Тень альпиниста — страница 7 из 12

Начинался закат. Ветер окончательно стих, наступила характерная тишина. Небо, обложенное тяжёлыми тучами, застыло, снежинки перестали кружиться и мягко падали вниз. Появился цвет, едва уловимый, тончайших оттенков. Тёмные облака окрасились синим, местами с лиловым отливом, серые прогалины – слегка бирюзовым, иногда золотистым, снег кое-где мерцал голубизной, серая мгла порозовела. Безмятежностью и умиротворением дышала вся атмосфера. Там, вдали, где хребет и ледник уходили влево, было белым-бело. Две снежные вершины, перерезанные длинными синими облаками, светились в солнечных лучах, пробивавшихся неведомо где.

Тропа начиналась прямо на снежном плато, пробегала по отвесным стенам хребта то с одной, то с другой стороны, затем пересекала пустое пространство, облака и горы, вилась меж белых гигантских вершин вдалеке и терялась у самого горизонта. Конечно, в действительности не было никакой тропы: иллюзия, странный мираж. Однако на всём протяжении она хорошо просматривалась, слегка отличаясь по цвету и свету от окружающих облаков, густотой и оттенками тени от скал. Порой на снегу даже виднелась извивная линия, напоминавшая петляющий след.

Когда настанет время уходить из жизни, то лучше такой вот тропы не найти, думал он: идти меж причудливых пиков по гребню хребта, по облакам, потом раствориться в тумане у горизонта. Мерцающая тропа притягивала взгляд, рождая романтическое настроение. Но было в ней и что-то страшное.

Впереди за снежным плато темнела розово-синяя мгла. Под ней, где-то внизу, далеко-далеко, была прошлая жизнь… Спуск вёл туда. Мелькнуло видение: раскрытые книги, письменный стол, клён за окном, кофе, тепло. И сразу сокрушительной силы императив – вернуться, вернуться туда! Только бы три часа без пурги на рассвете! В полном отчаянии он посмотрел в вышину, стараясь проникнуть за серые облака, за небо над ними, за звёзды. Имени Бога он не знал, не помнил молитв, но всеми силами души, без мыслей и слов, обратил всю надежду к последним пределам.

То ли его состояние послужило причиной, то ли это случилось само по себе, он вдруг почувствовал чудовищную значимость момента. Не было ни малейшего сомнения: стоит лишь пожелать, попросить и снежная буря не разразится. Но неожиданно всё изменилось: вспомнились бессмысленность и тщета прошлой жизни, бесконечные блуждания в миражах, в темноте… Порыв возвратиться угас, молитва души растворилась в сомнении: лучше вернуться в ту жизнь или лучше отправиться вдаль по хребту, на тот свет, в иной мир? Оба пути уходили в неведомое, и неизвестно, какой предпочесть… Вновь и вновь он вглядывался в синий туман за границей снежного плато – туда, где была его прошлая жизнь, – и в воображаемую тропу к горизонту – напрасно: ответа не находилось.

Потом он вдруг понял, что равно готов и к тому, и к другому пути… и что вовсе не должен ничего выбирать… «Да сбудется воля Твоя», – он прошептал. Это была даже не просьба, скорее принятие своей судьбы, согласие с ней, древняя вера в небесное благо… Стало легко. Казалось не так уж и важно, что путь его, может быть, трудный и страшный, и, может быть, в никуда…

Невидимое солнце, похоже, зашло, быстро смеркалось. Цвет поблек и растаял, вновь сорвался ветер. Всё растворялось во тьме: скалы уже потерялись в бесформенной черноте, каньоны на той стороне пропали совсем, снежные пространства вдали превратились в белёсую мглу, и только вверху, среди громоздившихся туч, было светлее. Поплотнее затянув капюшон, он повернул назад и спустился со склона.

Ночью спал плохо – часто просыпался, и даже ненадолго заснув, сознавал и себя, и палатку, и горы вокруг. Только к утру впал в глубокое забытьё, и скоро, едва посветлело, инстинктивно открыл глаза. За ночь палатку слегка замело, и, чтобы выбраться, пришлось разгребать снег. На рассвете в небе по-прежнему царила неопределенность, но пурги не было. Через час он уже шёл по снежному плато.

От горизонта до горизонта над белым склоном зависла плотная тёмная туча. Так низко, что, казалось, можно достать рукой, но всё же плыла она несколько выше: рваные клочья густого тумана проносились в нескольких метрах над головой. В узкой щели между склоном и небом метались снежинки, тем не менее видно было довольно далеко: хорошо просматривались стена у левого борта и отдельные скалы впереди, врезавшиеся в тучу. Другой стороны ущелья не было видно совсем: сплошная серая мгла.

Проваливаясь по колено, он медленно брёл к скалам: чем круче становился склон, тем больше они открывались взгляду. Только бы не промахнуться: повсюду пропасть, спуск лишь в одном месте. В конце снежное плато, уже значительной крутизны, по всей длине нависало над пропастью козырьком, и только дойдя до края, поймёшь, где ты оказался. Двигаясь по центру склона, он старался представить рельефы скрытых под снегом гор. Реальны лишь два варианта: спуск либо гораздо левее, у самой скалистой стены, либо немного правее, у чёрных камней.

В начале пути, когда он только поднялся на плато и как следует осмотрелся, ему показалось, что спуск должен быть слева, у самой стены. Но он не хотел поспешных решений и сначала пошёл по центру. Чем пристальнее по мере своего продвижения он всматривался в торчавшие из снега камни, тем очевиднее становилось: нет, надо держаться правее, к тем чёрным камням! Плато там было неровное, похоже, под снегом скалистый отрог, которым и можно спуститься. В воображении уже вырисовывался вполне характерный ландшафт за камнями.

Забирая вправо, шаг за шагом он приближался к камням. Хотя было ещё далеко. Видимость падала. Плато пока просматривалось, но скалистые горы слева уже расплывались во мгле. Кружилось всё больше снежинок, поднималась позёмка. Он не торопился: десять шагов – передышка, да и вряд ли он смог бы идти быстрее, даже если бы захотел. Затерянная среди облаков бескрайняя пустыня, тёмная туча над головой и надвигающаяся пурга, готовая в любую секунду поглотить всё пространство, казались совершенно нереальными. Таким же нереальным казался себе и он сам: призрак, бредущий неведомо где, неведомо куда и неведомо зачем. На миг возникло ощущение, что это вообще не он и происходящее не имеет к нему никакого отношения…

Когда в первый раз боковым зрением он заметил мелькнувшую вдалеке тень и на мгновение почувствовал чьё-то присутствие, то не придал этому значения: мало ли что может пригрезиться на высоте. Минуту спустя тень мелькнула во второй, потом в третий раз, и он насторожился, а когда немного погодя тень не исчезла даже под пристальным взглядом, ему сделалось не по себе. Лиловое пятно вдалеке, гораздо левее, у темневшей в тумане скалистой стены. Вскоре он различил силуэт: человек, параллельно ему бредущий по снежному склону. Не веря своим глазам, то и дело поглядывая на странного спутника, он всё надеялся, что видение вот-вот пропадёт, но оно не пропадало, и его постепенно охватил страх. Вспомнилась вчерашняя тень на скале, на ум приходил разный бред…

Утопая в снегу, он пошёл как можно быстрее, почти без остановок, стараясь сосредоточиться на ходьбе. Подействовало: страх и мелькавший вдали силуэт как бы сместились на второй план, и он даже начал искать объяснений. Несмотря на странное впечатление, это вполне мог быть человек, альпинист, попавший примерно в такое же положение, как и он. Правда, в этих местах не бывает людей, но сам-то он здесь, почему бы не оказаться и кому-то ещё? Хотя альпинисты не ходят по одному и обычно штурмуют вершины известные, которых здесь нет, кто-то мог всё же зачем-то оправиться в эти места. Вообразив подобного человека, он пришёл к выводу, что тот должен быть очень похож на него. И похож не только характером авантюрным: этот вывод подтверждался и разными мелочами – манерой ходьбы, тем же цветом пуховки… Мысли о сходстве вызывали непонятное беспокойство, поэтому, и ещё из-за очевидной случайности этого сходства, он вскоре отбросил их. А если маячивший слева у скал силуэт всё же призрак, то находился он далеко, брёл неизвестно куда и, судя по всему, не обращал ни на что никакого внимания. В таком случае самое лучшее – просто забыть про него… А может быть, это мираж?.. Нет, всё-таки человек… мало ли кто…

Неожиданно он испугался: альпинист шёл прямо к пропасти! Странно, что понял он это только сейчас. Спуск вовсе не слева, но впереди у скопления чёрных камней! Он сразу вспомнил, как поначалу и сам собирался держаться левее, но, к счастью, вовремя понял ошибку. Альпинист, безусловно, сбился с пути: сперва надо было идти по центру, чтобы определить место спуска, а теперь уже поздно – плато оттуда не просматривается. Единственная возможность – чтобы незнакомец заметил его, одумался и повернул. Он хотел закричать, замахать руками, даже туда побежать, но тут же понял бессмысленность затеи: слишком далеко. Если заметит, использует шанс, если нет, значит, нет. Надо просто идти вперёд, указывая путь, надо стать знаком, во всём остальном положившись на судьбу. Он остановился, стряхнул снег с пуховки, чтобы яркое пятно бросалось в глаза, и, отдышавшись, нарочито медленно побрёл дальше. Новая забота начисто рассеяла последние сомнения: он был твёрдо уверен, что какой-то человек попал в беду и ему необходимо помочь.

Но, ничего не замечая и не обращая на него внимания, альпинист, как сомнамбула, двигался к пропасти. Непонятно, собственная беспомощность или упрямство альпиниста раздражали сильнее – он начал нервничать. Чтобы не расстраиваться ещё больше, он стал реже и реже смотреть на него, предпочитая не знать, как идут дела, чем всякий раз убеждаться, что ничего хорошего так и не произошло. Медленно, но верно он приближался к камням. Склон становился круче и круче, глубокий снег уплотнился и постепенно превратился в твёрдый фирн, пришлось выбивать ступени. За камнями, метров через двадцать, склон загибался в мерцающую снежинками серую пустоту. Там ничего не было видно.

На одном из камней нашлась небольшая площадка, где он сделал привал. Погода явно ухудшалась, похоже, всё-таки начнётся пурга. Наступала развязка и с альпинистом, который превратился в едва заметное цветное пятно на фоне почти растворившейся в белом тумане скалистой стены. Через минуту пятно пропало совсем – то ли в снегу, то ли за линией горизонта, и вместе с пятном исчезло чувство иного присутствия. Он вдруг ощутил пронзительное одиночество и пустоту: никого – ни птиц, ни зверей, только холодные чёрные камни, ветер и снег. На мгновение вспыхнула бесконечная грусть.