Соответственно, в экономически развитых странах Западной Европы и Северной Америки уже во второй половине XIX в. сформировался социальный запрос на массовую прессу, а следовательно, и на специально обученных профессионалов, ее создающих (Hallin, Mancini, 2004). А там, где возникли индустрия, рынок труда, журналистика как профессия и профессиональное высшее образование, начали развиваться и прикладные, и фундаментальные научные исследования в области массовой коммуникации (Землянова, 2012). Именно в странах, где медиаиндустрия исторически оказалась в условиях потребительской рыночной экономики раньше, были заложены основы теоретико-концептуального аппарата медиатеории. Это заставило многие другие государства, особенно постколониальные, пойти в XX в. по пути его заимствования и адаптации (Thussu (ed.), 2009).
Осмысление аналогичных процессов и явлений в Советской России и затем в СССР с начала XX в. шло не под влиянием развития рыночной экономики и западных моделей демократии, а под влиянием сначала монархической власти, и затем революционных процессов и задач строительства социалистического общества в условиях постимперской России. И это, создав совершенно особые условия развития теории журналистики и СМИ, предопределило то обстоятельство, что вектор отечественных исследований оказался иным, чем в Западной Европе и Северной Америке (Дунас, 2016).
Концепции журналистики в Советской России (1917–1922) и СССР (1922–1991) носили откровенно идеологический характер, рассматривали средства массовой информации и пропаганды (СМИП — советское определение объекта изучения) как важнейший инструмент идеологической работы, воспитания людей в рамках коммунистической идеологии (Прохоров, 1984; Засурский, 1975). Несмотря на очевидные просветительские задачи, которые КПСС и государство ставили перед СМИП, основы советской теории журналистики находились под значимым идеологическим воздействием. Распад СССР (декабрь 1991 г.) резко изменил исследовательские подходы к массмедиа. С отменой цензуры и жесткого партийного контроля отечественные СМИ признали приоритет свободы слова, отсутствие давления коммунистической идеологии, ввели новые подходы к анализу отношений государства, бизнеса, общества и медиа. Распространение в зарубежных исследованиях представления о журналистике и СМИ стали частью российского академического пространства, трансформировав представления о функциях и ролях профессии (От теории журналистики к теории медиа, 2019).
В 2000–2010 гг. в отечественной науке не только продолжилось широкое обсуждение основных теорий и концепций медиа, но и начались дискуссии о базовых терминах и самом объекте изучения (Горохов, 2012; Лазутина, 2012; Прохоров, 2012; Фомичева, 2012). Академическое сообщество, активно обсуждая вопросы изучения медиа, по сути, начало работу над определением природы, границ, сущностных черт медиа. Все чаще исследовательские школы, которые сложились (и по традиции продолжают существовать) на факультетах журналистики российских университетов, проводят на эту тему общероссийские конференции — в Москве, Санкт-Петербурге, Воронеже, Челябинске, Иркутске.
Сфера академических журналов представлена известными и новыми изданиями: «Вестник Московского университета. Сер. 10. Журналистика», «Вестник Санкт-Петербургского университета. Сер. 9. Филология. Востоковедение. Журналистика», «Вопросы теории и практики журналистики», «Вестник Воронежского государственного университета. Сер.: Филология. Журналистика», «Вестник Томского государственного университета. Филология», «Коммуникации. Медиа. Дизайн». Журналы все чаще публикуют теоретические статьи, которые ставят задачу не только произвести новое знание, но и организовать дискуссии по поводу обновления, переосмысления, переоценки старого. Добавим, что поле академических журналов по журналистике и массовой коммуникации все еще не насыщено, и в некоторых университетах статьи, исследующие данную область, публикуются в филологических журналах (Макеенко, 2017, 2018). Тем заметнее становится развитие журналов открытого доступа, которые, избегая сложных предметных классификаций РАН, ВАК и других академических организаций (Дунас, Гуреева, 2019), изначально адресуются все еще не институ-циализированной области медиаисследований (Макеенко, Трищенко, 2018).
Сегодня и в отечественных, и в зарубежных исследованиях по-прежнему ощущается потребность определить, что же точно мы сегодня все активнее изучаем — журналистику или публицистику, массмедиа или СМИ, новые или цифровые медиа (Суходолов, Кузнецова, 2017). При этом большинство авторов все-таки согласны с тем, что, говоря о медиа, следует признать: сначала «мы формируем наши инструменты, а потом инструменты формируют нас» (Athique, 2013: 17). И поэтому сегодня, прежде всего в России, все более актуальным становится формирование парадигм и концептуального аппарата медиа как инструментов построения новой теории.
1.3. Ключевые понятия тезауруса медиаисследований
При создании теории, проведении фундаментальных исследований в любой области науки встает вопрос о ее объектно-предметном поле. Здесь понятие «поле» мы используем в смысле, близком к тому, который вкладывал в этот термин П. Бурдье (2007) для описания и анализа сфер человеческой деятельности в обществе, а именно автономных социальных пространств, системы специфических связей между социальными позициями, отличающейся определенной степенью автономии. Рассматривая понятие «поле», мы не только применяем процедуры концептуализации и операционализации, но и говорим о необходимости поиска методологии и выбора корректного методического инструментария.
Особенно важно это для социальных и гуманитарных наук, которые во второй половине XX в. и на рубеже XX–XXI вв. в связи с усложнением социального развития стали особенно востребованы в обществе. Необходимость анализа экономических, политических и культурных процессов, объяснения новых явлений, прогноза их развития и возможных эффектов в обществе и для индивидуума не только стимулировала проведение эмпирических исследований и построение новых теорий, но и стала причиной появления новых областей знания. Эти процессы имеют всеобщий характер, но проявляют в разных странах национальную специфику (Nordenstreng, Thussu (eds.), 2015).
Происходящая с 1990 гг. в России общественная трансформация, не только меняющая структуры и практики, но и заставляющая переосмысливать традиционные научные парадигмы социально-гуманитарного знания, выступает очень интересным примером соотношения глобального и национального, придавая общим процессам особую национальную противоречивость и многовекторность.
Среди новых областей социально-гуманитарных научных исследований заметное место занимает и такая область, как медиаисследования, часто также определяемая как исследования массовых коммуникаций, теория СМК, развивающаяся в пересечении или параллельно с изучением журналистики (теория журналистики) и средств массовой информации (Теории журналистики в России, 2014; От теории журналистики к теории медиа, 2019: 63–64; Дзялошинский, Шариков, 2017; Макеенко, 2017, 2018). По этой причине в отечественном академическом поле и сам термин «медиаисследования» не устоялся, хотя его использование представляется логичным именно потому, что понятие «медиа» становится для обозначаемой области всеобъемлющим, включающим в себя все перечисленные выше понятия, а также наиболее полно соотносящимся с его пониманием в мировой академической практике (Nordenstreng, 2009). Опираясь на традицию освоения русским языком понятия «медиа», образующего новые термины присоединением к данной лексеме других слов, представляется наиболее рациональным использовать термин «медиаисследования» (Smirnov, 2019: 140–141).
Согласно данным РИНЦ, в отечественной науке изучение (массовых) коммуникаций чаще всего соотносится с такими исследовательскими полями, как исследования медиа, СМИ, социология массовых коммуникаций, коммуникативистика (см. табл.). При этом остается актуальной принципиальная особенность данного поля — опосредование коммуникаций, как массовых, так и немассовых (фрагментированных, кастомизированных, индивидуальных), технологиями, каналами и платформами медиа, о чем речь пойдет ниже.
Таблица
Медиаисследования: обозначения научной области
Составлено по: От теории журналистики к теории медиа (2019), данные РИНЦ по состоянию на 27.11.2019
Особая сложность описания исследовательского поля связана с «терминологическим беспорядком» — неустоявшейся терминологией, в которой часто одинаковые понятия означают различные явления и, наоборот, одинаковые явления и процессы обозначаются отечественными исследователями по-разному, в зависимости от принадлежности к научной школе. Очевидна также проблема с пониманием и написанием англоязычных заимствований, а также адаптированием иностранных терминов и концепций, в том числе и образующих объектно-субъектное научное поле — массовая коммуникация/массовые коммуникации (mass communication), массмедиа (mass media), медиа (media) (Дунас, Гуреева, 2019; Загидуллина, 2015; Дзялошинский, Шариков, 2017; Кириллова, 2011).
Споры о формализации и обозначении той единой академической исследовательской области, которая обращает свое внимание на журналистику, массовые коммуникации, медиа, идут в России в течение последних двух десятилетий (Землянова, 2004; Горохов, Шилина, 2009; Кириллова, 2011; Суходолов, Рачков, 2016; Дунас, Гуреева, 2019). Причем в числе важных целей этой дискуссии — борьба и за обозначение этой области как самостоятельной, и за включение ее в перечень научных специальностей Высшей аттестационной комиссии Российской Федерации, несмотря на отсутствие согласия в академическом сообществе о названии научной специальности (Дзялошинский, Шариков, 2017; Дунас, Гуреева, 2019).
Исследовательские центры за рубежом также не достигли консенсуса о названии этой специальности (Мухамадиярова, Новикова, 2018), в теории ищут новые понимания ее актуального места, времени (Qvortrup, 2006), подчеркивают растущую фрагментацию коммуникационных наук как постдис