даму. Но мой рыцарь краснеет и мямлит:
— Ты...
— И мы не возьмём её большеиграть!
— Не возьмём...
Из садика меня везут на санкахдомой. Папа оборачивается и смотрит, как ушанка сползает на мой нос. А я рада,что она сползает. И никто не видит моих глаз. Дома папа вдруг говорит маме:
— Давай на самом деле купим ейновую шапку. А то она такая смешная в этой ушанке...
— Зато тепло!
— Да ладно. Она же просила! Дочь,ты ведь хочешь новую шапочку? Такую с помпончиком? Для девочки?
— Нет. Не хочу.
И я медленно иду в свой угол. Ксвоему родному Мишке и заветному чемоданчику.
Горечь потери
Дыхание перехватывает от горечипотери.
Моя семья живёт недружно. Бабушкав юности очень любила своего односельчанина. Он, несмотря на молодость, былсерьёзным, умным и уважаемым человеком вселе. Работал директором школы и преподавал литературу. (Не от него липерепала мне любовь к книгам?) Они решили пожениться и подали заявление в загс,который находился в райцентре, в двенадцати километрах от села.
Но когда они пришли пешком врайцентр через положенный месяц (или два?), чтобы расписаться, оказалось, чтобабушка забыла дома паспорт. Срок продлили ещё на месяц. А за этот месяцначалась война, и жениха забрали на фронт. С фронта он не вернулся, погиб вначале войны. И так никогда и не узнал, что у него родилась дочка. Моя мама.
После войны бабушка вышла замужза молодого военного. Как я сейчас понимаю, дед Ваня очень любил жену, норевновал её к прошлому. В трезвом виде он был спокойным и добрым, но выпив,начинал буянить. Вспоминал, что взял жену с ребёнком, что любила она другогомужчину.
Это всё я в детстве до конца непонимала, так как была слишком мала. Бабушка же часто утешалась собственнымисловами: «Ванюшка проспится — садись на него верхом и поезжай». Или поговоркой:«Пьяница проспится, дурак—никогда».
Сейчас, став старше, я думаю, чтобабушке, наверное, следовало сказать мужу: «Я люблю только тебя. Не ревнуй меняк прошлому». Но она начинала плакать и причитать, что её первая любовь, Фёдор,был намного лучше, чем нынешний муж. И что дед этому Фёдору в подмётки негодится.
А пьяный дед возвращался домой вхорошем настроении и с лестницы кричал: «Манюшка, твой Ванюшка пришёл!» Нопостепенно, слушая причитания бабушки, мрачнел, приходил в ярость и начинал буянить.Делать вид, что он сейчас разнесёт всё в щепки. Бабушка убегала.
Страшно это было только на первыйвзгляд. Потому что дедушка ни разу не догнал бабушку. И вообще ни разу нетронул её пальцем. Тем не менее сцены разыгрывались драматические. И усмиритьдедушку могла только я. Бабушка отправляла меня к деду:
— Деда, ложись спать!
— Алёнка, это ты?
— Я, деда, я! Спать пора! Баиньки!Сейчас я тебя спать положу!
— Да, Алёнка, хорошо! Я тебяслушаюсь! Ты моя единственная... Ты моя золотая... Внученька родная! Уже иду...
И дед обнимал внучку иуспокаивался. Во мне он души не чаял. В отличие от моей мамы.
Дед засыпал. А на следующее утропросил прощения у бабушки. И она могла потребовать у него что угодно. Доследующей выпивки. Возможно, эта игра где-то на подсознательном уровнеустраивала их обоих. Наверное, она могла бы стать неплохой иллюстрацией длякниги Эрика Берна «Люди, которые играют в игры. Игры, в которые играют люди».
Мама с папой мечтали о сыне. Идаже придумали имя «Андрюшка» для будущего сыночка. А родилась дочка. Яказалась им странным ребёнком. Слишком замкнута. Никогда не делится своимимыслями и чувствами. Да и мысли-то у неё какие-то непонятные. Всё книжкичитает. Другие девочки как девочки. Любят наряжаться. К родителям ласкаются.Всё у них просто и понятно. А эта —чудная какая-то...
— Ленка, брось свои книжки, а тос ума сойдёшь! Чего ты там читаешь-то? Понапишут всякую ерунду!
Комната у мамы с папой была вкоммуналке. Не в простой коммуналке. Это была комната в длинном коридоре нашестнадцать соседей. Общая кухня и вечно грязный туалет. В коридоре постояннопроисходили какие-то разборки, и я чаще жила у бабушки, чем дома. А когдародился мой брат, я поселилась у бабушки окончательно. Родителям стало совсемне до меня.
С дедом мы играли в прятки. Досих пор помню, как один раз долго не могла найти деда. И уже отчаялась. Апотом услышала приглушённое хихиканье. Оно доносилось из узкого платяногошкафа. Как он туда смог забраться — до сих пор удивляюсь. Когда я его нашла,нашей взаимной радости не было предела. Дед очень хотел, чтобы я считала егородным.
Не знаю, зачем бабушка решилапосвятить меня в тайну и рассказать, что дед мне неродной. А мой родной дед былгораздо лучше, чем он. Такой поворот меня потряс до глубины души. Сейчас, ядумаю, что это было плохое решение.
Я ходила в задумчивости. Потомспросила у бабушки, как же погиб мой настоящий дед. А дедушка услышал это. Ипришёл в ярость. Он кричал:
— Ведь я просил тебя, просил — неговорить ребёнку! Зачем ты это сделала?!
А потом дед заплакал. Мне такстранно было видеть его плачущим. Я попыталась успокоить его. Но он не взялменя на колени, как обычно. Не назвал Алёнкой. Он смотрел подозрительно ихмуро. Он не верил, что можно любить неродного человека.
На этом наша дружба с дедомкончилась. И больше мы никогда не играли в прятки. Он просто пересталзамечать меня и смотрел на меня как на пустое место. А когда напивался иначинал буянить, я больше не бежала к нему на колени, а пряталась в угол с Мишкой.Так грустно закончилась моя дружба с дедом.
Много лет спустя я училась вуниверситете в чужом городе, постоянно подрабатывала и вдруг заболела.
Подработка прервалась. Не было денег на еду, на лекарства.Мне никто не помогал.
И вдруг я получила денежныйперевод на сорок рублей. Потом ещё один. Переводы шли несколько месяцев ипомогли мне пережить трудный период. Это были деньги деда Вани. Он оказался единственным,кто, узнав о моих проблемах, поделил свою пенсию пополам, чтобы помочь своейАлёнке. Он не забыл обо мне. Переводы кончились быстро и внезапно. Дед большеничем не мог помочь мне. Он умер от инфаркта.
Одиночество
Дыхание перехватывает от чувства одиночества.
Я росла. Моя внутренняя жизньбыла наполнена встречами с книгами, увлечением поэзией, философией. А внешняя— довольно бедна впечатлениями. Ну, может быть, я неправильно выразилась. Вношупоправку: бедна приятными впечатлениями. И полна одиночества. Когда мне былолет двенадцать, бабушка с дедушкой уехали в Подмосковье, купив там дом. И досемнадцати лет я жила с родителями. В семнадцать уехала из дома, чтобы большеникогда в него не вернуться. А потом и возвращаться стало некуда.
Мама с папой развелись, нашлиновых спутников жизни, разъехались в разные города. Они устраивали свои личныежизни, и совсем забыли обо мне. Наверное, они думали, что я уже взрослая. И ненуждаюсь больше в родительской опеке. Я была очень одинока.
Впрочем, в семье я тожечувствовала себя одинокой. Мои бедные родители не понимали меня. Они считалименя слишком заумной, разговаривать нам было не о чем, так как общих тем дляразговора не находилось.
Папа тяжело заболел и стал надолго уезжать на родину, к мамев деревню. Позднее он там и женился второй раз.
Бедная мама, оставшись безруководства бабушки и мужа, по слабости характера стала выпивать. Периодическипоявлялись претенденты на её руку и сердце. Эти претенденты выглядели всё хуже.
Положение несколько улучшилось,когда в доме появился Сергей, отсидевший большой срок, на зоне переболевшийтуберкулёзом. Он был моложе мамы на двенадцать лет и не имел ни угла, ниработы, ни желания эту работу найти. Он постоянно кашлял, много курил и частопил чифир. Рецепт: пачка чая на кружку воды. По крайней мере, он стал жить внашем доме постоянно, и количество попоек и пьяных претендентов на руку исердце мамы сократилось.
Правда, дела стали хуже с нашимжильём. Трёхкомнатная квартира, оставленная в наследство от бабушки и деда,превратилась в двухкомнатную, затем однокомнатную, затем однокомнатную наокраине города, однокомнатную на окраине меньшей площади... Деньги, полученныев результате этих обменов, пропивались быстро.
Сергей обладал способностьюуничтожать их стремительно. Один раз, после выгодного обмена, он, забравденьги, уехал, чтобы «купить домик в сельской местности». Через неделювернулся, уже без денег, но с синяком под глазом. По его версии, покупкапрекрасного домика уже почти совершилась, но тут его обокрали и избили. До сихпор не знаю, какая доля правды была в этих словах.
Последний обмен совершился, когдая уже окончила университет. Сергей и мама поменяли квартиру на комнату вкоммуналке. Моего брата отправили ко мне. Он жил у меня два года и окончилколледж, в котором я работала. Мама с любителем сельской жизни уехала вКазахстан, где у Сергея жили какие-то родственники. И след мамы затерялся нанесколько лет.
Из Казахстана она вернулась одна.Без денег, без зубов, без любителя путешествий. Очень худая и притихшая.Видимо, приключений, выпавших на её долю, уже хватало до конца жизни, потомучто пить она почти перестала. Какое-то время они с братом жили у меня.Потихоньку из моей квартиры стали пропадать все мало-мальски ценные вещи:серёжки и цепочка, подаренные свекровью, пуховая кофта, книги. На работе мнесообщали, что видели маму на рынке, торгующую моими вещами.
Прошло несколько лет, и мама сбратом уехали в свою комнату в коммуналке. А я долго не могла себя заставитьпозвонить им или съездить проведать. Правда, я всё чаще стала молиться за них,подавать записки на Литургию. Но сердце оставалось холодным. Я не хотелавидеть родных людей.
Может, если бы я молилась за нихраньше, в детстве, всё сложилось бы иначе? Может, им не хватало любви имолитвы? Я прочитала в одной книге о печальной судьбе человека. Тамговорилось: «За него с детства никто не молился». Теперь я молилась за них.Может, я опоздала?
Постепенно моё сердце сталосмягчаться. Видимо, эти молитвы умягчали в первую очередь моё собственное