– Приговора, вообще-то, но это неважно. Не знал, что ты смотришь такие передачи, Робби.
– Я смотрю?! Это Эля смотрит. Смотрит и комментирует.
Роберт стал красным. Роберт уже не любил Элю, он её люто ненавидел. Роберт врубил все маховики самонакрутки. Маленькие человечки крутили механизмы ненависти.
– «Котик, твои розы завяли на второй день. Неужели ты дарил их не от души?..» Так она даже розы обрезать перед тем, как в вазу поставить, не может!
– Дима Монгол гол забил, – кивнул я на экран, а бар взорвался неимоверным грохотом.
– Да и похер! И на гол, и на Монгола! Я хочу жить комфортно! – кричал Роберт. – Я не хочу быть котиком, кисиком, сомиком и прочей уменьшительно-ласкательной тварью! А котлеты, блядь! Ну как можно сделать из мяса вулканизированную резину?! И ведь жрёт сама, давится. Делает вид, что вкусно, чтобы не признавать свою кулинарную немощность.
– Так скажи ей! – проорал я в ухо Роберту. – Гавкни на неё, в конце концов!
– Вот ты и гавкни! – коротко крикнул он в ответ, и мы заказали ещё.
Меня разбудил звонок: громкий, настойчивый, сверлящий. Рука автоматически поползла в сторону тумбочки с бокалом и не промахнулась. В голосе Эли звучал неделаный трагизм.
– Утро недоброе! Утро омерзительное и противное. Скажи, это всё правда?
– Что правда? – Глоток виски помог отлепить язык от нёба. Я даже представил те белые нити, что были разорваны каплями благородного напитка.
– Правда, что вы с Робертом уже три года являетесь прихожанами секты «Новое поколение» и ходите в свингер-клуб… в свингер-клуб «Махаон»… – зарыдала Эля. – Правда, что… что… что Роберт взял приз «Ходок года» в этом долбаном свингер-клубе, а три дня назад подал заявление в загс с какой-то Ирой, которая вся натюрель и прекрасна в позе наездницы?
– Почему ты плачешь, Эля? Разве стоит так убиваться по мелочам?
– А мне что, блядь, смеяться?! Мне хохотать? И что ты сейчас сказал? По мелочам? Так это правда?! Правда про «Новое поколение», «Махаон», этого грёбаного «Ходока года» и натюрель наездницу Ирину?
– Кто тебе это сказал?
– А-а-а… понятно. Ты допился уже до той стадии, что не помнишь, с кем говорил, о чём говорил и когда говорил?
– И когда говорил?
– Под утро говорил! Ну и ладно. Пусть эта правда меня и не устраивает, но это всё же правда. Правда же? Ну, скажи! Правда?
– Почти…
Через несколько дней Элина разнесла мой пьяный бред по всей Риге. Но поисковые системы не находили в Риге клуб «Махаон», а в то, что мы можем прибиться к «Новому поколению», не поверил бы даже наш заклятый враг. Элину жалели и делали вид, что верят. Роберт не знал, как меня отблагодарить, Элина ушла в загул по ночным клубам и мужчинам значительно старше себя, а мои угрызения совести закончились через пару загулов.
Сантехник
Полина дрожала. Несколько раз подносила палец к экрану и зажмуривала глаза. Наконец решилась.
– Юрий Григорьевич, это Полина.
– А что с голосом?
– Юрий Григорьевич, тут такое дело…
– Полина, говори! Не жуй сопли, говори!
Девушка увидела за окном витрины счастливую пару. Он держит её за талию, она улыбается, откинув голову. Полине очень захотелось быть на месте этой девушки.
– Юрий Григорьевич, в котельной потекла труба.
– И-и-и? Как потекла труба? – Голос Солина заставил переживать.
– Ну-у-у… как…
– Я спрашиваю! Как потекла труба? Как ручеёк, как селевой поток, как львица во время течки?
– Как пиво из крана, Юрий Григорьевич. Хорошо потекла, бодро. В общем… ресторан пришлось закрыть во избежание…
– Во избежание чего, дура?
– Во избежание последствий.
Юрий притормозил, закрыл глаза и вцепился в руль. Он представил солидных бизнесменов, богатых туристов, отвязных мотов со шлюхами, которые увидят табличку «Ресторан закрыт». И эти твари пойдут в другой ресторан, оставив Юру без прибыли. Перед глазами закрутились барабаны с долларами и евро. Двести евро, пятьсот баксов, восемьсот евро…
– Полина, сантехника вызвали?
– Да. Он уже едет, Юрий Григорьевич.
– Я тоже еду, Полина! Минут за сорок домчу. Сантехник назвал примерную стоимость ремонта?
– Он же не был в котельной.
– А ты не могла ему на пальцах объяснить?
– Я ему сказала, что всё течёт. Он усмехнулся и сказал: «Еду».
Юра вдавливал в пол педаль своего «порше», то включал, то выключал музыку, позвонил и обматерил прораба, сказал любовнице Дине, что хуй ей, а не юбка от «Гуччи». Два раза он набрал Полину и попросил дать трубку сантехнику, но тот, по словам девушки, карабкался по трубам. Радовало, что ресторан был закрыт всего двадцать минут, но это тоже деньги, и их нужно вычесть из чьей-то зарплаты. Припарковав авто, Юрий ворвался в зал, зацепил ногой стул и, воспарив над полом, грохнулся, больно ударив колено. Прихрамывая, хозяин ресторана дошёл до котельной. Это было просторное помещение с высокими потолками и бурыми стенами. Ржавые трубы напоминали сложную головоломку, на тельфере зловеще покачивался массивный крюк, пахло маслом и соляркой.
– Больше не течёт? – обратился Юра к Полине.
– Нет. Вон там текло. – Полина указала пальцем на расположенную высоко трубу. – Но сантехник всё починил. Вставил какую-то новую прокладку, и всё.
– И сколько взял?
– Сорок пять евро взял. Выезд, материал и работа.
Юре показалось, что на его глаза надвинули шоры. Вадимчик подождёт с новой курткой. Анечке сегодня дарить тюльпаны вовсе необязательно.
– Сорок пять евро? – разнесло по котельной крик Юры. – Сорок пять, еби ё мать?! А где старая прокладка, Поля?
– Не знаю, Юрий Григорьевич. Не уследила.
– Потому что дура?
– Потому что за всем не уследишь.
Найдя глазами мусорник, Солин бросился к нему. Открыв крышку, посветил фонариком мобильника. Упаковка от чипсов, пустая пачка сока, газеты. Прокладки не было. Юрий метнулся к лестнице. Но сразу стало понятно, что благодаря стремянке преодолеть удастся только часть маршрута. Резво взобравшись на последнюю ступеньку, Юра аккуратно ступил на бетонную балку, взялся руками за скобы, выше и сделал первые шаги к цели. Всего их было три. Переставляя ногу, Солин понял, что теряет равновесие, замахал в воздухе руками и ухватился за резиновый шланг, что расположился на уровне плеча. Раздался скрежет, шипение, и в следующий момент резинка выскочила из скобы, на Юру полилась ледяная вода, а сам он упал в небольшую пластмассовую ванну с мутной жидкостью.
– Какой эпический пиздец! – воскликнула Полина и прошептала: – Он же, урод, удавится…
– Он самый и есть! Помоги, дура! – орал Юрий.
На крик прибежал официант Рудольф и от неожиданности прыснул. Солин этот смешок заметил.
– Ты уволен, скотина! – истерил Юра. – Помоги! Что ты, блядь, стоишь? Помоги!
– Да шёл бы ты на хер. Помоги ему ещё. – Расстегивая жилетку, Рудольф направился к выходу.
Выбравшись из ванны, Юра сел на бетонный пол и начал считать в уме. Джинсы «Армани» за 250 евро. Поносил три дня. Туфли BOSS за 300 евро. Им нет и месяца. Рубашка Ferre, купленная за 280 евро, носки Zilli – 60 евро. Юра медленно поднял запястье левой руки и застыл. Слёзы появились не сразу. Они взяли паузу, они застыли, как стрелки дорогих сердцу Patek. Юра не слышал, как зазвонил телефон Полины и как она с кем-то коротко переговорила.
– Юрий Григорьевич! Юрий Григорьевич, вы слышите?
– Слышу, да… сейчас я слышу. Мне очень холодно, но я слышу.
– Звонил сантехник. Он у нас бейсболку забыл. Я его спросила о прокладке. Он её выкинул в мусорник, что в туалете. Пошёл руки мыть, там и выкинул.
– Сколько, говоришь, прокладка стоила?
– Сорок пять евро.
– Ни хера, бля… она стоила намного больше. Она стоила несколько тысяч евро. Плюс деньги тех уродов, что пошли в другой ресторан, когда мы были закрыты… Этот сантехник поимел меня, как в самом жёстком немецком порно.
– Он же не со зла, – пропищала Полина.
– Лучше молчи. Молчи, дура…
Прессофил
Боря улетал в свою первую командировку. Волновался, удастся ли заключить хотя бы один контракт, и сказал мне по секрету, что взял с собой на удачу Маген Давид покойного деда.
Перед поездкой решил проконсультироваться:
– Михаил, что лучше привезти в подарок Юрию Григорьевичу?
– Вот! Хорошо, что спросил, – говорю. – Юрий Григорьевич коллекционирует газеты. Причём любые. Он почётный президент РКПБ.
– А что такое РКПБ? Что-то знакомое.
– РКПБ? Ну как же… Это Рижский клуб прессофилов и библиотекарей. Юрий прессофилит с детства, под газеты арендует небольшой загородный дом. От него даже жена из-за этого ушла.
– А я слышал, что из-за блядства, – удивился Боря.
– На самом деле из-за газет. Блядство было надуманным предлогом.
Юра Баскин руководил коммерческим отделом фирмы и благонадёжностью в отношениях с женщинами действительно не отличался.
Возвратился юный Борис из Тольятти в наилучших настроениях. Подписал неплохой контракт, расширил кругозор. Из рассказов похотливой автомобилестроительницы узнал, что рабочих по цехам развозят на автобусе, машины с каждым годом делают всё хуже, а начальником цеха назначили трижды судимого уголовника. Боря выложил на стол конфеты и толстенную пачку газет.
– Михаил, конфеты тебе. И мне нужно заполнить командировочный отчёт. Ну, – замялся Боря, – по расходам, превышающим официальные.
– Это важно. Очень важно, Борис. Садись и пиши.
Боря нахмурился и кивком головы показал готовность.
– Первое. За номер в гостинице на лапу давал? – спросил я.
– Бутылку бальзама и шоколадку Rigonda.
– Пиши: взятка администратору за предоставление номера в переполненной гостинице. Тире, двадцать пять рублей.
– Не многовато будет? – вскинул мощные чернявые брови Борис.
– В самый раз, – говорю. – На такси часто катался?
– Да. Я посчитал. На шестнадцать рублей наездил.
– Пиши: использование таксомоторов для более комфортного передвижения по городу Тольятти. Тире, тридцать пять рублей.