производства дальнейших событий. Влияние,оказываемое событием, уникально и неповторимо. Сточки зрения американского конституционногоправа президентские выборы 1860 и 1956 гг.принадлежат к одному классу. Для истории ониявляются двумя разными событиями в потокесобытий. Если историк их сравнивает, он делаетэто с целью выявить существующие между нимиразличия, а не для того, чтобы открыть законы,управляющие любым случаем президентских выборовв Америке. Иногда люди формулируют определённыеэмпирические правила в отношении таких выборов,например: партия, находящаяся у власти,выигрывает, если экономика процветает. Этиправила являются попыткой понять поведениеизбирателей. Никто не приписывает имнеобходимости и аподиктическойдействительности, являющихся главным логическимпризнаком законов естественных наук. Каждыйотдаёт себе отчёт в том, что избиратели могутповести себя иначе.
Второй закон Карно не является результатомизучения Вселенной. Он представляет собойутверждение о явлениях, которые повторяютсяежедневно и ежечасно именно так, как описываетзакон. Из этого закона наука дедуцируетопределённые следствия, касающиеся будущегоВселенной. Это выведенное знание само по себе неявляется законом. Это применение закона. Этопредсказание будущих событий, сделанное наоснове закона, который описывает то, чтосчитается неизбежной необходимостью впоследовательности повторимых и повторяемыхсобытий.
Точно также принцип естественного отбораДарвина не является законом историческойэволюции. Он пытается объяснить биологическиеизменения действием биологического закона. Онинтерпретирует прошлое, а не предсказывает то,что случится. Несмотря на то, что можно считать,что принцип естественного отбора действуетвечно, недопустимо делать вывод, что человекнеизбежно должен развиться в сверхчеловека.Линия эволюционных изменений может вести втупик, за которым не происходит никакихдальнейших изменений, или к деградации кпредшествующим состояниям.
Из наблюдений исторических изменений нельзявывести никаких общих законов; программу«динамического» историзма можнореализовать только открыв, что действие одногоили нескольких праксиологических законов должнонеизбежно привести к возникновению определённыхусловий в будущем. Праксиология и её к настоящемумоменту самая разработанная отрасль,экономическая наука, никогда не заявляли, что имчто-либо известно об этом. Ввиду того, чтоисторизм отвергает праксиологию, он с самогоначала перекрывает себе возможность проведениятакого исследования.
Всё, что говорилось о неизбежно грядущихбудущих исторических событиях, проистекает изпророчеств, разработанных метафизическимиметодами философии истории. С помощью интуицииэти авторы угадывают планы перводвигателя, и всянеопределённость в отношении будущего исчезает.Автор Апокалипсиса [44], Гегель, и особенно Маркс,считали, что им точно известны законыисторического развития. Но не наука былаисточником их знания; это было откровениевнутреннего голоса.
Идеи историзма можно понять, если принять вовнимание, что они преследуют одну цель:опровергнуть всё, что установилирационалистическая социальная философия иэкономическая наука. Преследуя эту цель, многиеадепты историзма не пытаются избегать дажеполного абсурда. Так, утверждению экономистов осуществовании неизбежной редкости природныхфакторов, от которых зависит человеческоеблагополучие, они противопоставляютфантастическое утверждение о наличии изобилия идостатка. Причину нужды и нищеты они усматриваютв несовершенстве социальных институтов.
Когда экономист говорит о прогрессе, он смотритна обстоятельства с точки зрения действующихлюдей. В его концепции прогресса нет ничегометафизического. Подавляющее большинство людейхотят жить, и они желают быть здоровыми иизбегать болезней; они желают жить комфортно, ане существовать на грани голода. В глазахдействующих людей движение к этим целям означаетулучшение, обратное движение означает ухудшение.В этом заключается смысл применяемыхэкономистами терминов «прогресс» и«регресс». В этом смысле снижениемладенческой смертности и борьбу синфекционными заболеваниями они называютпрогрессом.
Вопрос не в том, делает ли этот прогресс людейсчастливыми Он делает их более счастливыми, чемони были бы в противном случае. Большинствоматерей чувствуют себя более счастливыми, еслиих дети выживают, и большинство людей чувствуютсебя более счастливыми, не болея туберкулёзом.Смотря на обстоятельство со своей личной точкизрения, Ницше высказывал опасения о «слишкоммного» [45]. Однако объекты его презрения думалииначе.
Исследуя средства, которые люди используют всвоих действиях, история, так же как иэкономическая наука, различает средства,подходящие для достижения преследуемых целей, исредства, не годящиеся для этого. В этом смыслепрогресс – это замена менее подходящих методовдействия более подходящими. Всё происходящееотносительно и должно оцениваться с точки зрениясвоей эпохи. Хотя ни один поборник историзма неосмелится настаивать на том, что изгнаниенечистой силы когда-либо было подходящимсредством лечения больных коров, тем не менеесторонники историзма менее осторожны приобращении с экономической наукой. Например, онизаявляют, что учение экономической науки опоследствиях контроля над ценами неприменимо кусловиям Средних веков. Исторические работыавторов, находящихся под влиянием идейисторизма, невнятны именно вследствие ихнеприятия экономической науки.
Подчёркивая, что они стремятся не судитьпрошлое по каким-либо предвзятым критериям,фактически, сторонники историзма пытаютсяоправдать экономическую политику «доброгостарого времени». Вместо того, чтобы подходитьк предмету своего исследования, вооружившисьлучшими интеллектуальными инструментами, ониполагаются на небылицы псевдоэкономистов. Онисуеверно считают, что декретирование иудерживание цен ниже уровня потенциальных цен,которые установились бы на свободном рынке,является подходящим средством создания лучшихусловий для покупателей. Они замалчиваютдокументальные свидетельства краха политикисправедливых цен и её последствий, которые, сточки зрения прибегавших к ней правителей, былиболее нежелательными, чем предшествовавшеесостояние дел, которое они намеревалисьизменить.
Один из упрёков, предъявляемых приверженцамиисторизма экономистам, состоит в якобыотсутствии у последних исторического чувства.Они утверждают, что экономисты считают, чтоматериальные условия жизни более ранних эпохможно было бы улучшить, если бы люди были знакомыс теориями современной экономической науки.Действительно, нет никаких сомнений, чтоположение дел в Римской империи было бысущественно иным, если бы императоры незанимались порчей денег и не приняли бы навооружение политику ценовых потолков. Не менееочевидно и то, что массовая нищета в Азии былавызвана тем, что деспотичные правительствапресекали в зародыше все попытки накопитькапитал. Азиаты, в отличие от западноевропейцев,не выработали правовую и конституционнуюсистему, предоставлявшую возможностькрупномасштабного накопления капитала. А народ,движимый старым заблуждением, что богатстводеловых людей является причиной нищетыостального народа, рукоплескал всякий раз, когдаправители конфисковывали имущество удачливыхкупцов.
Экономисты всегда отдавали себе отчёт в том,что эволюция идей – медленный, требующий многовремени процесс. История знания – это описаниепоследовательных шагов, совершаемых людьми,каждый из которых что-то добавляет к мыслям егопредшественников. Не удивительно, что Демокритиз Абдер не разработал квантовую теорию или чтогеометрия Пифагора и Евклида отличается отгеометрии Гильберта. Никто никогда непредполагал, что современники Перикла могли бысоздать философию свободной торговли Юма, АдамаСмита и Рикардо и превратить Афины в центркапитализма.
Нет необходимости анализировать мнение многихпредставителей историзма, считающих, что душенекоторых народов практика капитализмапредставляется столь омерзительной, что ониникогда её не воспримут. Если такие народысуществуют, то они навсегда останутся бедными.Иной дороги к процветанию и свободе несуществует. Может ли кто-нибудь из сторонниковисторизма опровергнуть эту истину на основанииисторического опыта?
Из исторического опыта невозможно вывестиникаких общих правил относительно последствийразличных способов действия и конкретныхобщественных институтов. В этом смысле веренизвестный афоризм о том, что изучение историиучит только одному: а именно что история ничемуне учит. Поэтому мы можем согласиться с адептамиисторизма в том, чтобы не обращать особоговнимания на тот неоспоримый факт, что ни одиннарод не поднялся до сколько-нибудьудовлетворительного уровня благосостояния ицивилизации без института частной собственностина средства производства. Не история, аэкономическая наука вносит ясность в наши мыслио влиянии прав собственности. Однако мы должныкатегорически отвергнуть рассуждение, оченьпопулярное среди многих авторов XIX в.: тот факт,что институт частной собственности якобы былнеизвестен людям на первобытной ступеницивилизации якобы является веским аргументом впользу социализма. Начав как предвестникибудущего общества, которое уничтожит всёсоциальное зло и превратит землю в рай, многиесоциалисты, например, Энгельс, фактически сталиадвокатами якобы блаженных условий мифическогозолотого века далёкого прошлого.
Адептам историзма никогда не приходило на ум,что за любое достижение человек должен платитьсвою цену. Люди платят только в том случае, еслисчитают, что выгоды от получаемой вещиперевешивают потери от жертвования чем-тодругим. Трактуя этот вопрос, представителиисторизма питаются иллюзиями романтическойпоэзии. Они проливают слёзы по поводу уродованияприроды цивилизацией. Как прекрасны былинетронутые девственные леса, водопады, пустынныеберега до того, как жадность алчных людейиспортила их красоту! Эти романтики от историзмаобходят молчанием то, что леса вырубались для