Это был популярный магазин, занимавший угловую секцию в универмаге «Дайкокуя». Он продавал товары по почте, по каталогу, который я регулярно получал. На его обложке слова «Мирские желания» были написаны так: «мирские» – одним иероглифом, а «желания» – латинской транскрипцией. Слово «мирские» немедленно ассоциировалось у меня с «Дайкокуя», но обратной ассоциации не возникало ни разу. И я обязательно вспоминал книгу Летуна-Полосатика. Мне вдруг захотелось заглянуть в «Мирские желания». В этом месте все устроено нормально, все в своем уме. Это была территория детства, где существовала гармония вещей и людей. Фетишистский мир, в котором исчезает дистанция между духом и телом. Даже настырная самка каракатицы вряд ли способна проникнуть на эту территорию. «Миккадо», где Летун-Полосатик или его вымышленное альтер эго наслаждались шоколадным парфе, уже давно поменяло владельца и превратилось в игрушечный магазин, специализирующийся на видеоиграх.
Ветер, похоже, сменил направление, внезапно в нос ударила какая-то вонь.
Теперь преследовавший меня катер был всего в пяти метрах. Как я и предполагал, команды на нем не было. Как же они намереваются взорвать бомбу? Противник приступил к делу без промедления и предупреждения. Органы самки, до этого болтавшиеся на шесте как товар-образец с рыбного рынка, начали поблескивать, словно маленький стробоскоп, и соблазнительно раскачиваться, явно обращаясь к моему самцу. Вот это фокус! Я явно недооценил эту тварь. Я сшиб ее с шеста, зацепив крюком, который был на штанге. Металлический крюк с болотным чавканьем впился в плоть. Внутренности самки сделали пируэт в воздухе и закрутились как волчок. Дальше было еще хуже. Внутренности моего самца – от злости, наверное, – извиваясь, подскочили вверх. Трубка капельницы резко натянулась, и боль пронзила меня насквозь – у меня будто вырвали ключицу. Все ясно! Моя каракатица не обязательно мой союзник. У каракатиц свои желания, и «поэту-шартрезу» пришло в голову использовать взрывную силу охватывающих их страстей в террористических целях.
Мне стало страшно.
Сомнения в сторону! Надо быстрее укрыться в «Дайкокуя». На городских улицах, там, где живет обыкновенный народ, не имеющий ничего общего с самобеглыми кроватями, с не обозначенными на карте подземными каналами, люди, за которыми не гоняются внутренности каракатиц. Ничего не выйдет! Для человека, ноги которого поросли дайконом, я слишком многого хочу. Что делать? Оторвать от себя эту дрянь и швырнуть в канал? Нет, слишком опасно. Это же не петарда, которая воды боится. Морская тварюга. Вдруг рванет в канале, как мина? Тут уж мне конец.
Неужели этот «поэт-шартрез» предсказал мне судьбу за тридцать с лишним лет до моего рождения? Однако он не упомянул дайконовые ростки на ногах. Может, в двадцатые годы этот овощ еще не выращивали?
Самка снова бросилась в атаку. Прикрываясь мочеприемником как щитом, мне как-то удалось не дать каракатицам соединиться.
Круг от вытекавшей под давлением из мешка мочи расплывался по трусам. Корчившийся на кронштейне капельницы самец издавал визгливые звуки и пускал пузыри. Дело плохо! Все-таки, наверное, надо действовать. По лестнице до магазина мирских желаний можно взлететь в пять прыжков. Я стянул крючком одеяло с кровати. Конечно, обернутое вокруг бедер одеяло, мешок с мочой в одной руке и металлический кронштейн, в котором болтаются внутренности каракатицы, в другой, – совершенно неподходящий образ для посетителя универсального магазина. Стоит мне здесь промахнуться – получится скандал. Но даже такой прикид все же лучше, чем рубашка, облитые мочой трусы и босые ноги. По крайней мере, одеяло скроет мои поросшие дайконом ноги.
Я ведь не собираюсь бродить в таком виде по отделу, где продают «Шанель». Да и в продовольственном отделе на бесплатной дегустации мне делать нечего. Я лишь хочу на минутку заглянуть в «Мирские желания». Там должно быть много зацикленных на себе посетителей, которым чуждо буржуазное здравомыслие. Интерес к разным побрякушкам, а не к человеку – это верный признак одиночества.
Не дожидаясь, когда каракатицы кинутся на меня в третий раз, я вприпрыжку бросился к лестнице. Она вся заросла скользким мхом – сразу видно, что много лет ею никто не пользовался. За спиной раздался голос разъяренной самки, один в один схожий с тюлюлюканьем фазана в брачную пору. Мой самец задергался в конвульсиях на конце штанги. Возомнил себя кашалотом, видите ли. Пульсирующий свет помог мне взбежать по лестнице. Поднимаясь по ступенькам, я сдавил пальцами прижатый к колену мешок с мочой. На лестничной площадке взял его в другую руку. Передо мной оказалась тяжелая металлическая дверь, на которой было что-то неразборчиво написано белой краской. Она со скрипом отворилась. Слава богу! Дальше опять ступеньки. Каракатица больше не освещала мне дорогу, но мох на ступеньках был сухой, и подниматься стало легче. На следующей двери, благодаря маленькой голой лампочке под потолком, я разобрал надпись: «В2».
В глазах бомбой взорвался свет. Я оказался в помещении, служившем одновременно офисом, складом и раздевалкой для персонала. Звучала тихая исповедальная музыка барокко. Я потуже обмотал бледно-розовое одеяло вокруг бедер. Каждый мой шаг оставлял на покрытом линолеумом полу мокрые пятна.
По счастью, на последнем лестничном пролете я никого не встретил. Тут уже никаких дверей не было. За пластиковой перегородкой с выгравированным на ней декоративным павлином, открывался торговый зал. Покупателей можно по пальцам пересчитать – утро, для покупок еще рановато. Я поймал на себе взгляды нескольких продавцов, которые они тут же отводили в сторону, столкнувшись со мной глазами. Это было скорее проявление беспокойства, чем вежливость. Лишь один тип из всей этой компании не избегал моего взгляда. Следил за мной краем глаза. Тонкие, аккуратно подстриженные усики, сорочка в бледно-зеленую вертикальную полоску с супермодным воротничком, из-под которого свисал галстук в стиле ар-деко.
Сделав вид, что все нормально, я принялся разглядывать витрину с часами. Потом перешел к соседнему прилавку со всякой всячиной. Компьютер-гадалка… свинья, меняющая цвет вслед за переменой погоды… автомат, выдающий лотерейные жетоны… колпачок для пениса из Новой Гвинеи… радиоприемник 1907 года выпуска…
Однако пока что мне требовались ботинки, брюки, чистая рубашка, что-нибудь из письменных принадлежностей, швейцарский военный нож и карманный фонарь. Тем не менее меня потянуло к отделу, где были выставлены портфели, чемоданы и сумки. Большинство покупателей, которые ходят в такие магазины, в первую очередь присматриваются к часам и сумкам.
Проходя через секцию спортивных товаров, я обратил внимание на пару шикарных кроссовок. Серо-черные, с броскими красными шнурками. Я взял их в руки, чтобы посмотреть ценник и штамп на резиновой подошве и услышал за спиной:
– Извините, но мне кажется, вы не захватили с собой бумажник.
Это был тот самый тип с усиками.
– Бумажник?
– Ну да, бумажник.
Все правильно. Чтобы что-то купить, надо иметь деньги. Если нет денег, то кредитную карту. Ошеломленный собственной беспечностью, я огляделся кругом. Люди наблюдали за нами, ожидая, чем кончится дело. Кто-то торопливо прятал взгляд, а кто-то, наоборот, таращился на разворачивающуюся сцену во все глаза.
– Тут вот какое дело… я его оставил в больнице, в ящике для одежды.
– В таком случае могу я вас попросить пройти со мной в офис?
В обычных обстоятельствах в этот момент у него, наверное, появилось бы желание схватить меня за руку Но он этого делать не стал, видимо, не захотел прикасаться к влажной, грязной и провонявшей рубашке. Поднял ногу, собираясь пинками выгнать меня на улицу. Неужели человек только из-за того, что у него вырос на ногах дайкон, должен терпеть такие унижения?!
– Извините! – вмешалась в наш диалог молодая женщина.
Загорелая, с узким подбородком. Раньше я никогда ее не видел. Кто она? Ноги мои подернулись зеленью, это правда, но, к сожалению, я не шартрез, да и не поэт вовсе. На лице женщины, как карта в колоде фокусника, мелькнула улыбка, шевельнувшая мою память:
– Я заплачу. Извините за беспокойство.
На лице обладателя усиков нарисовались замешательство и недовольство. Еще бы: добыча ускользнула их рук.
Женщина достала из сумочки очки и водрузила на нос. Очки в белой оправе, круглые, как стрекозиные глаза. Ничего себе! Неужели сестра из урологической клиники? Снова мимолетная улыбка. Все стало понятно, и на моем лице, видимо, появилось выражение облегчения. Обладатель усиков сдался.
– Вы меня спасли. Я уж не знал, что делать. Вы же можете объяснить… почему я… в таком положении сейчас… вообще…
– Теперь тебе нужны брюки. Какой у тебя размер?
– Извините. Я обязательно верну вам деньги.
– Не надо давать невыполнимые обещания. В пределах десяти тысяч можешь рассчитывать. Вот брюки, хлопок, семь тысяч четыреста иен. Дешево, но вполне прилично…
– Извините… а катетер еще нужен?
– Фу, гадость какая! Это что у тебя болтается на крючке?
– Мне кажется, это внутренности каракатицы.
– Шутишь?
– Еще в груди трубка вставлена…
– Сам, что ли, не мог с этим разобраться?
Она опять одарила меня мимолетной улыбкой. Похоже на дымовую завесу против стоявшей у кассы продавщицы, которая напрягала уши, прислушиваясь к нашему разговору. Рассчитавшись с ней, Стрекоза подтолкнула меня к туалету, расположенному возле лестницы.
– Это же женский…
– Сейчас не время обращать внимание на такие вещи. Какая разница, какой у тебя пол? Ерунда!
Оставив дверь в кабинку открытой, Стрекоза стянула с меня одеяло. Прежде всего она обратила внимание на буйно разросшуюся растительность на ногах.
– Мне бы помыться где-нибудь. Я их намочил в сточном коллекторе.
– Что ты беспокоишься? Считай это удобрением и все.