После открытия филиала на Уайтчепел Брайан стал уделять больше внимания личной жизни. Он часто виделся с жившим по соседству другом детства Джеффри Эллисом. Джеффри тоже закончил частную школу, колледж Элсмир, а затем поступил в Оксфорд на юридический факультет. По его словам, в школьные годы Брайан был крайне робким и застенчивым. После Оксфорда Джеффри устроился на работу в нью-йоркскую страховую фирму, и друзья на несколько лет расстались.
Второй друг Брайана, Терри Доран, был человеком совсем другого склада. Закончив обычную школу, он продавал автомобили и в Ливерпуле пользовался славой остряка, ловко имитирующего местный говор. «Я познакомился с Брайаном случайно, в 1959 году в ливерпульском пабе. Я в него сразу прямо влюбился».
Джеффри и Терри были просто друзьями; у них с Брайаном не было общих деловых интересов, по крайней мере тогда. А вот третий друг, Питер Браун, работал в той же сфере. В конце концов он стал Брайану ближайшим другом.
Питер родился в Бебингтоне, учился в римско-католической школе, сдав два экзамена, работал в ливерпульском универмаге «Хендерсонс», а затем в универмаге «Льюис», где курировал отдел грампластинок.
Приступив к созданию филиала на Уайтчепел, Брайан попросил Питера взять на себя управление магазином на Грейт-Шарлотт-стрит. В «Льюисе» Питер получал двенадцать фунтов в неделю, Брайан предложил шестнадцать плюс комиссионные, что Питеру показалось огромной суммой.
«Вскоре я освоил эту его эффективную систему заказов. Магазин закрывался в шесть, после чего мы оформляли все заказы. Тратили от сорока минут до двух часов».
Терри вспоминает, как ждал Брайана с Питером, пока те занимались заказами. Брайан назначал встречу после закрытия магазина. «Я заходил в бар и, бывало, дожидаясь их, сидел там до упора».
С открытием магазина на Уайтчепел возникла небольшая заминка, и Питер несколько месяцев проработал в магазине на Грейт-Шарлотт-стрит вместе с Брайаном. «Это нелегко — вроде ты управляющий, но босс вечно на месте и сам решает все. Мы постоянно вздорили. По-прежнему дружили, но, думаю, как предприниматель я его разочаровал… Брайану нравилось рассылать сотрудникам письменные указания, хотя нас было раз-два и обчелся. Система контроля складских запасов у него была просто грандиозная. С ней мы не могли прозевать ни одной популярной пластинки. В концерне EMI нас считали крупнейшими продавцами пластинок на севере Англии».
Брайан всегда уверял — и совершенно напрасно, — что не нравится девушкам. Но примерно в это время он начал встречаться со своей сотрудницей Ритой Харрис.
«Он очень не сразу сообразил, что она в него влюблена, — рассказывает Питер Браун. — Обычно мы вместе обедали в Чешире — я, Брайан, Рита, иногда еще один или двое».
Это был самый серьезный роман с девушкой в жизни Брайана, но все закончилось ничем.
Брайан не был счастлив в любви. У него бывали бурные романы, но они редко длились подолгу, и его это сильно тревожило. В сексуальном смысле он так с собой и не примирился. Однако, рассудив, что он такой, какой есть, он никогда не пытался идти против своей природы. Временами, впрочем, его практически одолевал комплекс саморазрушения.
«В Ливерпуле он был очень одинок, — рассказывает Питер. — Здесь он мало где мог по-настоящему расслабиться. Лучшие ночи мы проводили в Манчестере. Брайан, Терри и я часто ездили туда субботними вечерами… У Брайана была фобия неудачных романов, и его слегка пугало собственное еврейство. По-моему, иногда ему чудился антисемитизм там, где антисемитизмом и не пахло. Может, дело тут было не в том, что он остро сознавал себя евреем. Может, Брайана травмировала среда, где он вынужден был вращаться, в общем-то ему чуждая, — натура влекла в мир искусства, а окружали Брайана провинциальные евреи, успешно торговавшие мебелью… Но, конечно, он мог быть хорошим бизнесменом, если хотел, экономил каждое пенни, бывал жесток, когда вдруг считал, что так надо. Но такое случалось редко. Обычно он тратил деньги без счету».
Замысловатость личности и интересов Брайана на этом этапе его карьеры легко преувеличить. Родители мало что знали о его фобиях. Однако мать помнит, что Брайан потерял покой и принялся за поиски чего-нибудь нового, когда оба магазина NEMS заработали на полную мощность.
Осенью 1961 года Брайан на пять недель уехал в Испанию — у него никогда не бывало таких долгих каникул. Его сопровождало неотступное разочарование — в личной жизни, в бизнесе. Возможно, ничего серьезного. Всего лишь несбывшиеся надежды. Четыре года Брайан был слишком занят реорганизацией NEMS, и все это его особо не трогало, как в свое время в армии. Были люди, которые считали его богатым избалованным маменькиным сынком. Но большинство видели в нем трудолюбивого человека, обаятельного гея, которого очень любила его семья.
Очевидно, Брайан искал, чем еще заполнить жизнь, — желательно что-нибудь из области искусства. Учеба в театральной академии дала выход его стремлениям, и фиаско на время уняло эту тягу Брайана. Но нет ничего мучительнее артистических склонностей, когда художественный вкус вроде бы превосходит артистические таланты.
Таков был Брайан Эпстайн 28 октября 1961 года. Двадцать семь лет. Уже побывал плохим учеником, процветающим продавцом мебели, никудышным солдатом, блестящим торговцем грампластинками, неудачливым актером, успешным управляющим. И тут в магазин зашел покупатель, спросивший пластинку «Битлз».
16Брайан подписывает контракт с «Битлз»
Прославленная система учета пластинок не сработала. Знаменитые тесемки на папках не помогли. Брайан Эпстайн вынужден был признать, что никогда не слыхал ни о песне «My Bonnie», ни о группе «Битлз».
Как-то странно, что он не слышал о «Битлз». Он ведь уже несколько месяцев рекламировался и вел колонку в «Мерси-бите». Название «Битлз» должно было попадаться ему на глаза. Впрочем, к «Мерси-биту» Брайан питал чисто профессиональный интерес — интерес коммерсанта, который покупает место на полосе, чтобы продавать свой товар.
Брайан обращал внимание лишь на группы, записавшие пластинки, потому что пластинками он торговал. Ни одна из ливерпульских групп, о которых сообщала «Мерси-бит», пластинок еще не записала. Ну и что от них толку?
Да, он знал, что в Ливерпуле полно бит-групп и бит-клубов, но его они мало волновали. В свои двадцать семь он уже давно вышел из того возраста, когда ходят в кофейни и на концерты бит-групп. Кроме того, последние пять лет Брайан полностью посвятил себя бизнесу, а оставшиеся крохи досуга тратил только на театр.
Но Брайана раздосадовало, что он ничего не знает о новой пластинке, которую попросил покупатель. Раз уж эта группа, откуда бы она ни взялась, выпустила пластинку, уж он-то обязан знать. Поэтому, когда Рэймонд Джонс спросил пластинку «My Bonnie», Брайан ответил, что обязательно ее достанет, а в блокнот записал: «„My Bonnie“. „Битлз“. Проверить в понедельник».
Рэймонд Джонс упомянул, что пластинку группы «Битлз» выпустили в Германии. Хоть какая-то зацепка. Брайан созвонился с несколькими агентами — импортерами иностранных пластинок, но пластинки у них не было — они ее вообще не импортировали.
«Тут я мог остановиться, но у меня было твердое правило — не упускать ни одного покупателя… Кроме того, мне было интересно, почему совершенно неизвестную пластинку спрашивали уже трижды за два дня. Потому что в понедельник утром, еще до того, как я стал наводить справки, ту же пластинку спросили две девушки».
Воспользовавшись своими ливерпульскими связями, Брайан, к своему немалому изумлению, выяснил, что «Битлз» не германская группа, а британская — и, мало того, ливерпульская.
Он расспросил продавщиц из своего магазина. «Битлз», сообщили те, — это что-то потрясающее. Брайана ждал еще один сюрприз, — оказывается, «Битлз» бывали в его магазине. Несомненно, он много раз их видел, понятия не имея, кто они такие.
«Одна продавщица сказала, что это те парни, которые мне как-то не понравились. Весь день крутились у прилавка, слушали музыку, но ничего не покупали. Неряхи такие, все в коже. Но видимо, они вели себя прилично — девушки сказали, что я ни разу не попросил их покинуть магазин. Так или иначе, они частенько появлялись у нас после обеда».
Брайан решил сходить в «Кэверн» и разузнать о «Битлз» и их пластинке. Он был хорошим бизнесменом и рассудил, что, если группа, тем более ливерпульская, и впрямь так интересна, пластинку можно импортировать самому.
«Я не был членом „Кэверн“ и как-то побаивался идти в подростковый клуб. Опасался, что меня просто не пустят. Так что я обратился за помощью в „Мерси-бит“. Они звякнули в клуб, рассказали, кто я, спросили, можно ли мне прийти».
Первый визит Брайана в клуб состоялся в обед 9 ноября 1961 года. «Темень, сырость, вонища — я сразу раскаялся, что пришел. Шум оглушительный, усилители обрушивали на публику поток американских хитов. Помню, слушая эти песни, я сравнивал репертуар „Кэверн“ со своей „горячей двадцаткой“… Затем вышли „Битлз“, и я впервые увидел их на сцене. Довольно неряшливые и не очень чистые. Они пели и курили, ели, болтали и в шутку обменивались тумаками. Они поворачивались к публике спиной, переругивались с посетителями клуба, смеялись над своими шутками, для остальных непонятными… Но совершенно очевидно, они вызывали колоссальное возбуждение. Они будто излучали какой-то магнетизм. Я был покорен».
Особенно ему понравился Джон, самый голосистый и прыгучий. Брайан тогда еще не знал, кто из них кто, — разобрался он позже. А тогда не мог оторвать от Джона глаз.
Но он пришел не любоваться группой. Он пришел заключить сделку. Диджей Боб Вулер объявил в микрофон: так и так, в зале присутствует мистер Эпстайн из NEMS, поприветствуйте его аплодисментами.
Это возымело действие, и Брайану удалось подобраться к «Битлз» на расстояние окрика. «Что привело к нам мистера Эпстайна?» — с легкой иронией осведомился Джордж. Брайан объяснил, что у него заказали их германскую пластинку, но он не знает, какая фирма ее выпустила. Не помогут ли они? Джордж ответил, что пластинка вышла у «Полидора». Сам Джордж очень смутно помнит этот разговор. Остальные — Джон, Пол и Пит Бест — забыли напрочь.