упить пирожок на любой вкус.
Основательно подкрепившись, вояжёры вновь разошлись по вагонам. Поезд тронулся.
Клим Пантелеевич коротал время за исторической повестью Даниила Мордовцева «Авантюристы», купленной ещё на вокзале в Ставрополе. Вероника Альбертовна себе не изменяла, и на этот раз её внимание было приковано к судьбе юной лондонской модистки, обманутой сластолюбивым графом в любовном романе английской писательницы Барбары Картленд.
С кинематографической скоростью за окнами пролетали станции: Тихорецкая, Станичная, Екатеринодар, Крымская и Гейдук. Когда на небе уже показался сырная полуголовка месяца, состав подкатил к вокзалу Новороссийска. Как всегда, пахло пропиткой шпал, машинным маслом и угольной пылью.
Ардашевы вышли на перрон, и перед ними возник носильщик. Загрузив багаж, он покатил тележку к извозчичьей бирже, располагавшейся у центрального входа вокзала. Клим Пантелеевич поднял голову. Сверху, сказочным замком, нависал самый большой в Европе механический элеватор. Именно отсюда ежегодно отправлялось за рубеж сто миллионов пудов первоклассного зерна из Ставропольской, Екатеринодарской и Ростовской губерний. Вдалеке, за полторы-две версты, в облака устремилась кирпичная труба цементного завода. Напротив, уходящими в море молами, словно щупальцами гигантского осьминога, обозначился порт. У пристани, в строгом порядке, стояли русские и иностранные пароходы.
Извозчика ждать не пришлось. Возница намётанным взглядом определил состоятельную пару и, выхватывая у артельщика чемоданы, принялся их грузить на задок фаэтона. Закончив, осведомился:
— Куда прикажете, барин?
— В «Метрополь».
Кучер кивнул и тронул лошадку. Коляска побежала по булыжной мостовой из Нового в Старый город.
Надо сказать, Ардашев заранее выбрал отель. Если в позапрошлом году они останавливались в «Европе», то на этот раз хотелось слегка разнообразить впечатления. Обе гостиницы соперничали между собой и, как следовало из «Иллюстрированного практического путеводителя по Кавказу» Москвича, находились на главной улице Старого города — Серебряковской.
Из того же самого путеводителя Клим Пантелеевич узнал, что Новороссийск — «столица» Черноморской губернии, образованная только в 1896 году, — имел население всего-навсего около семидесяти тысяч человек, то есть почти как Ставрополь. Только в отличие от Ставрополя, Новороссийск состоял из двух частей — Нового города и Старого. Новый, застроенный большими зданиями с широкими улицами, вымощенный речным булыжником, стал своеобразной витриной современного и быстро развивающегося промышленного, транспортного и торгового центра. Именно здесь размещалось Новороссийское общественное собрание — лучшее клубное здание на всём Черноморском побережье. Однако и Старый город был не плох. Чего стоила одна Серебряковская улица! Две самых дорогих гостиницы «Европа» и «Метрополь» были именно там. Почта, телеграф, Присутственные места, кинематограф, полиция и даже сыскное отделение, расположенное в арендованном городскими властями пятикомнатном доме архитектора Калистратова, тоже находилось в Старом городе. В народе эта провинциальная часть Новороссийска славилась, прежде всего, своими кофейнями. В них собирались не только для того, чтобы за чашкой ароматного турецкого кофе обсудить газетные новости или поиграть в кости, но и совершить торговые сделки. Купцы знали друг друга в лицо, дорожили своей репутацией и обманы случались редко.
Коляска миновала бухту, пересекла железнодорожные пути, реку Цемес и въехала на Серебряковскую улицу. Разнообразные вывески напоминали собой цветные театральные афиши: «Русский для Внешней Торговли банк», «Книги и Бумага бр. Борисовых», «Мануфактура бр. Бобович», «Музыкальные инструменты «Северная Лира», «Колониальные товары Хаджаева», кинематограф «Вулкан», «Фотографические аппараты», «Пистолеты и ружья», «Пишущие машинки “Ундервуд”», «Персидско-Кавказский ювелирный салон», «Зуботехническая лаборатория — мастерская д-ра Лукина» и галантерейные магазины.
Отель «Метрополь» выделялся своей помпезностью. Как следовало из рекламного буклета, двухэтажное здание, занимавшее два земельных участка, построенное ещё в 1886 году азовским мещанином Морозовым, теперь поменяло хозяев и принадлежало Товариществу «Кузнецова и Репникова». В каждом из двадцати пяти номеров имелось паровое отопление, электрическое освещение, ванная комната и душ. К услугам деловых людей были переводчики, комиссионеры и междугородняя телефонная связь.
Клим Пантелеевич расплатился с извозчиком. Дорога обошлась в полтинник. На фамилию Ардашевых портье заказал два билета на завтрашний пароход до Туапсе и выдал семейной паре ключ. Коридорный тотчас же потащил чемоданы на второй этаж. Сутки проживания в номере из двух комнат стоили четыре рубля.
Окна номера выходили прямо на Серебряковскую улицу. Оставив вещи, Ардашевы спустились в ресторан, расположенный на первом этаже. Это был большой зал, украшенный тропическими растениями. Наклеенное у входа объявление гласило, что играет салонный оркестр под управлением известного скрипача Валериана Семёнова.
Остаток вечера Клим Пантелеевич и Вероника Альбертовна провели в прогулке по Новороссийску, напоминавшему скорее Константинополь, нежели европейский город. Хотя по улицам иногда проносились редкие автомобили, пугавшие встречных фаэтонных лошадок.
По дороге в гостиницу Ардашев купил свежий номер «Черноморской газеты». Среди прочего, на последней странице поместилось крохотное объявление Правления «Общества Армавиро-Туапсинской железной дороги» о том, что с пятнадцатого июня во всех отделениях банков («Северо-Кавказский коммерческий банк», «Русско-Азиатский банк», «Азово-Донской коммерческий банк», «Петербургский Международный коммерческий банк») начнутся годовые выплаты процентов по облигациям «Армавиро-Туапсинской железной дороги» за 1913 год. «Ну вот, — вздохнул Клим Пантелеевич, — всё-таки надо было ещё прикупить облигаций. Общество регулярно выплачивает проценты. Интересно, успел ли профессор вложить два первых лотерейных выигрыша в них или не стал рисковать?»
IV
Двухпалубный пароход «Сокол», принадлежавший «Русскому Обществу Пароходства» и Торговли, отошёл от причала в три пополудни. Он возил грузы и пассажиров на линии Новороссийск — Батум. За рубеж не ходил и эксплуатировался только на Крымско-Кавказской линии.
В глазах вояжёров город постепенно превратился в тонкую полоску берега едва заметную с корабельной палубы. Клим Пантелеевич и Вероника Альбертовна расположились в шезлонгах, дегустировали местные высокие сорта вин — сотерн (семильон), каберне и рислинг.
«Сокол» плавно скользил по гладкой поверхности моря, оставляя за собой бирюзовый след. Матросы в форме РОПиТа — с красными кушаками и буквами «Р.О.П.Т.» выполняли работу со знанием дела, без суеты. Капитан корабля в белом мундире, с тремя звёздочками на воротнике, с белым чехлом на тулье фуражки важно прохаживался по палубе.
Ближе к вечеру подул ветер, и началась небольшая качка. Судно теперь держалось ближе к берегу и стали различимы вершины гор. Миновали Геленджик, Джубгу, Новомихайловскую, Ольгинскую и Небугскую. Луна хоть и висела в небе, но едва выглядывала из-за туч. Зажгли огни, и пароход обрёл очертания.
Туапсе показался неожиданно. Косые рычаги портовых кранов и землечерпалок замерли, ожидая утра. Издалека доносился паровозный гудок прибывшего в порт товарного состава.
«Сокол» пришвартовался к пристани и на берег спустили трап. Несколько экипажей уже ожидали пассажиров.
Извозчик разместил чемоданы на положенном месте и справился:
— Куда прикажете?
— Сначала на Мещанскую, а потом в «Европу».
— Мещанская большая. Какой дом нужен, барин?
— Дом под нумером 24.
— Это где профессор живёт?
— Да.
— Знаю, возил его.
— Давно?
— Почитай, месяца два тому назад.
Кучер тронул лошадок, и пара гнедых послушно потащила за собой фаэтон.
— А разве мы сразу не в гостиницу едем? — недоумённо поинтересовалась Вероника Альбертовна.
— Я говорил тебе о нём. Он мой партнёр в шахматной игре по переписке. Я как-то консультировал его.
— Ах, да, прости, запамятовала.
— А скажи, любезный, дом профессора далеко от «Европы»? — поинтересовался у кучера Ардашев.
— Нет, Мещанская начинается с Петра Первого и тянется далече. Но профессор живёт почти посередине Мещанской. От вашей гостиницы до его дома пять минут пешком.
— Тогда, пожалуй, давай сначала в гостиницу. А на Мещанскую я сам схожу.
Вероника Альбертовна повернулась к мужу, спросила:
— И бросишь меня одну в номере? А как же ужин?
— Хорошо-хорошо, дорогая. Я наведаюсь к профессору после ужина.
Тем временем фаэтон проехал Базарную площадь, свернул на Поперечную улицу и оказался на Петра Первого. «Европа» — лучший отель города — сверкал вывеской, подсвеченной электрическими лампами. Экипаж остановился.
Носильщик, завидев коляску, выскочил на улицу и принял багаж у извозчика.
— Что с меня? — спросил Ардашев возницу.
— Сорок копеек.
Клим Пантелеевич молча протянул рубль и сказал:
— Возьми. Сдачи не надо.
— Премного благодарен, барин, — поклонился кучер, залез на козлы и взмахнул вожжами.
Ардашевы прошли внутрь. Фойе гостиницы мало чем отличалось от роскошного убранства новороссийского «Метрополя». Персидские ковры, люстра из хрусталя с электрическими лампами и дорогая мягкая мебель — непременные атрибуты всех отелей подобного класса.
Метрдотель — немного суетливый мужчина лет тридцати пяти с бакенбардами и густыми нафиксатуаренными усами — зарегистрировал постояльцев и протянул ключи. Клим Пантелеевич скупил все газеты за последние дни. В Туапсе свежая пресса приходила на два дня позже своего появления в столице. Уходя, адвокат заметил, что служащий гостиницы пристально смотрел ему вслед.
Через полчаса Ардашевы спустились в ресторан. Поужинав, Клим Пантелеевич проводил супругу в номер, а сам отправился к дому профессора на Мещанскую 24.