- Дорогие телезрители, в зале весьма неожиданно для нас оказался самый юный орденоносец Советского Союза Никита Калашников. Наша страна уже отметила Никиту двумя орденами Красной Звезды, и орденом Красного Знамени. Ещё мы знаем о выдвижении Никиты на весьма почётную Премию Академии Художеств, ну и то, что он приглашён сегодня на награждение тоже говорит нам о многом. Скажите, Никита, как вы всё успеваете?
- Рано встаю, много занимаюсь. – Никита улыбнулся. – Я вообще стараюсь не лениться. Вот будет мне лет восемьдесят, тогда посмотрим. А пока, мир слишком огромен, чтобы просто лежать на диване.
- А за что вас будут награждать сегодня?
- Понятия не имею. – Никита развёл руками. – Но скажут же когда объявлять будут? Вот заодно и узнаем.
Телевидение в СССР находилось далеко от стандартов «просвещённого мира» и никто и не думал задавать вопросы про половую жизнь, и другие «скользкие» темы. Поэтому как ни хотелось телеведущей подольше оставить в кадре статного юношу, но им пришлось искать следующую жертву.
Через полчаса, награждение началось, и шло вразнобой. Капитану пограничнику дали Золотую Звезду за «мужество и героизм проявленные при отражении агрессии с сопредельного государства», пилот аэрофлота получил Красную Звезду, за то, что застрелил угонщиков, про это Никита читал в Правде. По одному вставали и выходили к трибуне граждане огромной страны, проявившие себя в труде, обороне и науке. Никиту почему-то вызвали последним.
- За мужество и героизм проявленные при выполнении специального задания, и спасение людей, Звание героя Советского Союза присваивается Калашникову Никите Анатольевичу.
Под гром аплодисментов, Никита вышел к трибуне, и Косыгин, прикрепил к пиджаку Золотую Звезду и Орден Ленина.
- Спасибо, Никита Анатольевич. – Косыгин энергично пожал руку Никите, и услышав гул со стороны зала обернулся. Все сидевшие в креслах, вставали аплодируя.
- Служу Советскому Союзу. – Никита ответил на рукопожатие, повернувшись к залу, кивнул. – Спасибо товарищи.
На банкете Никита пробыл недолго. Посидел около часа, и собрался уезжать, когда его перехватил молодой мужчина в строгом костюме, и комсомольским значком на груди.
- Товарищ Калашников, - Он широко улыбнулся. – Второй секретарь Московского городского комитета комсомола Иванников. Хотел бы поговорить с вами.
Никита развёл руками.
- Говорите.
- А почему вы постоянно избегаете общественной нагрузки? Комсорг школы на вас жалуется, секретарь районной организации, тоже имеет к вам претензии. Так нельзя товарищ. – Иванников строго посмотрел на Никиту.
- Понимаете, товарищ второй секретарь. – Никита вздохнул. - Если я буду вынужден выбирать между боевой подготовкой и комсомольскими делами, я конечно же выберу первое. Как минимум потому, что это и есть моя комсомольская работа. Защищать страну. А говорильней у нас есть кому заниматься. У вас сколько комсомольских секретарей на зарплате? Вот они пусть и занимаются всей этой деятельностью. Воспитывают кого надо, дрессируют кого воспитывать поздно… Вот вы лично во сколько встаёте?
- А какое это имеет значение? – Возмутился комсомольский активист.
- А я в шесть утра, чтобы уже, в шесть десять, выбежать из дома на тренировку, и заниматься час, после чего, завтрак, и я еду в часть, где опять-таки занимаюсь делом порученным мне страной, и так минимум до шести вечера, а иногда и до девяти и круглосуточно. И давайте уже пусть каждый занимается своим делом. Я – войной, вы – воспитанием. Вам нужен яркий пример? Так у нас полно в Московских академиях молодых офицеров. Поговорите с их руководством, с ними самими, выберете людей, и пусть они так сказать мелькнут перед подростками. А мне-то ведь и рассказать нечего. Про что не вспомнишь, везде либо «секретно», либо «совершенно секретно», либо «государственной важности». А в линейных частях с этим как-то попроще. Вы поймите меня правильно. Вам ведь нужна воспитательная работа, а не разовое появление какого-то мутного парня из Комитета, с орденами на груди. А работу от кампанейщины отличает прежде всего системность. И вот этой системности со мной не будет, хоть застрелись. Мне просто не хватит времени. А ещё я рекомендую вам обратить внимание на парней что лечатся в нашем госпитале Бурденко. Там тоже полно героев, и вот им-то и не хватает внимания. Ну и последнее предложение. Вы же собираете в летние военные лагеря пионеров и комсомольцев? Так сделайте им какие-никакие имитаторы стрельбы в корпусах АК, да учите военному делу настоящим образом, а не вот это всё, типа речёвок, и строевой подготовки. Не ходят сейчас в атаку ни ротами, ни батальонами. И плутонгами не стреляют. Тихо, чинно-благородно просочились, перерезали боевое охранение, вошли в огневой контакт или вызвали артподдержку. В общем строевая - это самое последнее, что пригодится современному солдату. Или, например, ДОСААФ учит парней всяким военным специальностям. И что? Они сейчас призываются на общих основаниях, а ведь это готовые специалисты. Зачем их парить в учебных полках лишние полгода? Сколько ресурсов тратится зря? Пусть сразу уходят в подразделения младшими сержантами. Уверен, у комсомольской организации достаточно авторитета чтобы пробить это дело.
Загрузив комсомольского вожака, Никита двинулся к гардеробу, но вновь был перехвачен хорошенькой девицей, бежавшей во главе маленького каравана из телеоператора, и пары мужчин с чемоданами аппаратуры.
- Товарищ Калашников! – Запыхавшаяся девушка, едва успела затормозить, и упала бы, но устояла поддержанная твёрдой рукой. – Еле догнала. – Пожаловалась она, и выпрямившись посмотрела на Никиту. – Вы же не откажетесь дать нам более развёрнутое интервью?
- Мне для начала нужно согласовать с руководством сам факт интервью, затем они же подпишут список вопросов, и выделят человека который просмотрит итоговый видеоматериал. – Никита развёл руками. – Я же не вольный стрелок, а часть большой системы, и не могу просто так, раздавать интервью.
- Ну а если? – Девица призывно изогнулась, на что Никита только усмехнулся.
- Знаете, если вам так хочется присесть лет на пять, то помешать я конечно не могу, но с вами одним делом не пойду. Кстати, обвинение за разглашение тайны, может плавно перейти в шпионаж, а там совсем другие расценки. Большой удачей посчитаете пятёрку в Мордовии. - Никита коротко кивнул, и поклонился. – Честь имею.
Он уже протягивал номерок гардеробшику, как его остановили в третий раз.
- Викентий Сергеевич? – Никита знал порученца Косыгина, поэтому был несколько удивлён его появлением.
- Никита Анатольевич. – Порученец, коротко поклонился. – Алексей Николаевич, попросил вас задержаться, и присоединится к нему. – И обратившись к гардеробщице. – Одежду доставьте в двадцать восьмой зал.
- Сделаем. – мужчина кивнул, и судя по движению руки, нажал кнопку вызова.
- Не беспокойтесь, Никита Анатольевич, вашу одежду принесут наши работники. – Дубинин сделал приглашающий жест и пошёл рядом показывая дорогу. – А я признаться вас с трудом нашёл.
- Да сначала отвлёк второй секретарь московского горкома комсомола, а после дама одна с телевидения.
- Не ругались?
- Зачем? – Никита пожал плечами. – Товарищу из горкома объяснил, что у него есть варианты не хуже, чем я, а даже лучше, а даме с телевидения просто отказал, объяснив, что согласовывать интервью она должна с руководством.
- Редкое здравомыслие. – Прокомментировал референт.
- А зачем тогда нужен мозг если им не пользоваться?
- Ну, подавляющему большинству достаточно спинного, а голова, так, чтобы в неё есть.
- Вы как-то очень добры к людям, Викентий Сергеевич. – Никита негромко рассмеялся. – Полагаю большинству человечества хватит и костного мозга.
- А вы, похоже людей-то не любите. – Порученец Косыгина шутливо погрозил Никите пальцем.
- Как бы в целом – нет. – Никита покачал головой. – Как-то странно любить то, о чем не имеешь ни малейшего понятия. Уверен, что человечество в целом ко мне тоже равнодушно.
Референт кивнул, проходя мимо парней, стоявших на проходе, распахнул двери, и ввёл Никиту в зал, где за небольшим столом сидел Агуреев, Косыгин, маршал Захаров, генерал-полковник Игнатов и ещё пара незнакомых Никите мужчин.
- Проходи, садись. Дмитрий Ильич Игнатов, на правах начальника, пригласил Никиту к столу. – Спиртное не предлагаю, но вот, повара расстарались и сделали для тебя лимонад. – Председатель КГБ налил из кувшина в высокий стакан ярко-оранжевой жидкости.
- Собственно этот праздник, весь для тебя. – Косыгин поднял рюмку с коньяком салютуя. – У нас тут целая битва случилась на Совете Обороны. Все силовые министры стояли за награждение тебя званием героя, а прочие, что-то там рассказывали, что ничего мол такого, и заткнулись только тогда, когда маршал Захаров потребовал, чтобы все противники для начала совершили стратосферный прыжок. – Председатель Верховного Совета усмехнулся. – Но министра культуры нужно менять. – Он покачал головой. – Как он разорялся что выставку в цирке на Цветном бульваре провели без его визы, хотя кроме согласия директора цирка никаких разрешений не нужно. Он ещё и на Никулина наехал… придурок. А Юрий Владимирович конечно человек выдержанный, но тут и он вспылил.
- Да, ладно. – Захаров усмехнулся. – Давайте за нашего парня выпьем. Чётко, конкретно, пошёл и вытащил всех. Да ещё и дорогу нашим расчистил. А если туда заселятся парни Ахмад Шаха Масуда, их уже не выковырять.
Мужчины подняли рюмки, выпили и стали закусывать.
- Теперь по Золотой Звезде. – Министр обороны бросил острый взгляд на Никиту. – На футболке конечно носить не нужно, как и на свитере, но на выходном пиджаке – обязательно. И это не обсуждается. Кроме того, на повседневной форме, в которой ты находишься в части, также. Орденские колодки, и звезда. Это правило и не нужно его нарушать. А то вон, когда гулял с нашими актёрами, так вовсе планки не носил.
- Да пугать не хотел, товарищ маршал. – Никита с удовольствием отпил ещё лимонада и поставил стакан на стол. – Сами же знаете. Актёры такие нервные. – Он улыбнулся. – Так-то ношу, хотя порой неловко перед ветеранами. Иногда читаю за что их награждали, и просто оторопь берёт. Тот в одиночку порубал полвзвода фашистов топором, а этот с отделением удерживал плацдарм…