Эн вздрогнула:
— Капитан, вы забываетесь!
— Ничуть. В мои обязанности входит безопасность колонии и её граждан. Поэтому я считаю нужным предупредить всех колонистов о том, что представляет из себя ваш экипаж.
— Я вовсе не настаиваю на командовании кораблем! — выпалила девочка. Скорость, с которой она принимала решения и впрямь была поразительной для ребёнка. — Пусть командует кто-то другой! А мы с Артёмом готовы лететь пассажирами. Правда?
Артём послушно кивнул. В этой паре он играл не первую роль, хоть был и старше, и мальчишкой.
— Малышка, повторяю, это тихий патриархальный мир… — Денис покосился на меня. — Здесь никто не умеет управлять подобными кораблями. И мало кто отсюда рвётся. Вот разве что Лёшка хотел…
Я, наконец-то, был удостоен внимания. Да ещё какого!
Через мгновение Эн Эйко почти висела на мне, обняв, и заглядывая в глаза. На её ресницах дрожали слезы.
— Помогите нам! Пожалуйста! Папа все деньги вбухал в этот корабль, он так хотел выиграть регату! И мы выиграем, у нас лучший корабль, нас никто не догонит, честное слово! Мы с Артёмом всё сделаем сами, мы умеем пилотировать. А вы просто с нами летите, ладно? И четверть приза — ваши!
— Это большие деньги, — согласился Денис. — Очень-очень. Хватит на такую же яхту, аТан, да ещё и останется.
— Пожалуйста! — взмолилась девочка. — Ну пожалуйста, пожалуйста!
Только что она была холодной, сдержанной, уверенной в себе. А сейчас — обычный ребёнок, подпрыгивающий на месте от нетерпения, с мокрыми от слез щеками.
— Вы полетите с нами? — спросила девочка.
Я глянул на Огарина.
Вечно у меня что-то не так с удачей. Вроде бы и поймал её за хвост, да ещё там, где ждать ничего не приходилось. Но тут же — облом.
— Я ещё с ума не сошёл, — сказал я, осторожно отлепляя от себя руки девочки. Ощущение было странное — словно она позволила мне отцепить себя, а вовсе не уступила силе. — Извини, детка, но я с вами не полечу.
И тогда капитан Денис Огарин расхохотался:
— Лёшка… малыш… а ты всё-таки делаешь успехи! Я боялся, что ты согласишься.
Когда подъехала карантинная команда, Огарин отдал несколько коротких распоряжений, и мы ушли. Мальчик снова скрылся в корабле, девочка стала договариваться о похоронах отца.
— Будем встречать другие корабли? — спросил я.
Денис пожал плечами:
— Не знаю. Вряд ли это окажется столь занятно. «Палладин» был лидером гонки, когда он изменил курс и пошёл к вашей планете, за ним ринулись остальные. Они воспользуются случаем, чтобы заправиться и передохнуть — регата длится уже месяц. Кто-то, наверное, наплевал на отдых и продолжил гонку.
— А их теперь снимут с трассы?
— Этих милых деток? Да, вероятно. Законы Империи позволяют детям управлять космическими кораблями. Но присутствие взрослого на борту всё же обязательно. По совести говоря, я даже не имею права их отпускать, если они вздумают улететь вдвоём.
— Надо было сказать.
— Надо было. Но я боюсь неприятностей в последние дни службы.
— Каких неприятностей?
Денис покосился на меня:
— Лёшка, я не шутил, когда говорил о боевых возможностях девочки. Что, если у неё приказ продолжить гонку любой ценой? Она ведь не будет колебаться ни перед чем. Мы для неё — не люди. Знаешь, я предпочту немного поступиться принципами, но сохранить своих ребят… и вас тоже. Пусть улетают. И если найдут добровольца, что полетит с ними — противиться не буду.
От остановился, раскуривая гаснущую трубку. Тоже мне, космический волк…
— А вот что ты не согласился лететь с ними — меня радует.
— Спасибо, Денис, — мне вдруг стало тепло от его похвалы. — Ну я же не совсем дурак. Лететь в команде аутичного мальчика и психованной девочки… Далеко не улететь.
— Я не сомневаюсь в её способностях управлять яхтой, — ответил Денис. — Я сомневаюсь в её возможности существовать в замкнутом пространстве с чужими людьми. Брат, конечно, входит в её понятие «своих». А вот любой чужой человек… Лёшка, если бы ты полетел с ними, и за обедом слишком резко потянулся за ножом для масла — умер бы с вилкой в глазу.
Он хмыкнул:
— А на следующей планете тебя сгрузили бы в нейлоновом мешке, как жертву неосторожного обращения со столовыми приборами…
Я даже остановился — от страшной догадки перехватило дыхание.
— Ты… ты что, хочешь сказать… их отец?..
— Нет, — отрезал Денис. — Не хочу. «Дочери Кали» из повиновения не выходят. Своих она убивать не способна. Разве что конфликт приоритетов… нет…
Он постучал трубкой о телефон, вытрясая пепел. Буркнул:
— Что-то ты меня заморочил. Лёшка, в любом случае по факту смерти будет проведено дознание. Да и нет ведь тут никакой смерти! У Анастасиса — аТан! И не порти мне последние дни на вашей планете. Свалились тут эти яхты на голову… сейчас ещё штабную крысу чёрт принесёт…
— Слушаюсь, не портить настроения…
— Ты чего? А… да брось. Считай, что я тебя демобилизовал. Я ведь к яхте тебя тащил, чтобы ты выбор свой сделал. Честно говоря, и не подозревал, что всё так серьёзно, думал, что тебе выпал шанс убраться с планеты.
— Спасибо, Денис.
— Было бы за что. Домой пойдёшь? Или со мной пошатаешься? Мне надо ещё курьера встречать.
Я подумал.
— А помощь тебе нужна?
— Нет.
— Тогда — домой. Спать хочу.
— Удачи тебе, — помолчав, сказал Денис.
— Угу. Завтра можно подойти? Расскажешь что и как?
— Если это не будет государственной тайной первой степени, — ухмыльнулся Денис. — Давай, счастливо…
Легко сказать — пойду спать. Куда труднее прийти и уснуть — если до рассвета всего ничего, день вместил больше событий, чем иной год, а в пустом доме — тихо, мертвенно тихо…
Дом у меня самый обычный, деревянный, двухэтажный, в таком хорошо жить большой семье, а вот одному — тяжко. Весь верхний этаж пустует, а я живу на первом, в своей старой детской. Только кровать сюда перетащил нормальную, вот и все изменения.
Когда я понял, что зря глазами хлопаю, уже рассвело настолько, что стало всё видно. Подвешенная к лампе — давным-давно перегоревшей, кстати, не люблю верхний свет, модель имперского эсминца. Я её сам склеил, когда мне было лет десять, по чертежам из детского журнала «Имперский соколёнок». А вот картинка на стене — это рисовала мама. Рисовать она не умела совершенно, если у меня и были художественные способности, то никак не от неё. Все картины где-то наверху, на чердаке. Только эту я не стал снимать, хотя однажды из любопытства насчитал на ней семь только фактических неточностей. Ну не мог Император Грей в разгар Смутной Войны носить боевой костюм модели «Викинг», его ещё не придумали, и на фоне пылающего гнездовья Алкари его изображать смешно, он там не был, и уж никак не мог Император трогательно прижимать к груди свежевылупившегося птенца Алкари, спасённого из огня. Алкари — не цыплята, у них генетическая память, и даже самый мелкий птенец понимает, кто друг, а кто враг. Хватанул бы Императора клювом в открытый гермошлем, и всё, нет у человечества вождя… Ну и ещё, по мелочи, всякие неточности…
Всё здесь было знакомо, всё привычно, я с закрытыми глазами могу каждую мелочь найти, а в туалет ночью сходить не просыпаясь вообще, и книжку на стол швыряю не глядя, зная, что упадёт точнёхонько на единственное свободное место. У нас в общине считают, что так вот и надо жить — храня преемственность поколений, дух, народность и моральные ценности. Когда-то эту комнату занимал отец. Вон, в шкафу на полочке стоит пластиковая модель боевого робота. Это он собрал. А перед ним здесь жил дед. Подоконник сделан из доски, которую дедушка сам украсил выжиганием — там изображен огромный город, который будет стоять на месте нашего посёлка в будущем.
Цепочка. Преемственность. Помни дела своих предков, передай их своим потомкам. Главный наш завет.
Я тоже так думаю, конечно. Только не применительно к себе. Не хочу! Не хочу и всё! Вот только представлю… появятся у меня дети, старший сын будет жить в этой комнате, зная, что выжигание — от прадедушки, робот — от деда, модель эсминца — от папы… И когда он соорудит что-нибудь достойное духа семьи, так сразу этому найдётся своё место — на полочке, или на гвоздике.
Когда я понял, что точно не усну, то свесил ноги с кровати, рукой не глядя щелкнул по клавише кофеварки, и посидел немного с закрытыми глазами, слушая тихое бульканье кофе. Интересно… улетело уже с планеты семейство Эйко?
Конечно, хочется. Очень хочется такой шанс за хвост схватить. Выиграют они регату, или не выиграют, всё равно можно будет домой не возвращаться. Устроиться где-то работать, ведь обязательный имперский образовательный курс я закончил на отлично, может быть в армию пойти — рядовым, или техником в космопорт. Всё равно — здорово. Но не зря же Денис, который меня вечно ругает за нерешительность, этот отказ одобрил? Как вспомню глаза девочки… страшные у неё глаза. И не потому, что в них злость, или жажда убивать. Просто слишком легко они меняются — то внимательные, серьёзные, а то наивные и просительные. Не верь людям, у которых глаза так быстро меняются. Никогда не верь.
Кофеварка проиграла побудку, я протянул руку и взял чашку кофе. Втянул аромат. Не очень, конечно… есть где-то мешочек настоящего, терранского кофе, не нашему чета. Тетя Лиза и дядя Павел хоть и стараются, селекцией занимаются, специальные удобрения выписывают, а всё равно кофе не такой.
И откуда я знаю, что именно наш — не такой? Если разобраться, так наоборот, терранский должен неправильным казаться, его я пил раз десять в жизни, а наш — постоянно. Вот только всё равно — чувствую. Будто где-то в глубине, в клеточках, как у Алкари, сидит память и нашептывает «не так», «неправильно», «подделка»… Отец Виталий говорит, что это пережитки, что хоть Терра и родной мир человечества, но в колыбели вечно жить нельзя. Значит и небо должно быть нам родным, и земля, и безмозглые абори, и джунгли… и этот кофе.
Выхлебал я две чашки, забрался в душ, переоделся в чистое. Потом вдруг принялся за уборку, хоть обычно по пятницам наводил порядок, а сегодня только четверг. Наверное, хотелось что-то делать. Пол пропылесосил и протёр старый робот-черепашка, он барахлит, но если его запускать два раза подряд в режиме генеральной уборки, то становится вполне прилично. А я вытер пыль, особое внимание уделив дедушкиному подоконнику — в выжженные линии вечно набивался мусор, и город становился пыльным и ненастоящим, как макеты в нашем музее, потом протёр стекла — для окон тоже есть маленький робот, но его замаешься пересаживать со стекла на стекло, проще походить с тряпкой и аэрозолью.