«Моросил изморозный дождь, фонари кидали на лужу мерклые дорожки света» (ч. 3, гл.22);
«В этот день изморозный дождь сеялся с полдня» (ч. 5, гл. 2);
«Ветер клубил за перелеском морозную пыль» (ч. 4, гл. 21).
В первых двух случаях ситуация понятна ― речь идёт о моросящем дожде, и, следовательно, читать надо не «изморозный дождь», но «измороСный дождь». С третьим случаем положение иное, поскольку «морозной пыли» предшествует сообщение, что Мишка Кошевой и Алексей Бешняк «таились в ярке возле покинутого обвалившегося колодца, вдыхая разреженный морозом воздух».
Становится ясно, что в первых изданиях «Тихого Дона» и «изморозный» в значении «изморосный», и «морозный» в значении «морозный» одинаковым образом писались через «З».
Такая орфография противоречила правилам, достаточно сослаться на написание в «Толковом словаре» Вл. Даля. Тем не менее, «изморось» через «З» ― не выдумка Шолохова.
Андрей Белый, роман «Серебряный голубь», Москва, издательство «Скорпион», 1910 год:
«(…) изморозь дышала на него своей пылью: вокруг изморозь крутилась ― всё пространство (…) казалось, плясало в слезливом ветре (…) А окрест ― мразь да грязь: плясал дождик, на лужах лопались пузыри (…)» (с. 73 ― 74);
«А изморозь хлестала ― пуще да пуще (…)» (с. 81).
Сергей Есенин ― 1924 год:
«Я усталым таким ещё не был…
В эту серию морозь и слизь…»
Итак, написание через «З» ― установленный факт. Но А. Белый позволяет нам заглянуть ещё дальше, в корни орфографической, пусть и распространенной, но ошибки:
«А окрест ― мразь да грязь: плясал дождик, на лужах лопались пузыри (…)» (с. 81).
«(…) бешенней дождливая заметалась мразь (…)» (с. 77).
Логично предположить, что основание ошибки ― псевдоисторическое, а именно, построение ложного уравнения:
Мразъ ― мороз ― изморозь
Мразь ― морозь ― изморозь
Затруднений с чтением «изморозь», как изморось, естественно, не возникало ― на конце слова любой звонкий согласный оглушается. Затем вступали в действие навыки исторической орфографии: морозь ― морозить вполне соответствовало паре мороз ― морозить.
Истина, однако, в том, что церковно-славянского МРАЗЬ не существует. «Мразь» ― слово сугубо русское, диалектное (костромское, тверское, ярославское), и значит вовсе не «мелкий дождь, ситничек», а «мерзость».
Переводя «Тихий Дон» на новую орфографию, Шолохов хорошо справился со словом «морозил», потому что рядом стоял «изморозный дождь». Ещё проще было, когда глагол вовсе отсутствовал: «изморозный дождь» ― не «град», понятное дело, а «изморосный дождь». А вот с «Ледяным походом» затычка вышла…
А вы сами попробуйте чужой роман без ошибок переписать, чтобы получилось, как у Автора:
«Накапливались сумерки. Моросило. От устья Дона солоноватый влажный подпирал ветер».
Таинственный спутник
Среди множества вымышленных персонажей (начиная с главных героев) в романе действуют и исторические лица: Каледин, Корнилов, Краснов, Алексеев, Подтёлков, Лукомский… В двух эпизодах появляется император Николай II: в первом он вручает георгиевскую медаль Кузьме Крючкову; во втором ― последний раз в жизни покидает здание Ставки в Могилёве. Свидетелем этого последнего события становится Евгений Листницкий:
«Бледнея, с глубочайшей волнующей яркостью воскресил он в памяти февральский богатый красками исход дня, губернаторский дом в Могилёве, чугунную запотевшую от мороза огорожу и снег по ту сторону её, испещрённый червонными бликами низкого, покрытого морозно-дымчатым флёром солнца. За покатым свалом Днепра небо крашено лазурью, киноварью, ржавой позолотой, каждый штрих на горизонте так неосязаемо воздушен, что больно касаться взглядом. У выезда небольшая толпа из чинов ставки, военных, штатских… Выезжающий крытый автомобиль. За стеклом, кажется, Фредерикс и царь, откинувшийся на спинку сиденья. Обуглившееся лицо его с каким-то фиолетовым оттенком. По бледному лбу косой чёрный полукруг папахи, формы казачьей конвойной стражи.
Листницкий почти бежал мимо изумлённо оглядывавшихся на него людей. В глазах его падала от края чёрной папахи царская рука, отдававшая честь, в ушах звенел бесшумный холостой ход отъезжающей машины и унизительное безмолвие толпы, молчанием провожавшей последнего императора» (ч. 4, гл. 10).
В этом фрагменте сразу бросаются в глаза пушкинские реминисценции: «унизительное безмолвие толпы» имеет своей причиной «Бориса Годунова» ― «Народ безмолвствует», а сцена бега Листницкого, со звоном молчания в ушах и видением императорской руки, отсылает к «Медному Всаднику» ―
И он по площади пустой
Бежит и слышит за собой ―
Как будто грома грохотанье ―
Тяжёло-звонкое скаканье…
Но бедный, бедный мой Евгений…
Увы! Его смятенный ум
Против ужасных потрясений
Не устоял. Мятежный шум
Невы и ветров раздавался
В его ушах…
Простерши руку в вышине,
За ним несётся Всадник Медный
На звонко-скачущем коне…
Заметим, что, в отличие от поднятой руки Петра I, рука Николая II падает. Отметим и ещё один момент многозначительного сходства: Листницкого зовут Евгений! Это то, что касается литературной истории[2].
Что же касается истории, то и эта сторона не вызывает нареканий: Ставка русского Верховного Главнокомандования находилась в Могилёве; неделю, следующую за отречением, Николай действительно провёл в Ставке (прибыл в Могилёв вечером 3 марта и отбыл навсегда 8 марта 1917 года); среди сопровождавших императора лиц находился отец обер-гофмейстерины Нарышкиной, министр двора и уделов, канцлер Империи граф Владимир Борисович Фредерикс, прозванный при дворе «Щелкунчиком» (Nussknacker) и переживший своего императора на 9 лет. Правда, вскоре после прибытия в Могилёв Фредерикс исчез и был обнаружен (и арестован) лишь спустя несколько дней в Гомеле. Тем не менее в Ставке он был. Это факт.
Вообще Фредерикс в качестве спутника царя личность известная, а после «Заговора императрицы» П. Е. Щёголева ― А. Н. Толстого даже популярная. Например, его видел во сне Остап Бендер: «Государь-император, а рядом с ним, помнится, ещё граф Фредерикс стоял, такой, знаете, министр двора» («Золотой телёнок», ч.1, гл. 8).
Но всё-таки одно недоумение остается ― дело в том, что в первой (журнальной) публикации «Тихого Дона» императора сопровождал не Фредерикс, а Дитерихс.
Опечатку видеть здесь вряд ли возможно. Во-первых, и наборщики, и машинистки практически всегда заменяют незнакомое слово более известным, а Фредерикс, несомненно, был более известен. Во-вторых, невозможно представить себе такое написание фамилии Фредерикс, чтобы её можно было спутать с «Дитерихс»: строго говоря, совпадает в этих двух фамилиях лишь последовательность трёх букв ― «-ери-». Поэтому, в имени «Дитерихс» следует видеть ошибку Авторского текста. Именно ошибку, поскольку никакого Дитерихса в феврале-марте 1917 года в Ставке не было.
А был ли сам Дитерихс?
В советской литературе существует ещё одно произведение, в котором упоминается этот загадочный человек ― роман Дмитрия Нагишкина «Сердце Бонивура». В романе описываются трудные дни 1922 года на Дальнем Востоке и, в частности, последний правитель Белого Приморья. Нагишкин его по имени-отчеству так до конца романа и не называет, но сообщает о нём следующее (в главе 12-й «Рождение диктатора»):
«Генерал Дитерихс, бывший в том возрасте, который из вежливости называют преклонным, в революции потерял всё».
Надо полагать, видимо, что речь идёт о сенильном старце, тем более, на следующей же странице Нагишкин прямо пишет: «выживший из ума старый Дитерихс…».
Сколь же велико будет наше удивление, когда Гэй Ричардс в своей книге «Охота на царя» при имени Дитерихс сочтет нужным добавить: «в период 1-й мировой войны он одно время был самым молодым генералом русской армии…»[3] Действительно, ну и генералы были ― выживший из ума старик ― самый молодой! Ничего нельзя понять…
Кто же он был на самом деле, этот молодой старик?
Генерал Михаил Константинович Дитерихс родился в 1874 году, так что Нагишкин мог позволить себе не бравировать чрезмерной вежливостью ― в 1922 году генералу Дитерихсу не было и 50. Был он молод и в годы первой мировой ― к началу с войны ему исполнилось 40. А. А. Брусилов, приняв командование Юго-Западным фронтом, характеризует его как генерала «очень способного и отлично знающего своё дело». Был он заметной фигурой и в гражданскую войну: в 1918 принимает участие в чехословацком выступлении во Владивостоке, затем получает назначение начальником штаба ген. Я. Сырового; после ухода генерала Р. Гайды назначается командующим Сибирской армией, а затем, после отставки Лебедева, становится главнокомандующим фронтом и начальником штаба Верховного Правителя. Впрочем, вскоре на Дитерихса возлагают ответственность за неудачи на фронте, отрешают от должности и назначают на его место ген. Н. П. Сахарова. Дитерихсу же поручают возглавить следственную комиссию по делу об убийстве царской семьи. Вместе с комиссией он отступает из Сибири, добирается до Харбина, оттуда едет во Владивосток, где публикует двухтомное собрание материалов «Убийство царской семьи и членов Дома Романовых на Урале» (Владивосток, типография Военной академии, 1922). Во Владивостоке же он избирается (после падения правительства братьев Меркуловых ― так называемого «чёрного буфера») единоличным Правителем Приморья и Воеводой Земской Рати. Он объявляет «крестовый поход» на Москву за восстановление на престоле «законного хозяина Земли Русской, помазанника Божия из Дома Романовых», но 25 октября 1922 года на борту японского миноносца покидает Владивосток. Из Японии он направляется в Китай, где становится во главе Восточного отделения Русского Обще-Воинского Союза (РОВС). В 1937 году генерал Дитерихс скончался