рые остались там, за стеной, отличные ребята. Ни в чем не откажут хорошему человеку. Только не стесняйся. Скажешь от… — он наклонился и, судя по всему, назвал своё настоящее имя. — Удачи, Джин!
— Спасибо, — сказал он и перешел ко мне. Я мутно видела его сквозь слезы, пытаясь сморгнуть их, но наползали новые. Он сам взял мою руку и постарался пожать не как женскую. — До свидания, Хо.
— Д-до… свидания, — заикаясь и слабо ворочая непослушным языком, ответила я. Не броситься на него при всех, не броситься! Или уж броситься и уходить. Уходить с ним. Ещё не поздно.
— Перед Новым годом, — тихо напомнил Джин. — Если не забудешь этого типа. До встречи!
Круто развернувшись и поправив на плече рюкзак, он несколькими шагами преодолел пространство и я, невольно потянувшаяся следом, встретилась взглядом с Лео, который открывал щеколду калитки. Он открывал её Джину, а смотрел на меня. Вот оно, непреодолимое препятствие. Если бы сегодня дежурным был Джей-Хоуп! Я бы пробежала, вынеслась, махнув монастырю рукой — именно это я вот-вот готова была сделать. Но почему на воротах именно Лео? Дверца раскрылась и Джин, не оборачиваясь, переступил порог.
— Джин! — крикнула я и, рванув вперед, добежала до калитки, но она в тот же миг захлопнулась быстрой сильной рукой. Я уткнулась в неё взглядом, прошла по ней выше, по плечу, к лицу Лео. Он в привычной немоте смотрел на меня, не дав выскочить за территорию Лога. Слезы текли по моим щекам. — Проводить его… — дрожащим альтом вымолвила я. Лео покачал головой. А ведь Хенсок сказал, что я могу выйти в любой момент… почему же привратник не выпустил? Я обернулась на настоятеля, но того, как и учителей, уже не было. Только расходящиеся с хмурым видом ученики. Ви сидел на корточках и беззвучно плакал, а слезы темными точками падали на песок. Шуга успокаивал его, похлопывая по спине. Я обернулась к Лео: — А если я хочу выйти прямо сейчас? — он опять покачал головой. — Насовсем! Не прогуляться, а выйти и уйти. Хенсок обещал, что я могу! — Лео кивнул. — Тогда в чем дело?! Почему ты не выпускаешь меня? — застыл и молчит. Здравствуйте снова, где сели, там и слезли. — А если я захочу уйти вечером? — Лео покачал головой. — Да в чем дело?! Я всё-таки не могу уйти? — Лео кивнул. — Почему?!
— Я решил за тебя, — пролепетал монах, не глядя на меня. — Чтобы ты не думала, что был выбор.
— Что? — полезли глаза на лоб. Ничего не поняла. Ещё раз, пожалуйста. — У меня не было выбора?
Щелкнув замком на цепочке, держащей щеколду, Лео отошел от меня и скрылся в своих хоромах. Чтобы я не думала, что был выбор… о чем он? И вот, по крупицам, проясняясь, передо мной разложились его слова, собравшись в совпавший по вертикалям и горизонталям кроссворд. Он решил за меня, чтобы освободить мою совесть. Чтобы я знала, что хотела уйти с Джином, но пришлось остаться. Я не смогла уйти — Лео не дал бы, даже вопреки велению Хенсока. Он явился именно тем спасением, о котором я молила с тех пор, как узнала, что Джина изгоняют. Он взял на себя решение, почувствовав, что мне так будет легче. Но это же фальшь! Будь дверь открыта, да, я бы выбежала за Джином… но разве я не приняла перед тем вердикт, что остаюсь здесь? Видимо, не приняла, раз поспешила за Джином. Но Лео не дал. Задачу, заданную Джином, разрубил одним щелчком щеколды. Тиран. Я благодарю тебя, за это. Я не могу понять, зачем тебе это. Откуда он знал о разрывающей меня альтернативе?
— Ну, ты как? — подошел ко мне Шуга. Ви плелся за ним, шмыгая носом в платок.
— Жива, — промямлив, обошла я их. Хотелось осмыслить. Побыть одной.
— Компания нужна? — чувствуя что-то, уточнил Юнги. Я покачала головой и, совершенно забыв о том, что ничего сегодня не делала из обязанностей, медленно, походкой сомнамбулы, двинулась к храму. Утреннее солнце скрылось за тучами, и, хотя двери были распахнуты, внутрь не попадало достаточно дневного света. Но свечи у статуи Будды горели, создавая атмосферу мистической инициации. Взяв коврик, я подтащила его почти к самому изображению божества. Вернее, конечно же, это не было богом. Буддизм — религия без бога. Будда — это некий миссия, пророк, которому поклоняются, уважая его открытие, сделанное для человечества. И я, поклоняясь, опустилась на коврик, посмотрела некоторое время на золотого идола, прилегла на бок, не отводя глаз от множества огоньков. Растворяя в них мысли, я постепенно ушла в себя и, всё ещё не отпустив Джина в душе и сердце, лежала и лежала, думая о том, как жить здесь дальше, и для чего.
Примечание к части * Ша́мбала — мифическая страна в Тибете или иных окрестных регионах Азии
**город неподалеку от Сеула
11 октября. Обед и после
Пламя свечей сливалось в мерцающий хоровод факельного шествия, не грея, удаляясь под обманом зрения. Я так глубоко ушла в свои раздумья, что восковые стражи покоя Будды, оплавляющиеся от своего же жара, будто отплывали дальше и дальше. И всё-таки всё находилось на тех же местах, что и было, когда я улеглась здесь. Было бы хорошо почувствовать хоть какое-то тепло, хотя бы и этих огоньков, но подняться и протянуть руку не было желания. Вообще никаких желаний не было, кроме как искупить свою вину перед Джином за то, что всё так завершилось. А ещё мне хотелось избавиться от горечи в груди. Чего-то всё же хотелось.
Я очнулась из этой дремы от голосов, прорвавшихся сквозь пелену моей мысли. Подмерзшая, на коврике, одурманенная немного запахами сандала, гвоздики и каких-то ещё благовоний, я услышала, что возле храма кто-то ходит и переговаривается.
— Она тут! — услышала я шепот Рэпмона кому-то в сторону, но продолжила лежать, не поворачиваясь. Если я подам признаки жизни, то придется разговаривать, подняться… нет сил. Однако шаги приближались, не намереваясь оставлять моё одиночество нетронутым. За мной, нависая сверху, кто-то встал. Хотели убедиться, что я не откинулась? По шевелению грудной клетки видно, что я дышу, можете расслабиться и идти по своим делам. Шуршание одежды сказало мне, что кто-то присел рядом. — Ви, Чимин, Шуга и я беспокоились, потеряв тебя, — это Рэпмон, любитель попытаться обрести ответы на вопросы в храме. Шушуканье в отдалении выдало трех названных, оставшихся на пороге. — Ты это… есть-то пойдешь? — молодой человек устроился на краю коврика и обратился к другим: — Идите! Сейчас догоним! — после некоторых колебаний и пререканий товарищи покинули нас. — Так что?
— Я задерживаю обед, — вспомнила я, но не шелохнулась.
— Да мы уже его приготовили, — Рэпмон вздохнул, не зная, с какой стороны ко мне зайти, чтобы я оживилась. — Ты главное поднимись и иди кушать.
— Я даже гонг не слышала…
— Мы ещё и не долбили в него.
— Не хочу есть, — честно сказала я. В рот ничего не полезет, даже если почую аромат еды.
— Надо, — повторил парень указание всех родителей в мире. Я промолчала. Он опять шумно вздохнул, чтобы я не забывала о его присутствии. — Ну, чего ты, Хо… давай уж раз ты у нас мальчик, то и крепись, как мальчик. Всем грустно, но мы ж не куксимся по углам.
— Джин ушел из-за меня, — Поправив затекшие ладони под щекой, я отвела взгляд от священного огня. И у него есть душа. В Тигрином логе я стала замечать, глядя на живой огонь, которого почти не видим в повседневных делах модернизированного мира, что он похож на вечно танцующий дух. Горит и радуется, пока не погаснет — умрет. Есть в этом что-то божественное. Лучше буду смотреть на подножье алтаря, ещё ниже, к плинтусу, где мой уровень.
— Почему это?
— Мы с ним поцеловались, — признала я. Так всё равно на всё стало… и врать надоело. Соберись сюда сейчас все адепты, я бы призналась в том, кто я. Рэпмон помолчал, и вдруг, бодро и возмущенно подскочил.
— Но я же тоже тебя поцеловал! А я ещё здесь. Это несправедливо! Тем более, если тебе так дорог Джин… я пойду и скажу Хенсоку, чтобы выгнали меня, вместо него! Во всем признаюсь! — вот это заставило и меня, наконец, приподняться. Сев, я едва успела развернуться и схватить его за ногу, за штанину, поскольку он уже собрался уходить.
— Стой! Ты чего? Тебя выгонят не вместо, а в том числе! — он посмотрел на меня сверху вниз. Я задрала голову и умоляюще на него воззрилась.
— Ну и ладно, зато всё будет честно! Мы одинаково провинились, почему нести наказание должен только он?
— Рэпмон, не заставляй меня страдать ещё больше! — дернула я его, чтобы он сел обратно. Но его было не просто сбить с ног. — Я не переживу, если ещё хоть один человек уйдет отсюда из-за меня!
Я тянула его на себя. Он не двигался. Мы смотрели друг на друга. Покусав нижнюю пухлую губу крепкими белоснежными зубами, Рэпмон неохотно опустился, строго опустив брови.
— Я не думаю, что ты так уж виновата в уходе Джина. Если бы меня тогда засекли и выгнали, разве ты была бы виновата? Ведь это я тебя поцеловал.
— Но с Джином — это моя провокация, — уже даже не краснея, а бледнея от стыда покаялась я.
— Да ты ещё и провокаторша? — улыбнулся монах. На щеках прочертились две ямочки. — Вот уж не думал.
— Это ужасно…
— Ну, и что? Что дальше-то? Ты будешь сидеть в этой пагоде, пока не покинешь монастырь? Или пока не умрешь с голода? — пожав плечами, я уставилась в пол. Откуда мне знать? Не многие знают, почему ушёл Джин, так что осуждающие взгляды я ловить не буду. А вот странное поведение точно заметят. — Давай-ка, пошли в столовую.
— Не могу… нет, мне надо побыть одной…
— "Я девочка, я хочу страдать!", — пропищал Рэпмон, закатив глаза и издеваясь над женской манерой. — Так что ли? — Он завел руку, собираясь приобнять меня за плечо, но не довел её до конца. — Можно? — спросил он разрешения. Я, подавленная и безвольная, кивнула. Он положил ладонь мне на плечо, усевшись впритык, но ничего такого пошлого, с подтекстом, я в нем не заметила. — Ух ты, впервые обнимаю девушку, как друга, — расплылся он. — Ты открываешь во мне новые грани, — Тепло, хоть какое-то, которого я хотела, снизошло. Мне было приятно, что меня не оставили одну, хотя я и рвалась к уединению. Положив голову на плечо Рэпмона, я едва не всхлипнула. — Пока ты тут маятой страдаешь, там полмонастыря плюётся на нашу стряпню. Ну, наша Хо вернется к нам или нет? — он потряс меня, чтобы я откликнулась. Не выдержав, мои мышцы расслабились и без моего участия выдали улыбку. — Так-то лучше, — встав, парень поднял меня за подмышки. — Нечего нас сиротами оставлять.