В конце концов, играя на тех же конкурсах, вечеринках и небольших танцплощадках, что и «Битлз», Риччи примкнул к группе Рори Сторма. Когда они получили сезонный ангажемент в летнем лагере «Батлинз», Риччи пришлось решать, бросать ли работу. Ему исполнилось двадцать, ходить в подмастерьях предстояло всего год. «Все говорили, что с работы уходить нельзя, и они, вероятно, были правы. Но мне очень хотелось смыться. Я получал шесть фунтов в неделю у „Ханта и сына“ и еще восемь, играя по вечерам. „Батлинз“ предлагал мне двадцать фунтов в неделю, за вычетом платы за жилье — шестнадцать».
В то время группа Рори была ведущей в Ливерпуле, но тринадцатинедельный ангажемент в «Батлинз» стал их величайшим прорывом. «Мы все хотели, чтоб наши имена прославились, — значит, думаем, имена должны быть позвучнее. Рори Сторм брал псевдонимы уже дважды. Вообще-то, он Алан Колдуэлл, потом стал Джетом Стормом, а потом Рори Стормом».
В «Батлинз» Ричард Старки наконец и стал Ринго. Прежде его иногда называли Rings[96]. Первое кольцо ему подарила мать на шестнадцатый день рождения. Когда умер дедушка Старки, Риччи получил второе кольцо, широкое и золотое, которое носит по сей день. К двадцати годам он носил до четырех колец. В «Батлинз» ему сократили фамилию до Старра, чтобы можно было объявлять соло на ударных как «Star Time»[97]. «Rings» само собой превратилось в «Ringo» — в сочетании с односложной фамилией выходило звучнее.
Вернувшись в Ливерпуль, Ринго дома на Адмирал-Гроув отпраздновал двадцать первый день рождения. Пришли все самые известные группы, в том числе Gerry and the Pacemakers, The Big Three[98], и Силла Блэк. «Битлз» не было. Ринго их не знал. Они жили в другом районе и были просто еще одной группой на неверном пути к успеху.
Гостиная в доме на Адмирал-Гроув была очень маленькой, десять на двенадцать футов, но в нее каким-то чудом набилось шестьдесят человек. За цифру можно ручаться — в конце вечеринки Ринго сфотографировал гостей на куче битого кирпича напротив дома.
Мать Ринго давно знала Силлу Блэк — соседскую девушку, которую, вообще-то, звали Силла Уайт[99]. Почти год та с подружкой по средам заходила к миссис Старки после работы. Элси поила их чаем, а потом Силла делала ей прическу.
Успешные выступления в «Батлинз» открыли группе Рори Сторма дорогу к другим ангажементам. Они прокатились по американским военно-воздушным базам во Франции, однако Ринго говорит, что это был кошмар. «Французы не любят англичан. Ну и я от них был не в восторге».
Дела шли так хорошо, что от первого предложения съездить на гастроли в Гамбург группа Рори отказалась. Потом, правда, все равно поехала, и в «Кайзеркеллере» впервые встретилась с «Битлз». Ринго смутно припоминает, что уже видел их в Ливерпуле: как-то заглянул в клуб «Джакаранда», а они там учили Стю играть на бас-гитаре.
В Гамбурге Ринго болтал с «Битлз» между сетами и заказывал им номера, когда они играли. Потом он уехал в Ливерпуль с Рори, а позже снова появился в Гамбурге, но уже один — аккомпанировал Тони Шеридану. В тот период Ринго всерьез подумывал остаться в Германии. Ему предложили годичный ангажемент — квартиру, машину и тридцать фунтов в неделю. Однако он решил вернуться в Ливерпуль и отыграть с Рори Стормом еще один сезон в «Батлинз». И тут его позвали присоединиться к «Битлз». По телефону Джон сказал, что прическу надо сменить, но бакенбарды разрешил оставить.
На Ринго обрушилось негодование поклонников Пита Беста — его засыпали угрожающими письмами. «Девчонки по Питу с ума сходили. А я был тощим усатым заморышем. Брайану я тоже не понравился. Он считал, у меня нет индивидуальности. И вообще, зачем брать драного кота, когда есть ухоженный?»
Все решили деньги. «Тогда же меня позвали в Kingsize Taylor and the Dominoes[100]. Предложили двадцать фунтов в неделю. „Битлз“ давали двадцать пять, поэтому я выбрал их».
Их пути могли не пересечься — это касается и битлов, и вообще всех в этой жизни. Задолго до того Ринго чуть было не эмигрировал в Соединенные Штаты. Как-то, с одним другом перебирая пластинки, он прочитал на конверте: «Лайтнин Хопкинс[101] из Хьюстона, штат Техас». Они тут же направились к консулу США в Ливерпуле и заявили, что хотят в Хьюстон, штат Техас. Тот сказал, что для этого сначала нужно найти работу. Ринго выбрал работу на заводе. «Мне прислали огромные анкеты, а там сплошь про то, был ли „красным“ датский дог вашего дедушки. Я вообще не врубался. Если бы врубился, точно бы уехал».
Ринго вписался в группу и как личность, и как ударник, и с ним «Битлз» стали безусловными лидерами среди ливерпульских групп. У них был менеджер-джентльмен, с ними наконец вышел на связь Лондон. Но их успех, пусть и местного масштаба, постепенно разрушал старые связи, которыми Ринго очень дорожил.
«В Ливерпуле одно время было столько групп, что мы часто играли только друг для друга. Такой особый свой круг, бит-группы. Ходили в одни и те же места, друг для друга играли. Было здорово. А когда пришли компании звукозаписи и начали подписывать контракты, дружба пошла на убыль. Кто-то пробился, а кто-то нет… Бывало, встретишь знакомого, и он такой: „Всё классно, парень, полный дурдом. Только что записался, но пластинки не будет. Сказали, что я слишком похож на Рэя Чарльза…“ И это разбило наш круг. Люди друг на друга взъелись. Я перестал ходить в старые места. Но те дни в Ливерпуле навсегда мне дороги, на всю жизнь. На мой двадцать первый день рождения пришли все».
«Битлз» всё ждали, когда Джордж Мартин объявит дату их первой записи. Тем временем в Ливерпуле все устаканивалось. Брайан наконец пришел к выводу, что управлять двумя магазинами и бит-группой — это чересчур, о чем отец твердил ему давным-давно. Решив отойти от каждодневного управления магазином на Уайтчепел, Брайан перевел туда Питера Брауна с Грейт-Шарлотт-стрит. Сам он сосредоточился на NEMS Enterprises, но временами заскакивал вниз к Питеру — посмотреть, как идут дела. Это приводило к ссорам — Брайан не терпел ни малейших изменений в его идеально налаженном деле. После одного крупного скандала он даже уволил Питера, потом, правда, взял обратно.
А вот с битлами Брайан никогда не ссорился. Единственный инцидент произошел с Полом. Как-то вечером вся компания заехала за ним, но Пол был в ванной и отказался выходить. «Я крикнул им, что через пару минут выйду, пусть подождут. Выхожу — а они с Брайаном уехали. Ну и пошли вы тогда в жопу, сказал я как последний идиот. Им неохота меня подождать — а мне неохота за ними бегать. И остался дома смотреть телик».
Настоящая причина конфликта была в другом — Пол вбил себе в голову, что пора взбунтоваться. «Я всегда был весь такой рьяный, вечно куда-то рвался, подкатывался к менеджерам, сочинял анонсы. Может, много о себе возомнил, а может, и правда лучше других умел. Короче, я всегда был вот такой».
В результате Пол и Брайан повздорили, но не слишком серьезно. Скоро Пол опять стал весь такой рьяный. «Я сообразил, что только больше лукавлю, если не стараюсь».
Пол с Джоном по-прежнему увлеченно сочиняли песни, одно за другим создавая «оригинальные произведения Леннона — Маккартни». Но Мими оставалась при своем: все это несерьезно. «Ждала, что со дня на день Джон придет домой и скажет, что никакой больше группы нет. Мол, „мне все это до смерти надоело…“ Я последней заметила, как хорошо пошли у них дела. К нам под дверь стали приходить молоденькие девочки — спрашивали Джона. На мой вопрос „зачем?“ отвечали, что просто хотели бы его увидеть. Я этого не понимала. Девочки, совсем молоденькие. Я знала, что у него только одна постоянная подруга, Син».
Летом 1962 года Синтия обнаружила, что беременна. «Я не знала, захочет ли Джон жениться. Не хотела его связывать».
«У меня был легкий шок, — рассказывает Джон. — Но я сказал да. Придется жениться. Я не сопротивлялся».
Они поженились 23 августа 1962 года в ливерпульском бюро записи актов гражданского состояния на Маунт-Плезант. «Я зашел накануне предупредить Мими. Син ждет ребенка, мы завтра женимся, хочешь прийти? А Мими только застонала».
Родителей на свадьбе не было. Судя по описаниям, церемония получилась примерно такая же, как у родителей Джона двадцатью четырьмя годами раньше. Джон, Пол и Джордж явились в черном. «На улице грохотал отбойный молоток, — говорит Джон. — Я вообще не слышал, что говорили. Потом мы пошли через дорогу, съели курицу. Подарков не помню. Это было не в наших правилах. Знатно повеселились».
«Битлз» хотели сохранить свадьбу в тайне от поклонниц, но официантка из «Кэверн» видела, как они выходили из бюро регистрации, и новость просочилась наружу, хотя битлы отнекивались. «Мне казалось, жениться — значит распрощаться с группой: все так говорили. Мы не водили девушек в „Кэверн“ — боялись растерять поклонниц. Чистая комедия, как выяснилось. Но я смущался быть женатым. Хожу такой весь из себя муж. Как будто в разных носках или с незастегнутой ширинкой».
Синтия тоже предпочитала свадьбу не афишировать. «Хватало того, что Джона везде узнавали, вечно за ним бегали. Я не хотела, чтобы то же случилось со мной».
К тому времени число поклонниц стало устрашающим; они упрямо ходили за битлами по пятам и по малейшему поводу поднимали визг. И однако, за пределами Ливерпуля о «Битлз» еще никто не слышал. Группа все ждала, когда же Джордж Мартин, великий лондонский звукорежиссер, вызовет их записываться.
В Ливерпуле все произошло без всякой рекламы. Поклонники открыли «Битлз» самостоятельно.
Среди этих поклонников была и Морин Кокс. Однажды они с подружкой побежали за Ринго по улице — это было вскоре после того, как он присоединился к «Битлз». Ринго как раз выходил из машины. Выдала его седая прядка в волосах. Морин выпросила автограф и записала в тетрадке номер машины Ринго. Морин только что окончила школу и шла на вечерние курсы парикмахеров. «До сих пор помню номер — NWM 466».