— Моя сестра была дурой, — повторил Денис. — Мы с ней были двойняшками. Ну… тут всё понятно. Драки на подушках, секреты, ябедниченье родителям… А ещё она всегда боялась, что её изнасилуют. Наверное, ей этого подспудно хотелось. Дружка надо было завести, но она комплексовала и боялась… Я же с Милости Господней, слышал?
— Да…
Мне стало не по себе. Денис явно собирался рассказать что-то, не предназначенное для чужих ушей. Но отказаться слушать тоже сил не было.
— Порядки у нас строгие… были. Куда строже ваших, православных. Император это терпел. Но после мятежа фундаменталистов направил десант…
Голос у него был ровный-ровный. Лучше бы он злился когда всё это рассказывал, или переживал…
— Наша семья не участвовала в мятеже. Но когда на столицу свалились с неба три тысячи десантников, они разбираться не стали. Вся наша гвардия полегла за полчаса. С именем Бога на устах удобно разводить костры на площадях, а не воевать. Успели чуть-чуть потрепать десант… и тот остервенел. Нас отдали во власть победителей, на сутки. Закон войны. Неофициальный. Родителей я просто больше никогда не увидел, десант высадился, когда они уехали на рынок, за продуктами. Что с ними случилось, пуля от наших, луч от имперцев, обрушившаяся стена, запаниковавшая толпа… Не знаю. И никогда уже не узнаю. Мы сидели с сестрой вдвоём, нам тогда было по двенадцать лет. Понимали, что в дом заглянут, он стоял в самом центре, рядом с собором Святого Дениса, в чью честь нас и назвали… богатый и пышный дом. Потом мы увидели, как через сад идёт офицер в броне, услышали визг Антуана — нашей мутированной гориллы-охранника… Сестра всегда мной командовала. Велела спрятаться — примитивно так, под кроватью. А сама натянула шортики и блузку посексапильнее, даже не стесняясь, хотя уже год, как при мне не переодевалась. Сказала, что её обязательно изнасилуют, а дом разграбят. Но зато мы уцелеем. Она была красивая девочка, и физически развитая. Ещё я думаю, что ей хотелось быть жертвой. Именно такой, маленькой невинной жертвой войны… и моей спасительницей. Я лежал под кровать, старался не дышать, смотрел на её лодыжки в белых колготках. Я был… трусоват. Что уж тут… И знаешь… я ведь сразу ей поверил, что так всё и произойдёт… и…
Денис очень естественно рассмеялся.
— Я возбудился, представляешь? Боялся за себя, за Денизу переживал, а в уголке души — хотел увидеть, как это бывает. Что-случается-в-кино-после-поцелуя… ты не забывай, ведь Милость Господня тогда была очень пуританской планетой…
Мне было не по себе. Я понять не мог, зачем Огарин вдруг выворачивает передо мной душу, вместо того, чтобы мирно встречать садящуюся яхту.
— Офицер вошёл в её комнату, — задумчиво сказал Денис. — То ли услышал что-то, то ли у него был детектор органики…
— Он… — не удержался я от вопроса, потому что капитан вдруг замолчал.
— Нет. Он не стал её насиловать. Может быть, у него уже не стояло, ведь с захвата города прошло часа три. Может быть, он предпочёл бы увидеть меня на месте сестрёнки. Может быть, не хотел рисковать, снимая броню. А может быть, офицер был моральным и честным человеком, который не собирался так гнусно поступить с маленькой девочкой.
— Скотина ты… сразу не мог сказать… — выдохнул я.
— Не мог. Так вот, офицер Денизу не изнасиловал. Просто выстрелил, очень точно и гуманно, в голову, в лоб. Я увидел… вспышка, потом у неё как-то странно выгнулись ступни, короткой судорогой, и с ноги слетела туфелька. Дениза упала, её лицо оказалось рядом с моим, глаза раскрытые и удивлённые, я тогда не знал, что у мёртвых они всегда удивлённые, и во лбу — крошечное чёрное пятнышко. Лазерный луч оставляет слабый след, а что мозги вскипели — видно не всегда.
— Зачем? — закричал я.
— Что зачем?
— Зачем он это сделал?
— Да чтобы не оставалось свидетелей, — удивлённо ответил Денис. — Разве не понятно? Он сразу увидел, что в особняке найдётся чем поживиться. И маленькая свидетельница разбоя никак не укладывалась в его планы. У сестры на шее было ожерелье, не её, мамино, даже не знаю, когда она его надела и зачем. Видимо, чтобы быть привлекательнее. Офицер присел, порвал застежку, снял ожерелье… а меня так и не заметил. А я не увидел его лица. Только эмблему на перчатке — улыбающаяся мальчишечья рожица в пилотке набекрень. Кадетское училище. Он ещё забрал со стола шкатулку с украшениями Денизы, но они были дешёвыми, обычная бижутерия… потом шкатулку нашли выброшенной в саду. И так, наверное, тяжело было всё тащить. Я пролежал под кроватью до следующего вечера. Лицом к лицу с сестрой. Меня оттуда вытащили полицейские из временных сил поддержания порядка, когда десант уже покинул город. Объяснили, что родители пропали, сестру убили мародёры из числа фундаменталистов, но теперь порядок восстановлен. Психологи со мной возились полгода. Кое-что ещё было на счетах, и они старались. Я сказал, что всё так и было. Я тоже старался. Объяснил, что хочу пойти в десант, который так доблестно нас спасал от бандитов. Что отказываюсь от наследства, от особняка, серебряного рудника в горах, чайной плантации… всё подписал. Это очень понравилось администрации. Мне дали документы, что родители погибли в боях с мятежниками, всё такое прочее… рекомендацию от имени правительства переходного периода… и отправили на Терру. Через месяц я поступил в кадетское училище, и на моём рукаве появилась нашивка — детская рожица в пилотке наперекосяк…
— Ты решил отомстить? — спросил я.
— Конечно.
— Это был курсант?
— Нет, взрослый. Кто-то из офицеров-преподавателей. Училище отправили на мятеж в полном составе, ведь понятно было, что сопротивления сильного не будет, а волчатам надо острить зубы.
— Ты убил его?
Огарин посмотрел на меня — с прежней веселой и снисходительной насмешливостью.
— Лёшка, в училище три тысячи человек личного состава. Большинство посетило Милость Господню. Я искал. Караулил. Подслушивал. Но таким не хвастаются — когда кончается война. Там были подлецы — но вот они как раз не попали в десант. И я решил, что взорву училище. Полностью. Захвачу арсенал, и… Маленький я был, и уверенный в себе. Знаешь, у меня бы получилось. Я очень старался. Я помнил глаза сестрёнки… такие удивлённые глаза. Вот только, когда я действительно смог бы захватить арсенал, кроме одного врага у меня был не один десяток друзей. Даже среди тех, кто топтал мой город.
— Ты его не нашёл?
— Нет. А ведь, наверняка, его видел. Отдавал ему честь. Хохотал, когда он шутил на занятиях. Прижимался к груди, когда было тоскливо, и хотелось ласки… они там все хорошие психологи, и знают, что даже волчатам нужна нежность. Я видел его глаза, но не знал, кто он. Так вот всё и случилось. Я покинул свой уютный тихий мирок, и отправился странствовать по большому миру.
Корабль был уже совсем низко. Садился он где-то в километре от нас, садился красиво, пританцовывая в воздухе, без той неуклюжей мощи, что свойственна грузовикам и лайнерам. Яхта жила в небе, была его частью, будто одна из падающих звёзд вдруг превозмогла судьбу и научилась не падать — летать…
— Зачем ты мне рассказал эту историю? — спросил я. — Пять лет не рассказывал, и вдруг…
— Чтобы ты знал, Алексей, на что похож тот большой мир, куда ты так рвёшься.
— Денис, я же сказал, подарок твой — не возьму! И тот большой мир мне не светит! Только во сне. Я скоро на Ольге Ноновой женюсь, и стану достойным членом общины!
— На ком? — Огарин захохотал. — А может, тебя лучше пристрелить?
— Как знаешь… — буркнул я.
— Пошли… горе ты ходячее, — Денис обнял меня за плечи и почти потащил вперед. — Подумай пока над моим рассказом, ладно? Пошли, на яхту посмотрим…
— Я — не ребёнок, вокруг туристов шастать…
— Идём. Мне скучно, а тебе всё равно интересно.
Так вот и получилось, что выслушав рассказ Огарина, я покорно пошёл за ним — к опустившейся далеко впереди яхте. Денис шёл, небрежно помахивая зажатым в руке телефоном, будто это грозное оружие, а впереди — пираты. Я почти год и принимал этот неуклюжий армейский переговорник за бластер, пока капитану, нет, тогда ещё — лейтенанту, ни позвонили при мне. Любил он надо мной пошутить, героический звёздный воин, пришедший в армию, чтобы убить другого героя…
Яхта уже виднелась впереди. Обтекаемая, каплевидная, похожая немного на того кита из букваря, что проглотил Иова…
— Пожалуй, новая модель… — буркнул Денис. — Хорошо…
Что ему-то за дело… хоть старая, хоть новая… хоть из картона соплями склеенная…
Я даже решил съязвить, на что решался редко, что ему придётся лететь не на такой красавице. Но тут телефон в руке Огарина заверещал.
— Да… — не останавливаясь ответил он. — А кто же… Ага. Ясно. Где? Сколько? Ладно… сажайте. И поднимай всех. Ничего… пинками.
Спрашивать я не решился. Но он, не поворачиваясь, объяснил сам:
— Ещё три яхты на подходе. И курьерский корабль пятого флота. Знаешь, кто это сел? Лидер Большой Галактической регаты.
— Она же мимо нас не должна проходить! — только и смог я ответить.
— В том-то и дело. Да и нашим тут делать нечего… Давай, побыстрее.
— С какой стати? — по инерции огрызнулся я.
— Считай, что в связи с чрезвычайной ситуацией я тебя мобилизовал, — не растерялся Денис. — Право имею.
— А совесть? Я устал, между прочим!
— Совесть… совесть, — плечи Огарина дёрнулись. — Я посмотрю, положено ли мне по званию её иметь. Раньше — не выдавалась.
Глава 2. Лидеры и аутсайдеры
Однажды я летал в космос. Нашей общине принадлежала маленькая, старая яхта, переделанная из какого-то военного корабля времен Смутной войны. Говорят, на ней даже можно долететь до ближайшего обитаемого мира.
Лет десять мне тогда было… я как раз отказался от поездки на Терру. Может быть поэтому, чтобы не грустил слишком, дядя и взял меня на борт. Полёт был суборбитальный, положено раз в несколько лет проверять яхту в работе. Помню я мало что, меня очень сильно мутило, вначале от перегрузок, потом от невесомости. Но повод для гордости остался — мало кто из моих ровесников мог похвастаться хоть таким полётом…