Рондина загадочно улыбнулась. Она так держала свою сумочку, чтобы в любой момент выхватить из нее пистолет. Правда, это мог заметить только профессионал.
Она вошла в комнату, оставив дверь открытой, и спросила:
— Выпьешь на дорогу, Тайгер?
— Охотно.
Она повернула выключатель. В разных концах комнаты загорелось несколько ламп и из скрытого динамика послышались первые аккорды симфонии Брамса. Рондина сбросила пальто на спинку кресла, положила сумочку, подошла к бару и начала что-то смешивать. Подав мне стакан, она прошла в спальню и через минуту вышла в голубом стеганом халате, под которым — я знал — больше ничего не надето. Я был разочарован. Нет, не внешностью Рондины — она была так же хороша, как и прежде, а тем, что она сочла меня простаком, способным клюнуть на ее старые приемы. Во всяком случае, она облегчила исполнение моего намерения.
— Прелестно, — сказал я. — Ты можешь заработать кучу денег, позируя для журналов.
Она улыбнулась.
— Спасибо. Ты допил?
— Я жду добавки.
— Сейчас.
Она не заметила, что первый стакан я вылил, и приготовила мне вторую порцию. Я сделал глоток и подошел к окну. Ее квартира выходила окнами на Центральный парк, с двенадцатого этажа был хорошо виден весь его громадный прямоугольник.
— Славная квартирка, Рондина. Наверно, стоит не меньше тысячи в месяц. Если учесть твое жалование в ООН, она тебе не по карману.
— У меня есть рента, а положение обязывает поддерживать определенный статус. Семья считает точно так же.
— У меня другое объяснение.
— Какое же?
Я повернулся и посмотрел на нее.
— Да, у тебя есть побочный доход, но его источник не семья, а враждебное правительство.
Она покачала головой.
— Допустим, ты сказала правду, но только наполовину. Возможно, Кены и дают тебе деньги, но только, чтобы ты не обнародовала какую-то их тайну. — Я торжествующе улыбнулся. — Остроумный шантаж — отличное алиби для денег.
Она снова побледнела.
— Через несколько дней я узнаю тайну этой семьи, — продолжал я. — То, что смогла сделать ты, смогу и я. У меня есть парни, которые раскопают все, что угодно.
— Тайгер…
— Что произошло с твоим братом и сестрой, которые якобы погибли во время войны?
— Дьявол! — Она швырнула в меня стакан. Он ударился о стену и разбился. Я не шевельнулся. — Они мертвы! Оставь мою семью в покое! — Я улыбнулся.
— Дорогая, у тебя плохая память. Ты совсем забыла своего Тайгера. Неужели не помнишь, что я ничего не бросаю на полдороге. Я разузнаю все до конца. Я слишком сильно любил тебя и потому теперь так сильно ненавижу. Вспомни, о чем мы мечтали и конце войны: иметь домик у моря и детей. Сколько детей ты хотела? Ах, да, четверых! Боже, как я был тогда счастлив… и как глуп. Я совершенно ослеп от любви… Я подарил тебе жизнь и забыл о деле, а потом ты захотела убить меня. Любовь? Черт возьми, да ты не знаешь, что это такое.
Взгляд Рондины стал печальным.
— Ты меня еще любишь, Тайгер? — Она по-прежнему была великолепной актрисой.
Я ответил не раздумывая:
— Конечно, и никогда не перестану. Но это не помешает мне убить тебя. В душе у меня все перегорело.
— Ты действительно этого хочешь?
— Да. И убью, как только все узнаю.
Симфония приближалась к торжественному финалу. Наступил подходящий момент. Я уселся на ручку кресла и посмотрел на Рондину.
— Сними халат.
Ее руки непроизвольно потянулись к вырезу халата и стянули его на горле. Я сделал несколько шагов к ней. Она стала медленно отступать, пока не оказалась около софы.
— В чем дело, моя радость? Разве я не видел тебя обнаженной? Я знаю каждый сантиметр твоего тела, так что не разыгрывай из себя недотрогу.
— Тайгер… — Она вцепилась в спинку кресла.
— Сними, — сказал я, — или это сделать мне?
Вряд ли она испугалась бы больше, если бы я направил на нее пистолет.
— Прошу тебя, — сказала она. — Зачем… — Я усмехнулся.
— Ты решила, что я собираюсь тебя изнасиловать? Нет, я только хочу увидеть результаты пластической операции.
Прошло несколько секунд. Закусив губу, она стала нащупывать застежку пояса, расстегнула ее, одним движением сорвала с себя халат и вызывающе посмотрела на меня.
На секунду я вернулся в прошлое, в тот день, когда мы прятались в сарае, а снаружи нас искали французские партизаны. Они ничего не заподозрили. Сильный ливень смыл все следы. Убедившись, что опасность миновала, мы начали плясать от радости. Рондина танцевала на земляном полу, сбрасывая с себя одежду…
Но сейчас она дрожала всем телом, и это была дрожь ненависти.
— Да, хирурги неплохо поработали. — Мне было нелегко говорить. — Парафиновые впрыскивания, невидимые швы, строгая диета, регулярная гимнастика и массажи могут стереть следы многих лет, но воспоминаний они не уничтожат.
Я отвернулся и пошел к двери.
— Тайгер!
Я оглянулся. В руке она держала пистолет, а открытая сумочка валялась в кресле.
— Я могу убить тебя, если захочу.
— Нет, не можешь, ты многое забыла. — Я вынул обойму из кармана и швырнул к ее ногам. — Вот. Попробуй, если хватит силы воли.
Она изумленно посмотрела на бесполезный кусок железа в своей руке и, опустившись на колени, зарыдала как ребенок.
В этом была вся Рондина. Больше всего она огорчалась, если ее перехитрили.
Я покинул квартиру, добрался до ближайшего угла и несколько минут поджидал свободное такси, но все проезжающие машины были заняты, и я пошел пешком по Бродвею. У меня из головы не выходила картина: она обнаженная стоит на коленях и плачет.
Как получилось, что она посвятила свою жизнь разрушению? Как могла такая прекрасная, прямо-таки созданная для любви женщина найти свое призвание в ненависти, коварстве и смерти? Правда, война заставила многих людей выбрать такой путь, но она могла вернуться к нормальной жизни. Мы могли быть счастливы друг с другом, несмотря на то, что принадлежали к разным лагерям. Может, тогда и моя жизнь сложилась бы иначе… Однако две прощальные пули Рондины заставили меня искать забвения в джунглях холодной войны.
Но что же заставляет ее продолжать шпионскую работу? Патриотизм? Нет. Она свободно меняла хозяев, чтобы приобрести и удержать то единственное, в чем нуждалась — власть.
Сегодня я восторжествовал над ней, я, который, как она предполагала, погиб от ее руки. Поэтому и расплакалась. И теперь возненавидела меня вдвойне.
Размышляя так, я не заметил приближающуюся машину, а очнулся только при звуке первого выстрела и бросился ничком на асфальт позади стоявшего «бьюика». Протарахтела очередь из автоматического пистолета. Я послал пулю в заднее стекло удаляющегося «форда».
Я успел пальнуть еще раз, но тут услышал шум второй машины. Из нее выпрыгнул мужчина, чтобы обойти меня с тыла, но я срезал его одним выстрелом, и он свалился как подкошенный. В ту же секунду я выстрелил в окно автомобиля и увидел, что шофер упал головой на руль. Машина завихляла и остановилась, упершись в «кадиллак». Ее мотор еще некоторое время работал.
В подобных случаях никогда не надо сбегать с места происшествия. Следует идти медленно и неторопливо, на такого прохожего никто не обратит внимания. Я спокойно подобрал бумажник нападавшего и свернул в боковую улицу. Первую полицейскую сирену я услышал только у Тайм-сквер, после этого сел в такси, доехал до перекрестка и вылез.
На станции метро я зашел в туалет и осмотрел бумажник. В нем было только 32 доллара мелкими купюрами и больше ничего. Я уже собирался его выбросить, но тут обнаружил потайное отделение, а в нем тысячедолларовую банкноту. Я сунул ее в карман вместе с мелкими деньгами, вышел на платформу и незаметно бросил бумажник на рельсы.
Поднявшись наверх, я купил бутылку кока-колы и выпил ее в честь благополучного избавления от опасности.
Глава 9
Полчаса спустя я позвонил из телефонной будки в Лондон и связался с Питером Джонсоном, руководителем тамошнего отделения нашей организации: пару дней назад я просил его навести справки о Рондине. Группа его состояла из четырех человек. Они уже несколько месяцев скучали без работы и обрадовались заданию. Правда, Джонсон предупредил, чтобы я не рассчитывал па блестящие результаты.
Однако теперь он сообщил мне интересную новость. Во время расследования его ребята вышли на какого-то француза, партизанившего во время войны. Тот сообщил, что Рондина дважды совершала побег из тюрьмы, но ее ловили и, в конце концов, расстреляли. Правда, полной уверенности у француза не было, а проверить эти слухи теперь уже невозможно.
Конечно, для Рондины не составляло особого труда сменить личность. Для этого было немало возможностей. Так или иначе, но настоящая Эдит Кен исчезла, а ее место заняла Рондина и стала работать под этим превосходным прикрытием.
Я попросил его покопать еще, повесил трубку и позвонил, по своему обыкновению, Мартину Грэди. Он долго не подходил, а когда поднял трубку, не назвал себя, ожидая, когда представится звонивший.
— Это Тайгер, — сказал я.
— Что, срочное дело? — Его голос звучал спокойно.
— Да, — ответил я. — Мне нужна помощь. Официальная секретная служба начала охоту на Видора Чариса. Я должен опередить их. Чарис сейчас здесь.
— Я сейчас же свяжусь с Ньюарком. Когда я могу с вами поговорить?
— Завтра в шесть по этому номеру. — Я назвал ему номер. — Это телефонная будка на станции метро на восьмой авеню.
Линия разъединилась.
Через несколько минут в игру вступят деньги и начнут делать то, что не под силу правительству. По тайным каналам спустят циркуляр с именами и приметами, и тысячи людей, даже не подозревающих, на кого они работают, станут держать глаза и уши открытыми. Эта невидимая сеть поддерживается властью денег, источник которых никому не известен.
Однако кое-что мне показалось странным. Как правило, Грэди лично никому не звонил и дал строжайшее указание связываться с ним только по обычным каналам. Почему же на этот раз он не отчитал меня? Неужели все обстояло так серьезно? Или наоборот?