ан…
Перед снежным взлётом он остановился: нацепил кошки, достал солнцезащитные очки, осмотрел ледоруб, пять минут отдохнул. Медленно подошёл к самому краю ослепительной белизны. Куда он идёт и зачем?.. Наваждение, вздор, какая-то чепуха… Как он вообще оказался здесь?.. И где это, собственно, «здесь»?.. Впереди – дикий холод и ночь, козырёк, пустота по ту сторону гор, где его друзей нет, где нет ничего… Что-то сжимало, давило грудь…
Он стоял и стоял, неподвижно, никак не решаясь шагнуть на сверкающий снег.
Мелькали тяжелые мысли, одна безысходнее другой. Идти было, собственно, некуда. Может, остаться?.. Сесть на траву и просто сидеть?.. Невероятная, ни с чем не сравнимая белизна… Чем дольше он вглядывался в неё, тем почему-то спокойнее становился.
Внезапно всё изменилось. Сомнения не рассеялись и не перестало болеть в груди – всё оставалось таким же, только он сам оказался вне собственных мыслей и чувств, в стороне – на зелёном лугу перед белой горой. Вокруг был ландшафт удивительной красоты. Причём каким-то образом он видел его сразу весь: и небо над снежным хребтом, и ледник за спиной, и массивные скалы, и маленькие бело-розовые эдельвейсы в траве. В том числе он видел или, может быть, чувствовал и себя самого, с ледорубом в руке в смятении и страхе застывшим перед искрящейся белизной. Как ни странно, это нисколько не нарушало, наоборот, дополняло, вплеталось в ландшафт и тоже казалось уместным, красивым. Царила особенная тишина…
Неизвестно, как долго он так стоял. Ничего не менялось, погружённое в эту поразительную тишину. Откуда он, собственно, знает, что там, в вышине, лишь отвесные скалы и пропасти, холод и лёд, пустота?.. Почему не трава и цветы среди белых снегов, где его давно ждут?..
Вдруг появилась уверенность, что предстоящее ему наверху пока ещё не сформировано, не предрешено… Более того, вопреки здравому смыслу казалось, что прошлое тоже ещё не свершилось: отправились ли те двое ледником, сорвались ли в водоворот или, быть может, сорвался он сам, не выяснится, а именно произойдёт… на перевале или за ним… в тот самый момент, когда это станет ему очевидным – когда он узнает, поймёт или примет какой-то ответ, вне всяких сомнений поверит в него. Пока он не знает случившегося, его ещё нет, оно ещё лишь создаётся, причём создаётся и им – его действием, ходом мысли, лавиной фантазий и грёз… Прошлое и будущее как бы одно, зависят и от него и формируются прямо сейчас, в этот самый момент…
Из-за этой внезапной мысли или, возможно, из-за сияющего ландшафта, застывшего в тишине, но значимость происходящего была очевидной. Уже не хотелось, чтобы всё разъяснилось и как можно скорее рассеялась бы неизвестность, которая хуже, чем самый ужасный ответ. Напротив, он жаждал остаться, присутствовать именно в этом мгновении, в открытой непостижимости и непредсказуемости бытия… Теперь он был даже рад: и белому склону, и страху, и полной неопределенности впереди… Подул, потом стих лёгкий ветер, прошелестела трава и вдруг показалось, что горы вокруг ждут действия от него…
Он посмотрел в вышину: чёрные пики, сверкающий козырёк, синева. Потом опустил глаза: белизна, чистый лист… на миг задержал взгляд, взял ледоруб наперевес и вбил кошку в фирн.
1997 г.
Возвращение
Откуда нам было знать, что у самых границ бытия столь восхитительные ландшафты.
Пробираясь завалами рухнувших скал, он погрузился в созерцание воображаемого хребта: узкая полоса синевы над изломанной линией гор, выше – тяжёлые тучи, драматичные облака. Когда-то он уже видел эту картину, вот только во сне? наяву?.. Пытаться подумать о другом не имело смысла: снова это были бы водопады, вершины, лабиринты моренных холмов, ледники… Воображение давно уже не повиновалось ему: горы и горы, ничего, кроме гор… Даже навязчивое желание как можно скорее покинуть эти места и вернуться домой терялось среди горных грёз. Как это всё-таки будет? Мелькнуло закатное солнце в листве, веранда, тропинка в саду и сразу – связка, метель, белый склон… головокружительная высота…
Он знал, был уверен, что не сорвался и не погиб. Да это легко и доказать: вот же он сам, такой, как всегда, завалами рухнувших скал пробирается вниз… скоро начнутся альпийские луга, встретятся люди…
Удивительно отчётливое воспоминание: он спускается по верёвке, упираясь ногами в каменную стену. Внизу у подножия скалы густая трава, кое-где снег. Полная тишина, лишь ремешок каски у горла срывается на ветру. Внезапно – пронзительный страх. Медленно, чтобы ничего не нарушить, он перевёл взгляд наверх. Слишком глубокое небо! Слишком нависла вершина скалы! В то же мгновение крюк шевельнулся, выскочил, звякнул о камень и полетел в синеву… кольца, спирали верёвки: лопнувшая струна… собственно, он уже падал в бездонную пустоту…
Вот только когда это было? И что случилось потом? Эпизод не укладывался в хронологическую цепь, не удавалось отыскать никакой связи с другими событиями… и неудивительно: ведь это – всего лишь фантазия… слишком часто приходившая на ум и потому казавшаяся реальностью…
Он снова подумал о том, как вернётся домой. Закатное солнце в саду… И вдруг удивился: причём здесь закат? – утром, да, именно утром он войдёт в этот сад.
С гигантской каменной глыбы открылась долина внизу: зелёные склоны, река, озеро меж холмов. Снежные пики с той и другой стороны. Бросив верёвку, можно было спуститься прямо на травянистый склон, но он предпочёл возвратиться немного назад и лучше пройти безопасным путём.
Заря разгоралась, но солнце ещё не взошло. Деревья, цветы неподвижны, спокойствие и тишина. Впереди сквозь листву различается дом. Сколько раз он прошёл по этой тропинке? В детстве, ну и потом?.. Не сосчитать… Мысли, надежды менялись: другой, затем снова другой человек. Не изменялся только он сам: сегодня он тот же, что и лет двадцать назад, что и всегда… Четыре ступеньки на веранду, вторая качается – давно уже надо её починить… Сейчас он поднимется, сядет в плетёное кресло и подождёт, пока выглянет солнце… Всюду мерещатся горы… нет, это белые, алые облака…
Когда он добрался до травы, забилось сердце: весна после бескрайних снегов, мёртвых скал, ледников. Обернувшись, бросил взгляд на хаос нависших каменных глыб, на белые пики вдали, перехватил ледоруб и направился вниз…
Пастух протянул чай. Он взял пиалу и, жестом поблагодарив, поставил на красную скатерть, раскинутую на зелёном лугу. Их языка он не знал, и неважно: достаточно было ветра вершин, пламени очага… Чёрная туча, надвигавшаяся со стороны гор, достигла зенита, упали первые крупные капли. Спешно собрали еду, свернули подстилки, подушки. Едва он забрался в свою палатку, поставленную поодаль, как хлынул ливень, и всё поглотила мгла. Стена дождя отрезала его от людей, стало холодно и одиноко. Закутавшись в спальник, он закрыл глаза: всюду вершины, хребты, ледники… во всех направлениях и без конца…
С веранды виден пылающий горизонт: миг – и появится солнце. Он ждёт его очень давно. Каждое дерево, куст бесконечно знакомы. Стоит лишь пристально всмотреться во что-то, нет, стоит лишь захотеть, и можно увидеть любые подробности, даже мельчайшие. Сад, дом застыли в своей атмосфере, спокойствие и тишина. Он прошёл незаметно и не потревожил вообще ничего – никто и ничто пока и не подозревают, что он снова здесь. Можно было бы заявить о себе: распахнуть окна и двери, впустить свежий ветер и свет, однако он не спешил.
Петляя в узких ущельях, поднимаясь к перевалам и долго спускаясь вниз, грузовик выбирался из гор. Звёздное небо, на которое он смотрел, лёжа в кузове среди каких-то мешков, было слишком огромным и потому представлялось недвижным – вовсе не оно, а именно грузовик постоянно поворачивал, наклонялся, менял скорость.
Всё чаще он представлял, как вернётся, и мысли об этом становились отчётливее, постепенно превращаясь в незыблемый ориентир, единственный среди интенсивных, захватывающих, переменчивых грёз. Последние дни и недели он помнил отлично, до мелочей. Вспоминалось и то, что было прежде, однако не так хорошо. Хотя мысли, фантазии, сны переплетались с реальностью, он не запутался, нет… разве что прошлая жизнь как-то терялась, казалась невероятно далёкой. Эпизоды, которые иногда приходили на ум, были тусклыми, неустойчивыми, не связывались между собой и не складывались в единое целое. Причина тому, по всей видимости, – этот опасный, полный событий и впечатлений переход через горные цепи, оттеснивший всё остальное на второй план.
Больше всего он, несомненно, хотел возвратиться, вернуться в забытую прошлую жизнь. Именно это желание вело его дальше и дальше, к долинам внизу. Вот только не удавалось как следует вспомнить, куда он, в конце концов, шёл. Это действовало на нервы, иногда до отчаяния. С другой стороны, сначала всегда вспоминается эпизод, незначительный штрих, затем раскрывается целое. Такой эпизод – возвращение в дом. Он ясно видел тропинку, и сад, и веранду… Сосредоточившись, наверное, можно припомнить детали и всё воссоздать. Проще, однако, этим заняться, добравшись до дома, – без всяких усилий там сразу же вспомнится всё. Собственно, ждать оставалось недолго – несколько дней.
Мысли о возвращении, вне всяких сомнений, – не просто игра воображения. Тропинка, и сад, и ступени, и дом, безусловно, были воспоминанием, отблеском реальности среди нескончаемых грёз. Всё остальное же он представлял — как идёт через сад, поднимается по ступеням, садится в плетёное кресло. Просто мечтал, фантазировал… Хотя не совсем: ведь он ничего не выдумывал – хотел лишь увидеть, как это произойдёт, а настроения, образы являлись откуда-то сами собой. Скорее предвидение, а не мечта…
Самолёт застыл в пустоте. Сверху луна и недвижные звёзды, внизу, далеко, – неподвижные облака. Шум двигателей в тишине казался абсурдным: абсолютно статичный пейзаж, никакого движения, такое усилие здесь ни к чему… В салоне царил полумрак, редкие пассажиры в причудливых позах, похоже, все спали, стюардесса ушла. Не было никого. Когда выскочил крюк, он полетел вниз: кольца, спирали верёвки отчётливы в синеве…