Я тогда сбежал и спрятался под телом умирающей женщины, она истекала кровью, – ее били прикладами в живот, брюшная стенка лопнула. Помню, в машину скорой помощи зашел военный врач. Он осмотрел умирающую, увидел меня и поручил отправляться в больницу, тем самым он дал мне шанс выжить.
Женщина не умерла, пятьдесят лет спустя я отыскал ее семью. Она рассказала своей внучке Валери, что все время думала о судьбе маленького мальчика, спрятавшегося под ее телом. Она поведала, что машиной скорой помощи был небольшой грузовик, и капитан Майер (а может, Мейер) сказал: «Неважно, где она сдохнет, важно, что сдохнет». Почему я убедил себя, будто капитан дал команду ехать, когда увидел меня под телом больной? А может женщина ошиблась, приписывая фразу немецкому военному? Еще она сказала внучке: «Ребенок буквально купался в моей крови». Почему же я не помню?
Отрицание неизбежности смерти подарило мне надежду и силы, чтобы не сдаться.
Мне хочется думать, что, отдав приказ ехать, тот военный врач дал мне право на жизнь, подтвердив: неотвратимого зла не существует. Позднее я думал:
«Можно с помощью медицины побороться с судьбой и замедлить приближение смерти, а можно попытаться понять, что происходит во внутреннем мире убийц и тем самым подорвать их убеждения».
Учиться восприятию мира
26 марта 1905 года Виктору Франклу[9] не повезло появиться на свет в знаменитом кафе Зиллер – там у его матери начались схватки. Виктор родился в Вене, в культурной среде, где вращались интеллектуалы со всей Европы. Мать новорожденного гордилась его происхождением из семьи чешских писателей и врачей. Его дядя Оскар Винер, автор фантастических рассказов, был вхож в поэтические круги Праги. В тех кругах Густаву Майринку пришел в голову сюжет «Голема»[10]: главным героем он сделал описанное в талмудических псалмах существо с надписью Emet на глиняном лбу, означающей в переводе с иврита «истина». Ее суть переменчива: стоит пойти дождю или выйти солнцу, и e пропадает, остается только met, что значит «смерть». Слова создают духовность в людях, которые без языка были бы просто материей. Как показывает «Голем»,
слова обладают такой силой, что малейшее событие может изменить их значение и представить нам другой мир.
Виктор Франкл был погружен в духовный мир матери. Образованная и чуткая женщина умела играть со смыслами многозначных слов. Так, слово «гранат» в разном контексте может означать либо плод, либо камень. Мать укладывала сына спать и пела колыбельную: «Спи спокойно, чертушка», и ребенок, убаюканный песней и мягкими звуками слова «чертушка», спокойно засыпал. Виктор был очень привязан к матери. Он целовал ее каждый раз, когда видел. В отношениях с отцом он чувствовал дистанцию, что в те времена было весьма распространенным явлением.
В 1905 году Вену называли «красной». Социал-демократы строили жилье для пролетариата и способствовали развитию народной культуры, старались сделать условия труда промышленных рабочих более человечными. Тогда во всей Центральной Европе, люди без смены места жительства вдруг оказывались в стране с другим названием, где по политическим решениям менялись языки. В многонациональной Вене жили поляки, немцы, венгры, итальянцы и евреи – все они гордились своей культурой.
В 1901 году увидела свет живопись Климта, очаровывающая яркими цветами и изощренностью линий. Вслед за Гайдном, Моцартом, Бетховеном и Листом в музыку пришел Шенберг. А среди новаторов стоит отметить Зигмунда Фрейда и Стефана Цвейга.
С 1880 года после погромов в России евреи бежали в Вену. Они оседали рядом с полностью ассимилировавшимися собратьями по вере и крови. Еврейские погромы и дело Дрейфуса во Франции (1894 г.) неожиданно оказали услугу журналисту Теодору Герцлю (1860–1904 гг.), основоположнику сионизма. Этнический еврей считал себя немцем и был поражен шквалом антисемитских настроений.
Большая часть евреев в Европе не чувствовала принадлежности к «еврейской национальности» и враждебно воспринимала идею сионизма.
Они хотели бороться с антисемитизмом в своих родных странах, только Холокост заставил их начать думать иначе.
Скрытая дискриминация мешала получить доступ к постам на государственной службе и в университетах, а иногда и полностью лишала такой возможности. Это уберегло евреев от зашоренности академических кругов. Ограничение «дало им большую свободу духа и свободу выражения». Про Фрейда писали: «В первый год учебы в университете, как он заметил, все ожидали, что он будет чувствовать себя ущербным из-за „расовой принадлежности“ <…>, но он не смирился с приговором „компактного большинства“». Фрейд был евреем и не верил в Бога, он мог ступень за ступенью делать классическую карьеру в университете.
Повторение чужих мыслей позволяло получить диплом, но не способствовало развитию мысли,
поэтому Фрейд предпочел собственный извилистый путь. Подобным образом поступил и Стефан Цвейг. Он считал себя активным деятелем австрийской культуры, когда писал, что «именно в Вене легче всего чувствовать себя европейцем и не видеть безумного мира фанатиков и националистов». Шенберг называл себя европейским музыкантом, пока в 1921 году власти не указали ему, что он еврей, и запретили давать концерты.
Рудольф Хесс родился в 1901 году на изящной вилле в немецком Баден-Бадене. В ранние годы ребенок держался от матери на расстоянии, а отец все время был в разъездах по делам. Детство Рудольфа прошло в драгоценном уединении в доме на опушке леса. Прохладные отношения между членами семьи не сделали мальчика черствым, источником душевного тепла стала безграничная любовь к животным. Позже Рудольф Хесс вспоминал: «Я рос в уединении. Никогда я не был так счастлив, как во время игр в одиночестве. Находиться на виду было для меня невыносимо».
Когда мальчику было пять лет, семья переехала в Мангейм. Теперь отец каждый день очаровывал сына рассказами о вооруженных столкновениях в восточноафриканских колониях. Рудольф мечтал стать миссионером, чтобы познакомить унылую черную Африку с белой цивилизацией. Религиозный пыл отца привел мальчика сначала в швейцарский Эйнзидельн, а затем во французский Лурд. Рудольф с гордостью спешил исполнить малейшие желания учителей, священников и даже прислуги. Мальчику было 13 лет, когда умер отец. Он сразу же почувствовал, как ему не достает «сильной направляющей руки отца».
Рудольф с детства дичился других и боялся привязанности: «Я с самых ранних лет восставал против любых проявлений нежности». Ему нравилось, когда им руководили. Потребность в авторитете была настолько сильной, что если он не мог исповедоваться, его одолевала сильная тревога. Она унималась после очищения и принятия наказания во искупление своих прегрешений.
В 1911 году в красивом баварском городке Гюнцбурге на свет появился Йозеф Менгеле. Как обычно случалось в Европе в эпоху индустриализации, в раннем детстве он не видел отца дома. Мать мало участвовала в жизни сына. В семье ценили успешность в обществе, отец наладил бизнес, связанный с сельскохозяйственной техникой. Властная и смелая жена умело переняла бразды правления семейным делом, когда в 1914 году мужа призвали в немецкую армию. Предполагалось, что Йозеф, как старший сын, продолжит дело, но его мало интересовало предприятие. Школьные товарищи вспоминали, что он мечтал прославиться: «Однажды мое имя окажется в энциклопедии», – говорил он. В его семье «отношения основаны на уважении… Мать не уступает в холодности отцу».
Йозеф довольно хорошо учился и был очень общителен. Он интересовался биологией, зоологией, «натурфилософией» и прежде всего антропологией. Тогда под этими названиями понималось не совсем то, что научные дисциплины обозначают сегодня. В те времена биология путем наблюдения под микроскопом изучала расположение клеток, теперь эта наука при помощи фотографирования через электронный микроскоп занимается межклеточными химическими процессами. Смежная с биологией зоология исследовала сравнительную анатомию, чтобы составить классификацию живых существ.
В термин «антропология» нацисты вкладывали понятие естественного порядка, а целью данной науки было разделение живых существ на категории и создание иерархии.
Подобный подход подразумевал, что на верхней ступени стоит человек.
Начиная самостоятельную жизнь без родителей, Йозеф хотел стать стоматологом: прикладной, ремесленнический характер профессии привлекал его. Он последовал иллюзорным принципам и поступил на медицинский факультет: «Изучение глубины неравенства между людьми захватывает. Антропология – это наука, которая может создать архитектуру для подобных представлений». При такой установке на структуризацию наука используется для подтверждения априорных представлений: «Мне нравится находить в сопоставительной анатомии факты, подтверждающие мое представление об иерархии живых видов и человеческого бытия» – такова была его идея.
Юный Йозеф Менгеле верил в свою звезду. Он усердно учился и добивался хороших результатов. Занимался лыжами и верховой ездой, легко заводил дружбу и непринужденно высказывал мысли. Презирал католическую церковь и считал ее коммерциализированной структурой, принимал участие в деятельности австрийского Красного Креста и помогал нуждающимся. Мило, не так ли? В таком человеке можно разглядеть уравновешенность, желание чего-то добиться в жизни, найти в ней смысл.
Как Йозеф Менгеле, я интересовался расовой классификацией. После войны, когда мне было 12 лет, я некоторое время жил у супружеской пары по фамилии Сержант. Они были любезными, оба работали журналистами, жена отличалась красотой. Они жили на улице Рейнуар в том парижском квартале, где позже построили Дом французского радио. На первом этаже дома пара записывала выпуски своей радиопередачи и песни Жана Саблона: