— Ладно, что может потребоваться для починки корабля?
— Запуск полной диагностики и расчёта материалов… Критическая ошибка… — сообщил гул в моей голове и всю вокруг погрузилось во тьму.
— Вот же ж бъ… — скрипнув зубами в бессильной злобе на собственную тупость, я присел у стеночки.
Теперь только ждать и верить в лучшее.
Время тянется невыносимо медленно. Из развлечений только сон, да размышления обо всём подряд. Стараюсь спать как можно больше, для экономии сил, но это непросто — на твёрдом полу очень сложно устроиться удобно.
В этот раз отключение длится явно дольше предыдущего. Не знаю, сколько прошло времени — телефон разрядился окончательно, но, по субъективной оценке, несколько дней точно.
Постоянно просыпаюсь из-за затёкшего тела и снова засыпаю через силу, но это сложно, организм требует движения, а ещё еды и воды.
Температура воздуха стабильна, поэтому раздеваюсь и делаю подобие постели из одежды, чтобы было чуть удобнее, но ситуацию это спасает не сильно. Зато теперь засыпать всё проще с каждым разом, и я начинаю бояться, что однажды не проснусь.
Воду экономил, как мог. Даже разбавил её дистиллятом из копии своей головы, но она всё равно быстро закончилась. Теперь меня терзает постоянная жажда, и бодрствование приносит невыносимые страдания.
Я уже настолько истощён, что даже думать нет сил.
Чтобы хоть чем-то заполнить желудок — в качестве развлечения, да и просто от безысходности, пробую грызть копию уха и кончик носа. На вкус отвратительно. Как копчёное свиное ухо или пятак, только не копчёное и без специй.
Перезагрузки всё не происходит. Стало душно и дышать всё тяжелее, невыносимо воняет застарелой мочой, несмотря на то, что я специально ходил в дальний конец коридора, пока были силы.
Стараюсь не делать лишних движений, дышу неглубоко и всё больше времени провожу в полузабытье. Мыслей не осталось совсем. Двигаться нет сил, хожу под себя, но не много — попросту нечем.
Осознаю себя всё хуже, сознание меркнет.
Наступает очередной краткий момент ясности, видимо последний. Лежу в позе эмбриона на твёрдом полу, тяжело вдыхая последние крохи кислорода с непередаваемой смесью запахов отходов жизнедеятельности и гниющей копии головы. Сердце бьётся всё медленнее, я растворяюсь в темноте…
« Активирован аварийный протокол…» — гул в голове вырвал меня из бездны небытия.
— Включи освещение и создай питательную смесь, необходимую для полноценного функционирования моего организма. Смесь помести в мягкую ёмкость объёмом равным четвёртой части моего тела, из неорганического материала, с узким выходным отверстием, диаметром втрое меньшим моего рта и закрытым винтовой пробкой, — одними губами шепчу я давно заготовленную фразу, одновременно с докладом сеятеля.
Возле меня появляется большой бурдюк, но руки не слушаются. На одной силе воли я кое-как подтягиваю себя поближе. Теряю сознание.
Очнулся.
Не с первого раза и прикладывая титанические усилия, откручиваю крышку, почему-то с левой резьбой. Мутная, белая жижа расплёскивается во все стороны, и я попросту жадно лакаю этот жиденький кисель с пола. Вкус настолько ужасный, что ухо кажется деликатесом, но у меня нет выбора.
Наконец, сумев подтянуть горлышко к губам, безостановочно пью.
Заполнив желудок, кое-как закручиваю крышку и вырубаюсь, но уже с реальным шансом открыть глаза. Я не веду счёт времени — просыпаюсь, пью бурду и снова вырубаюсь. Всё то же самое, что и до этого, но теперь организм идёт в плюс.
Вскоре заставляю себя двигаться и иду в соседний коридор, где воздух почище. Это тяжело — мышцы будто атрофировались, нужно срочно уходить на поверхность, иначе рискую бездарно просрать не только второй шанс на жизнь, но и такие уникальные технологии. Сеятеля пока ни о чём просить не хочу, слишком высок риск.
Когда питательная жижа закончилась, я рискнул приказать вновь наполнить бурдюк и перебрался в следующий незагаженный коридор. Там я уже почти окончательно пришёл в норму — чудо жижа оказалась настолько же питательной, насколько и мерзотной.
Помылся дистиллятом, оттёр одежду и жить стало приятнее.
— Сеятель, хватит ли ресурсов на создание защитного снаряжения от высокого давления и температур? — осторожно спрашиваю я, рискуя опять отправить систему в перезагрузку.
— Требуется уточнение параметров давления и температуры.
— Сними параметры снаружи отсека, в который я упал, — быстро сориентировался я.
— Нет информации о падении автора.
Подобный ответ меня не удивил — я уже догадался, что жесткие диски, или нечто подобное, повреждены и сеятель явно страдает потерей памяти.
— Собери данные с внешней обшивки, возьми максимумы, умножь их на два и, исходя из этих параметров, рассчитай защитное снаряжение и его систему жизнеобеспечения, а также варианты передвижения в жидкой среде, — с умным видом произношу я и понимаю, что уже считаю корабль своим и очень не хочу его терять. И уж тем более передавать его в руки любого правительства.
Сеятель молчит, но свет не тухнет. Я терпеливо жду и обдумываю следующие шаги. По-хорошему бы нужен тоннель, чтобы беспрепятственно перемещаться между кораблём и поверхностью, но рыть его снизу не вариант — можно выйти в океане и…
— А, чёрт! Отмени расчёты и сбор данных! — стопорю я исследование, ввиду рождения более рациональной идеи.
Тут, блин, вроде целый производственный комплекс с невероятными возможностями, а я собрался в лаву нырять. В супертехнологичном костюме, ага…
— Сеятель, создай буровую установку и направь её вверх, через скальную породу, подальше от жерла вулкана.
— Модули разведки снабжёны такой функцией, — внезапно проинформировал меня корабль.
— Но данных по ним нет? — язвлю я и понимаю, насколько глупо выглядит моя пикировка с машиной. Сейчас мне просто сообщат, что запущена проверка и всё опять вырубится…
— Нет.
— Тогда какой от них толк?
— Модули разведки автономны, имеют собственные вычислительные мощности и источник энергии. В неактивном состоянии они подключены к информационной сети только посредством пусковых шахт.
— То есть, мне нужно их просто включить?
— Да, каждый модуль нужно активировать непосредственно в пусковой шахте.
— А сам ты не можешь послать туда какого-нибудь дрона? — на всякий случай уточнил я, поскольку не очень то и хочется забираться ещё глубже в задницу.
— Отсутствуют необходимые инструменты.
— Показывай дорогу, Сусанин! — для собственного успокоения произнёс это как можно бодрее и поудобнее устроил полупустой бурдюк на плече.
Стрелочки привычно обозначили путь, а я запоздало подумал, что сеятель мог сказать что-то вроде: «Смена имени подтверждена» и больше не отзываться на другие имена, кроме «Сусанина». Но, похоже, что ему было совершенно безразлично как я его называю.
Я постепенно двигался к самой повреждённой части сеятеля и чем дальше, тем более удручающей становится картина. Коридоры больше не тянулись беспрерывно, а всё чаще прерываясь тупиками из каменных наплывов.
Странно, но уцелевшие участки стен оставались ровными, без видимой деформации. Пол и потолок не покрывали вмятины или надрывы и, что самое поразительное, все они продолжали равномерно светиться и прилежно отображать стрелочки на своей поверхности, хотя, кое-где, от монолита остались только жалкие куски.
Вскоре я уже полз, обдирая бока об острые камни и осторожно подтягивая бурдюк за собой. Очень жарко, пот катится градом и что-то беспрерывно трещит со всех сторон. Мне каждую секунду кажется, что скала сейчас сдвинется, меня зажмёт, и останусь я тут медленно и мучительно умирать.
Дышать всё тяжелее и начинает казаться, что я попал в персональный ад. Пыхчу как хомяк и боком протискиваюсь в совсем уж узкую щель. Как могу, отгоняю подступающие волны паники и, как назло, чувствую, что согнутая нога неудачно застряла под неестественным углом, причиняя боль.
Наверное, именно в такие моменты принято взывать к богу? Но молитв я не знаю, поэтому хватаюсь за небольшой каменный выступ, стискиваю зубы и выдёргиваю себя вперёд, взвывая от боли.
Дальше чуть свободнее, но не настолько, чтобы было комфортно. Камень уже откровенно обжигает кожу рук, и я чётко чувствую появившийся поток нагнетаемого сюда холодного воздуха — сеятель меня бережет, как может.
Едва не застрявшего в очередном узком месте, между двух наплывов и тут меня посещает запоздалая мысль, что бурильщика таки надо было собрать и направить рыть тоннель до зондов. Во время короткого отдыха озвучиваю эту мысль сеятелю, но получаю, отчасти успокаивающий ответ:
— На бурильщика с требуемыми параметрами не хватает ресурсов.
Я бы мог спросить, чего там такого, что требует так много ресурсов, но ответ на этот вопрос окружал меня на всём пути — внутренние переборки. Они не плавились, держали на себе колоссальную массу скальной породы и вообще выглядели вечными. Отсюда возникал резонный вопрос — что за неведомая херня произошла на корабле, если его так разворотило?
Наконец я и моя ноющая нога добираемся до тоннеля, где в стенных нишах лежат огромные, ровные цилиндры, матового чёрного цвета. Метра два с половиной или три, в диаметре и метров пять или шесть в длину.
— Это модули разведки? — устало спрашиваю я и подхожу ближе, припадая на больную ногу. В памяти всплыло слово «зонд», поскольку пафосным «модулем разведки» эта болванка не выглядела.
— Да.
— И как их активировать?
— Сформировать алгоритмы действий и внести их в модули разведки.
Я хочу ругаться, кричать, крушить всё вокруг, но сил хватает только на то, чтобы сесть, открыть бурдюк и сделать несколько глотков мерзкой, горячей жижи.
— Ясно, — вздыхаю я, в очередной раз кляня себя за поспешно принятые решения. — То есть, по сути, для меня они совершенно бесполезны?
— Модуль разведки также обладает функционалом спасательной капсулы, что подходит под определение полезности.