А я улыбаюсь…
— Де-е-еве-е-ерь! — Эвелина кидается к своему посоху, — Я сейчас!
Не торопись, любовь моя.
Через секунду в тоннеле повисла тишина. Слышно только удивлённое сопение «уголька»… когда на его лапе замкнулся браслет.
Время тянулось невообразимо медленно. Кожа на моей груди уже дымится под лапами твари, я чувствую, что моя плоть проваривается до костей.
Через миг «уголёк» с душераздирающим визгом отлетает от меня, совершая невероятный кульбит до самого потолка.
Казалось, гравитация уже неподвластна монстру. Он носится по стенам, оставляя глубокие дымящиеся зарубины. Кувыркаясь и извиваясь, пытается отгрызть себе лапу, где браслет будто врос в его конечность.
Пар, будто от древнего паровоза, уже заполняет всё вокруг. «Уголёк» с жалкими визгами уносится за поворот…
— Хана импланту, — шепчу я, улыбнувшись.
Стоны монстра, эхом разлетающиеся по туннелю, внезапно оборвались громким хлопком. Своды посветлели от яркого зарева, а потом всё вокруг постепенно стало погружаться во тьму.
Не сразу я понял, что это особая темнота — силуэты Хромого и Эвелины, склонившихся надо мной, тоже меркли. Как-то неожиданно до меня дошло, что раны слишком уж серьёзные…
Я почувствовал, как мне разлепили губы, вкладывая таблетку. Нежные руки растирали грудь, касались сломанной руки.
Эвелина, моя Эвелина. Моё ненаглядное сокровище, ради которой я готов сокрушить все силы тьмы, сочащиеся в этот мир через Пробоину.
Моя любовь…
Что?
Любовь?!
Я распахнул глаза и резко вдохнул, а потом согнулся от боли в рёбрах.
— Тихо, деверь, ещё не срослись кости, — послышался усталый голос чернолунницы.
— Какого хрена? — только и вырвалось у меня.
Ощущение было, будто мне все энергетические внутренности через мясорубку прокрутили. Чакры, энергопотоки… а, всё в чёртову Пробоину, всё в фарш превратилось.
Я сел, опираясь на правую руку, затряс головой. Огляделся.
Хромой стоял будто бы на стрёме, целясь из пистолета в ту сторону туннеля, где пропал «уголёк». Он кивнул мне, улыбнувшись, а потом испуганными глазами уставился на своё оружие — шкет забыл, что спёр его у меня.
— Это если мы с каждым «угольком» так будем… — устало вздохнула Эвелина, утирая пот со лба.
Чернолунница сидела со мной рядом и держала на руках посох. Только теперь её оружие стало короче — кончик, который был усилен синим «нэрусом», отсутствовал, отгорев от касания к «угольку».
Сама Эвелина была до того ужасно бледной, что чуть не светилась в полумраке. Глаза запали, скулы резко очертились, будто кожа высохла и натянулась.
— Это ты? — спросил я, пытаясь настроиться на осмотр своего энергетического контура, — Твои проделки?
У меня в сердце зияла пустота, и мне хотелось самое малое броситься куда-нибудь в пещеру, чтобы погибнуть в лапах очередного монстра. Я словно потерял любовь всей своей жизни, и жить больше незачем…
Да твою псину, Тим! Соберись, тряпка.
Эвелине, судя по её виду, эта магия далась ой как нелегко. Она виновато кивнула:
— У меня не было выбора, привратник.
Я ничего не ответил, только стиснул зубы от злости. Да оно всё понятно, но хотелось тоже устроить какой-нибудь скандал. Выяснить отношения, так сказать… А то они только-только зародились, и тут на тебе.
— Капита тебе в родню, дура, — нервно бросил я и попытался встать.
— Кого?! — Эвелина искренне удивилась.
Я не ответил, старательно сохраняя равновесие.
Левая рука была примотана к животу остатками моей опалённой куртки. Судя по всему, переломы ещё не срослись, да и вообще лучше мне показаться настоящему целителю. Только не такому, как у Вепревых.
На груди у меня зияли прожжённые дыры, хотя кожа была уже чистой, только ярко розовой. Едва-едва затянулась.
— Это я таблетку отдал, — гордо сказал Хромой, а потом осёкся, — Ну, ту, которой ты мне тогда оплатил.
Ему очень не хотелось признаваться, что он у меня их все потырил. Пацан по-детски состроил важное лицо, как будто враньё удалось, и снова нацелился в темноту.
Я со вздохом посмотрел на пустую правую ладонь. А мой нож где-то там, унёсся вместе с «угольком».
Мой взгляд коснулся пистолета…
— Ты знаешь, что он не заряжен?
— Э-э-э, — Хромой вжал плечи, — У меня есть… ну, это…
Я шагнул к нему, удивлённо протянув руку к оружию. Пацан дёрнулся, но ничего не смог сделать. Он тут же выхватил свой обломок лезвия:
— Отдай, гниль безлунная!!!
Ничего не ответив, я отошёл от него, сел. Зажав ствол между колен, открыл казённик. И вправду, патрон…
— Это мне отец дал, — Хромой шмыгнул, утирая потёкшую слезу, — Ну, то есть мама… от отца.
— А чего не стрелял-то?!
— Да я стрелял! — пацан уже чуть не ревел, — А он не стрелял! Я нажимал, а он это… ну… не стрелял!
Я усмехнулся, глядя на пистолет. Малой просто не знал, как снять его с предохранителя.
Встав, я протянул огнестрел пацану обратно и показал, как сдвигать рычажок. Тот удивлённо взял оружие.
— Так вот ты чего так косился всё на этот пистолет, — хмыкнул я, — Даже интересно, откуда обычный оборванец знает про такое оружие?
Хромой не ответил, надувшись и глядя на меня исподлобья. Я поджал губы, думая, а не отвесить ли ему подзатыльник.
— Братья, все мы едины под Луной. Незримая будет недовольна, если мы…
— Заткнись, Эвелина, — рыкнул я, — Давай без проповедей.
На Избранницу я очень злился, поэтому и не сдержался. Попробуй тут относиться в ней неравнодушно, когда всего пять минут назад она была центром моей Вселенной.
Чернолунница свела брови, стала сверлить меня злым взглядом.
— Ах, так? — она ехидно оскалила зубы, — А кто такой Тимка, кстати?
Я как раз показывал упрямому Хромому, как надо снимать и ставить на предохранитель. Хотел объяснить ему про безопасность, чтобы нас не подстрелил случайно.
Вопрос Эвелины застиг меня врасплох, я на миг замер. Ну что, открывать карты, или нет?
— Капиты какие-то, псы да псины… — рассуждала Эвелина.
Я хотел зло огрызнуться, но дальше всё произошло слишком быстро. И у меня не было даже секунды, чтобы поступить по-другому.
В уши ударил гул трансформатора. Хромой нахмурился, тоже что-то услышав, а вот чернолунница даже не шелохнулась, продолжая рассматривать повреждённый посох и бормоча о моих странностях.
Я чётко ощутил, что Пульсар пролетел в полуметре от нас, направляясь прямо на девушку.
Прыжок, чтобы толкнуть стерву. Я навалился на неё всем весом, прижимая к земле, и Эвелина возмущённо мяукнула.
А у меня потемнело в глазах от того, что снова зажало левую руку, я выгнулся от боли. И тут остро почуял, как всем затылком врезался в невидимую пелену, словно воздушный шарик продавил.
Твою же… горелую… пси…
Глава 4. Реальный
— …ну!
Я распахнул глаза и тут же зажмурился. Яркие светодиоды в коконе тренировочной капсулы всегда меня раздражали.
Да и вообще, кому может нравиться висеть в стеклянной банке, будто заспиртованному экспонату? Тем более, когда все нейронные связи замедлены, и мышцы вяло реагируют на обычные команды мозга.
— Не понял, — хрипло вырвалось у меня.
Горло было не то, чтобы пересохшим. Оно с непривычки засипело, словно бы не издавало звуков уже несколько дней.
Ноги, если их вытянуть, чуть-чуть не доставали до пола. Как и положено, меня окружало стазис-поле, позволявшее моему телу висеть в небольшом внутреннем пространстве. Неудивительно, ведь конечности во время «иллюзии» дёргаются так сильно, что танцор позавидует, и нужна была хоть какая-то свобода.
За красноватым стеклом угадывались мутные силуэты «умников», занятых своими делами. По самому стеклу пробегала уже знакомая рябь — граница стазис-поля. Она же, насколько я знал, заодно служила и защитой от моих псионических всплесков.
Я почувствовал, как у меня перехватывает горло от волнения.
Так это ж… вашу толчковую псину, умники хреновы! Это что ж, получается, всё это время я и вправду был в тренировочной капсуле? Это и вправду была иллюзия?!
А как же… Как там Эвелина?!
А Хромой?
Васёк мой, в конце-то концов?!
Непроизвольно я задёргался, и меня стало переворачивать по инерции. Я сразу же замер, с первобытным страхом глядя на чёрный зёв аннигилятора в самой крыше капсулы.
Оружие, способное испепелить за долю секунды, находилось здесь не просто так, ведь псионик — это потенциальный источник повышенной опасности. Тем более, псионик-солдат, который обучен убивать.
Во время «тренировочной иллюзии» он может достигать своих крайних состояний, не на шутку напрягая имплант, и легко сорваться, превратиться в неконтролируемого убийцу.
Первым делом обезумевшего псионика пытались остановить ударом тока, в надежде просто отключить. На моей памяти, правда, никого ещё так не остановили.
Вторым делом запускалась программа в импланте на самоуничтожение. Вместе с мозгом… Жжёного псаря делали, как говорится.
Ну, и третий заслон — физическая ликвидация.
Установленный в капсуле специально для этого аннигилятор представлял из себя чёрный круг, изредка посверкивающий внутри заряженными частицами. А вокруг четыре светильника…
Пробоина и четыре Луны. Эх, как символично.
Обычно на любого, даже самого матёрого псионика хватало второй фазы. Умники обожали потом изучать тела «горелых псов», считая, что так они приближаются к полноценному освоению пси-поля.
Им дай волю, толчковым псам, они бы и живых псиоников резали. Да, у нас в корпусе и так поговаривают, что, раз где-то на окраине Солнечной Системы есть такие лаборатории у капитов, то и наши не должны бы отставать.
Живодёры хреновы… Для них что человек, что труп, что машина…
Стоп.
Механический псионик!
— О-о-ох…
Вспомнив об искусственном псаре, который чуть меня не уничтожил, я заволновался. Мне надо доложить руководству.
Писк сигнализатора я едва услышал. Так, Тим, спокойно, это первое предупреждение… Когда псионик при пробуждении испытывает эмоциональный всплеск, ему об этом намекнёт сигнализатор, что надо бы успокоиться. И если солдат всё ещё в здравом уме, он возьмёт себя в руки.