теперь я постоянно думаю — что это за два случая, когда я его обидел…
Мы все, видимо, так делаем. Мы не выносим мелкие ссоры на публику. Джордж недавно рассказал, как я обидел его. Но, по-моему, он сделал еще хуже, когда сказал, что никогда не будет играть со мной на басу.
Я страшно расстроился, когда они стали говорить, будто я пропихиваю Ли Истмена, потому что он мой свойственник. И в итоге привели Кляйна. Можно подумать, я просто взял и притащил члена своей семьи, без всякой на то причины. Они знали меня двадцать лет и все равно так подумали. Я не верил своим ушам. Джон сказал: «„Magical Mystery Tour“ — это для Пола был праздник эго». Бог ты мой. Я же это делал ради них, чтобы мы остались вместе, продолжали работать, занялись чем-то новым.
В юридическом смысле мы были олухи. У меня все еще работает Ли Истмен, и он заработал кучу денег. Для меня. Я был вынужден возбудить дело против «Битлз» — доказать то, что я знал. Я не хотел. Уехал в Шотландию, промучился там три месяца, отрезал себя от всех, пока не решил, что другого выхода нет. Надо подать в суд на «Битлз». Ужасное было решение.
И меня до сих пор за него клянут. В книгах по истории я по-прежнему тот, кто развалил «Битлз».
Я не питал ненависти к Джону. Когда он поливал меня на пластинках, люди говорили: ты его, наверное, ненавидишь. Ничего подобного не было и нет. Помню, как-то во время ссоры Джон вдруг снял эти свои бабушкины очки. Так и вижу его. Он их отложил и сказал: «Это же я, Пол». Потом снова надел очки, и мы продолжили ссориться… Эта фраза постоянно вертится у меня в голове. «Это же я». Для меня это уже такая мантра.
Я бы мог порассказать про Джона много смачных историй. Но не буду. Не буду, пока живы Йоко и Синтия. Джон бы рассказал. Он бы не усомнился, ринулся бы в атаку, сказал бы первое, что в голову взбрело. Нам это в нем и нравилось. Это была честность, но иногда она больно ранила. И не всегда была такой уж честной. Он знал, что может ранить. Он бывал жестоким. А я-то всегда разумный. Такой уж я есть. Я бы никогда не сказал то, что говорил он.
Никто не знает всей истины, вот в чем беда. Я тут как-то разговаривал с Нилом, мы смеялись и вспоминали какой-то случай, смешную историю. Оба помнили очень четко, что мы тогда говорили, во что я был одет, у кого был поклонник. Мы совпали на семьдесят пять процентов, кроме одной важной вещи. Я сказал, дело было на Пикадилли, а Нил сказал, что на Сэвил-роу. Я так ясно все вижу, до малейших деталей, и Нил тоже — но мы эту историю видим в разных местах.
Лет до тридцати я думал, что мир четок. Теперь я знаю, что жизнь абсолютно бессвязна. И Джон это знал. Ему всегда хорошо удавалось разоблачать обманы. Он бы сейчас разоблачал эту шумиху вокруг своей смерти.
Я плохо помню шестидесятые. Они прошли передо мной в эдакой пурпурной дымке[266]. Раз мы с Линдой куда-то поехали, и к нам подошла роскошная блондинка, обняла меня за шею: «Помнишь меня, Пол?» Я давай мычать — мол, хмм, ага, так-так, дай-ка я подумаю, — но я абсолютно ее не помнил. «Но, Пол, мы же с тобой занимались любовью в Лос-Анджелесе». — «А, — сказал я. — Вот оно что. Познакомься, это моя жена Линда. Извини, нам пора…»
Конечно, это было раньше. До свадьбы. Случаются казусы, но у Линды своего рода иммунитет.
Я посоветовал ему все записать или наговорить на пленку — выложить все, что он думает о своих отношениях с Джоном, выплеснуть раз и навсегда, сунуть в ящик и больше не вспоминать.
«Может быть. Я после тюрьмы так и поступил. Описал все свои ощущения. Мне там не давали карандаш и бумагу, хотя мне только этого и было надо, поэтому я, как вернулся домой, тут же все записал. И не знаю, что с этим делать. В издательства не хочу. Это я для себя писал. Где-то двадцать тысяч слов. Линда и еще пара людей прочитали и сказали, что неплохо. Заказал частную типографию, чтоб напечатали мне один экземпляр. Только один. Я хотел просто белую обложку, а внутри только черные буквы на белой бумаге. На дешевой белой бумаге. Чтоб выглядело как у „Олимпии пресс“. Дешевая книженция. В кармане умещается — шесть дюймов на четыре примерно. Я одно время подумывал напечатать несколько экземпляров и продавать с лотка на улице. Никому ничего не сказать, просто выйти на улицу и продавать по паре шиллингов. Но не хочется шумихи. А потом я узнал, что кто-то из музыкантов уже так делал, и передумал: не хотел попугайничать. Так что у меня только один экземпляр. Как-нибудь дам почитать. Расскажешь, как тебе… Что касается меня и Джона — ну да, может, и напишу. Я ему, между прочим, помогал с первой книгой. Об этом никто никогда не говорит. Джон точно не упоминал…»
Что касается остальных персонажей в битловской драме, то Нил Эспинолл, гастрольный менеджер, продолжил свою работу в «Эппл» и стал продюсером фильма «Let It Be». Он все еще там работает, хотя нынче «Эппл», похоже, толком ничего не делает и не продюсирует. Нил женат, у него пятеро детей. А Мэл Эванс — такой, казалось бы, спокойный и уравновешенный по сравнению с нервозным Нилом — закончил жизнь трагически. Оставив жену и детей, он уехал в Америку, где в 1976 году был застрелен полицейскими в Лос-Анджелесе. Отец Пола Джим уже умер, как и отец Джона Фред, и мать Джорджа Луиза. Айвен Вон, который познакомил Джона и Пола (см. главу 2), теперь наполовину инвалид, страдает болезнью Паркинсона[267].
Джордж Мартин — преуспевающий независимый музыкальный продюсер, хотя музыкантов масштаба «Битлз» он больше не открывал. Его замечание, приведенное в «Коде», — о том, что «Битлз» ожидает провал, если они станут действовать на свой страх и риск, — отчасти оказалось пророческим.
Синтия Леннон после развода с Джоном вышла замуж за итальянца. Этот брак тоже закончился разводом. Та же участь постигла и ее третье замужество. Теперь у нее новый мужчина, она живет очень тихо в Камбрии, под Пенритом, и вернулась к искусству, которым пренебрегала со времен Художественного колледжа и встречи с Джоном. Ее сын Джулиан постепенно завоевывает свое место в мире поп-музыки, и Синтия в свои сорок пять лет подумывает о новой карьере, например в моде и на телевидении[268].
Питу Бесту удалось выбраться из депрессии, в которой я застал его в 1968 году в материнском доме. Он нашел хорошую работу в ливерпульском центре по трудоустройству и, проведя там шестнадцать лет, зарабатывает теперь 8500 фунтов в год. В 1985 году наконец вышла его книга о битловских временах. Она даже удостоилась положительного отзыва в «Таймс».
Десять лет Ливерпуль не пытался ни увековечить, ни хотя бы признать своих самых известных уроженцев, но эта спячка сменилась всплеском необитловской жизни — сегодня вокруг «Битлз» кипит бурная деятельность с памятниками, выставками, экскурсиями и другими развлечениями для туристов.
Один юридический и деловой спор еще не завершен — битва (в основном Пола) за контроль над Northern Songs. И впрямь несправедливо, что «Битлз», по сути дела, до сих пор собой не владеют. Снимая «Броуд-стрит», Пол вынужден был просить разрешение на запись «Yesterday». Это очень долгая история (см. главу 20), которая началась с того, что Дик Джеймс и его компания, музыкальные издатели «Битлз», владели пятьюдесятью процентами всех их песен. Потом эти права перешли к империи ATV лорда Лью Грейда, потом к австралийцу Холмсу Эйкорту[269]. Некогда Пол пытался выкупить их за десять миллионов фунтов, но ему не удалось, а сейчас, когда я это пишу, он, по слухам, предлагает двадцать миллионов. Northern Songs владеет правами на двести с лишним сочинений Леннона и Маккартни — практически весь битловский репертуар. Лакомый кусок, сами понимаете.
Если вам когда-нибудь вздумается завидовать миллионерам, не забывайте, что их, как и всех прочих, тоже могут предавать и унижать. Порой никакие миллионы не могут дать им все, чего они хотят. Эта борьба, по крайней мере, объединила Пола и Йоко после нескольких лет натянутых отношений. В вопросах бизнеса Йоко разбирается не хуже Пола, а то и лучше. Я уверен, вместе они в конце концов добьются своего.
Что будет с творческим будущим Пола, Джорджа и Ринго? По всему судя, за новыми тенденциями в литературе, искусстве, театре и даже поп-музыке они не следят. Впрочем, такое впечатление складывалось всегда. Они гордились своей необразованностью, нетронутостью, независимостью. У них был свой стимул, они четверо высекали искры друг из друга, извлекали друг из друга все, что можно было извлечь. Если же они хотят оставаться независимыми творцами, работать сами по себе, откуда возьмутся стимулы? Из чего им высекать искры?
Они теперь уже не молоды — с чего бы нам ждать от них творческих свершений? Ринго в этом году исполнится сорок пять, Полу сорок три, а малышу Джорджу сорок два. Они могут созерцать своих детей и свои сады, отдохнуть, расслабиться. Правда, Пол явно не создан для отдыха. Линда это прекрасно понимает. Она тянет его в лоно семьи, но Пола по-прежнему подмывает выходить на сцену, оставаться суперзвездой, петь со Стиви Уандером, Майклом Джексоном или очередной находкой года — просто доказывать, что он еще может. Несмотря на искреннюю любовь Пола к семейной жизни, слава по-прежнему его манит.
Вспоминая прошедшие пятнадцать лет, я просто удивляюсь, что никому так и не удалось занять место «Битлз». Некоторые могут со мной поспорить. Семь лет назад утверждалось, что The Osmonds[270] зарабатывают больше. Теперь то же самое говорят про Майкла Джексона. Вполне возможно, в пересчете на доллары это правда. Через пять лет еще какая-нибудь музыкальная сенсация потрясет мир, продаст больше пластинок, и о ней скажут, что она затмила «Битлз».
И возможно, придут композиторы, способные написать отдельные песни, которые принесут им больше денег. Эндрю Ллойд Уэббер