– О! Булгурчик, – послышалось из кухни.
Слава понял. Условности закончились. Настало время решительных действий. Вот он, момент измены. Он сделал шаг к Лиле, в глазах его пылала страсть, под ногой скрипнул ламинат. Захотелось проверить зазоры, но Слава сдержался. Он сделал еще шаг, руки его подались вперед, он собирался обнять ими Лилю, но она была гораздо тоньше, чем его жена, и Слава понял, что не сможет свести руки даже под гидравлическим прессом – так сильно он привык к размеру талии жены. Еще шаг, остался метр до измены. Слава обливался по́том, ведь Лиля пахла жасмином, а он привык к запаху орхидей, а еще обои были не встык.
Он закрыл глаза, Лиля тоже, сосед на кухне открыл очередную ракушку и высосал мясо. Слава потянулся губами к Лиле и… чмокнул. Как чмокают обычно десятилетки своих одноклассниц.
– Господи боже мой, что я наделал, – произнес Слава, и в груди у него похолодело.
– Пока ничего, но время идет, – раздраженно посмотрела на него Лиля.
– Я изменил, – с ужасом сказал Слава и схватился за голову.
– Кому изменил? А главное, в какой момент? – Лиля смотрела на него ошарашенно.
– Только что, – шепотом произнес Слава. – Я – изменщик. Жена мне этого не простит! – он рухнул на диван, и тот немного зашатался. – Болты надо подтянуть, – констатировал Слава.
– Ключ принести? – донеслось с кухни.
– Идите уже к себе! – рявкнула Лиля.
– Я только что изменил жене, вот я подлец, – закрыл лицо руками Слава.
– Так ты женат… То-то я думаю, ты какой-то чудной, – обреченно выдохнула Лиля. – Ладно уж, не парься, «чмок» за измену не считается.
– Точно?! – посмотрел на Лилю сквозь подступившие слезы Слава.
– Сто процентов. А теперь тебе пора.
– Спасибо большое! За обед, за цветок. Прости, что не оправдал надежд…
– Да ладно уж, иди к своей жене, я не привыкла отбирать чужое.
– Спасибо! – Слава радостно пожал Лиле руку и, схватив цветок с подоконника, рванул к выходу.
– Мусор не захватишь? – крикнула вдогонку Лиля.
– Ага!
Зайдя на кухню, Лиля увидела соседа, жадно поедающего салат из руколы.
– Проштите, – прочавкал тот, – уже ухожу.
– Да ладно уж, не спеши, – улыбнулась Лиля, окидывая соседа оценивающим взглядом.
Домой Слава вбежал весь взмыленный и запыхавшийся.
– Откуда цветок? Ты же за крепежом ездил, – спросила жена, встречая его на пороге.
– Да вот, как-то так вышло, – мялся Слава, не зная, как оправдаться. – Это тебе… Олесь, а гуляш остался? – решил сменить он тему разговора.
– Целая сковорода. Погреть? – спросила жена, глядя с подозрением на странное поведение мужа.
– Ага.
– Коньяка плеснуть? Я купила сегодня.
Тут Славу прошибла слеза. Поставив цветок, он бросился к жене и расцеловал ее так, как будто не видел лет сто.
– Дурной, что ли? – испугалась она такой неожиданной любви.
– Да нет, просто соскучился…
– Чудеса. Ладно, я на кухню, а ты времени зря не теряй, там это… розетка отходит.
По ту сторону печали
– Ох, мама дорогая, только не он! – кассир Наташа побледнела, заметив за стеклом мрачную, как подвал морга, фигуру. – Сюда идет, господи боже, еще и попугая своего взял. Галя, подмени меня, умоляю! – кричала в отчаянии Наташа, но Галя уже бежала встречать машину с товаром, которая еще даже не выехала со склада.
Над дверью грустно брякнул колокольчик, и, несмотря на то что на дворе стояла середина июля, в магазин ворвался холодный ноябрьский сквозняк. Гена Скорбин – самый печальный персонаж района – пришел покупать продукты. В магазине тут же повисла гробовая тишина. Посетитель одним своим видом вызывал изжогу, упадок сил и настроения. От его кислой мины уменьшался срок годности продуктов, а от звука голоса тараканы начинали отбирать яд у мышей. С Геной, как обычно, был его меланхоличный соратник – волнистый попугай – птица, знавшая сорок синонимов слова «пустота».
– Пап, смотри, пират! – радостно крикнул маленький мальчик.
– И правда, – обрадовался папа, незнакомый со Скорбиным. – А как зовут вашего друга? – спросил он у Гены.
– Фитилек, – произнес тот с придыханием.
– А почему Фитилек?
– Потому что вся наша жизнь – это медленно тлеющая и стремящаяся к концу рыхло свитая веревка, – ответил загробным голосом попугай, а Гена продолжил делать покупки.
Отец и резко повзрослевший мальчик отложили в сторону мороженое и молча вышли из магазина – обдумывать свое существование.
С корзиной в руках Скорбин подошел к кассе и начал выкладывать товары: бутылка уксуса, отруби, пачка соды, самый черный чай, какой можно было найти на прилавках, и вафельный торт.
– Гуляете сегодня? – нервно хихикнула Наташа.
– Отмечаем день рождения, – кивнул Гена, и кассирша представила, как к Скорбину прилетает волшебник в ржавом вертолете и бесплатно показывает северокорейский артхаус.
– Слу… слушайте, – проглотила комок в горле Наташа, пробивая товар, – вы что, совсем один будете отмечать?
– Почему один? Фитиль со мной. Мы с ним родились в один день.
«И в один год?» – хотела было спросить Наташа, глядя на ветхого попугая, но, передумав, задала другой вопрос:
– А вам не будет грустно?
– Грустно – когда рассветное солнце прогоняет безмятежный ночной мрак и наполняет жилье тенями ежедневной ответственности, заставляя покидать его, – взял слово Фитилек, и Наташу всю передернуло от этих птичьих выводов.
– Будете праздновать дома? – не отступала девушка, которая почему-то решила, что это ее дело. А может, ей просто было скучно, потому что других покупателей как ветром сдуло.
– Лучший вариант сложно представить, – тяжело вздохнул Гена.
– А почему бы вам не сходить куда-нибудь развеяться?
– Вчера мы ездили на мусоросжигательную фабрику. Этих впечатлений хватит на полгода, – поклонился Скорбин и, сложив покупки в старую облезлую сумку, двинулся к выходу.
– А если я предложу организовать ваш день рождения, что вы на это скажете? – выпалила Наташа и тут же прикрыла ладонью рот, понимая, что совершает ошибку.
– Зачем вам это? – за полуопущенными веками Гены читались безразличие и скука.
– Потому что ваша унылая рожа меня бесит! – снова не сдержалась Наташа.
– Что ж, неплохой повод. Я зайду за вами в десять.
– Но в десять мы только закрываемся. Я же не успею подготовиться и привести себя в порядок после работы!
– А какой в этом смысл? – ответил Гена, открывая дверь.
Колокольчик издал мрачный звон и застыл, а звук растворился в тишине, словно замершая нота реквиема. Скорбин ушел, не дождавшись ответа.
Ровно в двадцать два ноль-ноль Гена появился на пороге магазина, облаченный во все черное. Фитилек все так же восседал на плече и выглядел еще более безрадостно, чем днем.
Наташа вышла из магазина совершенно разбитая. Она успела только собрать грязные волосы в пучок, замаскировать налипший запах работы дезодорантом и накрасить губы.
– День такой тяжелый, хочется упасть и проспать до утра, – зевнула она.
– Все отменяется? – губы Скорбина дрогнули, и на угрюмом лице образовалось что-то отдаленно напоминающее улыбку.
– Не дождетесь, – буркнула Наталья. – Я из вас выбью всю эту серую пыль, и вы больше никому не испортите настроение своим унылым видом. Мы будем веселиться.
– Жаль, – ответил Скорбин, и Фитиль повторил за ним:
– Жаль-жаль…
Первым делом Наталья решила отвезти Гену в ресторан, где заказала столик, еще будучи на работе.
В ресторане Скорбин попросил поменять место у окна на место у выхода.
– Чтобы не идти через весь зал, когда мы покончим с этим, – сказал он так, что стекла и посуда покрылись инеем.
Наташа неуверенно кивнула и подозвала официанта.
– Добрый вечер, я Лев, ваш официант. Что будете заказывать? – улыбался молодой парень, протягивая меню.
– Я буду утку в малиновом соусе и салат с тунцом, – улыбнулась в ответ Наташа.
– Кутья есть? – не глянув ни в меню, ни на официанта, спросил Гена.
– Эм-м-м, боюсь, что нет, – подумав, что это шутка, молодой человек улыбнулся еще шире.
– Тогда гречку.
– Прекрасно. С чем подать?
– С черным хлебом.
– Так, гречка с хлебом, что-то еще? Ой, какой у вас замечательный попугайчик! Он говорящий? Как тебя…
– Не сто́ит, – не дала закончить вопрос Наталья.
– Прошу прощения. Что будете пить? У нас есть все напитки мира!
– Ци-ци-ци… – начал было Фитиль.
– Цинандали? Цуйка?
– Цианистый калий, – выдал наконец попугай.
– Простите его, – трагично взглянул Скорбин на официанта. – Принесите цикорий.
– Будет сде-ла-но, – улыбаясь из последних сил, процедил сквозь зубы Лев и убежал.
– Цикорий? Серьезно? Я понимаю, что вы уже не так молоды, но не обязательно же всегда быть таким скучным и унылым. Расслабьтесь, – начала свою атаку Наташа. – Вам сколько сегодня – сорок пять?
– Тридцать три, – тяжело выдохнул Гена, и попугай тотчас сделал то же самое.
– Ого, так вы вчерашний школьник! А ведете себя так, словно уже сто лет как на пенсии! Что с вами случилось?
– Я столкнулся с непреодолимой, жестокой, бескомпромиссной силой…
– Ох, простите. С потерей?
– С обществом.
– А мое общество вам тоже не по душе?
– Мне не по душе это место, я к нему не привык. А вас я часто вижу в магазине, и вы напоминаете мне об отрубях, которые я люблю.
Так и не поняв, комплимент это или оскорбление, Наташа перестала говорить и взялась за еду, которую принес официант. Остаток ужина прошел в скорбном молчании.
– Нам раздельный, – сказал Гена, когда официант принес счет.
– А вы джен… – начала было Наташа, но Скорбин уже бросил на стол приготовленную заранее мелочь и вышел из ресторана.
– Ну что, куда теперь? – спросила Наталья, догнав быстро удаляющегося от ресторана Гену.
– А разве это не все? Я плохо провел время – зачем делать еще хуже?