Нас окутала горячая волна воздуха, которого ещё пять секунд назад не было.
Я чувствовал, будто этот жар просачивается через землю.
А за этим последовал внезапный кисловатый запах, напоминавший плавленую проводку.
В толпе за заградительными барьерами пронёсся ропот.
Я слышал, как несколько причитавших женщин начали молиться дрожащими голосами.
— Какого хрена…, - произнёс Бобби.
В церкви что-то происходило.
Полагаю, именно оттуда и начались все эти атмосферные возмущения и аномалии.
Изнутри до нас донеслось рычание, треск, скрип, словно ломались старые потолочные балки либо сама церковь грозилась вот-вот вырвать себя из земли.
Мы услышали гул, словно здание поднялось кверху, а затем вновь опустилось наземь.
Земля сотряслась от удара.
Шпиль содрогнулся.
Послышался звон осколков и треск.
Церковь начала раскачиваться из стороны в сторону, обломки кирпича падали на поросшую сорняками землю.
Словно началось землетрясение, и здание может развалиться в любой момент.
Стёкла в окнах начали трескаться, опоры подкосились и сломались, а причудливая лепнина под крышей откололась и обвалилась.
Я услышал выстрелы. И затем — тишина.
На нас налетел порыв горячего, сладковатого, неприятного воздуха, напоминавшего по запаху подгнившее и разлагающееся мясо. Несколько человек упали на колени.
Бобби по громкоговорителю призывал своих людей вернуться.
Но это было бесполезно, потому что в этот момент, поднялся оглушительный, громовой вопль, низкий и раскатистый, как пароходная сирена, отдававшийся эхом в ночи.
Все заткнули уши.
Звук шёл от церкви. Это было сочетание сирены воздушного налета и гортанного рёва чудовища, от которого начинали кровоточить разрывающиеся барабанные перепонки и трескались окна в патрульных машинах.
— Включайте освещение! — прокричал Бобби.
Патрульные включили фары и прожекторы, превращая мрачную ночь в яркий полдень.
Свет прожекторов охватил церковь, и мы все увидели, как ходил ходуном шпиль, и как бежали трещины по старой каменной кладке.
Люди в толпе кричали, и я слышал, что некоторые из копов начали молиться.
Не прошло и пяти секунд с тех пор, как мы включили прожекторы, как снова послушался вопль, но на этот раз — усиленный десятикратно.
Лобовые стёкла трескались, люди кричали и плакали; какофония звуков волной прокатилась над крышами Провиденса.
Мы увидели фигуру, бегущую через двор церкви. Коп. Один.
Он спотыкался, как пьяный, и прикрывал лицо рукой от бьющего в глаза света; наверно, у него было чувство, словно он смотрит на солнце.
И пока он бежал, двойные дубовые двери церкви распахнулись, и из них вырвался поток воздуха, пахнувшего поджаренной плотью.
Это было похоже на ураган из пепла, обломков и пыли.
Раскалённый и тошнотворный.
Порыв ветра опрокинул копа на землю, и мы слышали, как он заорал.
— Там в темноте что-то есть! — прокричал он. — В темноте… Что-то вышло оттуда… Что-то вышло из темноты и схватило их, просто всех их схватило…
Он пытался подняться на ноги, но ветер сбивал его, а форма трепыхалась и хлопала по телу.
Мы едва могли что-либо разглядеть, когда в лицо ударил горячий, зловонный воздух с мелким песком.
Все свечи и факелы в толпе были задуты.
Запах был невероятно мерзкий… Запах разложения, рвотных масс, опаленной плоти и ещё десяток других, который мой мозг даже не мог описать.
Но больше всего мне запомнилась сухая, пыльная вонь старости, азота и песка, запах сгнившего савана и вещей, похороненных в гробницах на бессчётные века.
Словно сейчас перед нами открылся склеп, запечатанный столетия назад.
Ветер ударился в нас и затих.
Но не умер.
Он словно повернул обратно.
Будто до этого церковь выдохнула, а теперь снова делала вдох.
Образовавшийся вакуум чуть не засосал нас всех внутрь.
Единственного выбежавшего из церкви копа подняло в воздух и затянуло обратно.
Мы все ощутили, как над головами пронёсся чистый, непередаваемый ужас.
А когда этот грёбаный ветер затих, воздух вокруг нас стал не просто горячим; он стал пахнуть озоном и потрескивать от статического электричества.
И все осветительные приборы в Провиденсе вышли из строя.
Лишь в нескольких домах остались гореть масляные лампы и газовые фонари, но их света едва ли хватало, чтобы рассеять опустившийся на город мрак.
Я был так напуган, что не находил себе места.
Церковь содрогнулась, черепица с её крыши взметнулась к небу, словно её затягивал в себя смерч.
Колокольня рухнула. Несколько пролётов стены обвалились.
И тут дрожащий шпиль раскололся.
Я видел, как это произошло.
Он раскололся, как бревно от удара топора.
И из этой трещины, как и изо всех дыр и щелей в здании фонтаном выплеснулось какое-то маслянистое вещество.
Оно было тёмное, мутное, как паучья кровь, и чёрное, как нефть.
Но это была не жидкость, а всё те же живые, наделённые сознанием тени, которые я видел раньше.
Они окружили церковь ледяным, тягучим, колеблющимся потоком.
Всё это истекало из Скитальца… Постоянно движущаяся, иссиня-чёрная сеть, как чернила кальмара.
Оно изливалось из церкви, и фары патрульных машин начали тускнеть одна за другой.
Но прежде, чем они все потухли, я рассмотрел, как нечто гигантское и слизкое вылазит из расколовшегося шпиля, как отвратительный эмбрион из зародышевых оболочек.
А затем наступила тьма.
Бобби схватил детонатор, но ничего не произошло.
— Грёбаные провода перерезаны! — прокричал он.
Тьма наполнилась криками людей, топотом ног убегающих, воем вылезающего из крыши церкви монстра и удушливым гнилостным запахом.
Я знал, что провода не были перерезаны.
Детонатор срабатывал от электричества, а оно было отключено, как и любая батарея и генератор в Провиденсе.
Я слышал, как разваливалась церковь, когда из неё этой ночью рождался Скиталец Тьмы.
И сегодня он окончательно насытится…
Это хищное, безумное создание пожрёт весь город.
Оставался последний шанс.
Я пробрался через ряды полицейских к стоящему в конце парню, который сжимал в руках мощную винтовку.
Я выхватил оружие, вскарабкался к ограде и вцепился в прутья.
От монстра исходил такой жар, словно я подставил лицо к зеву доменной печи.
Я всунул винтовку между прутьями ограждения и выстрелил туда, где, в моём представлении, стояли бочки с бензином.
Первая пуля прошла мимо, но во вспышке выстрела я смог скорректировать траекторию и выстрелил второй раз.
Пуля угодила в бочки, и они взорвались с оглушительным грохотом. Взрывной волной меня отбросило от забора на капот патрульной машины.
Прямо перед церковью в небо поднялся огромный столб огня.
Тогда мы в первый раз действительно смогли рассмотреть Скитальца Тьмы.
Сначала он представлял собой бесформенную массу с колышущимися лентами и отростками живой, извивающейся черноты.
А когда колокольня развалилась окончательно, он развернулся, окрашенный мерцающим рыжим пламенем.
Он не был чёрным, как мне представлялось — так казалось из-за теней, которые его составляли.
На самом деле он был бледным, даже почти прозрачным, как личинка.
Абсолютно лишенный цвета, как и всё остальное, рождённое в полной тьме.
Я видел пульсирующую, извивающуюся сеть просвечивающихся зелёных и фиолетовых артерий.
Когда монстр, состоящий из развевающейся плоти и бурлящих теней, выпрямился, я увидел, что он имеет овальное, вытянутое туловище.
По обе стороны тела у него имелись гигантские, перепончатые, грубые крылья на костных остовах размеров с корабельную мачту.
Я увидел одинокий, горящий красным, разделённый на три части глаз, исходящий паром, как брошенный в воду раскалённый уголёк.
Когда Скиталец вытянул свою тушу из церкви, я заметил, что нижняя часть его тела состоит из тысяч извивающихся щупалец, каждое из которых заканчивалось зазубренными присосками размеров с крышку канализационного люка.
Они тянулись на сотни метров вниз, цепляясь за фундамент церкви, подобно корням дерева.
Но когда Скиталец потянулся вверх, щупальца освободились, и церковь рухнула.
Это был Ньярлатотеп.
— Господи Иисусе, чтоб я сдох, — выдохнул Бобби.
Аминь.
Скиталец резко, пронзительно зажужжал; крылья захлопали, поднимая вокруг него смерч.
А затем он начал растворяться.
Только так я могу описать происходящее.
Его плоть превратилась из бесцветной в кроваво-красную, яркий цвет которой очертил сморщенное тело, а затем стала полностью чёрной.
Из клубов дыма вылетали языки пламени.
Это напомнило мне кадры хроники крушения дирижабля «Гиндебург», когда падавший цепеллин начал гореть в воздухе, извергая клубы дыма и огня.
Только Скиталец, в отличие от «Гиндебурга», не упал на землю, сгорая дотла, а поднялся ввысь… Искрясь, дымясь, пылая, хлопая огромными крыльями.
Мы наблюдали за этим секунд десять-пятнадцать, а затем он растворился во мраке.
Я рассмотрел, как он мелькнул среди тёмных туч, но уже в следующее мгновение Скиталец Тьмы исчез.
Поднялся до мерцающих звёзд.
Я слышал, как кто-то всхлипнул:
— О Господи…
Больше никто не выдавил ни слова.
9
«Что же произошло дальше?» — спросите вы.
Тело Бреннана нашли в километре от церкви на крыше дома, обгоревшее и обуглившееся.
Свидетели рассказывали, что оно ещё тлело, когда упало на здание.
Его личность определили по зубам.
Остальных так и не нашли, за исключением скелета одного парня в подвале.
Его кости практически расплавились.
Заметьте: не обуглились, а расплавились.
Я поговорил со знакомым парнем, который работал в крематории.
Он сказал, что подобное невозможно.
Даже при воздействии экстремальных температур потребуется не один час, чтобы превратить человеческие кости в пепел.