– Отлично. Вижу, что Шурочка поработала на все сто.
- Да, Александра сделала всё превосходно! – Никита кивнул. – А я к вам с небольшим «спасибо», за участие в моей судьбе. – Он раскатал лист ватмана не успевший согнуться, и на директора глянул Олег Геннадьевич, чем-то похожий на крёстного отца в исполнении Марлона Брандо.
Кульчинский сидел в кресле, с тростью на коленях, закинув ногу за ногу, пристально глядя вперёд, и едва заметно улыбаясь, словно знал о смотрящем на картину что-то такое, что не знает никто.
- Ну, ты дал, гари. – Директор с удовольствием смотрел на портрет. – Я конечно понимаю, что ты рисовал это сам, но чёрт… Парень ты же просто гений! – Он поднял голову, и кулаком стукнул в стену. – Клава, зайди!
Через минуту в кабинет вошла Клавдия Вадимовна – товаровед и заместитель директора, одетая в лёгкое платье, и белый халат поверх, и словно загипнотизированная уставилась на портрет.
- Ой, Олежек, простите, Олег Геннадьевич, вы тут такой красивый! Это же ты рисовал? – Женщина повернулась к Никите.
- Да, Клавдия Вадимовна. – Подросток кивнул. – И вас нарисую.
- Это, ж сколько денег стоит?
- Для вас, Клавдия Вадимовна, нисколько. – Никита покачал головой. – Брать с друзей деньги за такое совсем нехорошо.
- Правильно говоришь. – Директор гастронома кивнул, и поднял трубку. – Зато я знаю того, кто заплатит хорошо. – Он снова уткнулся в свою записную книжку, и набрал номер.
- Катенька? Да, Кульчинский беспокоит. Там Вадим Анатольевич не освободился? Хорошо, спасибо. – И практически без паузы: - Вадим Анатольевич, я тут совершенно случайно, вспомнил разговор с вами на юбилее Главторга. Так вот. Представьте себе, у меня есть что вам показать. В три в Арагви? Конечно буду, но я не один. Хочу вам представить одно юное дарование.
Олег Геннадьевич аккуратно опустил трубку, на аппарат, и внимательно прошёлся взглядом по Никите.
- Так. Одет вроде нормально. Часа полтора у тебя есть, пойди пока домой, а я за тобой заеду.
- А давайте я пока нарисую Клавдию Вадимовну? – Он обернулся на женщину, стоявшую сбоку от стола. – Найдётся лист бумаги и ручка?
- Всё найдется дорогой. – Клавдия тут же подхватила Никиту под руку, завела к себе в кабинет, и вытащила из-за шкафа, пачку ещё не распакованных плакатов, напечатанных на отличной веленевой бумаге. – Вот тебе, про передовиков Советской торговли. – Женщина усмехнулась, переворачивая плакат белой стороной.
[1] Волга, Чайка, марки дорогих советских машин.
Глава 3
Сегодня всё прогрессивное рабочее движение празднует день рождения Михаила Андреевича Суслова – видного деятеля рабочего движения и четвёртого интернационала, отдавшего свою жизнь без остатка марксизму.
Убитый по лживому доносу в СССР, Михаил Суслов, до последней минуты оставался верным марксистом, и борцом за дело рабочего класса и Народно – Трудового Союза.
Герой умер, но его дело – Четвёртый Интернационал живёт и борется за правое дело!
Журнал Посев, июль 1978 года. Из редакционной статьи.
Валентин Егорович Сабуров, руководил Мосглавторгом уже десять лет, и давно присматривался к должности заместителя министра торговли. Образование – Академия Народного Хозяйства имени Плеханова, и опыт, вполне позволяли. Поэтому, в быту, он вёл себя скромно, излишеств не позволял, и несмотря на существенные доходы, барством не страдал. Но купеческая душа, хотела именно этого. Чтобы с цыганами, рюмкой беленькой на подносе, и шальными девками на столе.
А вместо этого, он одевался в приличном, но крайне консервативном кооперативе Ицхака Розенберга, и ездил на серой Волге. Единственной роскошью, позволяемой себе, оставались обеды в лучшем ресторане города, и блюда на столе совсем не из меню. Например, паровые стерлядки, пойманные под Астраханью, артелью «Простор», и доставленные в Москву на специальном самолёте. Или вот вкуснейший салат из дальневосточных крабов и строганина из сибирского лося.
Маленький клуб гурманов, объединял круг из пары десятков человек, друг друга знавших, и от того более тесном. Каждый из них, как-то способствовал клубу, добывая на просторах СССР и мира различные деликатесы, доставляя их на кухню Арагви, или сразу к столу. Все вместе они собирались крайне редко, и только для самых важных поводов, как например кончина председателя клуба, генерал-полковника Саблина.
И вот этот скромный шик, и оставался пока пределом для него, истосковавшегося по шумным гулянкам. Конечно имелись и тихие дачи, с любвеобильными хозяйками, и генеральские охоты, но хотелось не втихаря, а именно шумно, с пробками в потолок, и цыганским хором.
По совету кого-то из друзей, он пригласил к себе модного художника, и тот за вполне серьёзные деньги – десять тысяч, сделал парадный портрет для гостиной.
Портрет вышел красивым, богатым, но… скучным. На холсте он одетый в серый костюм, стоял опираясь на невысокую колонну, на фоне драпировок из тканей. Да, вполне в духе социалистического реализма, но так уныло, что сводило зубы.
О чём он и пожаловался старому знакомому, директору образцово-показательного универмага не сходившего с доски почёта Мосторга вот уже пять лет. И вот теперь этот знакомый сам напомнил о том разговоре, наверняка имея в виду решение вопроса.
Без одной минуты три, в зал вошёл Кульчинский, ведя с собой совсем молодого, хорошо одетого парнишку лет четырнадцати, и неся под мышкой бумажный рулон.
Мужчины тепло поздоровались, и после пары вступительных фраз, директор гастронома развернул рулон, и на Сабурова остро глянул с портрета настоящий теневой хозяин района, с едва уловимой улыбкой на губах.
- Это… ты рисовал? – Сказать, что директор торга удивился, значило не сказать ничего. Он поражённо вглядывался в двухцветный карандашный портрет, отыскивая разные мелкие детали, как например напряжённые пальцы правой руки, лежавшие на навершие трости сделанной в виде головы грифа.
- А б а л д е т ь! – Подвёл итог Валентин Егорович, свернул портрет и отдал Кульчинскому. – Сколько берёшь за работу?
- Пока ничего не взял. – Подросток улыбнулся. - Олег Геннадьевич, мне уже стольким помог, что я, наверное, ещё должен остался.
«Умный парень. Цену себе не набивает.» - подумал Сабуров.
- А сколько времени тебе нужно на такой портрет?
- Час – два. – Никита снова улыбнулся. – Но у меня с собой ни бумаги, ни карандашей.
- О, господи. – Мужчины рассмеялись. – Да этого добра в любой конторе хоть лопатой грузи. – Директор торга хлопнул ладонью по столу. – Так. Мальчишку я у тебя забираю, а тебе рекомендую здесь поужинать. – И жестом подозвал официанта. – Сергуня, предложи моему гостю, наше особое меню. Счёт запиши на меня.
- Будет сделано Валентин Егорович. - Мужчина в строгих чётных брюках, белой рубашке и длиннополом пиджаке, поклонился.
Двадцать четвёртая Волга, Сабурова стояла прямо у входа в ресторан, и стоило им сесть и закрыть двери как машина плавно тронулась, рыча мощным, совсем не серийным двигателем.
- Куда сейчас, Валентин Егорович? – спросил водитель.
- Давай в магазин. Где там продают ватман, карандаши всякие, что там ещё надо.
- Это, наверное, нужно в универмаг культторга. – Предположил шофёр. – На Остоженке который.
- Вези. – Скомандовал директор торга и повернулся к Никите. – Ну а теперь расскажи о себе. Кто папа, кто мама, как сам?
- Да нечего рассказывать. Папа – военный лётчик погиб в бою. Сбил троих, а четвёртый сбил его. Мама погибла от травм после наезда грузовика. Меня вот только успела родить, и там же ушла. А я рос дебилом до четырнадцати лет, и вот, как-то то ли ударился, то ли ещё что случилось, но словно проснулся. Инвалидность сняли, и даже в нормальную школу устроился. А рисовать и не пробовал до сегодняшнего дня. А тут как-то вдруг понадобилось, и всё пошло.
- Н-да… Сабуров покачал головой. – Жизнь удивительнее любой сказки. Расскажешь кому – не поверят.
Купив всё что выбрал Никита, они поехали в здание Главторга на Пятницкой, и когда хозяин привёл его в свой кабинет обвёл рукой помещение.
- Устраивайся где тебе удобнее.
- Да я вот в уголке присяду. – Никита положил на кресло ватман и коробку с карандашами, стал накалывать лист на подрамник. – Вы на меня внимания не обращайте Валентин Егорович. Занимайтесь своими делами, а я тут потихоньку поработаю.
И в самом деле, отрешившись от всего внешнего, парень стал быстрыми едва заметными штрихами размечать лист. Цветными карандашами он ещё не работал, но почему-то был уверен, что всё получится.
Через полчаса, Сабуров уже не замечал юного художника что-то там рисовавшего на листе бумаги, и влился в рабочий процесс. Кого-то распекал, кото-то хвалил, просматривал документы и вообще руководил крупнейшим торговым объединением Москвы и области, управлявшим промторгом, пищеторгом, стройторгом, культторгом и сетью магазинов Детский Мир. Товары для продажи поступали из тысяч мест всей страны и зарубежья, и труднее всего было соблюдать баланс между вещами дорогими, и доступными, но качественными для всех, включая самые малообеспеченные слои. За этим строго следила Партия и местные Советы, способные испортить жизнь чиновнику любого уровня. Конечно присутствовали и неучтённые партии разных товаров, произведённые без уплаты налогов, но совсем немного. Смысла в этом особо не имелось, разве что в самом начале деятельности, когда денег совсем нет.
Посетители кабинета начальника даже не все замечали скромно пристроившегося в углу человека, так как Никита почти скрывался за прямоугольником подрамника, и выглядывал из-за него, для уточнения той или иной детали лица.
Без пятнадцати минут пять, он дождался, когда очередной посетитель уйдёт, и негромко произнёс:
- Валентин Егорович, я закончил. – И дождавшись, когда хозяин кабинета подойдёт ближе, повернул картину к нему.
На фоне синего неба в разрывах серых облаков, чуть в сторону от зрителя, летела тройка могучих лошадей, явно находящихся не в себе, сдерживаемые вожжами, которые тянул на себя левой рукой Сабуров, одетый во фрак, подпоясанный широким поясом, а в правой, опущенной вниз держал двуствольный пистолет с колесцовым замком. И видно было что пустит в ход его в любой момент, без малейшего сожаления. Но на лице застыло не напряжение, а широкая улыбка, явное наслаждение бешеной скачкой, непокорными лошадьми, и жизнью в целом.