— Поздравляю, — Чимин обернулся, хотя пытался уделять мне поменьше внимания. — И куда только потом отсюда выйдет такая сильная девочка? Тебя все ребята бояться будут.
— Вряд ли… не думаю, что добьюсь таких серьёзных результатов, — взгрустнула я, и, чтобы не мучить товарища, взялась за подготовку самостоятельно. Пусть пообвыкнется, что рядом вертится представительница слабой половины человечества. Да и мне после "сказки на ночь" лучше не приближаться к парням некоторое время. Особенно если они разденутся топлесс. Джин, ну что ты со мной сделал?
— У тебя заношенный вид, — пихнул меня Шуга локтем за завтраком. — Круги под глазами. Опять заданиями завалили?
— Да нет, не спалось, — витиевато покачала я головой, закопавшись в каше палочками и поняв, что спутала их с ложкой.
— Ты мне всё больше напоминаешь анекдот про ворону.
— Какую ещё ворону? — стряхнула я с себя вялую дрему.
— Ебанутую, — засмеялся Шуга. Ви укоризненно цокнул языком, мол, куда ты со своей бранью?
— Что ещё за анекдот? — вклинился Рэпмон. — Рассказывай, я не слышал такого.
— Ну… он длинный. Я сокращу, ладно? — Юнги развернулся ко всем. — Собрались птицы на юг лететь, а к ним ворона пристраивается. Они ей: "Ты куда? Мы далеко летим, ты не справишься!", а она им "Я сильная, я смелая, я справлюсь!". Ну, уговорила, в общем, полетела с ними. Летят-летят. Сделали остановку. Смотрят, ворона устаёт, отстаёт, но держится. Они ей "Ворона, может, обратно вернешься? Пока не поздно", а она "Я сильная, я смелая, я справлюсь!". Ну, отдохнули, летят дальше. Опять перевалочный пункт, ворона чуть живая. Птицы ей "Ворона, ну зря же ввязалась!", а она опять за своё "сильная!", "смелая!". Короче, долетают в итоге до места назначения, смотрят, вороны нет! Думали уже, что подохла где-нибудь, и вдруг, на последнем издыхании, едва махая крыльями, появляется ворона и, валясь от усталости, плюхается пузом к верху. Язык на бок, глаза ошалевшие. И говорит: "Я сильная, я смелая! Но ебанута-а-я-а!", — Рэпмон залился смехом, Ви захихикал, Джей-Хоуп улыбнулся, как и я. Что ж, Шуга, как обычно, зрит в корень. Я ощущала себя именно такой вороной. Не белой — я хорошо слилась с коллективом, а именно ебанутой, прости Будда.
Перед уроком мастера Ли, который я тоже должна была посетить, я направлялась мыть пол в библиотеке. Многие мальчишки, от тоски или искренних позывов, родившихся в них, стали туда регулярно захаживать, интересоваться, так что обросшее пылью и запахом ветхости и старины строение ожило, и регулярно пачкалось десятком ног. В этом муравейнике давненько не было такого переполоха и количества жильцов, так что работа моя не иссякала и хорошо, если не увеличивалась. Из моих пальцев кто-то выхватил ведро с водой. Задумавшаяся, я вышла из мглистых размышлений и увидела рядом Джина, понесшего ношу вместо меня.
— Как дела? — с беззлобной издевкой спросил он.
— Видимо хуже, чем у тебя, — недовольная, отошла я на полметра, чтобы не соприкасаться при ходьбе и даже швабру перехватила в ту руку, что была к нему ближе. — Лучше не приближайся ко мне. А то опять начнется… я понимаю, что ты намеренно это делал, но я всё поняла, спасибо!
— Если у тебя всё закончилось и начинается только при приближении, то урок прошёл в пустую, — Джин вежливо пропускал меня на лестницах вперед. О чем я и думала с утра! — Нам, страдальцам, присутствие не нужно, чтобы изводиться и мечтать о невозможном. Знаешь, сколько раз в сутки мужчины думают о занятиях любовью?
— Вы вообще не должны о них думать здесь, — шагала я по тропинке, смотря под ноги.
— Мы стараемся. Но так быстро ни от чего не избавляются, — подмигнул он мне, прежде чем войти. — Даже от меня.
— Джин, тебе проще, ты… вы… мужчины умеете спускать пар, в общем. Я знаю уже.
— Женщинам это тоже никто не запрещал, — мы встали на входе. — Но я бы не хотел, чтобы ты этому училась. Оставь одинокое натирание мозолей парням. Ты вскоре покинешь Лог, заживешь нормальной жизнью. Впрочем, я не считаю здешнее существование совсем уж ненормальным…
— А ты бы не хотел уйти отсюда? — вдруг спросила я. Зачем я это сделала? На что надеялась? Джин потер шею, подбирая ответ и разбираясь сам в себе. Неужели и у него были сомнения?
— Нет, не хотел бы, — выдал он. Потраченное на раздумья время показало, что он ляпнул не от балды, а всё взвесив. А задержался с оглашением только потому, что пытался угадать мою реакцию. — Я верю в то, что ничто не случайно. Всё, что случалось со мной, привело сюда. Я добровольно и по желанию пришел в монастырь. А мужчины не должны отказываться от слов и изменять… ни себе, ни кому-либо ещё. Ответственность за совершенное — самое яркое доказательство преданности своим принципам, — Джин сменил серьёзность на легкомысленность. — А ты бы хотела, чтобы я тоже ушел из Тигриного? — И это я тоже недавно где-то слышала.
— Нет! — ответила я так быстро, что выдала своё желание сильнее, чем вчера другое своё желание прямыми заявлениями. Ещё месяц пребывания в обители с вечерами, подобными вчерашнему, и я за него замуж захочу. То есть, захочу совсем другого, но девчонки ведь мечтают о более интимном через брак. Для нас в период юности это неразделимые вещи, в отличие от старших и опытных подруг, которые разделяют не только понятия "муж" и "любовник", но даже "секс" и "знакомство", не всегда сопровождающими друг друга. Но это в крайних ситуациях приобретенного цинизма и морального падения.
За одним из читальных столов сидел Хансоль, корпя над какой-то потрепанной книжкой. До него её листало не одно поколение учеников. Я набросила тряпку на швабру, предварительно намочив в поставленном Джином ведре, и принялась мыть из дальнего угла. Старший парень склонился к читающему, не спеша уходить отсюда. Что это, мы не хотим оставлять меня наедине с другим? Да не кинусь я ни на кого. А Хансоль не кинется, потому что не знает, кто я.
— Что ты так подобострастно изучаешь?
— Да тантры всё! — юноша шмякнул обложкой о столешницу. Может, она потрепанная и из-за частоты такой реакции на неё. — Я ожидал совершенно другого… я думал, что тантризм — это достижение бесконтактного оргазма.
— И? — заинтересовался Джин.
— Хули б там! — Хансоль испугано огляделся, и, не обнаружив никого, кроме меня, порадовался, что выразился не при учителях. — Представляете, оказывается, тантрическое искусство вообще направлено не на удовольствие!
— Как так? — Джин посмотрел на распахнувшийся форзац, пролистал его и убедился в названии книги. Плэйбоя контрабандой спрятано не было.
— Да! Оно учит праведной радости! В исконном восточном понимании. Это на Западе позже извратили и принялись распространять учение, как вариацию более ярких наслаждений и изощренных секс-практик. А на Востоке это не то! Более того, сакральный тантризм оправдывает секс для монахов. Прикиньте? — Я напряженно обернулась, почувствовав на себе взгляд. Угадала. Джин заинтриговано слушал, не сводя с меня глаз. Поясница вспотела. Не стоит, наверное, вставать в наклонную позу, потирая пол, особенно задом к тому, кто знает, что у меня под штанами.
— Поподробнее, пожалуйста, — попросил Джин товарища.
— Всё достаточно просто, когда перелопатишь десяток монографий, — Хансоль откинулся на спинку удобного стула. — Неудовлетворенность отвлекает и вызывает резонанс в теле, отвлекает от пути к просветлению, поэтому, считают тантристы — их законность в буддизме признают не все, — секс должен присутствовать в жизни, только не как пошлое и бездушное дополнение, а как составляющая, помогающая достигать нирваны. Секс должен становиться духовным, только при наличии любви к нему можно переходить. Более того — он помогает её достигать! Двое постепенно сближаются, открываясь друг перед другом, настраиваясь на один биоритм. Сначала просто раздеваются вместе, смотря друг на друга, могут касаться, постепенно, когда ощущается сроднение, продолжается наращивание интимности. Но конечная цель — не в оргазме, а в том, чтобы доставить его второй половине. Сечешь?
— Мне нравится, продолжай. — я предостерегающе выпучила на него глаза, чтобы он не увлекался тонкостями сомнительной мудрости, но Джин, так же, над головой Хансоля, приподнял один уголок рта. Это как бы сказало мне "Ты лучше тоже послушай, мало ли…".
— В общем, тантра — это искоренение эгоизма через секс. Ты должен раствориться в партнере, думать о нем, заботиться о нем, сделать всё, чтобы испытать радость от его наслаждения, и он должен быть озабочен тем же самым. Нам должно быть приятно, что мы приносим удовольствие. Забыв о себе, о своих потребностях. Полностью подчиняясь задаче осчастливить ту, которую мы имеем. В итоге можно научиться контролировать семяизвержение до такой степени, что его не будет происходить, а оргазм — будет! Я фигею! — Хансоль послюнявил пальцы и докопался до какой-то страницы, бегая глазами, чтобы запоминать и цитировать. — Вот, таким образом эякуляция мужчины вменяется в вину женщине, которая не была внимательна и не заметила той грани, которую не следовало переходить. Ох, я представляю глаза и лицо любой девчонки, которой я бы как-нибудь сказал: "Что ты наделала! Я из-за тебя кончил!". И смех, и грех…
— Теперь тебе, конечно, с непросветленными связываться нельзя, — похлопал его по плечу Джин. — А то не оценят твоего ювелирного искусства и не поймут благих намерений.
— Ага, а есть с кем связываться вообще? С козами? — хмыкнул Хансоль. — Беда-то в том, что тут ни одной бабы…
— Да… — протянул Джин, опять встретившись со мной взором. — Даже на складе не завалялось, и на заказ не привезут.
— Так что, требовать разрешить нам просвящаться посредством танризма — смысла нет. Да и, кто знает, может тут-то его и отрицают и не проповедуют? Это то ответвление восточных философий, которое осуждается многими гуру.
Однако в Джине выбилась искра любопытства и, что-то подсказывало мне, просто так он это не оставит. В чем я убедилась буквально через час, когда мы внимали учителю Ли.