опинку. Каждый день сосредотачиваться и выбирать, не позволяя себе расслабиться. А то заблудишься и больше никогда не сможешь вернуться назад.
«Это было похоже на то, — говорил мне друг через две недели после выпуска, — что меня выкинули в бескрайнее Шепчущее море на крохотном плоту. Сказали: эй, смотри, ты свободен, греби себе в удовольствие в приятном темпе, наслаждайся свежим ветерком! И, с одобрением показывая большие пальцы, мол, здорово тебе, завидуем, растворились в прозрачном синем воздухе. И вот ты совсем один, и уже, если честно, глубоко наплевать на многообразие возможностей, потому что хотелось бы знать направление. Быть уверенным в том, куда ты плывешь. Чтобы трое суток спустя, когда ты начнешь медленно загибаться от жажды, те же самые лица не спросили тебя разочарованно, за каким прахом ты так упорно гребешь прочь от земли обетованной».
В общем, как-то так себя чувствовал Дахху из Дома Смеющихся, из-за чего его все время мотало от одного занятия к другому. В итоге Дахху решил продолжить учебу и поступил на курс лекарского дела. Быть вечным студентом — это, знаете ли, очень удобно. Дахху и сам знает, что лекарская наука стала для него эскапизмом. Возможностью отложить выбор на туманное «потом». Это тем грустнее, что всем, кроме самого Дахху, совершенно очевидно, в чем его судьба.
Дахху — прирожденный ученый. Такой, знаете, настырный теоретик, который может годами докапываться до истины в каком-нибудь идиотском вопросе типа «пользовались ли мотыгой народы Северной пустоши в IV–V веках?». Последние несколько лет Дахху мечтает написать «Доронах» — многотомную энциклопедию о культуре, общественной жизни и выдающихся личностей Шолоха.
Впрочем, у друга все время находятся дела поважнее — поэтому исследование все еще в проекте. Мы с Кадией пытаемся его пинать и мотивировать. Но всем известно — пока человек сам не захочет, его с места не сдвинет никто. Ни кнутом, ни пряником.
Возвращаясь к теме, в последние несколько дней я тоже начала было думать о том, чтобы последовать примеру друга и пойти учиться заново… На какую-нибудь непритязательную практическую специализацию для посредственностей. Посудомойкой, например. Чтобы саму себя добить, ага.
И вот тебе на: некий Полынь ведет меня в Иноземное Ведомство на работу прямо сейчас. Что ж, посмотрим, что за фокус приготовила судьба.
[1] Ташени — магический блокнот, из чьих страниц создаются маленькие бумажные птички, которые обязательно найдут адресата, и очень быстро. Что-то вроде магической воздушной почты. Ташени покупаются в башне магов. Нужно написать на листке послание, вырвать его, шепнуть нужное заклинание вкупе с именем нужного человека — и птичка сама сложится, а потом отправится в свое молниеносное путешествие.
[2] Тринап (расшифровывается как «трижды-на-пригорке») — спортивная командная игра с мячом, лассо и битами двух типов. В каждой игре участвуют две команды по восемь человек. Поле для тринапа — большое, квадратное, с двумя воротами на противоположных концах и двумя насыпями-пригорками слева от каждых ворот. Игра начинается с того, что бьющий из нападающей команды, который стоит на пригорке, запускает мяч, пытаясь попасть в ворота противников. Вратарь отбивает его круглой битой как можно дальше, и тогда начинается "загон": игроки обеих команд с помощью плоских в сечении бит (они называются «лапта») пытаются закинуть мячи в противоположные ворота. Загон может идти как по земле, так и по воздуху. Защитники, вооруженные лассо, препятствуют загонщикам, вырывая у тех лапту или ухватывая самих игроков. Тем временем бьющий, как только сделал первый удар, бежит три круга вокруг поля. В третий раз запрыгнув на изначальную позицию, он кричит «Трижды-на-пригорке!». Если за это время никто не забил гол, то очко автоматически уходит нападающей команде.
ГЛАВА 3. Иноземное ведомство
Долой департамент Ходящих!
Не дадим трусам в масках лезть в наши жизни!
Никому не позволено шпионить за своими!
Прочь, железнолицые!
Агитационная листовка двухлетней давности,
прибитая к забору на улице Сойкиного Пера
В Шолохе самое удивительное — это то, насколько гармонично этот здоровенный, бурлящий жизнью город растворяется в густом лесу.
Бывает, идешь себе по каким-нибудь тихим окраинным кварталам, задумаешься мимоходом — и очнешься уже в чащобе. Дубравы захватывают власть профессионально. В некоторых местах это взаимопроникновение доходит до абсурда — городские мощеные дорожки минуют ряды обросших мхом каменных домов и внезапно, совершенно нелогично, обрываются где-нибудь между кустом, пнем и пригорком. Видимо, строитель, их выкладывавший, как-то упустил момент выхода к первозданной природе на каравай.
Зато центральная часть Шолоха может сравниться своей блистательностью даже с самыми крупными столицами мира!
От моего дома до центра идти примерно полчаса быстрым шагом. Мы с Полынью, впрочем, изобразили спринтеров и доскакали до Моста Ста Зверей за пятнадцать минут. Молча. Мне было о чем подумать, а он… а он, кажется, предпочитал исподтишка изучать меня, потенциальную рабыню государственной системы. Да и пожалуйста, мне ведь нечего скрывать.
За исключением отсутствия магии. Я так и не поняла пока, знает об этом Полынь или нет.
И еще события вчерашней ночи лучше оставить при себе, пожалуй. Несмотря на пережитый стресс, сейчас сознание приятно щекотала мысль о том, что мы с друзьями нос к носу столкнулись с одной из многочисленных загадок Шолоха. И, кажется, вышли победителями. Ну, до тех пор, пока у Дахху не отвалится рука. Или пока сбежавший мальчик не окажется внебрачным сыном короля и не подаст на нас в суд.
Бокки — таинственные существа. В детстве я обожала сказки про них. Помню, мои книжки четко делились на две категории. В первой рассказывалось, что призрачные егеря сторожат наши сны в самые мрачные ночи — это был вариант для малышей, которым поди объясни иначе, почему два раза в месяц за окнами блуждают туманные призраки, чьи плащи, будто щупальца, шевелятся у земли.
Другая категория — сказки для детей постарше. Эти истории были одобрены департаментом образования и крайне рекомендовались к прочтению в дидактических целях: там описывались смелые, но непослушные ребята, выходившие к бокки посреди ночи и никогда более не видевшие белого света, так как духи утаскивали их в свое царство теней. Напрашивается вывод: то ли мы с Дахху с Кадией не прошли в это царство по возрастному цензу, то ли сказки все-таки врут.
Погода сегодня была под стать моему приподнятому настроению. В столице цвело многообещающее весеннее утро. Оно улыбалось и щурилось, подталкивало ленивое солнце вверх по небосводу и с интересом, одну за другой, высвечивало золотистые улочки Шолоха.
Вдоль торговых набережных хлопали ставни, хозяева лавок и кафешек выходили на улицы, потягивались, чтобы размяться после долгих часов за прилавком, зазывали клиентов. Птицы орали, как ненормальные — считается, что причиной тому зашкаливающий у них уровень счастья от пребывания в нашем благословенном крае. Хотя, признаться, иногда мне кажется, что они просто глуховаты и потому ведут свои разговоры на повышенных тонах: «Ээээй, ну как там твое новое гнездо, Барли?», «Что говоришь, Селви, я не слышу?!», «Гнездо, говорю, как гнездо?!», «Селви, говори громче, на этой улице ужасно шумно!», «Вы, идиоты, заткнитесь оба, я тут птенцов кормить пытаюсь!» — ну и так далее.
— Тинави, ты когда-нибудь была в Иноземном ведомстве? — спросил Полынь, когда мы приблизились к Верхнему Закатному Кварталу — месту, где находятся все основные государственные здания Шолоха.
— Нет. Зато была в Военном, там работает моя лучшая подруга. — Я вспомнила узкие каменные коридоры, горы оружия, самовлюбленных стражей и добавила: — Так себе местечко! Надеюсь, наше не воняет потом и не заполнено стероидными мужланами?
Полынь хмыкнул и промолчал.
Впереди показалось пресловутое Иноземное ведомство. Мы остановились, чтобы полюбоваться им: тяжелое, изобилующее шпилями и контрфорсами здание, воздушная площадь перед ним и пестрая набережная по левому боку, заполненная людьми и верандами. На воде покачивались лодки, чьи хозяева, разбирая снасти, что-то напевали себе под нос. Примостившиеся рядом рыбаки недобро на них косились. Ивы, низко склоняясь над рекой, шелестели листьями, а детишки на мостовой играли зеркалами, посылая в прохожих яркие солнечные зайчики. Вдалеке торчали фигурные здания Казначейства и Ратуши.
Когда ты живешь в столице Лесного королевства, достаточно сложно рассчитывать на панорамные виды. Устремленные вдаль глаза поэтов уже метров через пятьдесят неминуемо наталкиваются на елки, сосны или, в лучшем случае, дубы.
Но в центре Шолоха есть и перспектива, и размах.
Вообще, самое сердце города — это высокий остров с крутыми берегами, на котором воздвигнут королевский дворец. Его видно издалека и, кажется, это единственный приличный холм во всем Смаховом лесу. Остров этот, кстати, изначально представлял собой огромной курган — внутри его натурально похоронено куча древнего народа. Сейчас все входы вглубь кургана надежно запломбированы, чтобы, так сказать, никто никому не мешал — ни мертвые живым, ни живые мертвым. Прецедентов до сей поры не было, но береженого лес бережет.
Вокруг острова-кургана свернулся змеей оборонительный ров Рейнич, от которого по осям разбегаются в разные стороны шесть столичных рек. Из-за этого на картах центр Шолоха становится похож на какое-то диковинное шестипалое существо. Продолжая тему детства: помню, что в младшем детсадовском возрасте я ужасно пугалась, когда мама внезапно разворачивала передо мной карту столицы и кричала "Бууууу!".
Седьмая река — самая большая, самая широкая, под названием Нейрис, — пересекает Шолох с севера на юг немного левее от острова-кургана. По пути она вбирает в себя три речки — Вострую, Арген и Доро. Образовавшиеся внутри этих пересечений два соседних района — самые престижные в Шолохе, их называют Верхним и Нижним Закатными кварталами.