В настырного фельдшера полетело полотенце, он же вытащил из кармана визитку и протянул мне.
— Степан Ханецкий, всегда рад приятному обществу и умному разговору, в дурных привычках и рассылке снимков своих гениталий замечен не был.
— Но-но, — Джон вытащил из моих рук визитку и вернул ее Степану, — у Ангелины жених есть.
— Жених есть, а крепостного права нет, — бумажный прямоугольник вернулся ко мне, — и решать за барышню никто не может.
После он все же попрощался и вышел из дома, а я покрутила визитку в руке и спрятала ее в сумку.
— Тьфу! — Никитишна плюнула на пол и бодро встала. — Давай, веди к своему специалисту по вурдалакам. Вовка, а ты пока сходи траву вокруг сарая скоси.
— Жарко же, мать.
— Тебе все то жарко, то холодно, то бури магнитные. Иди, сказала!
Я впервые поймала мутноватый взгляд сына Никитишны и внутренне содрогнулась. Покрасневшие белки, почти багровый нос и щеки, опухшее лицо. Руки у мужчины мелко тряслись, а когда он проходил мимо, ощутимо запахло немытым телом и перегаром.
Сама Никитишна потопала следом, чуть ли не силой вытолкала сына на улицу, мы с Джоном вышли последними, и я с радостью вдохнула свежий воздух. Максим за это время успел куда-то прокатиться, судя по тому, как измазались колеса.
— Максим Иванович Болдин, сыскное агентство «Ватсон-Знатсон» — реально решим ваши проблемы с потусторонним! — он протянул руку Никитишне, та фыркнула, но не пожала ее.
— Знаем мы таких. Только и ищете способ, как обобрать нищих пенсионеров!
— С вурдалаком мы разберемся абсолютно бесплатно, за ваше письменное обязательство не подавать жалоб на Константина Фомина.
— Он, значит, творит, что зря, обязанностями своими пренебрегает, а я… Да вы должны мне помогать! Уважать надо старость!
— Артемида, остынь! — во двор вошла еще одна старушка, совсем маленькая и высохшая, опиравшаяся на две палки. Она по-хозяйски шикнула на пса, поздоровалась со всеми и села на стоявший возле стены табурет. — Распустила себя, одряхлела, на бабку похожа! Я в твои годы ходила в походы с учениками, ездила путешествовать и не брезговала курортными романами. А ты? Артемида! Мой самый серьезный педагогический провал! Быстро соберись и расскажи все молодым людям!
— Здравствуйте, Зоя Афанасьевна, — кивнул ей Джон, — вот, привез специалиста, как и обещал.
— Благодарю, Константин. Дело здесь в самом деле нечисто. А вас я знаю, подписана на блог, — улыбнулась она Максиму. — Занимательно, но временами хочу отругать за стилистику и ошибки.
— Буду исправляться, честное слово.
— Я в вас верю. Артемида, мы ждём!
От такого тона даже мне хотелось выйти на середину двора и рассказать что-нибудь. Никитишна попыталась было поспорить, но Зоя Афанасьевна сидела спокойно, смотрела на нее светлыми глазами и ждала. В конце концов Никитишна не выдержала и рассказала историю вурдалака.
Тот появился несколько месяцев назад, в конце зимы. Побродил по кладбищу, сломал несколько веток и исчез. Затем повторил свой визит: снова шумел, топал, сломал несколько штакетин в заборе и залёг в спячку на месяц. С тех пор он начал захаживать на кладбище регулярно, но ничего больше не портил и не ломал. До прошлой недели, когда вурдалак оборвал горох, вишнёвые деревья и клубнику. А вчера и позавчера — долго выл под окнами.
— А собака лаяла? — Максим записывал все в планшет, а Джон по старинке, в блокнот.
— Брехал полночи кабыздох, — вклинился «сынок», — мать только по нему вурдалаков и вычисляет. — А ну иди работай! — Никитишна огрела его полотенцем.
Константин оглядел Владимира, меня, затем широко улыбнулся.
— Не, пока здесь Ангелина, не уйдет.
— Уйдет-уйдет, хватит с него уже «Ангелин». Женился вон, теперь никак развестись не может.
— Сама ж запрещаешь, мать.
Сын Никитишны сел на пенек возле сарая и склонился над триммером. Похоже, сила эроса неплохо помогает в расследовании, но в конец губит работоспособность всех окружающих.
— Потом, что нечего! Поженились, детей нарожали, надо жить!
— Ну не всем так везёт на болезных мужей, некоторым и разводиться случается, — заметила Зоя Афанасьевна. — И не отходи от темы, Артемида.
Шеф же неотрывно следил за Владимиром, попутно делая заметки. Пёс показался из будки, попробовал зарычать и снова скрылся. Не самый грозный сторож, да и привык, наверное, к постоянным визитерам и соседству кладбища. То только в передней части двора пряталось за шиферным забором, дальше проглядывало крестами из-за тонких, рассохшихся штакетин. Жутковатое здесь место, я бы не смогла в таком жить.
— А вчера пёс тоже лаял? — Максим встретился со мной взглядом и подмигнул. Кто знает, как положено реагировать Ангелине, но я чуть прикусила нижнюю губу и накрутила прядь волос на палец.
— Вчера молчал, и позавчера молчал. Тот, значиццо, выл, а этот, значиццо, молчал, паразит!
Глава 19, в которой я играю в следопыта
Пёс обиженно зарычал, а после и облаял всех прямо из будки. Никитишна шикнула на него, Максим засыпал ее вопросами, а я незаметно выскользнула за двор. Выключила там «Ангелину» и просто дошла до кладбища. Старое такое, заросшее. Часть могил уже давно скрылось под зарослями кустарников и высокой травы, другие же, ухоженные, выделялись островками пустоты. А ещё здесь были высокие деревья, тоже не жалевшие ни могил, ни надгробий. Они покрывали тенью почти всю площадь, отчего становилось жутковато.
Я осторожно ступила на территорию кладбища и пошла по подобию дорожки, петлявшей через лабиринт из кованых стальных ограждений, окрашенных и ржавых, незатейливых и таких, что впору выставлять в музее. Нечистоплотным людям здесь было чем поживиться, но я не заметила никаких следов вандалов. Кладбище казалось пустым и «нехоженым», кроме одной могилы, стоявшей чуть в стороне и почти впритык к забору Нитишны. Но в таких дремучих зарослях кустов, что кажется, будто находишься посреди леса. Захоронение относительно свежее, ещё и года, наверное, не прошло: земля не успела усесться, и вместо памятника стоял только аскетичный, «казённый» крест. Таблички с именем и датой не нашлось, зато повсюду валялись обгорелые остатки фотографий, капли свечного воска, и земля на могиле будто разрыта кем-то.
Я потопталась немного, затем неспешно пошла по следу, который оставили неизвестные посетители. Где городской думает, что прошел тайком, человек, знакомый с лесом и деревней, заметит множество отпечатков: примятая трава, окурки, фантик от конфеты, сломанная ветка или пара нитей с одежды на остром шипе. Федор Аркадьевич раньше учил меня читать следы, обращать внимание на все, что выбивалось из привычной картины. Дедушка же — бывший охотник, и тоже рассказывал немало. Я прилежно снимала на камеру смартфона все странности, чтобы показать шефу. С коляской сюда не проехать, а помощник частного детектива — это не только длинные ноги, вырез на блузке и способность сыграть Ангелину Шепетько!
Странно, что со стороны деревни проход к могиле был широким, утоптанным, а второй, ведущий к другому выходу с кладбища — еле виднелся в траве и пролегал в стороне от других могил. Я пробралась по нему, здорово ужалив ноги крапивой, и чуть не оставив клок сарафана на одном из шипов. Но дорожка быстро закончилась и вывела меня буквально в поле, к грунтовой дороге. С этой стороны кладбище и деревня прятались в небольшом лесу, не знаешь что есть — никогда не найдешь. Наверное, для таинственных визитеров дом Никитишны оказывался сюрпризом, как и лай ее кабыздоха.
Стоило только вытащить из сумки смартфон, чтобы сделать снимки и здесь, как раздался звонок от шефа.
— Брушьский, ты где?
— Давлю эросом на обитель таноса, сэр! За прошедшие двадцать минут мной соблазнены и перевоспитаны вурдалаки — шесть штук, некромант — одна штука, и Темный властелин, тоже одна штука.
— Какие штуки? Их в головах считать нужно! — если вначале шеф сердился, то сейчас вроде как начал успокаиваться.
— Вы начальник, вам виднее. Разрешите продолжить нести эрос?
— Всю Бруню сюда неси, и поживее! Иначе поиграем с тобой в пийсят оттенков Болдина. И удовольствие получит только мой ремень. Слава, о чем ты вообще думала, когда сбежала неизвестно куд…
Дальше я отключилась и поспешила к шефу, в тысячный раз отругав неудобные босоножки. Все, хочу кеды и немедля!
Максим ждал меня возле входа на кладбище. Очень злой и с сигаретой в руках. Но не зажженной.
Как приятно, что магия воспоминаний о деде Степане работает даже в мое отсутствие. Я виновато улыбнулась и начала быстро рассказывать о находке, задабривать шефа фотографиями, и очень надеялась, что обаяние Ангелины Шепетько действует даже на секси-боссов.
Максим хмурился, вертел и увеличивал снимки, вздыхал, бросал на меня укоризненные взгляды, затем просто развернул коляску и покатил к дому Никитишны.
Сама она, в компании бывшей учительницы и Джона уже ждала нас на лавочке перед домом.
— Кто там похоронен? — шеф протянул Зое Афанасьевне один из снимков.
— Евдокия Горская. Славная была женщина.
— Это точно Шиша! — оживилась Никитишна. — Она ж ведьмой была. Вот и поднимается из могилы и таскается за мной!
— Артемида, ты и Шишу допекла? Что за человек! — всплеснула руками Зоя Афанасьевна.
— Она на Вовку порчу навела!
— Евдокия голос ни разу ни на кого не повысила. А колдовство и вурдалаки — вещи антинаучные, скрывающие под собой совокупность физических, биологических, а то и социальных процессов. И, боюсь, в алкоголизме Владимира виновата не Шиша.
Бывшая учительница проигнорировала последующую ругань Никитишны и повернулась к Максиму.
— Шиша называлась деревенской знахаркой, но работала на совесть: за сложные случаи не бралась, сразу отправляла людей в больницу, цены не задирала, ни с кем не ссорилась. Я не одобряла ее занятия, но и не осуждала: пенсия у нее — чистые слезы, а сил держать огород и хозяйство не было.
— А у кого они есть? У кого? У меня разве есть? А работаю! — Никитишна подбоченилась и пошла на Зою Афанасьевну. Но та легко отмахнулась и продолжила: