Из дневника С. И. Солодова.
…С этого момента вам придётся верить мне на слово.
В глубине души я надеюсь на лучшее. Возможно, человечеству мои записи пойдут на пользу. Я делаю их по старинке, от руки, используя бумагу для ксерокса, с незапамятных времен завалявшуюся у меня в самом нижнем ящике стола. Кажется, я прихватил её лет тридцать назад в одном НИИ… название которого давно уже не вызывает ни малейшего отклика в душе практически любого из стариков от прикладной науки. Тогда эта бумага была ещё в дефиците. Сейчас бумага пожелтела и слегка обтрепалась по краям. Притащил я её совсем недавно из похода к «головному офису».
Вначале я с трудом выкарябывал слово за словом. Что поделаешь, многолетняя привычка к клавиатуре приносит свои печальные плоды. Шутка ли, долгие десятилетия нажимания кнопок! Тем более для человека, гордящегося ещё в студенчестве умением печатать десятью пальцами. Говорят, что из-за утрачивания письменных моторных навыков человеческий мозг теряет определённую гибкость. Печально, но такое вполне возможно. Вот сидит мужчина старше семидесяти лет, — и чуть ли не высунув от усердия язык, водит непослушной шариковой ручкой по бумаге. Он непроизвольно кряхтит и шепчет ругательства, когда рука выписывает совсем уж несуразные каракули.
Впрочем, мозг человека утратил много больше, чем просто привычку к письму… и теперь именно об этом я и пытаюсь сказать.
К тому времени, как я осилил краткий отчет о произошедшем, ручка перестала казаться мне корявым сучком, выворачивающимся из пальцев. Отчёт занимает ровно две странички и тоже написан от руки. Я запаковал его в пластиковую папку и положил в своём «кабинете» рядом с компьютером. Сверху уже образовался тонкий слой пыли.
Итак, сейчас, после долгой отлучки вновь почти вернулся мой почерк… и это странно, ведь я уже и забыл о том, что пишу вялое «р» и размашистое «к» с залихватским хвостиком. А буква «ш» отличается у меня от «м» только небрежной чёрточкой, а точнее, как сейчас говорят по-компьютерному, «подчёркиванием». Возможно, вернулась и гибкость мышления — ха-ха-ха!
А ведь многие считают, что по почерку легко угадывается характер человека. Чёрт возьми, вы только поглядите на этот перепуганный поток сознания, на эти полудетские каракули — вот уж пример почерка старика малограмотного и в чём-то подозрительного. Быть может, даже и ранее не пойманного маньяка! Буквы рассыпаны, как тараканы, опрысканные дихлофосом, — строчки безвольно загибаются, как хвост побитой собаки. Хорошо, хоть я пишу грамотно! Пусть всем сегодня и наплевать на это. Но на это не наплевать лично мне… а это уже кое-что.
Я пишу, стараясь не торопиться. Для меня это — самое непривычное в моей долгой жизни. Время у меня пока ещё есть. В отличие от сонма героев, спасающих мир в последнюю секунду, я твёрдо знаю — времени хватает. Пока. И вам придётся смириться с тем, что я вываливаю на вашу голову огромный ворох старческих воспоминаний — львиная доля из которых ничегошеньки не значит для вас… зато многое значит для меня. Однако всё чаще я думаю о том, что в моей жизни не было ничего такого, что, так или иначе, не направляло бы мои действия к случившемуся. Пусть я и не понимал этого, но я был крылатой ракетой, стремительно несущейся к цели, огибая малейшие изменения рельефа поверхности земли.
Читайте! Не спешите, не торопитесь! Берите пример с меня, нынешнего, почти спокойного, почти рассудительного, осмотрительного и взвешенного, держащего в расстёгнутой кобуре взведённый пистолет. Временами я достаю его, проверяя, легко ли он вынимается, проверяя, как быстро я могу поднести ствол к подбородку этой чёртовой артритной рукой. В последние дни я осторожен, аккуратен и нетороплив.
От этого можно уссаться от смеха или заплакать, но я всю жизнь был, есть и останусь растяпой. Не тряпка, конечно, но всё же. С другой стороны — директор НИИ, относящегося к Академии наук РФ, генерал-майор ФСБ с несколькими юбилейными орденами…
Об этом мне иногда напоминали друзья, родственники, чада и домочадцы. В минуты, так сказать, моих печалей и бед. Мол, чего тебе ещё надо? Жизнь удалась!
А ведь мог так и застрять где-нибудь в ведомственном институтике или пуще того, на производстве. Ау, ровесники! Мало ли мы видели советских фильмов об удачливых передовиках производства, каковых невинные интеллигентные девушки просто обожают… а они равнодушно напевают под гитару: «…вам налево, мне направо… вот и до сви-да-ни-я!.. Тири-дим-пим-пам-пам-па!..» А карьерист и выжига отрицательный герой, в импортных шмотках танцующий забугорные танцы и носящий имечко с душком (Эдуард, Арнольд и тому подобное), лишь злобствует и не выполняет производственный план, в глубине души чувствуя себя ничтожеством. В отличие от Главного Героя, счастливо корпящего по ночам на кухне над потрепанными чертежами, и жующего замусоленную папироску. Так вот, друзья мои — это всего лишь кино. В жизни всё происходит совсем-совсем иначе. Наоборот оно происходит, если уж честно. Если только не принимать во внимание производственный план.
В общем, поплакался. А хорошо плакаться, уткнувшись носом в суконное плечо издыхающего мира! Главное — не сильно растекаться мыслью. Иначе — я не исключаю такого поворота событий — набегут бесшабашные выжившие юзеры и с удовольствием плюнут в душу… да ещё и ногой разотрут, чтобы «по приколу». Так что, если вы всё-таки читаете это, то непременно в интернете возрождающейся Земли. Отключите комментарии! Постарайтесь войти в шкуру напуганного старика. И умоляю, безмозглые дети мои, на всякий случай всё же действуйте осторожнее! По примеру брадобрея Александра Македонского, то бишь, Искандера Двурогого, как его прозвали на Востоке. Древнегреческий цирюльник не мог больше терпеть распирающую его тайну о том, что великий Александр имеет рога на голове. Поэтому как-то ночью он выкопал ямку и пугливо прошептал заветную фразу: «Рога у нашего царя-то на башке, рога!» — и ямку эту тщательно зарыл.
Правда, кончилось всё печально. Вырос на месте ямки тростник, из него пастушок сделал дудочку, дудочка запела и… древний мир был оповещён. Так сказать, слив информации прошёл успешно, а СМИ древнего мира разнесли новость по всем лачугам. Брадобрея срочно ликвидировали. Это говорит о том, что если вы проболтались, вычислить вас при необходимости — плёвое дело.
Впрочем, сейчас мне уже всё равно. Я и пишу-то лишь затем, чтобы…
…напечатал я предыдущие две фразы и крепко задумался. Действительно, зачем? Сбросить с плеч содеянное мне всё равно не удастся, а прощения просить мне особо и не за что. Это всё равно, как Резерфорд бы начал перед смертью каяться за то, что он создал теорию радиоактивного распада. Мол, дети мои, простите меня за атомное оружие и прочие идиотские выдумки цивилизации. Бред несусветный! Не Эрнест Резерфорд, так другой. Как говаривала моя внучка: «Фигушки, дедуля! Прогресс не остановить!». Это, когда я ворчал на неё за бесконечное просиживание в сети, где многочисленные друзья и подружки дружными толпами носились в обличие эльфов, гномов и прочих гоблинов сказочных цивилизаций.
Иногда мне кажется, что это было не так уж и плохо. В конце концов, пусть уж лучше роятся в иллюзорном мире, решают выдуманные проблемы и с важностью кукольных персонажей обсуждают несуществующие трудности, размахивая призрачными мечами и дубинками. Наверное, дай возможность многим диктаторам удовлетворять свои замашки в иной реальности, мир стал бы намного спокойнее…
Во всяком случае, я так думаю. Теперь.
И стараюсь не думать о родных.
С чего же мне начать свою неторопливую (и всё-таки такую поспешную) исповедь?
Если по уму, обстоятельно, в самых лучших традициях русской изящной словесности, то, наверное, с родителей. От отца я получил темперамент и разносторонние способности, от матери — толику здравого смысла и несколько старомодное понятие долга. Вот, собственно и всё. Как говорится: «Зовите меня Измаил». Google в помощь, если он ещё жив. Всё, что вам действительно необходимо знать обо мне, так это то, что на самом деле меня зовут прозаически — Сергей, и что мне уже семьдесят с лишним лет.
Я действительно унаследовал от отца много талантов. В юности я успевал играть в футбол, баловаться стихами для своих многочисленных объектов влюблённости, неплохо учиться в толковом институте и глотать любую мало-мальски интересную литературу, какая только подворачивалась под руку.
Сейчас уже трудно представить, что почти полвека назад два студента-приятеля могли однажды после тренировки усвистать не куда-нибудь на вечеринку, а прямиком в городскую библиотеку, где дерзко потребовали выдать им в читальный зал Библию, «Мастера и Маргариту» и книгу «Жизнь Иисуса» старого доброго Ренана. Кажется, был какой-то спор… ну, а Булгакова-то прочитать хотелось уже давно.
Полная и добродушная тётка-библиотекарша окаменела. Холодные стекла очков стрельнули в нас алмазными лучиками.
— Зачем вам эти книги, мальчики? Вы откуда? Где вы учитесь? Или вы работаете?
— Учимся! — гордо ответили мы. — Второй курс МФТИ. Краснознамённого института, ордена Трудового и Красного… и ордена Ленина, — солидно, но путано добавил мой приятель Жорка, вытаскивая из нагрудного карманчика тенниски (рубашка такая была в моде) пропотевший студенческий билет.
— И зачем вам в техническом вузе Библия? И Булгаков зачем?
— Для самообразования, — сказал Жорка.
— Делаем доклад. Для семинара по марксистско-ленинской философии, — сказал я, с ужасом вспомнив, что на втором курсе проходят уже политэкономию. И торопливо добавил: — Для первокурсников.
— Значит так, — отчеканила ледяная глыба. — Принесите мне с кафедры общественных наук справку о литературе, вам необходимой. С подписью декана. Тогда и выдам. Есть у вас такая справка?
— На рояле дома оставил, — мгновенно надувшись, буркнул Жорка.
— Поймите, — предпринял я попытку обаять эту каменную бабу с ледяного кургана. — Советские учёные и инженеры должны быть разносторонне развитыми личностями. Как говорилось на последнем Пленуме ЦК КПСС…