ет.
Надоедало им редко, — как правило, доставали условия жизни. Не будь они так далеко от дома и в чужой стране, они, конечно, давно бы собрали манатки и вернулись в Ливерпуль. Но в Гамбурге они застряли. И деньги тратили быстрее, чем зарабатывали.
Удивительно, что это не отразилось на их здоровье. Они никогда не ели по-человечески и почти не спали. «Концерты, бухло, девки — когда тут спать?» — вопрошает Джон.
Джордж и Пол немножко помнили немецкий со школы. Пит знал его лучше всех — он сдал по немецкому экзамен обычного уровня. Джон и Стю по-немецки не знали ни слова и не собирались учиться. «Мы орали на немцев по-английски, — говорит Джон. — Обзывали их нациками и посылали куда подальше». А публика только громче выла от восторга.
Аудиторию они просто покорили, слушатели стали их преданными поклонниками, и битлы перестали шугаться клубов, официантов и драк. Они видели, как официанты выворачивают карманы у подвыпивших посетителей; битлы вечно были на мели, и как-то вечером Джон взялся тоже так попробовать.
«Мы решили обчистить английского матроса. Я думал, потреплемся с ним по-английски о том о сем, разведем его — пообещаем найти девчонок. Мы его спаивали, а он все спрашивал, где девки. Мы болтали, выведывали, где он держит деньги. В конце концов врезали ему пару раз и бросили эту затею. Так и не обчистили. Не захотели его обижать».
Между собой они регулярно собачились по мелочи, но до серьезных размолвок дело не доходило. В основном доставалось новичкам — Питу и Стю. Стю принимал все близко к сердцу, а Пит как будто и не замечал. Все пропускал мимо ушей. Сам он не помнит ни ссор, ни нападок, хотя другие не забыли.
Однако Стю и Пит были очень популярны — хотя и меньше Пола, повсеместно самого популярного. На сцене Стю надевал темные очки и выглядел вызывающе. Пит никогда не улыбался и не прыгал, как Джон, — он лишь грозно угрюмился. Зрителям оба виделись эдакими Джеймсами Динами, мрачными и блистательными. Остальные, особенно Джон, играли диких экстравертов.
«На днях, — говорит Джон, — Пол рассказывал, что мы с ним постоянно спорили, кто лидер. Я что-то не припомню. Тогда уже стало все равно. Мне уже не требовалось любой ценой быть лидером. Если я и спорил, то лишь из упрямства… Все ссоры возникали по пустякам, просто из-за того, что мы совсем офигели и бесились от усталости. Мы же просто дети были. Однажды Джордж прямо посреди выступления запустил в меня какой-то едой. Мы столько торчали на сцене, что там же и ели. Поругались с Джорджем из-за какого-то пустяка. Я пообещал набить ему морду. Наорали друг на друга — ну и все. Морду я ему не бил».
В основном же они прекрасно ладили и отлично уживались с Рори Стормом и его группой.
Они прекрасно знали группу Рори. В Ливерпуле она тогда была популярнее «Битлз». Рори первым позвали в Гамбург. Битлы потому и получили ангажемент, что Рори был занят и отказался. Были и другие ливерпульские группы, у которых дела шли гораздо лучше, чем у «Битлз», — например, Cas and the Casanovas. К отъезду в Гамбург «Битлз» занимали где-то третье или четвертое место в иерархии ливерпульских бит-групп.
«Мы все знали Рори, — говорит Джордж. — В Ливерпуле он был звездой номер один, очень яркий и дикий». Джордж знал группу Рори, поскольку до «Битлз» подумывал пойти к нему. «Я познакомился с Рори, потому что положил глаз на его младшую сестру».
Ударник Рори почти все свободное время наблюдал за «Битлз» и заказывал им песни.
«Мне их барабанщик не нравился, — признается Джордж. — Противный тип с этой своей седой прядью. Но противным типом оказался Ринго, наиприятнейший из всех».
Пит говорит, что помнит Ринго по выступлениям в «Касбе» с Рори Стормом, но остальные его не знали. Битлы еще не скоро познакомятся с Ринго Старром по-настоящему, но впервые они встретились уже тогда.
Кроме Ринго и других музыкантов Рори, друзей у них не завелось. Они редко выходили из клуба и не пытались подружиться с немцами. «Они же все недоумки», — поясняет Джон.
Еще меньше их интересовали британцы, заходившие в клуб. «Когда в зал заходила английская матросня, — говорит Джон, — мы знали: жди драки. После пары рюмок англичане орали: „Вперед, Ливерпуль!“ или „Вперед, Помпей!“[73]. Банды английских вояк, мля, ищут приключений на свою голову… Еще до закрытия клуба обязательно сцепятся с официантами из-за счета или вообще без повода, а потом будут валяться на полу в отрубе. Официанты доставали выкидухи или дубинки. И все, конец света. В жизни не видал таких головорезов».
12Астрид и Клаус
Неудивительно, что в Гамбурге у «Битлз» было мало немецких друзей. Большинство добропорядочных горожан обходит стороной квартал Святого Павла, не говоря уж о Рипербане.
Но Клаус Форман и Астрид Кирхгерр там бывали. На «Битлз» они наткнулись по чистой случайности. И стали поклонниками — первыми поклонниками-интеллектуалами. Они увидели в «Битлз» то, что до них никому не удавалось разглядеть.
Клаус родился в Берлине, в семье известного врача. В 1956 году он приехал в Гамбург и поступил в Художественную школу. Учился он на художника по рекламе, но еще занимался фотографией и так познакомился с Астрид, которая стала его подругой.
Астрид происходила из добропорядочной гамбургской семьи среднего класса. Изучала фотографию. К 1960 году они с Клаусом ушли из Художественной школы. Клаус делал рекламные плакаты для местных журналов (Гамбург — крупный издательский центр), Астрид работала ассистентом фотографа.
Они с Клаусом встречались около двух лет, и Клаус переехал в квартиру на верхнем этаже дома, где жила Астрид. Однажды вечером они слегка повздорили. Клаус один пошел в кино.
«Я вышел из дому и решил пройтись. На Гроссе-Фрайхайт услышал дикий рев из какого-то подвала. Я спустился посмотреть. Я в таких клубах раньше не бывал… А там все жестко. Крутые рокеры, с головы до ног одетые в кожу. Но группа на сцене и их грохот меня потрясли. Я тихонько где-то пристроился и стал слушать».
Клаус зашел в клуб «Кайзеркеллер», но на сцене были не «Битлз». Играла группа Рори Сторма с Ринго на ударных. А Клаус нечаянно сел рядом с музыкантами из другой группы клуба. «Я на них пялился — выглядели они ужасно странно. Пиджаки в черно-белую клетку. У самого нелепого — Стю, как потом выяснилось, — волосы зачесаны наверх, ботинки с длинными острыми носами и темные очки. Не настоящие солнечные, а такие темные стекла, которые прикрепляются поверх обычных очков… Они пошли на сцену, и я сообразил, что это вторая группа. Исполнили „Sweet Little Sixteen“, пел Джон. У меня совсем снесло крышу, даже больше, чем от Рори. Я глаз от них не мог отвести… Хотел подойти, заговорить с ними, но не знал как. Меня эти рокеры пугали. Я смущался, был не в своей тарелке. Но просидел там до утра. Все поражался, как они здорово играют, слаженно, мощно и весело. И скачут по сцене все время. Я прикинул — они в таком темпе играли восемь часов подряд».
Вернувшись домой под утро, он рассказал Астрид. Та возмутилась, что Клаус провел ночь в клубе в квартале Святого Павла. Он лепетал, какая там была великолепная группа. Астрид было неинтересно. Идти с Клаусом в клуб она отказалась. На следующий вечер он снова отправился один.
На сей раз он придумал, как познакомиться с музыкантами или хотя бы поздороваться. Клаус прихватил с собой конверт, который оформил для популярного сингла «Walk Don’t Run»[74]. Он уже сделал пару таких конвертов, хотя в основном работал с журналами. Решил, что «Битлз» будет любопытно посмотреть.
Он все сидел, постепенно подбирался к ним поближе. Наконец, когда «Битлз» спустились со сцены, чтобы перевести дух, Клаус подошел к Джону, которого счел лидером, и, заговорив с запинками на школьном английском, протянул пластинку.
Это не произвело на Джона ни малейшего впечатления. «Я помню, какой-то парень совал мне конверт от пластинки. Так и не понял, что ему было нужно», — говорит Джон. Он что-то буркнул: мол, художник у них Стю и обложку надо показывать ему. Клаус стал проталкиваться к Стю, но как-то не получилось. Тогда он снова сел, смущенный и напуганный, и опять всю ночь слушал музыку.
На третий вечер ему все-таки удалось вытащить Астрид, как она ни сопротивлялась, и еще с ними пошел Юрген Фолмер, друг Клауса.
«Когда пришли, я сначала испугалась, — говорит Астрид. — Но как увидела этих пятерых, забыла обо всем на свете. Не могу объяснить. Меня зацепило. Самой не верилось… Меня отчасти всегда привлекали „тедди“. Они хорошо смотрелись в кино и на фотографиях. А тут передо мной пятеро „тедди“ — волосы наверх, длинные бакенбарды. Я сидела разинув рот, шевельнуться не могла… Атмосфера там была устрашающая. Типичная публика с Рипербана. Сломанные носы, „тедди“ — в общем, полный набор. Мы их называем Schlägers[75]. Забияки, взаправду крутые».
Астрид и Клаус превозносили «Битлз», и в клуб повалили другие студенты. Они завели себе отдельные столики, заняли часть подвала. Такая публика, более изысканная и модная, постепенно подействовала на атмосферу «Кайзеркеллера», а затем стала ее диктовать.
Рокеры по-прежнему приходили, но уже были не в большинстве. «Теперь хозяевами были мы, — говорит Клаус. — С рокерами мы не враждовали. Я даже кое с кем из них подружился, хотя раньше с такими людьми не сталкивался… Там были забавные девчонки-рокерши, никогда таких не видел. Носили короткие широкие юбки поверх нижних, которые были так накрахмалены, что стояли колом. Когда девчонки танцевали, походили на грибы».
Почти все свободное время «Битлз» проводили теперь с Клаусом, Астрид и их друзьями. Битлы не говорили по-немецки, но некоторые студенты немного понимали по-английски.
«Неожиданно мы оказались среди художников, — говорит Джордж. — Все сплошь экзистенциалисты». «Они были потрясающие, — говорит Пол. — Разительно отличались от обычных немцев. И обожали Стю — как он изображал этакого Джеймса Дина». «Я их называл „экзисты“, — говорит Джон. — Первые немцы, с которыми мне захотелось поговорить».