ный презент для Гаса. Потому что он заряжен.
— Да? Заряжен?
— О да. Он заряжен. Пять чудесных патронов. — Черч снова фыркнул. — Подарок для Гаса. — Он коснулся устройства. Сбоку выскочил цилиндрик, в котором имелось пять гнезд с пятью бронзовыми пульками. Черч перевел взгляд с патронов на Рейха. — Пять змеиных зубов для Гаса в подарок.
— Я же тебе сказал, что моя цель невинна, — резко ответил Рейх. — Придется вырвать эти зубы.
Черч удивленно посмотрел на него, потом отошел по проходу между полками и вернулся с парой небольших инструментов. Быстро вынув все пули из патронов, он вставил холостые обратно, защелкнул барабан и положил оружие на стойку рядом с деньгами.
— Теперь все безопасно, — сказал он жизнерадостным тоном. — Малышу Гасу ничего не грозит. — Он выжидательно покосился на Рейха. Рейх протянул к нему руки. Одной подвинул к Черчу деньги. Другой потянул к себе оружие. В этот момент Черч снова переменился. Безумная веселость слетела с него. Он цапнул запястья Рейха пальцами, словно стальными когтями, и напряженно подался к нему.
— Нет, Бен, — произнес он, впервые называя Рейха по имени. — На такую цену я не согласен. И ты это знаешь. Пускай у тебя в голове и крутится дурацкая песенка, но я знаю, что ты знаешь.
— Хорошо, Джерри, — ровным голосом отозвался Рейх, не ослабляя хватки на рукояти оружия. — Назови свою цену. Сколько ты хочешь?
— Я хочу восстановления в правах, — сказал щупач. — Я хочу вернуться в Гильдию. Я хочу снова стать живым. Такова цена.
— Ну что ж я могу сделать? Я не щупач. Я не принадлежу к Гильдии.
— Бен, ты не беспомощен. Ты всегда находишь пути и средства. Ты можешь повлиять на Гильдию. Ты можешь сделать так, чтобы меня восстановили.
— Невозможно.
— Ты можешь их подкупить, оклеветать, шантажировать… очаровать, соблазнить, покорить. Ты это можешь, Бен. Ты можешь для меня это сделать. Помоги мне, Бен. Я же тебе однажды помог.
— Я с лихвой расплатился с тобой за ту помощь.
— А я? Чем расплатился я? — взвизгнул щупач. — Я своей жизнью заплатил!
— Ты поплатился за собственную глупость.
— Бен, да бога ради, ну помоги же мне. Помоги или убей. Я уже мертвец. У меня просто духу не хватает покончить с собой.
Рейх помолчал и вдруг ответил грубо:
— Джерри, мне кажется, самоубийство для тебя — наилучший выход.
Щупач отпрянул, словно в него ткнули чем-то раскаленным. Остекленевшие глаза уставились на Рейха с измученного лица.
— А теперь назови свою цену, — сказал Рейх.
Черч тщательно примерился, плюнул на деньги и перевел на Рейха полный испепеляющей ненависти взор.
— Бесплатно, — сказал он, развернулся и исчез в тенях подвала.
4
Нью-йоркский вокзал Пенсильвания, пока его не разрушили по причинам, затянутым дымкой неопределенности конца двадцатого века[4], являл собою, о чем миллионы путешественников даже не догадывались, зримую связь времен. Внутренняя отделка гигантского терминала воспроизводила величественные термы Каракаллы в древнем Риме. Как и многолюдный особняк Марии Бомон, которую тысячи самых что ни на есть интимных врагов прозвали Позолоченной Мумией.
Пока Бен Рейх спускался по восточному эскалатору — в сопровождении доктора Тэйта и с орудием убийства в кармане, — чувства его откликались на окружающее в ритме стаккато. Гости на нижнем этаже… Блеск форменных одежд, платьев, фосфоресценция плоти, колышутся светильники на тонких ножках, источая пастельные лучи… Тень, сэр, сказал Тензор…
Звуки: голоса, музыка, официальные объявления, эхо… Натяженье, предвкушенье, треволненье — просто класс! Чудесное попурри плоти и духов, еды и вина, вычурной роскоши… Натяженье, предвкушенье…
Роскошная позолота смертельной ловушки… И даже не так: Господь свидетель, подобного уже семьдесят лет никто не проворачивал… Забытое искусство… вроде флеботомии, хирургии, алхимии… Я верну им смерть. Не поспешное, безрассудное убийство в припадке психоза или в драке, а нормальное, целенаправленное, распланированное, хладнокровное…
— Бога ради! — прошептал Тэйт. — Осторожней, человече. От вас так и пышет убийством.
Восемь, сэр; семь, сэр…
— Так-то лучше. Вот один из ее щупачей-секретарей. Он сканирует гостей, чтобы выявить незваных. Продолжайте напевать про себя.
Тонкий и стройный юноша, словно порыв ветра, золотистая стрижка, фиолетовая блуза, серебряные кюлоты:
— Доктор Тэйт! Мистер Рейх! Просто нет слов. Да, правда! Ни единого слова на язык не приходит. Входите же, входите!
Шесть, сэр; пять, сэр…
К нему устремилась Мария Бомон: руки нараспашку, глаза навыкате, обнаженный бюст напоказ… пневматическая хирургия[5] преобразила ее в гротескное подобие бенгальской статуэтки: накачанные бедра, накачанные щиколотки, накачанные позолоченные груди. Рейху она представлялась галеонной фигурой на носу корабля порнографов… прославленная Позолоченная Мумия.
— Бен, голубчик мой! — Она заключила его в усиленные пневматикой объятия, прижимаясь так, чтобы его рука вдавилась в ее ребра. — Как чудесно, как чудесно.
— И слишком пластмассово, Мария, — пробормотал он ей на ухо.
— Ты отыскал свой потерявшийся миллион?
— Вот буквально только что, дорогая, он оказался у меня в руках.
— Осторожней, смелый воздыхатель. Эта божественная вечеринка записывается в мельчайших деталях.
Рейх посмотрел через ее плечо на Тэйта. Тэйт успокаивающе покачал головой.
— Иди же, пообщайся со всеми, кто стоит внимания, — сказала Мария, взяв его под локоть. — У нас целая вечность впереди друг для друга.
Свет под крестчатыми сводами снова изменился, сдвинувшись по спектру. Костюмы сменили цвет. Кожа, ранее блиставшая розовым перламутром, теперь стала зловеще люминесцировать.
Тэйт с левого фланга Рейха подал условный сигнал:
Опасность! Опасность! Опасность!
Натяженье, предвкушенье, треволненье — просто класс! Рифф. Натяженье, предвкушенье, треволненье — просто класс!..
Мария представляла другого своего любимчика неопределенного пола — летящий, золотистая стрижка, блуза оттенка фуксии, кюлоты цвета берлинской лазури.
— Бен, это Ларри Ферар, другой мой секретарь по связям с общественностью. Ларри не терпится с тобой познакомиться.
Четыре, сэр; три, сэр…
— Мистер Рейх! Я в смятении. Ни единого слова на язык не приходит, вот те раз.
Два, сэр; раз!
Юноша довольствовался ответной усмешкой Рейха и исчез. Тэйт, продолжавший конвоировать их, успокоительно кивнул Рейху. И снова переменилось освещение под потолком. Фрагменты костюмов на телах гостей истаяли; Рейх, которого мода на ультрафиолетово-прозрачные вставки не прельстила, в безопасном непрозрачном одеянии презрительно наблюдал, как рыщут взгляды кругом, доискиваясь, сравнивая, восхищаясь, вожделея.
Тэйт просигналил:
Опасность! Опасность! Опасность!
Тень, сэр, сказал Тензор…
Рядом с Марией возник секретарь.
— Мадам, — пролепетал он, — у нас небольшое contretemps[6].
— А именно?
— Тут мальчишка Червилов. Гален Червил.
Лицо Тэйта напряглось.
— А что в нем особенного? — окинула взглядом толпу Мария.
— Он слева от фонтана, видите? Это самозванец, мадам. Я его прощупал. Он явился без приглашения. Он в колледже учится. Побился об заклад, что проникнет к вам на вечеринку «зайцем». Намерен похитить ваше изображение в качестве доказательства.
— Мое изображение! — Мария разглядывала юного Червила и окошки в его одежде. — А какого он мнения обо мне?
— Гм, мадам, его крайне сложно прощупывать. Однако мне кажется, что он не ограничится попыткой похитить только ваше изображение.
— Правда? — удовлетворенно хмыкнула Мария.
— Правда, мадам. Вышвырнуть его?
— Нет. — Мария еще раз посмотрела на мускулистого молодого человека, потом отвернулась. — Он получит свое доказательство.
— И ему даже воровать его не придется, — заметил Рейх.
— Ревнючка! Ревнючка! — пискнула она. — Пойдем перекусим.
Рейх на миг отошел в сторонку, увидев настойчивый жест Тэйта.
— Рейх, придется все отменить.
— Какого черта?
— Тут же малец Червилов.
— А что в нем такого?
— Он второклассный.
— Блин!
— Он талантлив не по годам. Вундеркинд. Я его встретил в прошлое воскресенье у Пауэлла. Мария Бомон никогда не приглашает к себе эсперов. Меня пропустили только потому, что я сопровождаю вас. Я исходил именно из этого.
— И надо ж было этому щупачонку проникнуть на вечеринку. Блин!
— Рейх, закругляйтесь.
— Может, получится обойти его стороной?
— Рейх, я в состоянии прикрыть вас от секретарей по связям с общественностью. Они всего лишь третьеклассники. Но я не гарантирую, что управлюсь и с ними, и со второклассником, пускай и пацаном. Он молод. Не исключено, слишком взволнован, чтобы прощупывать как следует. Однако я ничего не гарантирую.
— Я не оставлю затеи, — вскипел Рейх. — Я не могу! Никогда больше мне не представится такого шанса. Если бы даже мог, не вышел бы из игры. А я не могу. Нюхом чую, д’Куртнэ здесь. Я…
— Рейх, вам ни за что не…
— Не спорь со мной! Я все преодолею. — Рейх презрительно глянул в тревожное лицо Тэйта. — Вижу, ты ищешь предлога соскочить, э? Не прокатит. Мы тут повязаны. Мы пройдем этот путь вдвоем до конца, до Разрушения, если не повезет.
Он усилием воли превратил свою гримасу в застывшую улыбку и вернулся к хозяйке вечера, заняв место за одним из столов. На таких приемах у пар все еще было в обычае угощать друг друга, но, порожденная восточной учтивостью и гостеприимством, эта традиция деградировала до эротической игры. Кусочки пищи предлагали, одновременно касаясь языком пальцев, а иногда губами. Вино переливали из уст в уста. Сладостями угощали еще более интимно.