Темная сторона нации. Почему одни выбирают комфортное рабство, а другие следуют зову свободы — страница 5 из 31

Почему ты решила назначить свиданье под ливнем,

Малышка с глазами оленя, моя драгоценность…

В библиотеке на нижней полке лежала прекрасная энциклопедия по человеческим расам, и я с интересом ее просматривал. Помню фото азиата, его изрезанное морщинами лицо. Я смотрел на него и задавался вопросом: «Этот китаец живет в другой культуре в далекой стране, что у него в голове?» Духовный мир индейца с украшениями из перьев заставлял фантазировать об охоте на бизонов. Я размышлял, что чувствуют люди негроидной расы, чьи предки жили в рабстве. Задавался этими вопросами впервые и не понимал, что в них прослеживаются стереотипы. Я горел желанием исследовать духовный мир других.

Когда я пишу эти строки, я понимаю: Йозеф Менгеле рассматривал те же самые фотографии и ощущал приятное чувство превосходства. Он уже тогда пытался разглядеть в форме черепов и челюстей анатомические признаки неполноценности.

Одна и та же фотография у одних вызывает желание исследовать, а у других пробуждает упоение чувством собственного превосходства.

Помню и другой пример из числа моих пациентов. Студент учился на инженера и отлично играл в футбол: каждый раз он забивал гол и грустил, потому что расстроил команду противника. Он страдал от меланхолии. Малейшее происшествие в повседневной жизни он считал несчастьем, а вину возлагал на себя. Восприятие одного и того же факта – разницы в цвете кожи, окружающей обстановки или забитого гола – может привести к различным выводам, а вызванные чувства – к противоположным реакциям. Мой пациент наказывал себя за то, что приносил другим несчастье, я же получал удовольствие, открывая другие миры. Менгеле при помощи науки удовлетворял желание составить иерархию людей, что подтолкнуло его к поиску способов вырезать из общества неполноценных. Таким было его мировоззрение.

В 1930 году молодой Йозеф Менгеле, трудолюбивый и приветливый врач, на собрании в Мюнхене узнал об идеологии расизма. Эта теория облекла в слова его мировоззрение. Он считал себя сторонником левых взглядов, поскольку дискурс ему импонировал и соответствовал натурфилософии, к которой стремился Менгеле. Наука давала ему пищу для воображения и поводы для социального взаимодействия. Молодой врач все больше размышлял о праве на уничтожение тех, чья жизнь не представляет ценности, но дорого обходится и мешает дать хорошее образование добропорядочной молодежи. Как раз этот принцип и объясняет необходимость устранения 300 000 душевнобольных, чье бессмысленное существование слишком дорогое.

Среди молодых врачей, увлеченных антропологией как научным подходом к изучению человека с точки зрения его биологических, социальных и культурных функций, был и Фрейд. На момент своего рождения в 1856 году в моравском Фрайберге Зигисмунд Шломо Фрейд не был австрийцем. В те времена в результате политических событий двигались границы, и у многих в Центральной Европе менялось подданство.

Фрейд рос в семье с перепутанными родственными связями. Зигисмунд лишь примерно знал, что его семья вела происхождение от немецких, литовских и галицких евреев. «На развитие его эмоциональной сферы должно было повлиять… сложное родство внутри семьи». В то время запутанные родственные связи были обычным делом: средняя продолжительность жизни у женщин не превышала 40 лет, а каждый второй ребенок умирал в первые годы жизни. Часто вдовцы женились снова, как и поступил отец Зигисмунда.

Якоб Фрейд в 40 лет женился в третий раз, его невесте Амалии было 20. От предыдущего брака у Якоба остались двое сыновей. Старший, Эммануэль, жил по соседству с молодоженами. Младший, Филипп, был ровесником Амалии, и в детстве Зигисмунд долгое время полагал, что Филипп и Амалия супружеская пара. После смерти отца Фрейд, возможно, испытал облегчение. Он осмелился прийти к мысли, что семейные перипетии, как в случае с Эдипом, в глобальном плане представляют собой проблему сексуальных связей внутри семьи. Их именуют инцестом.

Исследовать мир или делить его на иерархические категории

В 1925 году Фрейд в коротком автобиографическом очерке написал о спокойном иудаизме: «Я еврей без Бога. Не чувствую необходимости примыкать к группе самозащиты. Евреи объединяются для борьбы с врагом и начинают придерживаться радикальной идеологии. По этой же причине не думаю о создании еврейского государства. Израиль на Ближнем Востоке принесет немало проблем». Письмо Зигмунда Фрейда деятелю сионизма Хаиму Коффлеку 26 февраля 1930 года свидетельствует о его «сожалении, что пробуждение недоверия у арабов частично связано с фанатизмом наших соотечественников, имеющим мало общего с реальностью». Эту переписку сначала опубликовали в Журнале исследований Палестины, потом в Италии, а затем ее издали и во Франции.

В контексте развития антисемитизма в Европе нельзя сказать, что Фрейда окружали антисемиты. Карл Клаус, профессор зоологии, заметил этого ученика и предложил ему стажировку в лаборатории биологии моря в Триесте, чтобы разрешить проблему, над которой тогда бился весь мир: куда исчезли семенники у морских угрей? Фрейд, будущий отец психоанализа, а пока что безумно амбициозный и блестящий ученик, мечтал постичь тайны природы и часто получал от Карла Клауса, убеждавшего своего ученика в эволюционизме, публикации Хаксли и Дарвина. Фрейд увлекался философией Эрнста Брюкка и публичными мероприятиями в клинике Шарко, он чувствовал, что карьера в университете не для него. Он, как и многие другие создатели новых дисциплин, предпочитал прокладывать собственный путь.

Дарвин оставил отпечаток на развитии эволюционизма в представлениях биологов, психологов и нацистов. Дисциплины по-разному трактовали эволюционный факт. Чтобы представить, насколько различались пути развития концепции эволюции, стоит погрузиться в контекст.

В середине XVIII века Линней поместил человека в классификацию животных, что возмутило сторонников спиритуализма.

Согласно учению Дарвина, человек – это млекопитающее, близкое к обезьяне, а выйти из животного состояния позволяют возможности мозга, отвечающие за использование орудий и развитие речи.

Дарвин не выстраивает иерархию живых существ, которые более или менее успешно адаптируются к изменениям окружающей среды. Естественный отбор способствует выживанию и воспроизводству наиболее приспособленных, но не всегда наиболее сильных. Подобный экосистемный подход не устроил сторонников идей подчиненности.

Фрейд исследовал различия в двух психических мирах и чувствовал счастье исследователя. Менгеле, напротив, видел доказательство существования естественной иерархии. Подобная интерпретация вызывала в нем радость подчинения, которое приводит к доминированию. Слово «интерпретация» соотносится с исполнительским мастерством музыкантов: они играют по одним и тем же нотам на одном и том же инструменте, но демонстрируют разные прочтения музыкального текста. Появлению феномена интерпретации как факта мы обязаны замечаниям Дарвина. В XIX веке, согласно сложившимся представлениям, природа одушевленного человека считалась сверхъестественной. Адама создали из глины, а невидимый дух помог ему отделиться от земли, позволил встать над вещами и живыми существами.

Гипотеза о происхождении человека от обезьяны вызывала возмущение или насмешки. Г-жа Уилберфорс, говорят, воскликнула: «Боже, лишь бы об этом не узнали!» Многие биологи видели в теории эволюции логичное представление анатомических и поведенческих изменений у потомков животных одного вида, а другие исследователи находили в ней доказательство естественных основ иерархии среди живых видов. «Из дарвинизма проистекает иерархическая классификация рас». Дарвин показывал, что в новых условиях выживший организм проявил себя наиболее способным к воспроизводству и поддержанию популяции вида. Однако Фрэнсис Гальтон заключал, что жизни достойны только самые сильные, и так узаконивал «уничтожение слабых, душевнобольных, маргиналов и преступников». В соответствии с законом естественного отбора, бедным и непривлекательным отводилось место на нижней ступени социальной лестницы.

Интерпретация факта зависит от личности наблюдателя и от эмоциональной окраски.

Некоторые считают, что поскольку выживание зависит от адаптации, нужно бороться с неблагоприятными условиями и поддерживать наименее приспособленных. Те же, кто рассматривает жизнь как иерархию с разными уровнями силы, восхищаются доминирующими и оправдывают уничтожение рецессивных. Их не волнует маленький человек, они не стремятся исследовать его мир, им безразличны его страдания. У них не развилась эмпатия, потому они поразительным образом не чувствуют вины за легитимированное уничтожение тех, чья жизнь не представляет ценности. Удаление пораженных гангреной участков на теле общества, ликвидация слабых, больных, сумасшедших и нарушителей общественного порядка становится вопросом гигиены. Моральна та миссия, которая несет правильную религию, технологию, позволяющую возвыситься над отсталыми цивилизациями, к коим относятся африканцы и азиаты. С таким посылом «колониализм – это добродетель, и убийство слабых становится источником блага и социального прогресса».

Идеологи социальной гигиены были образованными людьми. Их труды и научные знания дали им доступ к кругам, где принимались политические решения. Алексис Каррель получил одобрение, когда встал на сторону тех, кто «любит красоту, стремится в жизни не только к деньгам… Вместо неблагоприятных условий промышленной цивилизации необходимо создать среду, подходящую для таких людей». Теперь наша культура ценит возврат к мирной жизни и приятной эстетике. Алексисом Каррелем восхищались. В 1912 году ему присудили Нобелевскую премию за работы по сосудистому шву. Ему следовало присудить еще одну награду за культивирование живых тканей в экспериментальной медицине. Великий ученый скромно ухаживал за больными в Лондоне. Он способствовал их чудесным исцелениям и только укреплялся в своей вере в божественное чудо. Преисполненный желанием заботиться об обществе, он писал: