ограниченной аудитории, а для всех образованныхлюдей, шансы, что английский язык будет заменёнгэльским, незначительны. Никакаяностальгическая сентиментальность не можетизменить этих обстоятельств.
Следует отметить, что лингвистическиеустремления ирландских националистов опиралисьна одну из самых распространённых политическихдоктрин XIX в. Принцип национализма, разделявшийсявсеми народами Европы, постулирует, что каждаялингвистическая группа должна образовыватьнезависимое государство, и это государстводолжно охватывать всех людей, говорящих на одномязыке <Mises L. Omnipotent Government. – New Haven: YaleUniversity Press, 1944. P. 84–9>. С точки зрения этогопринципа англоговорящая Ирландия должнапринадлежать Соединённому КоролевствуВеликобритании и Ирландии, а простоесуществование Ирландского СвободногоГосударства выглядит незаконным. Престиж,которым принцип национализма пользовался вЕвропе, был столь огромен, что многие народы,желавшие образовать собственное государство.пытались изменить свой язык, чтобы оправдатьсвои претензии на независимость. Это объясняетпозицию ирландских националистов, но не никак невлияет на то, что было сказано о последствиях ихлингвистических планов.
Язык – это не просто совокупность фонетическихзнаков. Это инструмент мышления и деятельности.Его словарь и грамматика приспособлены к складуума индивидов, которым он служит. Живой язык– накотором разговаривают, пишут и читают живые люди– непрерывно изменяется в соответствии сизменениями, происходящими в умах тех, кто импользуется. Язык, вышедший из употребления,является мёртвым, потому что больше неизменяется. Он отражает склад ума давноисчезнувшего народа. Он бесполезен для людейдругой эпохи, вне зависимости от того, являютсяли они биологическими потомками тех, кто имкогда-то пользовался, или просто считают себя ихпотомками. Проблема не в терминах, обозначающихосязаемые вещи. Их можно дополнить неологизмами.Неразрешимой проблемой являются абстрактныетермины. Будучи продуктом идеологических споровлюдей, их идей, касающихся проблем чистого знанияи религии, правовых институтов, политическойорганизации и экономической деятельности, этитермины отражают превратности их истории.Узнавая их смысл, подрастающее поколениепогружается в интеллектуальную среду, в которойему придётся жить и работать. Смысл словнаходится в постоянном течении, реагируя наизменения в идеях и обстоятельствах.
Тот, кто хочет воскресить мёртвый язык, всущности, должен из его фонетических элементовсоздать новый язык, словарь и синтаксис которогобудет приспособлен к условиям нынешней эпохи,полностью отличной от условий далёкого прошлого.Язык предков бесполезен для современныхирландцев. Законы современной Ирландии нельзянаписать с помощью старого словаря; Шоу, Джойс иЙейтс не смогли бы использовать его в своихпьесах, романах и стихах. Никто не в силах стеретьисторию и вернуться в прошлое.
С другой стороны, кроме попыток воскреситьмёртвые языки, составляются планы поднятьместные диалекты до уровня языка литературы идругих проявлений мышления и деятельности. Когдасвязь между разными частями территории страныбыла непостоянной вследствие недостаточнойразвитости межрегионального разделения труда ипримитивности транспортной инфраструктуры,существовала тенденция разрушениялингвистического единства. В данной местностиразвивались различные диалекты языка, на которомразговаривали люди, её населявшие. Иногда этидиалекты развивались в литературный язык, какэто было с голландским языком. В других случаяхтолько один диалект становился литературнымязыком, а остальные оставались говором,используемым в повседневной жизни, но неиспользуемым в школах, судах, книгах и вразговоре образованных людей. Так, например,случилось в Германии, где работы Лютера ипротестантских теологов поставили диалект«саксонской канцелярии» в преимущественноеположение, а остальные диалекты низвели довторостепенных.
Под влиянием историзма появились движения,стремящиеся обратить этот процесс вспять, путёмпридания диалектам статуса литературных языков.Самой заметной из этих тенденций являетсяфелибриж, проект восстановления господствапровансальского языка, которое он когда-то имелкак Langue d'Oc <провансальский язык (фр.). –Прим. перев.>. Фелибры [49], возглавляемыепоэтом Мистралем, были достаточно разумны, чтобыне планировать полную замену французского языкасвоим диалектом. Однако даже перспективы ихболее скромных амбиций – создать новуюпровансальскую поэзию – выглядят безнадёжными.Невозможно представить ни одного современногофранцузского шедевра, сочинённого напровансальском языке.
Местные диалекты различных языковиспользуются в романах и пьесах, описывающихжизнь необразованных слоёв населения. Часто втаких произведениях изначально присутствуетнеискренность. Автор снисходительно спускаетсяна уровень людей, ментальность которых онникогда не разделял или давно перерос. Онпоступает как взрослый, который снисходительнопишет детские книжки. Ни одно современноелитературное произведение не может уйти отвлияния идеологий нашей эпохи. Если автор прошёлшколу этих идеологий, то он не сможет успешнозамаскироваться под простого человека ивоспринять его речь и взгляды на жизнь.
История – процесс необратимый.
История человечества представляет собойпрогрессирующее углубление разделения труда.Животные живут в условиях полной автаркиикаждого индивида или каждой квазисемьи.Человеческое сотрудничество становитсявозможным благодаря тому, что работа,выполняемая в условиях разделения труда, болеепроизводительна, чем изолированные усилияавтаркичных индивидов, и что разум человекаспособен постичь эту истину. Если бы не эти двафакта, то люди так навсегда и остались быодинокими собирателями еды, принуждаемыминеизбежными законами природы к немилосердной ибезжалостной борьбе друг с другом. В мире, гдекаждый видел в других людях соперников вбиологической конкуренции за строгоограниченный запас пищи, не сложились бы никакиеобщественные связи, не развились бы симпатии,доброжелательность и дружба, не возниклоцивилизации.
Одним из величайших достижений социальнойфилософии XVIII в. стало раскрытие роли, которую вистории сыграл принцип более высокойпроизводительности вследствие разделения труда.Именно против этих учений Смита и Рикардо былинаправлены самые яростные нападки адептовисторизма.
Действие принципов разделения труда и егоследствие – сотрудничество – в конечном итогеимеет тенденцию к созданию системы производства,охватывающей весь мир. В той мере, в какойгеографическое распределение естественныхресурсов не ограничивает тенденции кспециализации и интеграции обрабатывающихотраслей, свободный рынок стремится развиватьзаводы, оперирующие в сравнительно узкихобластях специализированного производства, нообслуживающих всё население земного шара. Сточки зрения людей, предпочитающих большееколичество товаров более высокого качества посравнению с меньшим количеством более плохихтоваров, идеальная система состояла бы внаивысшей концентрации каждого видапроизводства. Тот же самый принцип, которыйвызвал появление таких специалистов как кузнецы,плотники, портные, пекари, а также врачи, учителя,художники и писатели, в конце концов привёл бы кпоявлению одной фабрики, обеспечивающей однимизделием всю ойкумену. Несмотря на то, чтоупомянутый географический факторпротиводействует полной реализации этойтенденции, международное разделение труда всё жевозникло и будет углубляться до тех пор, пока недостигнет границ, установленных географией,геологией и климатом.
Каждый шаг по пути углубления разделения трудав краткосрочной перспективе ущемляет личныеинтересы некоторых людей. Экспансия болееэффективных заводов ущемляет интересы менееэффективных конкурентов, которых они вынуждаютуходить с рынка. Технологические нововведенияущемляют интересы рабочих, которые больше немогут зарабатывать на жизнь, цепляясь заотвергнутые устаревшие методы производства. Накраткосрочных имущественных интересах мелкихпредприятий и неэффективных рабочихнеблагоприятно отражается любое новшество. Этоне является новым явлением. Также не ново, что те,кому причинён вред экономическимиусовершенствованиями, требуют привилегий,которые защитили бы их от более эффективныхконкурентов. История человечества представляетсобой длинную летопись препятствий, возводимыхна пути более эффективных людей, ради получениявыгоды менее эффективными.
Настойчивые попытки остановить экономическиеусовершенствования обычно объясняют ссылками на«интересы». Это объяснение весьманеудовлетворительно. Оставляя в стороне тотфакт, что нововведение ущемляет толькократкосрочные интересы некоторых людей, мыдолжны подчеркнуть, что, ущемляя интересынезначительного меньшинства, оно выгодноподавляющему большинству. Хлебозавод,безусловно, причиняет вред мелким пекарням. Но онпричиняет им вред только потому, что улучшаетусловия жизни всех людей, потребляющих хлеб.Импорт иностранного сахара и часов вредитинтересам незначительного меньшинстваамериканцев. Но это благо для тех, кто хочет естьсахар и покупать часы. Вопрос стоит так: почемуновшества непопулярны, хотя они приносят пользуогромному большинству людей?
Привилегия, предоставленная определённойотрасли в краткосрочной перспективе, выгоднатолько тем, кому в данный момент случилось в нейработать. Однако до определённой степени онапричиняет вред всем остальным людям. Если каждыйимеет какую-либо привилегию, в роли потребителяон теряет столько же, сколько выигрывает вкачестве производителя. Более того, все несутпотери в результате того, что во всех отрасляхвнутреннего производства из-за этих привилегийпроизводительность снижается <см. выше. Гл.2, раздел 3 и далее>. В той мере, насколькоэффективно американское законодательствосдерживает большой бизнес, потери несут все,поскольку продукция производится с болеевысокими издержками на заводах, которые были бы