проселок оставался пустынным.

Волки уже поднимались на западный берег, капли воды, летящие во все стороны, сверкали в лучах восходящего солнца, как золото. Из-под копыт летели комья земли и фонтаны песка. Нарастал топот копыт.

11

Джейк подлез под одно плечо, Бенни — под другое. И понесли Фрэнка по проселку, чуть ли не бегом, не обращая внимания, куда ступают ноги. Франсина не отставала ни на шаг.

Когда миновали последний поворот, Джейк едва не вскрикнул от радости, увидев стоящего в кювете Роланда, с левой рукой на рукоятке револьвера, в шляпе, сдвинутой на затылок.

— Это мой брат! — закричала ему Франсина. — Он упал! Его нога попала в нору!

Роланд внезапно исчез.

Франсина огляделась, не в испуге, просто ничего не понимая.

— Что?..

— Тихо, — оборвал ее Джейк, не зная, что еще сказать. Или сделать. Если и стрелок не знал, им оставалось только одно: умереть на проселке.

— Моя лодыжка… горит, — прохрипел Фрэнк Тавери.

— Заткнись.

Бенни рассмеялся. От шока, но и от комичности ситуации. Джейк чуть отклонился назад, посмотрел на него поверх головы стонущего окровавленного Фрэнка Тавери… и подмигнул. Бенни ответил тем же. Они вновь стали закадычными друзьями.

12

Сюзанна лежала в темноте окопа, с Эдди слева, уткнувшись носом в опавшую листву, когда сильнейшая схватка скрутила низ живота. И едва она успела почувствовать схватку, как жуткая, острая боль пронзила левую часть мозга, казалось, парализовав и половину лица, и шею. В то же самое мгновение перед ее мысленным взором возник огромный банкетный зал: блюда с ветчиной, фаршированной рыбой, дымящимися стейками, бутылками шампанского, чашами с подливой, кувшинами красного вина. Она услышала звуки пианино, поющий голос. Голос этот переполняла щемящая грусть. Кто-то спас, кто-то спас, кто-то сегодня спас мне жиз-з-знь, — пел голос.

Нет! — прокричала Сюзанна силе, которая пыталась ее поглотить. Было у этой силы имя? Естественно. Ее звали Мать, ее рука качала колыбель. А рука, качающая колыбель, правит ми…

Нет! Ты должна позволить мне довершить это дело. Потом, если захочешь взять контроль над телом, я тебе помогу! Я тебе помогу! Но если попытаешься проделать это сейчас, я буду бороться изо всех сил! И если придется покончить с собой и убить твоего драгоценного малого, я на это пойду! Ты меня слышишь, сука?

На мгновение не было ничего, кроме темноты, ноги Эдди, прижимающейся к ее ноге, онемения левой половины лица, нарастающего топота копыт, едкого запаха опавшей листвы, дыхания Сестер, готовящихся к битве. А потом прозвучали слова, ясно и отчетливо, и их источник находился чуть повыше и позади левого глаза. Миа впервые заговорила с ней.

Веди свой бой, женщина. Я даже помогу тебе, если сумею. А потом сдержи слово.

— Сюзанна? — прошептал Эдди. — Ты в порядке?

— Да, — ответила она. И не обманула. Пронзающая мозг боль ушла. Голос ушел. Онемение ушло. Но Миа ждала, затаившись совсем близко.

13

Роланд лежал на животе в кювете, наблюдая за Волками глазами воображения и глазами интуиции, а не теми, что находились по сторонам носа. Волки находились между склоном, сбегающим к реке, и последним, разделяющим их холмом, мчались на полной скорости, с развевающимися за спиной плащами. За холмом они могут находиться семь секунд. Семь секунд, если продолжат скакать плотной колонной и первые ряды не начнут отрываться от последних. Семь секунд, если он правильно рассчитал скорость. Если правильно, у него будет пять секунд, чтобы подать сигнал Джейку. Или семь. Если правильно, у ребят будут эти самые пять секунд, чтобы пересечь дорогу. А если он ошибся (или остальные промедлят), Волки увидят или мужчину в кювете, или детей на дороге, или их всех. На таком расстоянии Волки не смогут применить оружие, но легче от этого не будет, потому что тщательно подготовленный план сорвется и ударить из засады уже не удастся. Оптимальный вариант — остаться в кювете и предоставить детей их судьбе. Черт, четверо подростков на проселке окончательно убедят Волков в том, что остальные дети спрятаны в одной из заброшенных шахт.

«Хватит раздумий, — раздался в голове голос Корта. — Если решил действовать, червяк, это твой единственный шанс».

Роланд вскочил. Прямо перед ним, за горкой валунов, обозначавшей поворот на проселок с Восточной дороги, стояли Джейк и Бенни Слайтман, поддерживающие с обеих сторон Фрэнка Тавери. Роланд увидел, что у подростка окровавлены голова и ноги. Оставалось только гадать, что с ним случилось. Из-за его плеча выглядывала Франсина. В это мгновение они выглядели не просто как близнецы, но как каффин-близнецы, сросшиеся телами.

Роланд махнул обеими руками: «Ко мне, быстро! Ко мне!» И одновременно посмотрел на дорогу, уходящую к холму. Никаких Волков. На несколько мгновений холм их отрезал.

Джейк и Бенни перебежали через дорогу, таща на себе покалеченного подростка. Сапоги Фрэнка Тавери оставили свежие борозды на оггане. Роланду оставалось только надеяться, что Волки не обратят внимание именно на эти две полосы, потому что свежих следов около съезда на проселок хватало.

Девочка их даже обогнала.

— Ложись! — рявкнул Роланд, ухватил Франсину за плечо и буквально швырнул в кювет. — Ложись, ложись, ложись! — Он упал рядом с ней, Джейк — на него. Роланд почувствовал спиной, как бешено колотится сердце мальчика.

Топот копыт нарастал с каждой секундой. Увидели их всадники, скакавшие впереди? Догадаться невозможно, но очень скоро им предстоит получить ответ на этот вопрос. А пока оставалось только одно: следовать намеченному плану. Разместить и в без того тесном окопе трех лишних человек. Но если Волки увидели, как Джейк и остальные перебегали дорогу, их всех бы уничтожили до того, как они успели бы выстрелить или бросить тарелку. Впрочем, времени тревожиться об этом не было. У них оставалась минута, может, и сорок секунд, которые стремительно таяли.

— Слезь с меня и в укрытие, — бросил он Джейку. — Быстро.

Тяжесть исчезла с его спины: Джейк ящерицей скользнул в окоп.

— Ты следующий, Фрэнк Тавери. И чтоб ни звука. Через две минуты сможешь орать, сколько влезет, но сейчас держи рот на замке. Это относится ко всем вам.

— Я буду молчать, — прохрипел мальчик. Бенни и сестра Фрэнка кивнули.

— В какой-то момент мы встанем и начнем стрелять, — предупредил Роланд. — Вы трое, Фрэнк, Франсина, Бенни, останетесь лежать. Лежать на дне. — Он помолчал. — Если хотите жить, не мешайте. Не попадайтесь под руку.

14

Роланд лежал в темноте, вдыхая запахи земли и опавших листьев, прислушиваясь к тяжелому дыханию детей слева от него. Дыхание это очень быстро заглушил топот приближающихся копыт. Глаза воображения и глаза интуиции открылись вновь, шире, чем прежде. Он понимал, что через тридцать секунд, может, даже через пятнадцать, красная пелена битвы закроет эти глаза, но пока он видел все, и увиденное полностью отвечало его ожиданиям. И почему нет? Человеку нет никакого смысла представлять себе, что его планы порушились.

Он видел близнецов Кальи, лежащих, как трупы, на поле, густо заросшем зеленым рисом, видел, как грязь проникает сквозь рубашки и штаны. Видел взрослых, занявших позицию позади них, там, где поле практически переходило в реку. Он видел Сари Адамс с плетеной сумкой, полной тарелок, видел Ару-Мэнни с несколькими тарелками, ибо она тоже умела их бросать (хотя, будучи одной из Мэнни, не могла стать Сестрой Орисы). Видел мужчин, Эстраду, Ансельма, Оуверхолсера, прижимающих к груди арбалеты. А вот Воун Эйзенхарт взял с собой винтовку, которую Роланд почистил и смазал. На дороге, со стороны реки, он видел накатывающиеся на них ряды всадников на серых лошадях, в зеленых плащах. Теперь они сбавляли ход. Солнце поднялось высоко и металл волчьих масок блестел в его лучах. Самое забавное состояло в том, что под масками металла было куда больше. Роланд позволил глазам воображения подняться выше, в поисках других всадников, отряда, который, к примеру, рвался к городу с незащищенной, южной стороны. Не увидел. Его мысленный взор свидетельствовал о том, что все Волки находились здесь, на Восточной дороге. И если им суждено угодить в западню, с таким тщанием заброшенную Роландом и ка-тетом Девяносто девяти, произойти это может только здесь. Он видел фургоны, стоявшие вдоль дальнего кювета, первый в нескольких ярдах от съезда на проселок со стороны города. Подумал о том, что следовало распрячь мулов и лошадей, но, разумеется, нераспряженными они выглядели более убедительно, наглядным доказательством спешки. Он видел проселок, ведущий к сухим руслам рек, к шахтам, заброшенным и работающим, к пещерам над ними. Видел, что Волки, скачущие в первом ряду, натянули поводья, видел оскал их механических жеребцов. Видел дорогу и проселок их глазами, картинки, «заснятые» не теплым человеческим глазом, но холодным объективом, вроде тех, что печатались в «Магда-синах». Видел детскую шапочку, которую бросила Франсина Тавери. Его мозг стал не только глазами, но и носом, он чуял слабый, но очень уж явный запах детей. Чуял что-то ядреное и жирное… то вещество, которое Волки забирали у увезенных в Тандерклеп детей. Его мозг обладал не только носом, но и ухом, и он слышал те самые пощелкивания, которые издавал Энди, то самое низкое жужжание реле, сервомоторов, гидравлических насосов, бог знает каких еще механизмов. Мысленным взором он видел, что Волки в первую очередь изучают хаотические следы на дороге (он надеялся, что следы кажутся им хаотическими), потом смотрят на проселок. Поэтому ему не пошло бы на пользу представлять себе, что они смотрят в другую сторону, готовясь испепелить десять человек, спрятавшихся в кювете. Нет, они смотрели на проселок, в сторону пещер. Должны были смотреть на проселок. Они чуяли детей, может, их страх, а также вещество, спрятанное в мозгу каждого из них. Они видели вещи, которые бросали дети, пытавшиеся спрятаться от них. Они сидели на своих механических лошадях и смотрели на проселок.

«Идите же, — молчаливо молил он. Почувствовал, как шевельнулся Джейк, уловив его мысль. Чего там, мольбу. — Идите же. Идите за ними. Возьмите то, что вам нужно».

И тут один из Волков чем-то громко щелкнул. Мгновение позже коротко взвыла сирена. За сиреной последовал трескучий свист, какой Джейк уже слышал в «Догане». И после этого лошади вновь пришли в движение. Поначалу их копыта мягко застучали по оггану, потом, уже громче, по каменистому проселку. Других звуков не было. Эти лошади не всхрапывали, не ржали, как запряженные в фургоны. Роланду этих звуков было достаточно. Они ухватили наживку. Он вытащил револьвер из кобуры. Рядом с ним вновь шевельнулся Джейк, и Роланд знал, что мальчик повторил его движение.

Он сказал им, что они увидят, поднявшись из укрытия. Примерно четверть Волков будут находиться по одну сторону от проселка, повернувшись к холму, который обогнули последним. Еще четверть — по другую его сторону, повернувшись к Калье Брин Стерджис. Возможно, там Волков будет даже чуть больше, потому что Волки, точнее, программисты Волков, полагали, что неприятностей следовало ждать с той стороны. А остальные? Тридцать или более Волков? Уже на проселке, направляются к шахтам, где, по их мнению, спрятаны дети.

Роланд начал считать до двадцати, но, добравшись до девятнадцати, решил, что насчитал достаточно. Подобрал под себя ноги, от сухого скрута не осталось и следа, и вскочил, одновременно поднимая револьвер отца.

— За Гилеад и Калью! — проревел он. — Вперед, стрелки! Вперед, Сестры Орисы! Вперед, вперед! Убейте их! Пленных не брать! Убейте их всех!

15

Они выросли из-под земли, как зубы дракона. Доски разлетелись в разные стороны, вместе с травой и листьями. Роланд и Эдди, каждый с большим револьвером с рукояткой из сандалового дерева. Джейк с «ругером» отца. Маргарет, Роза и Залия с тарелкой, занесенной над левым плечом. Сюзанна с двумя тарелками, обхватив грудь руками, словно замерзла.

Волки расположились, как Роланд и видел их своим мысленным взором, взглядом хладнокровного профессионального убийцы. Но не успел похвалить себя за дар предвидения: все чувства и эмоции скрыла красная пелена. Как и всегда, он не испытывал радости от того, что чувствовал такой невероятный жизненный подъем, готовясь нести смерть. «Все всегда заканчивается пятью минутами крови и глупости», — говорил он им, и отсчет этих пяти минут уже пошел. Он также говорил им, что потом ему становилось тошно, и, пусть говорил правду, мог бы сказать и другое: только в начале боя он по-настоящему чувствовал себя самим собой. А то, что перед ним были роботы, никакого значения не имело. Абсолютно никакого! Значение имело другое: многие поколения они пользовались беззащитностью тех, на кого нападали, а на этот раз их захватили врасплох.

— Верх капюшона! — прокричал Эдди, и револьвер Роланда в его правой руке с грохотом изрыгнул огонь. — Верх капюшона, стреляйте по думающим шапочкам!

И, подтверждая правильность его слов, у трех Волков справа от проселка верхняя часть капюшонов дернулась, словно схваченная невидимыми пальцами. Все троих вышибло из седел, они повалились на дорогу. В истории, рассказанной дедом Тиана, Волк, которого свалила Молли Дулин, еще долго дергался, но эти трое застыли под копытами своих лошадей, как камни. Молли, возможно, только задела сенсорный блок, но Эдди разнес его вдребезги.

Роланд тоже начал стрелять, от бедра, вроде бы небрежно, но каждая пуля находила цель. Он укладывал тех, кто последним свернул на проселок, чтобы создать баррикаду для остальных, уехавших дальше.

— Риса летит в цель! — вскричала Розалита Мунос. Ее тарелка просвистела над Восточной дорогой и аккуратно срезала верхнюю часть капюшона Волка на проселке, пытавшегося развернуть лошадь. Волк взлетел вверх тормашками и тяжело рухнул на землю.

— Риса! — Маргарет Эйзенхарт.

— За моего брата! — Залия.

— Леди Риса пришла за вашими задницами! — Сюзанна одновременно бросила две тарелки, они полетели в разные стороны, и обе нашли добычу. Куски зеленой материи, казалось, зависли в воздухе. Волки, у которых отрезало верхнюю часть капюшонов, добрались до земли гораздо быстрее.

Яркие огненные стержни полыхнули в утреннем свете: сталкивающиеся друг с другом всадники активировали энергетическое оружие. Джейк отстрелил сенсорный блок первому, кто успел это сделать, и он упал на свой же огненный меч. Плащ загорелся, лошадь подалась в сторону, наткнулась на опускающуюся лучевую трубку всадника слева. Ее голова отлетела, открыв переплетение проводов, между которыми пробегали искры. Со всех сторон завыли сирены, включились адские системы охранной сигнализации.

Роланд думал, что Волки, расположившиеся между проселком и городом, рванут к Калье Брин Стерджис, чтобы отомстить за засаду. Вместо этого девять оставшихся (шесть первыми выстрелами снял Эдди) сумели развернуть лошадей и попытались атаковать. Двое или трое метнули жужжащие серебристые шары.

— Эдди! Джейк! Снитчи! Слева от вас!

Они развернулись в указанном направлении, оставив женщин, которые, как могли быстро, бросали тарелки, одну за другой доставая их из плетеных сумок. Джейк стоял, расставив ноги, с пистолетом в правой руке, левой поддерживая за запястье правой. От резкого движения волосы отбросило со лба, его глаза были распахнуты, он улыбался. Трижды он нажал на спусковой крючок. На мгновение в памяти мелькнул день, когда в лесу он стрелял по глиняным тарелкам. На этот раз цель его была куда опаснее, и он этому радовался. Радовался. Первые три снитча разорвались, вспыхнув синим огнем. Четвертый летел прямо на него. Джейк присел, услышал, как он прожужжал над головой. Он знал, что снитч развернется и попытается нанести новый удар.

Но прежде чем успел, Сюзанна метнула тарелку. Со свистом она врезалась в снитч, оба взорвались. Осколки полетели на кукурузное поле, некоторые сухие стебли загорелись.

Роланд перезаряжал револьвер, направив дымящийся ствол в землю между ног. То же самое делали Эдди и Джейк.

Волк перепрыгнул через гору лошадей и Волков у съезда на проселок, зеленый плащ развевался за его спиной. Тарелка Розы срезала верх капюшона, на мгновение открыв вращающийся сенсорный блок, похожий на тот, что они видели у киборга-медведя. Только тот блок едва шевелился, а этот бешено вращался. А мгновением позже Волк повалился на лошадей, впряженных в фургон Оуверхолсера. Лошади испуганно заржали, подались назад, фургон сдвинулся с места, наехал на четырех мулов второго фургона. Они попытались вырваться, но привело это лишь к тому, что фургон Оуверхолсера завалился в кювет. Лошадь убитого Розой Волка скакнула вперед, зацепилась передними ногами за другого, лежащего на дороге Волка, повалилась рядом с изогнувшейся под немыслимым углом передней правой ногой.

Разум Роланда целиком превратился в глаз. Он перезарядил револьвер. Волки, заехавшие на проселок, не могли прорваться сквозь груду тел, как он и надеялся. Группу из пятнадцати Волков со стороны города они практически уничтожили: только двоим удалось удержаться в седле. Волки справа пытались атаковать край окопа, защищаемый тремя Сестрами Орисы и Сюзанной. Двух Волков по левую руку Роланд оставил Эдди и Джейку, а сам подскочил к Сюзанне и открыл огонь по Волкам, атакующим справа. Один замахнулся, чтобы бросить снитч, но не успел, пуля Роланда разнесла его думающую шапочку. Роза сняла другого, Маргарет Эйзенхарт — третьего.

Маргарет наклонилась, чтобы взять следующую тарелку, а когда поднялась, лучевая трубка отсекла ей голову и, с горящими волосами, она покатилась по дну окопа. И реакция Бенни оказалась вполне предсказуемой, потому что Маргарет Эйзенхарт была его второй матерью. Когда горящая голова подкатилась к нему, он оттолкнул ее, вылез из окопа, побежал, ничего не видя перед собой, крича от ужаса.

— Бенни, нет, назад! — крикнул Джейк.

Два оставшихся слева Волка бросили серебристые шары смерти в бегущего, кричащего подростка. Один Джейк сшиб, второй никак не мог. Снитч ударил Бенни Слайтмана в грудь, и он буквально взорвался. Целой осталась только одна рука, приземлившаяся на дорогу ладонью вверх.

Сюзанна срубила сенсорный блок Волку, убившему Маргарет, одной тарелкой, второй уложила того, кто убил приятеля Джейка. Вытащила из сумок новые рисы, когда лошадь одного из атакующих Волков сшибла с ног Роланда. Волк занес меч над стрелком. Сюзанне меч этот напомнил красно-оранжевую неоновую трубку.

— Хрен тебе, сукин сын! — крикнула Сюзанна, метнула тарелку, которую держала в правой руке. При соприкосновении тарелки с мечом тот взорвался у рукояти, оторвав Волку руку. А мгновение спустя тарелка, брошенная Розой, ампутировала ему сенсорный блок, и Волк повалился в окоп, уставившись оскаленной маской в лица парализованных страхом близнецов Тавери, которые, обнявшись, лежали на дне. Маска сразу же начала дымиться и таять.

Выкрикивая имя Бенни, Джейк пересек Восточную дорогу, перезаряжая на ходу «ругер», не замечая, что идет по крови убитого друга. Справа от него Роланд, Сюзанна и Роза добивали пятерых Волков, оставшихся от группы, что блокировала дорогу со стороны холма. Всадники кружились на месте, не зная, что делать в такой ситуации.

— Нужна помощь, дружище? — спросил его Эдди. Со стороны города все Волки валялись на дороге. Только одному удалось добраться до кювета. Он и лежал, уткнувшись головой в дно, а ноги в сапогах остались на дороге. Остальная часть тела скрывалась под зеленым плащом. Он напоминал дохлое насекомое, не сумевшее выбраться из кокона.

— Конечно, — ответил Джейк. Сказал или подумал? Он этого не знал. Сирены продолжали выть. — Почему нет? Они убили Бенни.

— Знаю. Это ужасно.

— Лучше бы убили его гребаного отца. — Джейк не знал, плачет ли он.

— Согласен. Держи подарок. — В руку Джейка Эдди положил пару шаров диаметром примерно три дюйма. Поверхность напоминала сталь, но при сжатии поддавалась под рукой, словно мячик из упругой резины. На маленькой табличке Джейк прочитал:

СНИТЧ

МОДЕЛЬ «ГАРРИ ПОТТЕР»

Серийный № 465-11-AA HPJKR[92]

ОБРАЩАТЬСЯ С ОСТОРОЖНОСТЬЮ

ВЗРЫВООПАСНО

Слева от таблички имелась кнопка. Какая-то отстраненная часть мозга Джейка задалась вопросом, кто такой Гарри Поттер. Скорее всего изобретатель снитча.

Они подошли к груде мертвых Волков, перегородивших съезд на проселок. Возможно, машины не могли считаться мертвыми, но Джейк не мог воспринимать их иначе. Мертвые, и все тут. И его радовало, что они мертвы. За спиной раздался взрыв, за которым последовал крик то ли крайней боли, то ли безмерного удовольствия. Джейка это не волновало. Он сосредоточился на оставшихся на проселке Волках. Числом от восемнадцати до двух дюжин.

Один Волк чуть отделился от остальных. Стоял к ним вполоборота, с вскинутой над головой световой трубкой. Махнул ею в сторону дороги. «Только это не лучевая трубка, — подумал Эдди. — Это сейбер, как в «Звездных войнах». Но эти сейберы — не спецэффекты, они действительно убивают. И что тут вообще происходит?» Этот парень готовит свои войска к атаке, тут вроде бы все ясно. Эдди решил положить конец напутственной речи. Нажал кнопку на одной из трех сарг, которые оставил себе. Снитч тут же зажужжал и завибрировал в руке.

— Эй, красавчик! — позвал он.

Волк не повернул головы, и Эдди просто бросил в него снитч. Не так чтобы сильно. Если б он летел сам по себе, то упал бы в двадцати или тридцати футах от Волков. Но вместо этого снитч набрал скорость и ударил Волка-командира в оскаленную пасть. Голова разлетелась вдребезги, вместе с сенсорным блоком.

— Попробуй и ты. — Эдди повернулся к Джейку. — Это так приятно, угостить их собственным дерь…

Не обращая внимания на его слова, Джейк бросил на землю снитчи, которые дал ему Эдди, перебрался через завал из лошадей и Волков, зашагал по проселку.

— Джейк? Джейк, это идея не из лучших…

Рука ухватила Эдди за локоть. Он развернулся, поднимая револьвер, вновь опустил его, увидел Роланда.

— Он тебя не слышит. Пойдем. Прикроем его.

— Погоди, Роланд, погоди. — К ним подошла Роза, вся в крови, но Эдди понял, что это кровь бедной сэй Эйзенхарт. Никаких ран на Розе он не видел. — Я тоже хочу поучаствовать.

16

Они догнали Джейка, когда оставшиеся Волки пошли в последнюю атаку. Несколько бросили снитчи. Роланд и Эдди без труда сбили их. Джейк девять раз выстрелил из «ругера», поддерживая запястье правой руки левой, и после каждого выстрела один из Волков вылетал из седла, валился или назад, или вбок, под копыта других лошадей. Когда обойма «ругера» опустела, Роза сняла тарелкой десятого, выкрикнув: «Леди Ориса!» Залия Джеффордс успела присоединиться к ним, и одиннадцатый Волк пал от ее руки.

Пока Джейк перезаряжал «ругер», Роланд и Эдди, бок о бок, вели огонь. Они без труда уложили бы оставшихся восемь (Эдди нисколько не удивило, что в этой группе было девятнадцать Волков), но решили оставить двух последних Джейку. Когда они приблизились, размахивая сейберами, которые, конечно же, навели бы ужас на фермеров и ранчеров, мальчик отстрелил сенсорный блок того, что скакал слева. Потом, пригнувшись, избежал удара сейбера, который нанес единственный оставшийся в живых Волк.

Его лошадь поднялась на гору трупов у съезда на проселок. Сюзанна стояла на коленях у дальнего кювета, среди валяющихся на земле роботов в зеленых плащах и разлагающихся волчьих масок. Тоже забрызганная кровью Маргарет Эйзенхарт.

Роланд понял, что Джейк оставил последнего Волка Сюзанне. Лишенная ног, она не могла добраться до проселка. Он удовлетворенно кивнул. Мальчик много чего повидал в это утро, пережил ужасный шок, но стрелок знал, что будет хорошо: Ыш, дожидавшийся их в доме отца Каллагэна, несомненно, поможет ему пережить горе.

— Леди ОРИ-СА! — крикнула Сюзанна и метнула тарелку, когда Волк, развернув лошадь, уже собрался помчаться к реке. Тарелка аккуратно срезала ему верх зеленого капюшона. Вместе с сенсорным блоком. Еще на мгновение последний из похитителей детей оставался в седле, его сирена отчаянно ревела, призывая подмогу, которой не было. А потом Волк повалился назад, перевернулся в воздухе и грохнулся на дорогу. Вой сирены оборвался еще раньше.

«Вот и все, — подумал Роланд, — наши пять минут позади». Он посмотрел на дымящийся ствол револьвера, вложил его в кобуру. Одна за другой замолкали сирены других валяющихся на земле роботов.

Залия завороженно смотрела на него.

— Роланд!

— Да, Залия.

— С ними покончено? С ними действительно покончено? Действительно?

— Да, — кивнул Роланд. — Я насчитал шестьдесят одного, и все они лежат здесь, на дороге или в нашем кювете.

Несколько мгновений Залия переваривала его слова, а потом удивила стрелка, который уже мало чему удивлялся. Бросилась к нему на шею, прижалась всем телом и начала покрывать лицо страстными, голодными поцелуями. Какое-то время Роланд терпел, потом отстранил ее. Подкатывала тошнота. Чувство ненужности. Ощущение, что он может выигрывать такие вот битвы целую вечность, теряя палец здесь, глаз — там, может, что-то еще, но после каждой битвы расстояние до Темной Башни чуть увеличивается, вместо того чтобы сокращаться. И все это время сухой скрут будет подбираться к его сердцу.

«Прекрати, — сказал он себе. — Это чушь, и ты это знаешь».

— Они пошлют новых, Роланд? — спросила Роза.

— Возможно, других у них и нет, — ответил стрелок. — А если и пошлют, то их определенно будет меньше. И теперь вы знаете, как их убивать, не так ли?

— Да, — и она хищно улыбнулась. А ее глаза обещали нечто большее, чем поцелуи, если будет на то его желание.

— Иди к реке. — Он улыбнулся Розе. — Ты и Залия. Скажите остальным, что можно возвращаться. Леди Ориса в этот день помогла Калье. И роду Эльда тоже.

— А сам ты не пойдешь? — спросила Залия. Она отступила на шаг, ее щеки пылали. — Ты не пойдешь, чтобы они могли поблагодарить тебя?

— Может, позже, и тогда они поблагодарят нас всех, — ответил Роланд. — А сейчас нам надо поговорить ан-тет. Мальчик пережил сильное потрясение, ты понимаешь.

— Да, — кивнула Роза. — Да, хорошо. Пойдем, Зи. — Она взяла Залию за руку. — Помоги мне принести радостную весть.

17

Женщины пересекли дорогу, по широкой дуге обойдя окровавленные останки Бенни Слайтмана. Залия подумала, что осталась от него в основном одежда, подумала о том, как будет горевать отец, и по ее телу пробежала дрожь.

Леди-сэй с ампутированными ногами находилась у дальнего конца окопа, разглядывала тела лежащих на дороге Волков. Обнаружила одного, с поврежденным, но не отстреленным сенсорным блоком. Руки Волка в зеленых перчатках подергивались. Роза и Залия наблюдали, как Сюзанна нашла увесистый булыжник и хладнокровно опустила его на думающую шапочку. Волк тут же застыл. Низкое гудение, которое он издавал, оборвалось.

— Мы идем сказать остальным, Сюзанна, — обратилась к ней Роза. — Но прежде мы хотим сказать тебе, что ты потрудилась на славу. И мы тебя любим, будь уверена.

Залия кивнула.

— Мы говорим спасибо тебе, Сюзанна из Нью-Йорка. Мы говорим тебе самое большое спасибо, какое только можно сказать.

— Ага, говорим, — согласилась Роза.

Леди-сэй посмотрела на них и сладко улыбнулась. На какое-то мгновение у Розалиты возникли сомнения, словно она увидела в этом темно-коричневом лице что-то такое, чего увидеть не ожидала. Увидела, к примеру, что Сюзанны Дин больше нет. Потом сомнение исчезло.

— Мы идем с хорошими вестями, Сюзанна.

— Я очень за вас рада, — ответила ей Миа, дочь, не знающая отца. — Приведите их назад как можно скорее. Скажите им, что опасность миновала, и пусть те, кто не поверит, сосчитают мертвых.

— У тебя промокли штанины, — заметила Залия.

Миа кивнула. Очередная схватка превратила живот в камень, но она не подала виду.

— Боюсь, это кровь. — Она мотнула головой в сторону обезглавленной жены богатого ранчера. — Ее кровь.

Женщины, взявшись за руки, пошли по кукурузному полю. Миа наблюдала, как Роланд, Эдди и Джейк идут к ней. Это опасный момент. Но, может, и не очень опасный. Друзья Сюзанны еще не пришли в себя после боя. Если они и заметят, что она не такая, как всегда, то подумают, что причина тому — схватка с Волками.

Она понимала, что главное для нее — дождаться удобного момента. Дождаться… и улизнуть. А пока не оставалось ничего другого, как держаться, не подавать виду, что у нее начались схватки.

Они узнают, куда ты пошла, — прошептал голос. Не в сознании — в животе. Голос малого. И голос говорил правду.

Возьми с собой шар, — добавил голос. — Возьми с собой шар, когда уйдешь. Не оставляй им дверь, через которую они смогут пойти за тобой.

Ага.

18

«Ругер» выплюнул пулю, и лошадь умерла.

От реки доносились радостные голоса: Залия и Роза принесли добрую весть. Потом в эти голоса ворвался горестный крик. Они сообщили и плохую весть.

Джейк Чемберз сидел на колесе перевернутого фургона. Он уже снял упряжь с трех лошадей, которые не пострадали. Четвертая лежала с двумя переломанными ногами, пуская пену, словно просила мальчика облегчить ее страдания. Джейк выполнил ее просьбу. А теперь смотрел на останки своего мертвого друга. Кровь Бенни впиталась в дорожное покрытие. Рука лежала ладонью вверх, словно убитый мальчик хотел пожать руку Богу. Какому Богу? Согласно последним сведениям, комната на вершине Темной Башни пустовала.

С рисового поля леди Орисы донесся второй горестный крик. Когда кричал Слайтман, а когда Воун Эйзенхарт? С такого расстояния, думал Джейк, не отличить ранчера от старшего ковбоя, работодателя от работника. Это урок или одна видимость, как говаривала миссис Эйвери в старой доброй школе Пайпера, ложное свидетельство, кажущееся истинным?

Теперь дети и взрослые начали петь. Песню, похожую на ту, что спел Роланд в их первый вечер в Калье Брин Стерджис:

Кам-кам-каммала,

Растет рис зеленый,

Пришли брат с сестрицей,

Спрятались на поле,

На поле у речки,

Под крылом Орисы…

Вокруг горожан покачивались побеги риса, покачивались, словно танцевали, радуясь вместе с ними, танцуя, как танцевал Роланд при свете факелов. Некоторых малышей взрослые и подростки постарше несли на руках и тоже качались из стороны в сторону в такт песне. «Мы все танцевали в это утро, — подумал Джейк. Он не знал, что хотел этим сказать, что чувствовал: это правда. — Мы танцевали. Единственный танец, который освоили. Бенни Слайтман? Умер танцуя. Как и сэй Эйзенхарт».

Роланд и Эдди направились к нему. Сюзанна тоже, но держалась позади, словно решила, что на какое-то время мальчики должны побыть с мальчиками, а девочки — им не мешать. Роланд курил. Джейк посмотрел на самокрутку.

— Сверни и мне, а?

Роланд повернулся к Сюзанне, вопросительно изогнув бровь. Она пожала плечами, потом кивнула. Роланд свернул самокрутку, передал Джейку, чиркнул спичкой о джинсы, поднес огонек к концу самокрутки. Джейк сидел на колесе перевернутого фургона, набирал полный рот дыма, выпускал его. От табачного дыма рот начал заполняться слюной. Джейк не возражал. От слюны — в отличие от многого — он мог избавиться. Попыток затянуться не предпринимал.

Роланд повернулся в сторону реки в тот самый момент, когда первый из двух бегущих к дороге мужчин добрался до кукурузного поля.

— Это Слайтман. Хорошо.

— Что тут хорошего, Роланд? — спросил Эдди.

— Потому что сэй Слайтман будет обвинять нас в гибели сына. А поскольку горе затуманило ему рассудок, он не может думать о том, кто услышит его обвинения и узнает о его роли в нашей утренней работе.

— Танце, — поправил его Джейк.

Они повернулись к нему, а он сидел на колесе, бледный и задумчивый, с самокруткой в руке.

— Нашем утреннем танце.

Роланд обдумал его слова, кивнул.

— Его роли в нашем утреннем танце. Если он доберется сюда достаточно быстро, мы, возможно, сумеем его успокоить. Если нет, смерть сына станет только началом каммалы Бена Слайтмана.

19

Слайтман был на пятнадцать лет моложе ранчера, так что прибежал на поле боя гораздо раньше. Замер у окопа, глядя на лежащие на дороге останки сына. Крови практически не осталось, огган жадно ее впитал, но оторванная рука лежала там, куда и упала, и оторванная рука сказала ему обо всем. У Роланда не возникло желания переложить руку до прихода Слайтмана, как не возникло желания расстегнуть ширинку и помочиться на труп мальчика. Слайтман-младший дошел до конца своей тропы и ступил в пустошь. И его отец, ближайший родственник, имел право увидеть, где и как это произошло.

Слайтман простоял секунд пять, потом набрал полную грудь воздуха и закричал. От этого крика у Эдди похолодела кровь. Он огляделся в поисках Сюзанны, не увидел ее, но не удивился. Он бы сам с удовольствием куда-нибудь подался. Сцена их ждала неприятная. Отвратительная.

Слайтман посмотрел налево, потом направо, наконец, на Роланда, который стоял у перевернутого фургона, сложив руки на груди. Чуть позади Джейк сидел на колесе, курил свою первую сигарету.

— ТЫ! — прокричал Слайтман. Он прибежал с арбалетом. И теперь снимал его с плеча. — ТЫ ЭТО СДЕЛАЛ! ТЫ!

Эдди ловко выхватил оружие из рук Слайтмана.

— Нет, вот это ни к чему, приятель, — пробормотал он. — Арбалет тебе совершенно не нужен, давай-ка я подержу его.

Слайтман вроде бы и не заметил, что остался без арбалета. Его правая рука совершала круговые движения, словно натягивая тетиву, готовя арбалет к выстрелу.

— ТЫ УБИЛ МОЕГО СЫНА! ЧТОБЫ ОТПЛАТИТЬ МНЕ! ТЫ — МЕРЗАВЕЦ! ГНУСНЫЙ УБИЙ…

В мгновение ока, двигаясь с невероятной скоростью (Эдди так и не мог поверить, что такое возможно), Роланд оказался рядом со Слайтманом, мертвой хваткой зажал ему горло, оборвав поток обвинений и подтащив к себе.

— Слушай меня и слушай внимательно, — процедил Роланд. — Мне плевать на твою жизнь и твою честь. Первую ты прожил зазря, вторую давно потерял, но твой сын мертв, а вот его честь мне очень дорога. Если ты сию же секунду не заткнешься, паршивый червяк, я заткну тебе рот навсегда. Почему нет? Для меня ты давно перестал существовать. Я скажу остальным, что ты обезумел, увидев убитого сына, выхватил револьвер из моей кобуры и пустил себе пулю в лоб, чтобы присоединиться к нему. Так что будем делать? Решай.

Эйзенхарт, тяжело дыша, все еще бежал по кукурузному полю, выкрикивая имя жены: «Маргарет! Маргарет! Ответь мне, дорогая! Скажи хоть словечко, прошу тебя!»

Роланд отпустил Слайтмана и сурово смотрел на него. Слайтман повернулся к Джейку, его глаза переполняла боль.

— Твой дин убил моего мальчика, чтобы отомстить мне? Скажи мне правду, сынок.

Джейк последний раз приложился к самокрутке, отбросил окурок, выдохнул дым. Окурок упал рядом с дохлой лошадью.

— Ты на него посмотрел? — спросил он отца Бенни. — Ни одна пуля такого сделать не сможет. Голова сэй Эйзенхарт подкатилась к нему, и Бенни вылез из окопа от… ужаса, — и вдруг понял, что это слово он никогда раньше не произносил вслух. Не было у него необходимости произносить это слово вслух. — Они бросили в него два снитча. Один я сбил, но… — Он шумно сглотнул. — Но второй… я хотел бы… пытался… но… — у Джейка перехватило дыхание. Губы беззвучно шевелились. Но глаза оставались сухими. И в них, как и в глазах Слайтмана, стояла боль. — У меня не было возможности сбить второй, — закончил он, опустил голову и заплакал.

Роланд смотрел на Слайтмана, вопросительно подняв брови.

— Хорошо, — выдохнул тот. — Я понял, как все произошло. Скажи мне, он вел себя храбро? Скажи мне, прошу тебя.

— Он и Джейк привели одного из этой пары. — Эдди указал на близнецов Тавери. — Мальчика. Его нога провалилась в нору. Джейк и Бенни вытащили его, а потом несли на себе до самой дороги. Он показал себя молодцом, твой сын. Можешь не сомневаться.

Слайтман кивнул. Снял очки, посмотрел на них, словно видел впервые. Подержал перед глазами пару секунд, а потом бросил на дорогу и раздавил каблуком. Повернулся к Роланду, к Джейку, а когда заговорил, в его голосе послышались извиняющиеся нотки: «Я уже увидел все, что мог», — и пошел к сыну.

До края окопа добрался Воун Эйзенхарт. Увидел Маргарет, и из его груди исторгся дикий крик. Потом он разорвал на себе рубашку и начал правой рукой колотить по левой половине дряблой груди, при каждом ударе выкрикивая имя жены.

Эдди повернулся к стрелку.

— Роланд, ты должен это остановить.

— Только не я, — ответил тот.

Слайтман поднял руку сына, нежно поцеловал в ладонь. Положил руку на грудь мальчика, направился к ним. Без очков он выглядел совсем другим, очень ранимым.

— Джейк, не поможешь мне найти одеяло?

Джейк поднялся с колеса фургона, чтобы выполнить просьбу Слайтмана-старшего. В окопе Эйзенхарт прижал к груди отрубленную, обожженную голову жены и покачивал ее. По кукурузному полю шли дети и их сопровождающие, поющие «Рисовую песню». Поначалу Эдди показалось, что со стороны города доносится эхо, но потом понял, что оттуда к ним идет вся Калья. Люди знали. Люди знали, чем все закончилось, и шли к ним.

Отец Каллагэн подошел к кювету с Лиа Джеффордс на руках. Несмотря на шум, малышка сладко спала. Каллагэн оглядел дорогу, заваленную Волками и лошадьми, осторожно вытащил одну руку из-под попки девочки и медленно начертил в воздухе крест.

— Возблагодарим Господа, — сказал он.

Роланд подошел к нему, взял за руку, которая только что осенила дорогу крестным знамением.

— Сделай так и для меня, — попросил он.

Каллагэн в недоумении смотрел на него.

Роланд мотнул головой в сторону Воуна Эйзенхарта.

— Он обещал, что проклянет меня, если с его женой что-то случится.

Больше он ничего не сказал, да других слов и не требовалось. Каллагэн понял и перекрестил лоб Роланда. Палец оставил тепло, которое Роланд чувствовал еще долго. И хотя Эйзенхарт не сдержал обещания, стрелок никогда не жалел о том, что попросил отца Каллагэна уберечь его от возможного проклятия.

20

Праздничное настроение, воцарившееся на Восточной дороге, омрачалось горем, свалившимся на двоих. Но лишь немного. Все понимали, что потери не идут ни в какое сравнение с приобретениями. И Эдди полагал, что так оно и есть. Если, конечно, погибли не твой сын и не твоя жена.

Пение, доносящееся со стороны города, становилось все громче. Теперь они видели и пыль. На дороге мужчины и женщины обнимались. Кто-то попытался отнять голову Маргарет Эйзенхарт у ее мужа, но сразу не получилось.

Эдди подошел к Джейку.

— «Звездные войны» ты не видел, так? — спросил он.

— Нет, я же говорил тебе. Очень хотел посмотреть, но…

— Слишком рано ушел. Я знаю. Эти штуковины, которыми они размахивали… Джейк, они из того фильма.

— Ты уверен?

— Да. Джейк, и сами Волки…

Джейк кивнул, очень медленно. Теперь они видели людей, идущих из города. А люди увидели детей, всех детей, увидели, что все они живы и невредимы, и радостно закричали. Те, что шли в первых рядах, побежали.

— Я знаю.

— Знаешь? — спросил Эдди. В глазах стояла мольба. — Правда. Потому что… это, конечно, безумие, но…

Джейк посмотрел на валяющихся на земле Волков. Зеленые капюшоны. Серые лосины. Черные сапоги. Оскаленные, разлагающиеся маски. Эдди уже снял одну, чтобы посмотреть, что она скрывала. Ничего, кроме гладкого металла с двумя линзами, которые служили глазами, круглой металлической сетки вместо носа и двумя микрофонами на висках, заменяющих уши. От человека у этих роботов были только маски да одежда.

— Безумие или нет, но я знаю, кто они, Эдди. Или по крайней мере откуда взялись. «Марвел комикс»[93].

На лице Эдди отразилось явное облегчение. Он наклонился и поцеловал мальчика в щеку. На губах Джейка мелькнуло подобие улыбки. Потихоньку он начал отходить.

— Комиксы про Человека-паука, — воскликнул Эдди. — Мальчишкой я не мог от них оторваться.

— Сам я их не покупал, но Тимми Макки, мой приятель по клубу боулинга «Дорожки Мидтауна», обожал сериалы «Марвел». «Человек-паук», «Фантастическая четверка», «Невероятный Халк», «Капитан Америка». Эти роботы…

— Они выглядят как Доктор Дум[94], — вставил Эдди.

— Да, — кивнул Джейк. — Не совсем, конечно, я уверен, что маски чуть модифицировали, чтобы они больше напоминали волков, но в принципе… те же зеленые капюшоны, те же зеленые плащи. Да, доктор Дум.

— А снитчи? — спросил Эдди. — Слышал когда-нибудь о Гарри Поттере?

— Нет. А ты?

— Нет, и я скажу тебе почему. Потому что снитчи из будущего. Может, из какого-нибудь комикса «Марвел», который появится в 1990-м или 1995 году. Ты понимаешь, о чем я?

Джейк кивнул.

— Опять история с девятнадцатью, не так ли?

— Да, — согласился Джейк. — Девятнадцать, девяносто девять, девятнадцать — девяносто девять.

Эдди огляделся.

— А где Сюзи?

— Может, пошла за своей коляской, — ответил Джейк.

Но прежде чем кто-то из них отправился на поиски Сюзанны Дин (и скорее всего опоздал), до поля боя добрались горожане. И Эдди с Джейком угодили в водоворот стихийного праздника. Их обнимали, целовали, им пожимали руки, у них на груди плакали и благодарили, благодарили, благодарили.

21

Через десять минут после того, как горожане запрудили дорогу, Розалита с неохотой подошла к Роланду. Стрелок же страшно ей обрадовался. Потому что Эбен Тук держал его за руки и повторял снова и снова, что он и Телфорд ошибались, не понимали, как повезло городу с приходом стрелков, а потому, когда Роланд и его ка-тет отправятся в путь, он, Эбен Тук, экипирует их с головы до ног и не возьмет ни гроша.

— Роланд! — позвала Розалита.

Роланд извинился, взял ее под руку, отвел чуть в сторону. Везде валялись Волки, и радостные смеющиеся горожане буквально раздирали их на части. А из города подтягивались отставшие.

— Что такое, Роза?

— Твоя женщина. Сюзанна.

— Что с ней? — Нахмурившись, он огляделся. Сюзанны не увидел, не мог вспомнить, когда видел ее в последний раз. Когда скручивал Джейку самокрутку? Так давно? Выходило, что да. — Где она?

— В этом все и дело. Я не знаю. Я заглянула в фургон, на котором она ехала, подумала, может, она легла отдохнуть. Может, устала или у нее заболел живот. Но ее там нет, Роланд. И коляски тоже нет.

— Боги! — рявкнул Роланд, стукнул кулаком по бедру. — О боги!

Розалита в тревоге отступила на шаг.

— Где Эдди? — спросил Роланд.

Она указала. Эдди окружала такая плотная толпа мужчин и женщин, что он бы его и не углядел, если б не ребенок, сидевший у него на плечах, улыбающийся во весь рот Хеддон Джеффордс.

— Ты уверен, что он тебе нужен? — спросила Роза. — Может, она чуть отъехала, чтобы прийти в себя после боя.

«Чуть отъехала», — подумал Роланд. И на душе у него стало совсем тоскливо. Она отъехала, это точно. И он знал, кто занял ее место. После боя они расслабились, отвлеклись… Горе Джейка… поздравления горожан… суета, радость, пение… это не оправдание.

— Стрелки! — проревел он, и шум толпы разом стих. Если б он посмотрел, то увидел бы страх, лишь прикрытый радостью и облегчением. Его этот страх не удивлял: люди всегда боялись тех, кто носил на бедре оружие. И после того как стихли выстрелы, они хотели лишь одного: устроить спасителям последний пир, в последний раз поблагодарить их, помахать руками вслед и вновь заняться привычным делом: пахать, сеять, ухаживать за скотиной.

«Что ж, — подумал Роланд, — мы скоро уйдем. Более того, одна из нас уже ушла. Боги!»

— Стрелки, ко мне! Стрелки!

Эдди подскочил первым. Огляделся.

— Где Сюзанна?

Роланд указал в сторону сухих русел рек, заброшенных шахт и пещер. Потом поднял руку повыше и нацелил палец на черную дыру чуть пониже неба.

— Я думаю, там.

Эдди Дин побледнел как мел.

— Ты указываешь на Пещеру двери. Да?

Роланд кивнул.

— Но шар… Черный Тринадцатый… она не могла подойти к нему, когда он находился в церкви Каллагэна.

— Не могла, — кивнул Роланд. — Сюзанна не могла. Но теперь тело не принадлежит ей.

— Миа? — спросил Джейк.

— Да. — Роланд смотрел на черную дыру синими потускневшими глазами. — Миа ушла туда, чтобы родить своего ребенка. Чтобы родить малого.

— Нет. — Руки Эдди ловили воздух, пока не нашли рубашку Роланда. Вокруг стояли молчаливые горожане. — Роланд, скажи», «нет».

— Мы пойдем за ней и будем надеяться, что не опоздаем, — ответил Роланд.

Но сердцем он уже знал: они опоздали.

ЭПИЛОГ