замуж за алкоголика,
Папа – что список моих похождений
займет не одну тетрадь,
О чем я думаю, заводя полушубок из Белого Кролика?
О том, что детям нужны другие дети, чтоб с ними играть
Вещи и знаки, которые сделают любого неповторимым,
Все, что вчера позаимствовал,
и что присвоил уже давно,
Взгляд – от первой – который так нравился
двум последним твоим любимым,
Поступь, скопированная у непревзойденного
актера немого кино
Прищур, с которым гангстер ногти свои полирует,
Любимая марка сигар, которых ты никогда не курил,
Скорость, с которой снимки выплевывает поляроид,
Угол изгиба ладони, едва касающейся перил
Орнамент, в связи с которым ты выбираешь футболки,
Классификация запахов – по временам и местам,
Порядок, в котором книги стоят у тебя на полке –
Его ты, по крайней мере, усовершенствовал сам
Маска заморского чудища сквозь спальни твоей обои,
Вышивка, украшающая гитары твоей чехол,
Все вышеперечисленное, в сумме являющееся тобою,
Завтра раздай неимущим и follow me down the hole!
«Папа ночью унес моего кота…»
Папа ночью унес моего кота –
у него аллергия на кошек
Я любил кота, я кормил кота,
я копил на шампунь от блошек
Это был отличный, послушный кот –
спал в корзинке, в лоточек какал,
Только папа от шерсти его чихал,
и сморкался, и горько плакал
Я хотел пойти поискать кота,
только папа запер все двери
Он сказал, что коту все равно, с кем жить –
я, конечно, ему не верю
Папа спит, без кота хорошо ему,
содрогается дом от храпа
Я сморкаюсь и плачу в своем углу –
у меня аллергия на папу.
«Мои лесные помощники сныкались ни гугу…»
Мои лесные помощники сныкались ни гугу
Пропал торопливый Бельчонок исчез суетливый Ёжик
По пояс в вечных сугробах маленький я бегу
И валятся самоцветы из-под моих сапожек
«Как славно что больше не лето никто мне летом не рад
Не прыгает обнимая ледянки мои салазки
Но в спину дышит огромный горячие руки ад
В глазах его обещания нечеловеческой ласки
Все думают я не мерзну а мерзну да еще как
Вот так и найдут под утро каменный запорошен
Уж лучше ладонь на плече каленый поддых кулак
И глас вопрошающий Санта а сам-то ты был хорошим?
Конечно конечно был я детям сказки дарил
Всем и хорошим и скверным диковинные и простые
На всех хватало Любви я всем о Любви говорил
Завязывал каждому ленточки красные золотые»
Непраздничный дедмороз и хвостик его дрожит
Заруливая в подворотни заныривая под арки
По пояс в вечных сугробах маленький он бежит
И Баба Яга с Серым Волком воруют его подарки
«…Писал один, а жил совсем другой…»
…Писал один, а жил совсем другой
С утра вставал зимой
И грел под краном руки
Старел лицом
Рубашку в джинсы заправлял
А иногда и в брюки
Любил коньяк и ром
Курил чужие сигареты
И забывал, как засыпал согретый его бедром
Писал другой, а жил совсем один
Согнувшийся, мыл голову над ванной
Ванильный был один, другой лимонный
Чинил замок, вычитывал статьи
Где раньше был ребра его сатин
Панбархат щек и шелк его предплечья
Писал один, а жил совсем один
Писал другой, а жил вообще другой
Панбархат щелк и шок его предплечья
Он с кубиком ложился на диван
И мчался бесконечный караван
Наружу перевернутой рекою
Ступень вторая алою была
Ступень шестая бабочкой была
Удар весла был взмах уже крыла
Опять в удар весла перетекая
Он забывал, как вместе раньше плыл
Летел, бежал и потерялся где-то
Где был замок, где из под крана бил
Коньяк и ром
Луна и первый гром
И где другой один лежал одетый
Каракулевым огненным бедром
Коленом драповым, атласным голым нёбом
Органзовым оранжевым огром
Д. Д.
Он пьет и пьет, берет лимон и пьет
Лимон и пьет, и блюдце опустело
Он пишет книги, он их издает
Душой речист и положил на тело
Он две недели в свет не выходил
Лишь кто-то вспомнил через две недели
Крутился мир, пока он спал в постели
Зачем он столько книжек затвердил
– А сумка с ти’ажом за га’ажом.
Он нахохмил и мы ему поржём
Он поздно шел, а пили не боржоми
Он падал, он ошибся этажом
Он шкаф открыл, а там станки станки
И мы прямолинейны, но тонки
– Ты все донес и часом ты не болен? –
Вопрос готовим, набирая номер
Но он не отвечает на звонки
«Трубка, прости, я не могу тебя снять…»
Трубка, прости, я не могу тебя снять
Вон, глядь, мой любимый пошел
Мой пустоглазый, глядь
Переступает ногами сердце мое отнять
Сердце мое распять, разбить и разъять
Переступает ногами все у меня отобрать
Прости, телефон, я сейчас не могу тебя взять
Вон пошел мой любимый, глядь
А я вот, брат, думаю, кому ты ваще, брат, наден
Если тебе от рожденья, брат, человечий язык не даден
Если вечно зелен черный твой виноград
Вот что волнует, брат
Переступает ногами, глядь, и что с тобой делать, брат
Пустой, как кружок, загадочный, как квадрат
Может, отвесить тебе
Или как-то еще отметить?
– Что распинаешься, говорит
Я, похоже, и сам не рад
Извини, звонок, я никак не могу на тебя ответить.
«Когда разуваешь глаза, то истина начинает слепить…»
Когда разуваешь глаза, то истина начинает слепить:
Если не произносить слова «деньги»,
то любовь реально купить,
С мамой нельзя договориться,
но можно общаться на ее языке,
Думать о том, как ты изменился – не лучше,
чем плакать о пролитом молоке
Лишний вес и секущиеся концы – это тоже ты,
А вот той, с ногами до неба, никогда тобою не стать,
Темнота темнее, если пришел из света, свет больней,
если вышел из темноты,
Если в доме живут коты, то можно ни с кем не спать
У тебя нет другого тебя, чтобы им управлять и жить,
Не злословить и не судить – так же просто,
как вылечить рак,
Не продашь кошель – будет нечего в него положить,
Тот, кого ты любила все эти годы – дурак.
«…что б ни попало в невод…»
«…что б ни попало в невод
себе оставь одно:
под каждым дном есть небо
над каждым небом дно»
И вот она
On such a winter’s day
Забрасывает в сеть
Свой невод
Сканирующий небо для нее
Определяющий по звездам
Что через восемь дней
Прочертит самолет дугу
Туда, где кнопки нет
«хочу, но не могу»
Там двери золотые
Там ждет святой франциск
Там сны сбываются
On such a winner’s day
Она решается и делает свой выбор
И нажимает
«ДА»
…но соляным столпом становится винда
и сыпется, как пепел
жесткий диск.
«Все опостылело, обрыдло…»
Все опостылело, обрыдло
Вчера ел банками повидло
Сегодня трюфель сунул в рот –
И лепишь галочку в блокнот
С последней птичкою блокнота
Садишься вежливо в углу
Стола, где чествуют кого-то
И ты пришелся ко столу
У угощений есть названья
Но нет восторга узнаванья
И беден вкус и незнаком
У блюда с русским языком
На все вчерашние загадки
Внизу за скобками отгадки
И чем яснее и поздней
Они преснее и постней
Включишь, бывает, фильм, и сразу
Что дальше, знаешь наперед:
Закашлял отрок ясноглазый –
Он обязательно умрет
Летит листва, садится солнце
Бегут года и поезда
Он обязательно вернется
Он не вернется никогда
Насест, водица с шелухою,
Худеет мелочная клеть
Коснешься зеркала рукою
И как-то не о чем жалеть
Манят загадочные дали
Орбиты ласточек и крыш
Но стерлись мелкие детали
И ты уверенно стоишь
Стучишь, ломаешься, хвораешь