авляют или можно где-то в Москве купить? В магазинах я их не видел.
Скорее всего, не по тем магазинам хожу. А так приобрёл бы. Живую. И подкинул бы в аквариум к прокурору. Пусть она съест его пираний. А потом кого-нибудь из сотрудников, а лучше двух.
Я прокурорских ещё со времён полиции недолюбливаю. Большей частью они высокомерные снобы и считают себя белой костью. И, к сожалению, оправданно. Полномочий у них тьма. Боятся они только Комитета Имперской Безопасности, наверное, единственной организации, которая при желании и наличии улик может доставить им серьёзные проблемы. Вплоть до возможности отправиться за решётку. Хотя это происходит редко. Скорее, всё ограничивается увольнением.
Правоохранительная система Российской Империи — джунгли, в которых каждый пытается сожрать другого. А над всем этим — Император. Вот только не знаю, понимает ли он, что происходит на самом деле.
— А можно мне увидеть Романа? — спросил я, когда после ужина мы прошли в кабинет Левшина.
— Да, конечно, — ответил он. — А мы пока с Викторией обсудим, что нам делать с заводом.
Левшин позвонил слуге, и тот проводил меня.
Спортзал оказался громадным — куда больше моего, в который я эпизодически захаживаю, хотя там тренируются десятки людей, а здесь, судя по всему, только Роман. Сейчас он сосредоточенно молотил боксёрский мешок, даже не сразу заметил, что в зале появились люди.
Увидев меня, обрадовался и побежал навстречу. Стянул перчатки, поздоровался.
— Уголовное дело прекращено, знаешь об этом? — спросил я.
— Конечно! Отец сразу сказал. У него даже слёзы появились. Это на вид он железный, а на деле совсем нет. Не знаю, как вас благодарить.
— Больше не попадаться в нехорошие ситуации, — усмехнулся я. — И не прикасаться к наркотикам.
— С этим всё, — махнул рукой Роман, — больше ни в жизнь. Сейчас буду возвращаться в институт, а то я бросил учёбу. Переведусь на юридический факультет.
— Вот это правильно. Только в полицию потом не иди, там делать нечего.
— Было бы интересно как раз в полиции, — вздохнул Роман. — Обычная жизнь — скукотища. Поэтому я и начал… всё это. Но не пойду на государственную службу. Отец уже старенький, придётся заниматься его делами.
— И ещё… — Роман замялся. — Не знаю, как сказать… А можно я вам чем-нибудь помогу? Нет, не деньгами, их у меня сейчас вообще нет, — он рассмеялся, — а так… по работе… проследить за кем-то, ещё что-то сделать? Я, правда, не умею, но научусь быстро. Отец, думаю, разрешит. И даже если нет, не всё же время мне тут сидеть взаперти.
— Даже не знаю, — немного опешил я. — Но подумаю. Если что, вот мой телефон.
Я протянул ему визитку.
— Скажи знаешь что… не звонили ли опера во время твоего задержания по телефону?
— Звонили, — подумав, ответил Роман. — Несколько раз точно. Мне показалось, что они отчитывались перед кем-то о том, что поймали меня.
— Перед начальством?
— Точно не скажу, но, скорее всего, нет. Говорили что-то вроде «все хорошо», «не волнуйтесь», и всё. Я, конечно, не знаю, но мне кажется, руководству они должны докладывать по-другому.
— Ты абсолютно прав. А кто разговаривал? Старший из оперов, Смирнов?
— Ну да… этот. И назвал его… точно не помню, но, кажется, Михаилом, а отчество…
— Семёнович?
— Да, точно! Семёнович! Но кто он — не знаю.
— Значит, будем выяснять. А пока пойдём к мешку.
Его Роман лупил с остервенением, но очень неумело. Я дал ему коротенький урок и посоветовал пригласить тренера по боксу — отец наверняка будет не против заплатить. Роману идея понравилась, сказал, что поговорит.
Потом я вернулся в кабинет. Вика с Левшиным уже все обсудили, можно было уезжать. На прощание Левшин протянул нам по конверту с деньгами.
По весьма толстому конверту.
— Ты знаешь, что Левшин посчитал нас семейной парой, даже предложил переночевать в его доме, чтоб не возвращаться в Москву ночью, — вдруг сообщила мне Вика, когда мы садились в машину.
— А что ты ему ответила?
— Отказалась, — пожала она плечами, — у тебя имелся другой вариант? — взгляд девушки стал каким-то ехидным.
— Нет, правильно сделала, — ответил я. Не… на такие провокации я больше не поведусь. — Мы едем? Или нет? — напомнил ей.
— Едем, — кивнула она и тронулась с места.
Это мне сейчас показалось, или в её голосе я услышал нотки сожаления? Показалось, скорее всего!
Дальше мы ехали молча.
— Что у нас завтра? — спросила Вика, когда мы приехали.
— Я буду заниматься Митей… и опером, который у них за главного.
— Хорошо. А я напишу несколько запросов по заводу. Будет время, встретимся.
Когда Вика ушла, я сразу набрал Снежане.
Хотя Вика мне открыто сказала, что знает о моих любовницах, когда мы были вместе, я блокировал номер Снежаны на своем телефоне. Они проходили, но были не видны и не слышны — есть такая программа. Для звонившего все выглядит так, будто человек просто не взял трубку. Сейчас я отключил программу, посмотрел — батюшки, десять пропущенных звонков от Снежаны. А я ведь говорил ей, что могу быть занят и не притрагиваться к телефону.
— Как ты? Приедешь? — спросила она. Больше ни о чём. Наверное, хотела поболтать дома.
Выносить мозг претензиями, почему я не брал трубку, не стала.
— Да, сейчас приеду.
— Здорово!
Михаил Семёнович дождался, когда официант уйдет и мрачно произнёс:
— Час назад я разговаривал с человеком, который финансирует нас. Он сказал, что после того, как дело в отношении Левшина было закрыто, подумает, стоит ли ему продолжать с нами сотрудничество. Он был очень злой, очень.
Алан посмотрел в сторону и ничего не ответил.
— Он общался со мной, явно вспомнив о своих аристократических корнях… и забыв, что я тоже не из крестьян. Я не стал ему ничего говорить. В конце концов, он в чём-то прав. Он сотрудничает с нами ради денег, и не скрывает этого. Но в будущем, если всё пойдет как надо, я верну ему его слова. Я ничего не забываю и не люблю, когда со мной разговаривают таким тоном.
Михаил Семенович помолчал и продолжил.
— Он — тупой криминальный коммерсант, которому судьба подарила деньги. Ему безразличны наши идеи. Но мы от него зависим, и мы обещали решить вопрос с сыном Левшина. Пока что он пообещал не останавливать финансирование, кто знает, что будет дальше.
Алан по-прежнему сидел, опустив взгляд, и ничего не говорил.
— Не переоценили ли мы Смирнова? Когда ты его привёл к нам, говорил, что он может чуть ли не всё, и что от генералов будет меньше пользы.
— Так и есть, — виноватым голосом ответил Алан. — Он творил такие дела, что волосы дыбом вставали. Его тысячу раз должны были отправить в тюрьму или застрелить бандиты, но он выбирался сухим из воды.
— Тогда почему такой провал?
— Случайность. Просто случайность. От неё нет гарантий.
— Случайность не происходит много раз подряд. Когда все доказательства по делу рассыпаются, как карточный домик, это следует называть чем-то другим. Может, всему виной нанятый Левшиным детектив? Мы его недооценивали?
— И он тоже. Волков оказался умнее, чем казалось. Намного умнее. Он удивил всех.
— И ещё… — продолжил Михаил Семёнович, — Смирнов у нас занимает место в руководстве. Он может приказывать, постоянно получает деньги. Но как он относится к нашим идеям? Или он… просто наёмник?
— Наверное, именно так. Но он хороший наёмник.
— Я тебя услышал, — кивнул Михаил Семёнович. — Молодец, что не стал врать.
Затем он начал широко улыбаться.
— Согласись, я был прав, когда говорил, что в этом маленьком никому неизвестном подвальчике подают лучшие мясные блюда во всей Москве! Просто потрясающе!
— Абсолютно с вами согласен, — закивал Алан. — Действительно, очень вкусно.
…Дверь квартиры была приоткрыта, из нее, ожидая меня, выглядывала Снежана в коротком белом халатике. Нажимать кнопку звонка мне не пришлось. Мелькнула мысль — надо было купить цветы, да и вообще хоть что-нибудь. Но потом я забыл обо всём. Девушка шутливо втащила меня в квартиру, и мы долго целовались в коридоре.
Поцелуи вдвойне приятнее, когда у девушки под халатиком нет никакой одежды.
— Устал?
— Нет… не особенно.
— Хочешь есть?
— Виноват… но я только что с ужина. Выиграно важное дело, и клиент пригласил с ним поужинать. Отказывать было некрасиво. Левшин, может, слышала эту фамилию.
— А, этот… миллиардер?
— Да. Старенький, седой. Спасли его сына от уголовного дела.
Сказал — и осёкся. Чего-то я разоткровенничался. Нехорошо.
— Я зайду в ванну на пять минут?
— Да хоть не на пять… можешь лежать в ней, сколько захочешь!
Это было бы неплохо, подумал я. Вроде никаких драк и перестрелок за сегодня, а нервов потратил много. И у прокурора, и с Викой в машине… нет, сейчас о Вике я вспоминать не буду.
Я разделся, лег в широченную ванну Снежаны и открыл кран. Ванна быстро начала наполняться водой. На столике стояли ряды каких-то пузырьков, пен для ванны и всего такого. Попробовать, что ли, ради интереса. Никогда таким не пользовался. А как вообще делается пена — наполнить ванну, затем вылить в воду жидкость? Взбалтывать или не надо, она сама появится? Загадка!
— Увидишь мужской шампунь — не пугайся, — сказала Снежана из-за двери. — Это моего бывшего. Я его сто лет уже не видела.
Спасибо, что предупредила. Да, лежит пара тюбиков. «Придайте объем», гласила на одном надпись. С пышной шевелюрой, похоже, был твой любовник. Пианист какой-нибудь или художник. С тонкой душевной организацией. Не бывший полицейский.
Я почувствовал, что внутри просыпается ревность. Ты больной на голову, сказал я себе. То, что Снежана не девственница, ты выяснил на первом свидании. И это как-то произошло, представляешь?
Я закрыл глаза и постарался ни о чём не думать. Затем услышал щелчок дверной ручки, и в ванную вошла Снежана в своём халатике.