Я позвал его. Он прибежал, взобрался ко мне на колени, прижался и спросил, когда она уйдет. Пусть уходит. Я сказал: нет, ты должен решить, с кем ты хочешь остаться, с ней или со мной. Он сказал: «С тобой». Джулия спросила его об этом еще раз, но Джон снова сказал, что со мной.
Джулия пошла к двери и была уже почти на улице, когда Джон бросился ей вдогонку. Тогда я видел и слышал его в последний раз, пока мне не сказали, что он стал «Битлом».
Джон вернулся в Ливерпуль с Джулией, но тетушка Мими решительно потребовала, чтобы Джон жил у нее. Джон, Мими и ее муж Джордж поселились втроем в принадлежавшей им половине дома на Менлов-авеню, Вултон, Ливерпуль.
– Я никогда не заговаривала с Джоном о родителях, - рассказывает Мими. - Старалась оградить его от переживаний. Может быть, я беспокоилась чересчур сильно. Не знаю. Мне хотелось, чтобы он был счастлив. Джон благодарен Мими за все, что она для него сделала. - Она была удивительно добра ко мне. Постоянно волновалась, беспокоилась обо мне, без конца напоминала родителям, чтобы они думали обо мне, чтобы они как следует заботились о ребенке. Так как они ей доверяли, то в конце концов позволили ей забрать меня.
Джон переселился к тете Мими. Она любила его как сына. Была достаточно строгой, не баловала, но ни разу не ударила, ни разу не крикнула. Телесные наказания и брань она считала родительскими слабостями. Самое страшное наказание состояло в том, чтобы не замечать Джона.
– Он не выносил этого. «Мими, это же я, почему ты меня не замечаешь?» - приставал он. Мими не мешала развитию его индивидуальности. - Наша семья славилась индивидуальностями. Мама никогда не соблюдала условностей, и я тоже. Мама не носила обручального кольца, и я не ношу.
Если Джону хотелось побаловаться, к его услугам был дядя Джордж - слабое звено в воспитательной системе Мими. Дядя Джордж держал торговлю мясом и молоком.
– Я то и дело находила под подушкой Джорджа записочки от Джона: «Дорогой Джордж, пожалуйста, выкупай меня сегодня ты, а не Мими». Или: «Дорогой Джордж, возьми меня в «Вултон Пикчерз» [«Woolton Pictures» - название кинотеатра (англ.)].
Мими позволяла Джону два развлечения в год: зимой - посещение рождественской пантомимы в ливерпульском театре «Эмпайр» и летом - поход на диснеевский фильм. Существовали, однако, и другие удовольствия, правда меньшего масштаба. Такие, как участие в большом пикнике, который местный детский дом Армии спасения устраивал каждое лето.
Едва заслышав звуки оркестра Армии спасения, Джон начинал подпрыгивать и кричать: «Мими, скорей! Мы опоздаем!»
Учился Джон в начальной школе в Довдейле. - Директор школы мистер Эванс говорил мне, что этому мальчику палец в рот не клади. Он может все, но только если захочет. Ничего обязательного он делать не желает.
Спустя пять месяцев Джон уже читал и писал, ему помогал дядя Джордж. Правда, правописание Джона всегда нас смешило. «Ветрянка», например, превращалась у него в «ветреницу». Однажды он поехал на каникулы к моей сестре в Эдинбург и прислал оттуда открытку: «Финансы поют романсы». Я храню ее до сих пор.
Мими хотела провожать Джона в школу, но он не позволил. На третий день он заявил, что Мими устраивает из него посмешище и чтобы она больше не появлялась. Так что ей приходилось тайком красться вслед за ним на расстоянии не менее двадцати ярдов, чтобы убедиться, что с мальчиком все в порядке.
Из песен Джон больше всего любил «Let Him Go, Let Him Талу» и «Wee Willy Winkie». У него был хороший голос. Он часто пел в хоре церкви святого Петра в Вултоне. Джон регулярно посещал воскресную школу и в пятнадцать лет сам захотел конфирмоваться. Он рос верующим, хотя ему никогда не навязывали религию.
До четырнадцати лет Мими давала ему на карманные расходы всего пять шиллингов в неделю.
– Я хотела, чтобы он узнал цену деньгам, но все оказалось бесполезно. Чтобы раздобыть еще денег, Джон должен был заработать их, помогая в саду. Он отлынивал до последнего. Наконец мы слышали, как он с яростью отворял дверь сарая, вытаскивал оттуда газонокосилку и носился со скоростью шестьдесят миль в час по клочку газона, а потом врывался за деньгами. Но они никогда не имели для него значения. Он сорил ими направо и налево.
В семь лет Джон начал писать небольшие книжки. Мими хранит их до сих пор. Первые выпуски назывались «Спорт. Скорость. С картинками. Изданы и иллюстрированы Дж.У. Ленноном». В книжках были анекдоты, карикатуры, рисунки, фото звезд футбола и кино. Джон сочинял истории с продолжением и в конце каждый раз писал: «Если вам понравилось, милости просим через неделю, будет еще интереснее».
– Я обожал «Алису в Стране чудес» и рисовал всех действующих лиц. Писал стихи вроде «Джебберуоки» [Джебберуоки - сказочное чудовище, персонаж детского шуточного стихотворения-«абракадабры»]
Я становился то Алисой, то «Просто» Уильямом [Персонаж рассказов Ричмела Кромптона о непослушном и очень смешном мальчике]. Сам придумывал истории Уильяма, в которых участвовал. Когда я начал писать серьезные стихи, со всякими там переживаниями, то стал изменять почерк, писал неразборчиво, чтобы Мими не смогла прочитать. Я напускал на себя суровость, а на самом деле был вовсе не такой.
Я любил «Ветер в тростниках» [«Ветер в тростниках» - книга К. Грехема (1859-1932), относящаяся к классике английской детской литературы]. Я прочел эту книгу и почувствовал, что должен прожить ее сам. Мне захотелось стать главарем школьной банды, чтобы заставить ребят играть со мной в мои игры, в те, о которых я только что прочел.
Светловолосый малыш, Джон пошел в родню с материнской стороны. Его всегда принимали за родного сына Мими, и ей это льстило. Чужим людям она в таких случаях не возражала.
Бдительная тетушка не спускала с Джона глаз, пытаясь не допустить, чтобы он якшался с уличной шпаной.
– Однажды я шла по Пенни-лейн и наткнулась на плотное кольцо мальчишек, следящих за дракой. Вот бандиты, подумала я. Они были из другой школы, не из той, где учился Джон. Потом ребята расступились и появился, волоча за собой пальто, один из хулиганов, - о ужас, это был Джон. Джон очень любил, когда я рассказывала ему эту историю. «В этом ты вся, Мими, - говорил он. - Все хулиганы, только не я».
В играх с соседскими ребятами он всегда должен был быть главным, - рассказывала Мими. - Но в школе это стало гораздо опаснее. У него была собственная банда, готовая отдубасить любого, не признававшего первенство Джона. Айвен Вон и Пит Шоттон, два его ближайших друга, говорили, что драка - это основное состояние Джона.
К ним Мими притерпелась: как-никак дети соседей, занимавших, как и ее семья, по полдома; но других она не выносила.
– Сколько помню себя в «Довдейле», я дрался и дрался без конца; если кто-то был сильнее меня, я давил на психику, пугал, кричал, что мокрого места от него не оставлю, и тот верил, что я и вправду могу все это сотворить.
Случалось подворовывать яблоки. А то, бывало, сядем на Пенни-лейн на трамвайную колбасу и катим целые мили. Страха - полные штаны.
Среди ровесников я был Королем Пином. С малолетства знал все на свете ругательства, которым меня обучила одна знакомая девчонка.
Моя шайка шарила по магазинам, мы приставали к девчонкам, стаскивали с них трусы. Когда разражался скандал и всех хватали, я один не попадался. Боялся порядочно, но из всех родителей одна Мими так ничего и не знала.
Папы и мамы «других мальчиков» ненавидели меня, они запрещали своим детям играть со мной. Если я встречал их, у меня всегда были наготове крепкие выражения. Большинство учителей считали меня последним подонком.
Когда я стал старше, мы уже не просто набивали карманы всякими сладостями из лавок, но понемногу начали приторговывать куревом.
На первый взгляд жизнь с любящей, ласковой, но твердой Мими казалась вполне благополучной. Но хотя Мими никогда не заговаривала с Джоном о родителях, в его голове бродили смутные воспоминания о прошлом, и, по мере того как он рос, все больше и больше вопросов, остающихся без ответа, тревожили его.
– Один или два раза Джон спрашивал меня о Джулии, - говорит Мими. - Но я не хотела посвящать его в подробности. Как можно? Ведь он был счастлив. Неужто стоит ему знать, что его отец не слишком-то порядочный человек, а мать нашла себе другого? Джон был так счастлив, он все время пел.
Джон вспоминает, как на вопросы, которыми он допекал Мими, всегда получал один и тот же ответ.
– Мими объясняла, что мои родители разлюбили друг друга. Она ни разу не сказала прямо ничего плохого об отце или матери.
Вскоре я забыл отца. Будто он умер. Но мои чувства к матери оставались неизменными. Я часто думал о ней, и до меня просто не доходило, что она живет всего лишь в пяти или десяти милях от меня.
Однажды мама пришла навестить нас. Она была в черном пальто, лицо окровавлено. Видимо, произошел какой-то несчастный случай. Я пришел в ужас, не мог смотреть на нее. Вот моя мать, думал я, вся в крови. Я убежал в сад. Я любил ее, но это меня не касалось. Я смалодушничал, хотел отгородиться.
Джон считал, что загнал все свои горести глубоко внутрь. Мими же заодно с тремя другими тетушками - Энн, Элизабет и Харриет утверждают, что, на их взгляд, Джон был, что называется, душа нараспашку, солнечная натура.
«С утра и до позднего вечера Джон был счастлив», - утверждают они.
2. Джон и «Кворримен»
Средняя школа «Кворри Бэнк», куда Джон поступил в 1952 году, представляла собой небольшое учебное заведение в пригороде Ливерпуля Аллертоне неподалеку от дома Мими.
Школа была основана в 1922 году. Конечно, не чета большому и знаменитому ливерпульскому «Институту», расположенному в центре города, но тем не менее «Кворри Бэнк» пользовалась хорошей репутацией. Двое ее выпускников - Питер Шор и Уильям Роджерс - стали впоследствии министрами лейбористского правительства.
Мими была довольна, что Джон учится не в городской, а в местной средней школе: все же будет на глазах. Вместе с Джоном в «Кворри» поступил и Пит Шоттон, но другой его близкий друг, Айвен Вон, пошел, к счастью для себя, в «Институт». Из всей шайки Джона только этот парень проявлял склонность к учебе и понимал, что находиться в одной школе с Джоном - значит остаться без образования. Но после уроков Айвен, как и прежде, был полноправным членом шайки, приводил к Джону ребят из своего «Института», пополняя ими банду.